Княгиня Евдокия 5 (СИ)

Глава 11

— Ой, какая же ты беленькая! — в который раз воскликнула дочка Стефана, складывая пухлые ручки в молитвенном жесте. — Так и хочется тебя потрогать, — добавила она и осторожно погладила Евдокию по плечику.

Дуня быстро притянула девочку к себе, чмокнула её в пухлую щёчку и сказала:

— А ты мне кажешься сладенькой! Так бы и зацеловала!

Девчонка засмеялась, шутливо попыталась вырваться, но тут же прильнула обратно:

— В эту щёку ещё не целовала! — заявила она, поворачиваясь боком.

Евдокия обхватила маленькую господарыньку и, расцеловав в щёчки, носик и глазки, выпустила. Девчонка разомлела, прижалась к боярышне и затихла.

Маленькая Елена Стефановна покорила русское посольство с первых дней — и всё благодаря её непосредственности. В день приезда, когда её отец с мачехой встречали царевича, она, не дождавшись окончания затянувшихся приветственных речей, выскочила вперед с возгласом:

— Леля! — и остановилась перед Евдокией, смотря на неё с благоговейным восхищением.

Стефан сердито посмотрел на няньку Елены, потчующую дочь старыми сказами о прошлых богах. Та побледнела, попятилась назад, а потом как в омут ринулась за девочкой, намереваясь её оттащить от гостьи. Все были в великом смущении.

Представители церкви хмурились, местные бояре супили брови, а стоявшие в стороне иноземные гости кривили губы, получив доказательство варварства местных. Мало того, что Стефан, по их мнению, еретик, так ещё и язычник!

А Евдокия удивлённо подняла брови, не сразу сообразив, что её приняли за дочь Лады, юную богиню любви и красоты Лелю. Она-то в дороге вспоминала больше греческих богов, думая, что они могут быть затронуты в беседе на предмет истории при дворе Стефана, а тут надо же!

Девочка остановилась перед боярышней в шаге от неё и смотрела как на чудо. Евдокия наклонилась к ней, заглянула в глаза и спросила:

— А ты солнечный лучик, что решил осветить мрачные стены в день нашего приезда?

— Я?

— Рядом с тобой тепло на душе и хочется радоваться, — пояснила Дуня, давая время девочке и остальным понять, что её хвалят и что ничего страшного не произошло.

— Я не знаю, — смутилась Елена. — Я обычная.

Евдокия улыбнулась и заговорщически спросила:

— А ладошки у тебя тёплые?

Елена подняла руки и показывая их боярышне, ответила:

— Горячие! Они у меня всегда жаром пышут.

— А у меня ледяные, — пожаловалась Дуня. — При въезде в город мы перестали топить печку и сразу стало холодно.

— Так я тебя согрею! — девочка обхватила своими ладошками её руки и жарко подышала на них.

— Покажешь мне свой замок? — спросила Евдокия — и Елена сразу же потянула её ко входу, выпустив из своего захвата только одну руку, чтобы не мешать идти гостье. Свою няньку она игнорировала, а та держалась рядом, опасаясь смотреть на господаря.

Боярышня всем улыбнулась, поклонилась Стефану и его жене, и последовала за маленькой господарынькой. Аграфена и жёнки поспешили за Евдокией.

Жена господаря Мария успокаивающе погладила мужа по руке и ушла вслед за гостями. Мужи постояли, а потом кто-то смешливо фыркнул и все захохотали.

— Вот же ж! — мотнул головой Стефан и белозубо улыбнулся, приглашая остальных гостей в дом.

Елена же с первого дня старалась не отходить от Евдокии. Ей нравилась не только боярышня, но и прибывшая с ней старая монахиня и все жёнки посольства. Аграфена на ночь глядя объяснила внучке, что девочка тоскует без матери и устала переживать за своё место при отце. А тут именно к ней приехало посольство и любить будут именно её, а не братьев или сестёр.

— Дуня, ты не обольщайся, — шепотом наставляла её Аграфена. — Елену Стефановну привлекла не твоя красота, а общее впечатление.

— Бабуль, да я понимаю, что не первая красавица. Одёжа у меня такая, что любая в ней будет неотразима.

— То да, но ты мне ответь, какими тебе показались люди при дворе Стефана?

— Э-э-э… — растерялась девушка, но бабушка ждала ответа. — В общем?

— Да.

— Ну-у, много чернявых… — Дуня вопросительно посмотрела на монахиню, но та жестом показала, чтобы внучка продолжала: — …лихие, бойкие. Наверное, безудержные в веселье и бою. От них ожидается напряжение в эмоциях.

— Согласна, продолжай.

— Бабуль, это лишь мои впечатления и всё может оказаться не так. У нас шальных тоже навалом, а по виду тихони. Или взять тех же скандинавов, те ещё отморозки!

— Сколько раз просила тебя не выражаться! И тем не менее, ты восприняла местных такими, как сказала. А теперь подумай, какими они могут воспринимать нас?

— Хм, пожалуй, нас посчитают неспешными, дружелюбными, не жадными… добрыми?

— Вот ты и ответила, почему к тебе тянется девочка. Ей не хватает тепла, а ты видимое олицетворение её понимания любви. Все мы кажемся ей добрыми, потому что у нас мягкие черты лица и глаза завораживающего для них цвета. А ещё у нас не принято повышать голос.

— Ой, вот тут ты права! Тут жёнки постоянно срываются на крик, когда сердятся. Даже боярыни… хм, пожалуй, они не кричат, но взгляд у них такой, что пробирает до костей.

— Тёмноокие и густобровые, — согласно кивнула Аграфена.

— Ну-у, не знаю, — покачала головой Евдокия. — У нас татарские девы тоже кареглазые, но ведьминского накала в них нет. Их к сердцу прижать хочется, а не…

— Дуня! Ты думай, что говоришь! Какие ведьмы?

— Прости, бабуль! Я имела в виду, что…

— Да поняла я, — заворчала Аграфена. — Сама виновата, что затеяла такой разговор. Но ты поняла, почему девочка тянется к тебе?

— Поняла, бабуль!

— Не отталкивай её…

— Да я и не…

— Но сильно не давай привязаться. Помни, ей Мария Борисовна станет матерью. Смотри, не стань помехой!

Евдокия согласно покивала. Ей Елена очень понравилась и хотелось для неё счастливого будущего. Но не привязывать и самой не привязываться не получалось. Будущая царевна оказалась очень умненькой и интересной собеседницей, добросердечной по нраву и ответственной. И вот в Сучаве они гостят уже третий день, и Елена поутру вновь прибежала к Евдокии.

Погода не благоволила. Зима на землях Стефана была какой-то мягко-липкой, сырой и промозглой. По замку гуляли поющие сквозняки, по полу тянуло стылой мерзлотой, а запах чадящих свечей перекрывал собою тяжелые парфюмерные ароматы дам, всепроникающую туалетную вонь и едкий дух лошадиного пота. Все это не в укор хозяевам замка, о чистоте здесь пеклись со всем усердием, но без водопровода и канализации даже Золушка не добилась бы свежести. Если только не выселить всех обитателей крепости, не убрать со двора конюшню и скотный двор, но тогда и крепость не нужна…

Единственное, за что упрекнула бы Евдокия хозяев, так это за свободно разгуливающих по замку собак. Прогулка дозволялась только любимчикам господаря, но животные ежедневно гадили где попало, а убиралось это только, если обнаруживалось.

Евдокия уже на следующий день своего пребывания в замке передала старшей жёнке Надежде деньги, чтобы та собрала местную прислугу и заняла их уборкой. Весь гостевой коридор вымели и вымыли, а при входе поставили стражей, чтобы те не пускали собак и следили за сохранностью светильников, коими заменили бесполезные факелы.

При дворе Стефана посмеялись, что гости боятся псов, но быстро утихли. Уж больно неловкая выходила ситуация из-за произведённой дополнительной уборки. Тем более бегающая к гостям Елена при всех сказала, что там, где живут московиты, приятно пахнет.

А цилиндрические светильники со стеклянными вставками стали предметом зависти знати, и все надеялись, что гости оставят их там, где расположили. Запах же, который понравился Елене, был хвойным: по велению Евдокии несколько веток было закреплено на держателях для факелов, и они насытили пространство своим ароматом.

К сожалению, большего для комфорта ничего сделать нельзя было. Во всех комнатах топили круглосуточно, чтобы тепла хватало для тех помещений, где не было камина, но сквозняки всё одно выдували. И всё же Елена говорила, что у гостей теплее, чем у неё. Евдокия умалчивала, что их посольство доплачивает слугам за дрова, быструю доставку горячей воды и, конечно же, за сплетни.

— Евдокия, ты обещала показать маленьких летающих ангелов, — напомнила девочка, заглядывая боярышне в глаза.

— Это маленькое чудо есть у царевича, — таинственно прошептала Дуня. — Он хотел подарить тебе эту игрушку. Неужели ещё не подарил?

Елена отрицательно замотала головой.

— Наверное, робеет, — задумчиво предположила боярышня и девочка удивлённо раскрыла глаза.

Она ужасно стеснялась Иван Иваныча. Он ей казался грозным и прекрасным. Орлиный взгляд рюриковичей не вязался у неё с простоватыми на вид русичами, и Елена замирала перед ним, как кролик перед удавом.

— Не может быть, — выдавила из себя господарынька, — он такой… такой… — она опустила глаза и залилась румянцем.

— Он грозен с врагами, строг с поданными, но к жёнкам добр, а к тебе ласков и очень боится тебя ненароком обидеть.

— Да?

— Ты потом сама это увидишь.

— А это хорошо, что он ко всем жёнкам добр?

Евдокия задумалась, прежде чем ответить.

— У нас все мужи по добру относятся к жёнкам. Они великодушны и стараются не пугать нас грозным взглядом или воинственным видом. Наша царица очень много сделала, чтобы укрепить уважение мужей к жёнкам, а Иван Иваныч показывает достойный пример отношения к противоположному полу.

— Вот как? А правда, что у вас раньше жёнки были во главе семьи?

— Может, где и были, — неуверенно согласилась Евдокия. — Наша земля собрана из разных общин и не раз рассыпалась, собиралась обратно и вновь расходилась на кусочки. Сейчас отец Иван Иваныча создаёт большое государство, и Мария Борисовна со своими боярынями во всем помогает ему. Всем работы хватает, а спорить о главенстве нам некогда. Без мужа как без рук, без жены — что без ума.

Елена смешливо фыркнула, а Евдокия потянула девочку на выход. Арина уже убежала предупредить царевича, что внизу в зале его будут ждать с подарком дочь господаря и боярышня. Перед выходом Дуня накинула на плечи девочки соболью шубу.

— Что-то ты легко одета, — покачала она головой. — Негоже невесте нашего царевича мерзнуть.

— Я ещё не невеста, — пробормотала Елена, пытаясь щекой ощутить мягкость меха. — Отец сомневается. Ему нужен союз против осман, а царь Иоан вельми осторожен. Вот если бы он согласился…

— Елена, у каждого государства есть свои враги, и осторожность нашего царя оправдана. Мы могли бы бросить все силы для помощи твоему отцу, но тогда ты станешь женой царевича разоренного государства. Ты готова сидеть на руинах в нищете?

Девочка захлопала глазами, впервые подумав о том, что, пробуя протолкнуть интересы отца, она ослабляет свой будущий дом и подвергает опасности будущих детей. Евдокия буквально видела, как этот ребёнок смотрит вперёд, чувствуя свою ответственность перед своими потомками.

— Твой отец — сильный правитель, и тебе не надо беспокоиться о нём. Он будет рад, если ты станешь счастливой, а союзы… они создаются и распадаются, чтобы вновь создаться, потому что обстановка меняется. Ты же выходишь замуж один раз и навсегда.

Елена слушала Евдокию, хмуря широкие брови. Они у нее норовили срастись, но чья-то ловкая рука выщипывала их.

— Мне всегда говорили по-другому, — тихо произнесла девочка. — Отец — всему голова, и я должна всегда в первую очередь думать о нём и его интересах.

— Все так, но тебе придется найти в своём сердечке уголок для мужа, и вы вместе с ним станете не только сыном и дочерью для своих родителей, но ещё мужем и женой, отцом и матерью для своих детишек.

— Ох, как же всё это вместить в себе? Хватит ли моего сердца для любви на всех?

Евдокия засмеялась и уверено произнесла:

— Конечно, хватит! Пойдем же скорее, а то неловко будет, если царевич нас уже ждёт.

За боярышней и дочерью Стефана последовала целая вереница женщин, но оттого было только веселее. Они шумной толпой заполонили большой зал, заставляя обратить на себя внимание находящихся там людей.

Евдокия увидела Курицына, разговаривающего с каким-то важным незнакомцем, парочку иноземцев, местного боярина со своими людьми и охрану. Все они жадно смотрели на роскошную шубу, которую Елена придерживала на плечах.

Не успела Дуня выбрать окошко, где можно было бы остановиться, не боясь сквозняка, как в зал вошёл царевич с сопровождающими. Позади него шёл дядька Никифор Пантелеймонович, держа в руках ларец. Царевич неспешно подошёл к вспыхнувшей маковым цветом Елене, поздоровался. Та гордо вскинула голову, но смущение помешало ей ответить, и Дуня помогла:

— Иван Иваныч, я рассказала хозяюшке этого замка о чудесном подарке, который ты приготовил для неё.

— У меня много подарков для моей будущей невесты, но ты имела в виду эту игрушку?

Никифор Пантелеймонович подал царевичу шкатулку, и он поставил её на столик.

— Открывай! — обратился он к девочке. Та закусила губу, вопросительно посмотрела на царевича, он ободряюще ей кивнул. Тогда Елена повернулась к столику и… вновь обернулась к Иван Иванычу.

— Что же ты? — мягко спросил он у нее. — Хочешь, вместе откроем?

Елена кивнула, но тут одна из присоединившихся ко всем дама фыркнула, и девочка отказалась:

— Я сама.

Царевич ожёг взглядом появившуюся знатную даму, что успела состроить ему глазки, а Евдокия с другими жёнками быстро вытеснили её за круг. Та хотела было возмутиться, но жёнки встали плотно, а Арина картинно принюхалась и чихнула со всем презрением.

— Еленушка, поверни ключик, — наклонившись к ушку девочки, посоветовал царевич, а потом и вовсе обхватил своей рукой её пальцы. — Вот так… когда что-то делаешь вместе, то завсегда проще.

Елена не смогла ничего ответить и только взгляд выдавал её волнение.

— А теперь давай собирать подарок, — с улыбкой произнес Иван Иванович, видя недоумение в глазах девочки.

Он быстро разложил детали позолоченного деревца, подноса и крутящейся вертушки с подвесными ангелочками. Это был вариант самой первой игрушки, которую они с Дунькой заказали у кузнеца много лет тому назад.

— Ставь свечи и зажигай, — велел царевич, отдавая инициативу будущей невесте. Та все исполнила и посмотрела на него.

— Ты на игрушку смотри, — посоветовал он ей, и та как раз начала работать. Верхушка раскрутилась от поднимающегося вверх тёплого воздуха, подвешенные к ней невесомые ангелы начали движение и, задевая бубенцы, расположенные на древе, заиграли в длинные трубы.

— Ах! — воскликнула Елена и захлопала в ладоши. — Какая красота!

Присутствующие приблизились, чтобы разглядеть, чем восхищается дочь Стефана. Жёнки расступились и многоголосое «ах» повторилось. В зале уже было намного больше народа, чем когда сюда пришла Елена с боярышней из русского посольства.

Евдокия тоже отошла, позволяя остаться царевичу с дочерью господаря вдвоём посреди людей. Они сразу почувствовали, что на них смотрят и Иван Иваныч ободряюще посмотрел на девочку, а та выпрямилась, чтобы показать, какая она взрослая. Вот только накинутая поверх плеч шуба соскользнула и упала бы, если бы царевич не удержал её.

— Что же ты не надела её? — тихо спросил он.

— У меня рукава и… — прошептала Елена, показывая рукава в форме крыльев и накинутый на плечи суконный плащ без рукавов.

Царевич со вздохом произнёс:

— Эх ты, держи-ка, — он снял с себя фибулу, и подхватив полы шубы, скрепил их на груди Елены. — Вот так тебе легче будет удерживать её.

Девочка смущённо посмотрела на подарок. Брошь в виде птицы была усыпана лалами, а Иоан отдал её запросто, не жалея. Она крепче сжала полы шубы, показывая, что теперь точно не потеряет ни шубу, ни его дар.

— Вот и молодец, — похвалил он её, и Елена выпала из галдящей чайками толпы. Она мысленно повторяла его слова «вот и молодец» раз за разом, наслаждаясь той теплотой, что испытывала, слыша их. Не заметила, как нянька увела её к себе, выговаривая за нескромность. И только когда та сняла с неё шубу и понесла вон, очнулась, закричала:

— Не трожь! То моё!

— Да я только госпоже Марии показать, — принялась оправдываться женщина.

— Пусть приходит ко мне и смотрит, а ты не трожь!

Евдокия проводила взглядом Елену и одобрительно улыбнулась Иван Иванычу. Она знала, что девочка ему не показалась ликом. Пухлые щечки были милы, но с возрастом грозили повиснуть, притянув к себе прозвище «хомячьи щечки». Яркие дуги бровей были излишне яркими. Но при всем этом Елена выглядела миловидной, по-своему очаровательной. У неё был аккуратный носик, прелестные губки, завораживающие своей глубиной глаза, а брови… их можно сделать потоньше и не такими довлеющими над лицом. И сразу заиграют черты лица, которые были близки к правильным. Ну, а щёчки… так это тоже самое, как лопоухость. Кто-то насмешливо высмеет, а кто-то налюбоваться не может и при взгляде на это чудо умиляется всю жизнь.

Но в любом случае внешность Елены отходила на второй план, стоило ей оживиться. Ее лицо было чрезвычайно выразительно и было уже неважно, насколько она красива. Вот на это обратила внимания Евдокия, когда разговаривала с царевичем.

— Ты посмотри, сколько в ней жизни и огня! Сейчас она по наивности отдаёт тебе всё за одно твоё ласковое слово, но стоит ей подрасти и увидеть, какими глазами на неё будут смотреть другие мужи, то…

— Какие другие? Ты о чём вообще?

— А ты думаешь, что если жена за мужем, то на неё никто не смотрит? — провокационно фыркнула Евдокия. — Неужто не видел, как за одну улыбку твоей матери многие бояре готовы в лепёшку расшибиться? Им не нужна награда, а только обогреться её добрым взглядом и знать, что она улыбается именно им.

Иван Иваныч засопел, но понимающе кивнул.

— От тебя не требуется изображать из себя влюбленного голубя, но проявить вежливость и показать, как ты можешь беречь свою суженую, стоило бы. А пока суть да дело, присмотреться к другим знатным девушкам и сравнить. Быть может, это поможет тебе лучше увидеть, за какое сокровище мы тут бьёмся.

Царевич, оставаясь один, обдумывал Дунины слова и находил им подтверждение. Нравы при дворе Стефана были своеобразными. На виду боярышни блюли себя строго, а при случайных встречах наедине некоторые довольно открыто предлагали себя в надежде, что он женится или хотя бы щедро одарит их. Но это уж Фёдор Васильевич приучил знатных дам к подаркам, а царевич не собирался никого брать в постель в доме Стефана.

А сейчас он впервые близко пообщался с Еленой и даже не заметил, как попал под её обаяние. Во всяком случае он расстался с брошью с радостью и ещё что-нибудь бы подарил, лишь бы увидеть, как она на него смотрит. И только насмешливый взгляд Дуньки привёл его в чувство.

Он стер глупую улыбку со своего лица и оглядел зал. Все как раз расступились, впуская господаря и русского князя Юрия. За ними шли другие мужи. Евдокия приметила, что один из них держится рядом со Стефаном на равных.

Он был так же властен и источал энергию силы. У него были резкие черты лица, как у господаря, но телом он был сухощавее. Евдокия засмотрелась, пытаясь понять, чем же здешние правители схожи с Иваном Васильевичем или тем же Юрием Васильевичем и почему свои ей ближе. И, видимо, слишком задержала взгляд, потому что спутник Стефана посмотрел на неё в ответ. Евдокия вежливо склонила голову, опуская взгляд.

— Кто это? — спросил спутник Стефана у ближайшего боярина.

— Боярышня Евдокия, господарь Влад. Она приехала с царевичем, чтобы стать подружкой нашей Еленке. С ней её бабка, монахиня.

Боярин замолчал, ожидая, не спросит ли чего ещё Влад, но тот уже отвернулся и от него, и от боярышни. Боярин облегченно выдохнул и отошёл, а когда вновь посмотрел на валашского господаря, то рука сама собой потянулась перекреститься. Тяжёлый немигающий взгляд Влада был устремлен на засмеявшуюся колокольчиком боярышню.