Княгиня Евдокия 5 (СИ)

Глава 20

— Евдокия Вячеславна, слыхала ли? Твой Балашёв внуков нашёл! — выдала с порога Надежда.

Евдокия непонимающе посмотрела на неё. Она совсем недавно поднялась в свои покои и все ещё мысленно оставалась с князем. Если бы не толпа слуг, пришедшая готовить стол к вечернему пиру, то их свидание продолжилось бы.

Дуня тоскливо посмотрела на Надежду, уперлась взглядом в толстую стену дверного проема и подумала, как же здесь все нелепо устроено. Огромный дом, в котором все теснятся и невозможно найти уединения. А ещё здесь холодно и жутко из-за воющих сквозняков. Впрочем, ей грех было жаловаться! За подарочки в гостевых покоях топили круглосуточно и свечи в светильниках меняли по мере надобности. Местные считали это расточительством, но не топить было нельзя. А свечей у Евдокии был полный воз. Она брала их, чтобы не сидеть в темноте во время пути и в замке.

Да и чего не взять, если в имении стоит сотня ульев. Поставили бы больше, но посчитали, что пчелам не хватит кормовой базы. Помимо Дорониных много умников нашлось, кто по-книжному наученью домики для пчёл сколотили и искали место для их выпаса. И упал бы мёд с воском в цене, если бы Иван Васильевич не наладил вывоз излишков в иноземщину.

Евдокия же на продажу взяла только стекло и мыльные брусочки, а свечи для себя — и не прогадала!

— Боярышня, ты слышишь меня? Я говорю, что Кузьма Балашёв внуков нашёл!

— Внуков? Разве у него есть внуки? — переспросила Евдокия, думая о бабушке. Гонец передал, что она осталась там лечить людей, но Дуня переживала как бы Аграфена сама ни заболела.

— Так жёнка его выдала дочек замуж. Вот про одну он узнал, что она родила двух мальчишек, да только убили её вместе с мужем, а детишек продали. Но долго на нового хозяина они не работали. На него вороги напали, да побили, а мальчишки бежали. Шли по городам, побирались, работали, пытались стать холопами, но их никто не брал. Но сжалился бог над сиротами, и здесь их подкармливают за работу.

— Надо же, — покачала головой Евдокия. — То никого, а то вдруг два внука.

— Верный глаз у тебя, Евдокия Вячеславна. И как углядела-то? — польстила ей Надежда, зная от других, как боярышня указала на сходство воя с отроком. — Старший-то лишь немного похож на Кузьму, а младший вылитый он. Уж мы все прослезились, когда увидели их вместе.

— М-да, пути господни неисповедимы. А ведь Кузьма верил, что его бог ведёт.

— Твоими ручками привёл, — Надежда произнесла это задумчиво, как будто сама была удивлена своим выводом.

— Я тут ни при чём! Это мой дед взял Балашёва на службу и неожиданно для всех приставил ко мне. Сама знаешь, что обычно людей годами проверяют, а тут…

— Ну да, ну да, наслышана, — всем своим видом показывая, что осталась при своём мнении, Надежда проводила боярышню до покоев Елены Стефановны и открыла дверь в покои.

— Дунечка, ты где была? Я уже проснулась! — отпихивая няньку, звонко закричала девочка.

— Вот и хорошо, вот и умничка!

Боярышня прошла, взяла гребень и начала расплетать растрепавшуюся косу девочки.

— Я сейчас заплету тебя по-особенному. Будет очень красиво, — пообещала она ей.

Евдокия возилась с волосами Елены и мурлыкала детскую песенку про зиму. В замке ворчали, что московиты привезли с собой снежную зиму, а боярышне нравилось, что вокруг всё белым-бело. Она понимала, что местные не привычны даже к лёгким морозцам и тем более к сугробам, а тут минусовая температура держится и держится…

«Кабы не было зимы в городах и селах…» — в последний раз спела Евдокия и оглядела заплетённую косу.

— Ещё! — потребовала девочка, когда боярышня закрепила на косе накосник. — Ты пела… ла-ла-ла-ла-ла, я тоже так хочу!

— После я разучу её с тобой, а сейчас нам пора идти.

— Хорошо, но ты обещала! — господарынька строго посмотрела на Евдокию, и та склонила голову.

Покрутившись и спросив у своих ближних, как им её коса, девочка взяла за руку боярышню и они вместе отправились пировать. По секрету Елена обмолвилась, что отец ждёт не дождётся поста, чтобы сменить еду на столах и убрать музыкантов.

Евдокия вежливо промолчала. Кормили сытно, но без излишеств, даже скромно. Еда никак не подходила для пира, хотя на столе стояло вино, гостей развлекали музыкой и были танцы. В Москве вино стоило дорого и посольские на пиру Стефана налегали на него, но только в первые дни. Сейчас же все предпочли бы поесть от пуза, а то вроде не голодно, но как-то пустовато в животах.

И услышать от дочери Стефана, что тот устал кормить гостей, было неприятно.

Евдокия не знала, чем отдаривались за гостеприимство другие гости, но царевич привёз в дар золотые кубки с чашами, меха, жемчуг, мёд. А за постой своей дружины сгрузил кухне несколько возов солёной семги, дюжину бочонков кедрового масла, несколько огромных кругов сыра, бессчётно вяленого по-особому мяса, которое не стыдно на царский стол подать. Но ничего из этого гостям не выставили, и Евдокия подозревала, что съедобные дары были обращены в серебро.

— Дунечка, я как представлю, как все удивятся нашей горчице и сладостям, так танцевать охота, — возбужденно блестя глазками, поделилась Елена.

Все сопровождавшие улыбнулись, а одна из ближних господарыньки заворковала:

— Ох и наградил тебя бог умом! Это ж надо взять и придумать, как самим иноземную приправу сготовить! Господарь будет горд тобою. Не от каждого сына есть столько пользы отцу, как от тебя.

Елена расцвела от похвалы, а потом посмотрела на Евдокию, смутилась и бросила недовольный взгляд на похвалившую её жёнку. Та скромно опустила глаза, поняв, что невовремя взялась воспевать ум и хваткость маленькой хозяюшки.

За стол уселись в устоявшемся порядке. Евдокия тяготилась чужим разношерстным обществом, а местные дамы цвели от оказываемого внимания.

— Смотрите, сколько горчицы! — воскликнул один из гостей, указывая на длинный ряд плошек. — Неужто торговый обоз приходил? Это Дижонская или английская?

Евдокия с интересом прислушивалась к разгорающемуся обсуждению горчичного ассортимента. Кто-то упомянул римлян и перечислял внушительный список специй, который они смешивали с горчичными зернами. Там не только пахучие травки и семена отметились, но и печёный лук, мёд, рыбный соус, изюм. Римские повара, оказывается, были богаты на фантазию. Оставалось удивляться почему присутствующие здесь вельможи не попробовали воспроизвести старые рецепты в своих хозяйствах.

— Уж сто лет действует запрет на добавку в горчицу всякой ерунды, — сурово оборвал разошедшегося гостя его сосед.

— Римляне не дураки были пожрать и знали толк в еде!

— А я говорю, что не может называться горчицей горчица, если туда напихали бог весть чего. В настоящей горчице ничего лишнего быть не должно, и вот это, — зануда показал на выставленные плошки, — что угодно, только не дорогостоящая приправа!

Евдокия с удовлетворением заметила, с какой неприязнью Елена и её отец посмотрели на этого знатока. Этот гость на корню пытался срезать замысел господаря стать новым изготовителем и продавцом самой популярной приправы. Но Евдокия решила, что пусть Стефан сам с ним разбирается, а она с интересом смотрела, как опустошались плошки с горчицей. Остроты в ней особой не было, и её густо мазали на всё: на мясо птицы, хлеб, пареные овощи и даже на яблоко.

Гости начали подсчитывать доходы от продажи горчицы и лицо сидящей напротив Евдокии Катарины скривилось.

— Торговцы, а не воины, — фыркнула она, но в этот раз поддержки не нашла. Все нуждались в деньгах и каждый примерял на себя интересную возможность заработать.

Стефан криво улыбался, слушая, как гости считают его доходы. Елена вдохновенно рассказывала ему, как готовила с боярышней горчицу и сладости, которые вскоре подадут, а он одобрительно кивал ей. Пересекшись взглядом с Евдокией, он чуть склонил голову, благодаря её.

Она хотела улыбнуться в ответ, но заметила, что царевич посмотрел на нее с укоризной. Ему явно было жаль идеи с горчицей. Евдокия жалобно посмотрела на него, а сама стала придумывать оправдание, почему так поступила. Конечно, надо было раньше думать, но решила упирать на то, что на Руси в обиходе другое горчичное зерно*. Здесь оно беленькое и не горчит, а перцовость нежная. С тем же хреном по жгучести не сравнится.

Найдя себе оправдание, Евдокия обратила внимание, что съела намного больше, чем обычно. Со специями здешнее мясо проскочило легче. То-то на неё косятся местные дамы, считающие, что женщинам, а особенно девицам, мясо есть неприлично. И Дуня поверила бы, но Елена просветила, что всё они едят, только у себя в комнатах. Оставалось только удивляться, зачем так усложнять себе жизнь.

На какой-то миг Евдокия подумала, что женская часть замка проигнорирует сладости, но никто не устоял и угостился. Более того, хвалили и накинулись с расспросами, как это повторить. Но тут Стефан всем дал укорот:

— То наша тайна, — весомо объявил он.

Гости одобрительно покивали и разговоры о новинках в еде сошли сами собой на нет. Евдокия насмешливо посматривала на звездочёта, гордо отказавшегося от сладкого. Более того, он попытался увлечь соседей разговором о чудесах света, отвлекая их от еды.

— Родосский колосс поистине огромен! — восклицал он. — Если умозрительно представить его целым, то видение затмит горы. Воистину, в древности умели строить, не чета нам!

— Сразу видать, что язык у тебя без костей, — неожиданно ответил ему сотник Юрия Васильевича. — Не знаю, для чего твоим предкам понадобилось возводить гигантского колосса, а у нас по сей день люди творят чудеса. Давеча на Оке храм поставили дивной красы в память о вставших на защиту Руси. Кто видел этот храм, тот душой воспарил. А ещё люд говорит, что многие связь времен почувствовали. Дедов вспомнили и о правнуках думы думали. Вот так, а ты бестолковым развалинам похвалу поёшь!

— Хм, не думаю, что тот храм столь же благолепен, сколь Софийский собор в Константинополе, — снисходительно ответил ему звездочет.

— В Константинополе мой пращур был, служил императору Комнину. О соборе вспоминал, как о величественном сооружении. Говорил, что человек рядом с ним что мошка. А я тебе говорю, что у нас строят так, что душа воспаряет в благоговении. Чуешь разницу?

— Ну что ж, хотел бы я посмотреть на твоё чудо, — усмехнулся Мартин.

— То чудо не моё, а для всех. Посмотреть же можешь на иконе, что наша монахиня привезла в подарок вашему монастырю. Съезди, попроси показать, авось не откажут.

Евдокии взгрустнулось: отец Варфоломей остался при новом храме и переписывает картины с видом храма. Одну из них Вихря назвал иконой, но это была самая настоящая картина, точнее, пейзаж с видом на храм.

Евдокия во время восстановления города делала наброски будущего храма и некоторые профессионально расписала красками, а отец Варфоломей всё сохранил и по окончании стройки открыл в себе талант копировальщика. Загорелся идеей прославить храм на весь мир и принялся за новую работу. К Дуниному удивлению, его порыв оказался востребованным, и выполненные им копии стали входить в список официальных подарков.

— Что ж, съезжу, посмотрю, — миролюбиво согласился звездочет. — Я слышал, что сейчас у вас строит Фиораванти. Это известный архитектор и я не удивлен, что он сумел построить вам храм. К сожалению, у себя на родине ему не доставались важные заказы, но у вас — другое дело!

Евдокия вспыхнула, услышав пренебрежительные слова о Фиорованти и унизительный подтекст о Руси, но Вихря опередил её с ответом.

— Не понимаю, о ком ты баешь.

— Он о зодчем говорит, что пушкарским делом в Москве занят и строит в Кремле, — пояснил княжьему вою Курицын.

— А-а-а, ну то в Москве… пусть там строит, — отмахнулся Вихря. — Храм же как воочию увидела наша боярышня Евдокия Вячеславна ещё будучи совсем девочкой. Увидела и ручкой своею на бумаге видение отобразила, а там уж попы с молитвою за дело взялись. Вот так.

Евдокия увидела устремленные на неё взгляды и изобразила всем видом, что всё пустяки. Её согрели слова воина, когда он сказал «наша боярышня». А так она видела, что большинство сочли слова воя если не лжой, то преувеличением, и только во взгляде дона Игнасия мелькнуло торжество. Как будто он с кем-то спорил и оказался прав.

Дуня приподняла правую бровь, ожидая разъяснений, но дон обольстительно улыбнулся, приподнял кубок и пригубил в её честь. Она ничего не поняла и решила больше не смотреть в его сторону. Однако напротив сидела Катарина и прожигала её злым взглядом, боярин рядом с нею облизывал толстые пальцы и масляно поглядывал то на Катарину, то на неё.

Евдокия повернула голову в сторону стола Стефана, но натолкнулась на Влада, наблюдающего за ней. Он был задумчив, немного отстранен, но не спускал глаз с неё. Евдокия заёрзала, чувствуя себя неуютно. Она не знала, как ей вести себя в таких ситуациях. Ей захотелось увидеть Юрия Васильевича, но он сидел на одной с ней стороне, и чтобы увидеться надо было отклониться назад или вперед. Конечно, она этого сделать не могла, не помешав соседу.

Евдокия опустила глаза, поняв, что не хочет ни на кого смотреть и была рада вошедшим в зал музыкантам. Гости оживились, разговоры закончились и многие начали выходить из-за стола.

Мария, жена Стефана, собралась уходить, и Евдокия обрадовалась. Теперь ей тоже можно было уйти к себе. Жёнки будут недовольны, потому что оставаться среди чужих без неё им невместно, но лучше поберечься. Она нутром чуяла нависающую угрозу, но никак не могла понять, с какой стороны прилетит.

— Отец, я хочу танцевать! — излишне громко воскликнула Елена, не пожелав уходить вслед за мачехой. — За мной есть кому присмотреть, — заныла она, кивая в сторону Евдокии.

— Коли так, — вздохнул господарь и многозначительно посмотрел на царевича, а потом на боярышню. Иван Иваныч понятливо кивнул, а Евдокии пришлось приложить руку к груди, показывая, что так же будет стоять на страже чести девочки.

Та подарила отцу быстрый чмок в щёку и счастливыми глазами посмотрела на царевича. Иван Иваныч понятливо хмыкнул и пригласил её встать первой парой в танце. Стефан только махнул рукой, не вспомнив, что дочь ещё слишком мала. Евдокию пригласил Курицын.

— Эх, грехи наши тяжкие, — проворчал он, вставая с боярышней четвёртой парой.

— Что, не любо тебе гусаком по кругу ходить? — насмешливо спросила Евдокия.

— Танцы — это неотъемлемый признак просвещения, — пафосно ответил ей Фёдор Васильевич, но со вздохом добавил: — Был бы я помоложе, а так…

Пары разошлись и выполнили определенные фигуры, прежде чем наново сойтись. При дворе Стефана жил учитель танцев и все считали, что без него невозможно научиться танцевать. Но большинство танцев было примитивно и требовалось всего лишь обладать толикой гибкости, чтобы изящно отклонить в нужный момент спину и величаво взмахнуть платочком. А так знай себе повторяй за всеми. Лишь парочка быстрых танцев требовали сноровки и подходящей одежды. Евдокия даже не пыталась скакать козочкой в своём облачении.

— Евдокия Вячеславна, чем тебе Мартин не угодил, что ты на него взъелась? — улучив момент, спросил Курицын.

— У меня встречный вопрос: Фёдор Васильевич, чем он тебе так угодил, что ты хлопочешь о нём?

— Он светоч и нам неплохо бы поучиться у него, а ты...

— А я возражаю ему, высказывая свою точку зрения и ты, Фёдор Васильевич зря принижаешь себя перед ним. Я читала твои посольские записки для Ивана Васильевича, и они выше всяких похвал. Твое умение излагать увиденное, свои мысли и выводы — прекрасны в своей простоте. А твой звездочёт не умеет говорить просто и понятно. У него на крупицу правды пуд лжи.

— Он весьма учён и ему трудно говорить с нами простыми словами, чтобы мы поняли.

— Фёдор Васильевич, я уже говорила, что между собою вы можете искать истину и смысл жизни, но людей не надо смущать. Они хотят спокойно жить, честно трудиться и видеть плоды своих трудов. Для этого потребно крепкое государство и общая идея для всех слоев населения. Когда-нибудь мы перерастём это и начнём ценить более возвышенные вещи, но не в ближайшие века.

— Эк ты хватила!

— Ты лучше подумай, что можешь сделать, чтобы освободить людей от примитивной работы, чтобы всякий мог сесть вечерком на скамью, посмотреть на звёзды и помечтать, а не упасть в постель от усталости.

— Это не связано…

— Связано, Фёдор Васильевич, очень даже связано!

Музыка стихла и пары разошлись. Иван Иваныч повёл Елену в музыкальный зал, Юрия Васильевича увлёк разговором господарь, а Евдокию перехватил Влад Дракула.

— Боярышня, а что скажет твой отец, если я посватаюсь к тебе? — огорошил он её.

Горчичное зерно — на Руси о горчице знали, и она у нас росла, но всяк её использовал по-своему. Кто-то лечил спину, делая «пластырь», кто-то спасался ею от лихоманки, ну а кто-то делал пищу острее или пробовал давить масло. Но у нас росла «дикая» горчица, и вкус у неё был своеобразный. В 18 веке нашу дикую горчицу скрестили с белой английской и получили зёрна будущей русской горчицы, которую мы все знаем.