Княгиня Евдокия 5 (СИ)

Глава 6

«А так хорошо день начался», — обречённо думала Евдокия, косясь на ругающихся бояр. Весть от присланного гонца: «Царевич сгинул!» — изменила всё. Евдокия только и успела подумать, кто ж такие новости дуриком выкрикивает, как посыпались вопросы:

— Как сгинул?

— Куда сгинул?

— Когда вернётся?

Гонец с выпученными глазами в страхе мотал головой, пока его не увели допрашивать. Царь сидел ни жив ни мёртв, Евдокия отчего-то сочла дурные вести недоразумением, а восклицания бояр начали меняться.

— Как же мы без наследника? — растерянно спросил у Думы Протасьич — и все загомонили с новой силой, а потом: — Где ж мы нового найдем при живой-то царице? — раздался голос из-за спины старика.

И этот вопрос послужил спуском лавины взаимных обвинений, предречения будущих бед и стенаний о том, что царь упёрся, не пожелав отправить пустую Марию Борисовну в монастырь, чтобы вдругорядь жениться и нарожать детишек полный дом.

Евдокия пришибленно сидела в огороженном закутке и молча страдала из-за злых слов. Бояре не зря шумели. Столько планов было завязано на спокойной передаче власти, на крепкой паре правящих людей, а теперь что же? Но каково сейчас Марии Борисовне и Ивану Васильевичу?

Боярышня отвернулась от подскакивавших с мест бояр и посмотрела на мертвенно-бледного царя.

Он словно окаменел, а его взгляд был страшен, и Евдокия поёжилась. Он сейчас напоминал безумца, готового рвать всех зубами. Боярам бы поостеречься выступать в такой момент, а они тычут его в самое болезненное место, едва только получили подтверждение своих опасений насчёт одного наследника. Как будто ранее не кивали согласно, что единственный царевич — благо.

Евдокия посмотрела на испуганного писца, постаравшегося спрятаться за стойкой. Похоже, он ожидал бунта и намеревался при первых же признаках сбежать. Рынды царя напряженно следили за орущими друг на друга боярами и были готовы к схватке. Священник куда-то утёк, иначе и не скажешь. Вряд ли со страху, поскольку на него никто не поднял бы руку, но, видно, новость жгла ему язык, и он побёг полоскать его.

Боярышня бросила взгляд на деда, ором доказывающего что-то Плещееву, но в общем шуме было не разобрать, из-за чего меж ними лай. Ей бы тихонько уйти, пойти к Марии Борисовне, утешить её, но Дуня вновь посмотрела на Ивана Васильевича — и её сердце сжалось.

Каково ему сейчас? Все почему-то забыли, что он не только царь, теряющий позиции, но и отец. А Иван Иваныч? Никто о нём ничего не сказал, не охнул плаксиво, не зарычал в ярости. А она сама? Почему она воспринимает новость, как дурную шутку? Не мог он сгинуть, ну никак не мог! И все-таки ей обидно стало за царевича. Он достоин того, чтобы глаза бояр загорелись отмщением! Евдокия подскочила, метнулась к брошенному на пол скомканному посланию, подняла, прочитала:

«Царевич сгинул во время охоты», — и недоуменно посмотрела на Ивана Васильевича. А потом потрясла перед его носом листком и возмущенно спросила:

— Так чего ж мы тут сидим? Искать надо. Если Иван Иваныча похитили, то каждый миг дорог.

В зале общий шум потихоньку затихал и все больше бояр устремляли свои взгляды на царя, спрашивая:

— Как искать? Гонец же сказал, что царевич сгинул!

— Я так понимаю, — Евдокия повернулась ко всем, — что за царевичем не уследили и он пропал! Оттого паника среди сопровождающих и такое бестолковое послание с заполошным гонцом.

Боярышня строго посмотрела на всех и наставительно произнесла:

— Нам же голову терять не след, нам Иван Иваныча искать надо. Бояре! Надобно следствие учинить, пустить по следу собак или Пятачка, — последние слова Дуня договаривала царю, так как Дума уже не слушала её, переключившись на решение поставленной задачи. С лица Ивана Васильевича сходила бледность, но свирепая хищность никуда не делась, однако, теперь она была направлена куда-то во вне.

Евдокия благоразумно отступила, а Дума энергично выдавала ценные указанные по организации поиска царевича, и боярышня впервые увидела, насколько быстро и решительно могут реагировать бояре. Все ухватились за шанс найти и спасти наследника. В считанные часы была собрана спасательная операция, включающая в себя специалистов разного направления и уже готова была выдвигаться в сторону лесов, где пропал Иван Иваныч, как в Кремль влетел новый гонец.

— Царевич нашёлся! — с порога захрипел он и закашлялся. Ему сунули в руку кубок с ягодной водичкой. Он жадно выпил и громко объявил: —Жив-здоров и едет домой!

Все выдохнули, но собранные в поисковую дружину воины поехали навстречу Иван Иванычу. Их дело было встретить наследника, выслушать его и на месте решить, учинять ли следствие или вернуться с ним в Кремль. Через пару дней весь город вышел встречать царевича. Люди искренне радовались ему, а в церквях прошли службы во здравие его.

Дуняша отстояла службу в церкви при Кремле среди ближних боярынь царицы. Исхудавшая от переживаний Мария Борисовна благодарила бога за счастливое возвращение сына домой, а Евдокия молилась за всю царскую семью.

При выходе из церкви она заметила стоящих поодаль Балашёва и Илью с воями. Возвышенное настроение боярышни уступило место деловитости, и она нетерпеливо посмотрела на замешкавшуюся Марию Борисовну, собравшуюся раздавать милостыню.

Царица вместе со своими ближними женками уже спустилась со ступенек, и боярышня хмуро пригляделась к толпящимся попрошайкам. Она отвыкла уже видеть их в таком количестве, но здесь, видимо, сытно им было. Нахмурив брови, Евдокия высматривала ложно-страждущих, но, к её удивлению, убогие начали торопливо произносить здравицы царице, отказываясь от милостыни или вовсе разбегаясь.

Евдокия проводила взглядом прыткого дедка, убегавшего от её взгляда с молодецкой удалью, но вмешиваться не стала. В другой раз не спустила бы обмана, но сейчас ей хотелось помочь людям, а не разоблачать беспринципных хитрецов. Она отвязала от пояса свой кошелек, но оставшиеся попрошайки резво засобирались по своим делам, и Мария Борисовна начала растерянно вертеть головой.

Когда царица нашла взглядом Дуню, то боярыни принялись весело рассказывать друг другу обо всех случаях внезапного исцеления там, где появлялась Доронина. Евдокия же впервые ходила молиться с царицей и её очень удивила реакция мнимых калек. Она даже не подозревала, что местные нищие давно держатся от неё подальше. А в церкви, куда она ходит, стоят только погорельцы или пришлые из окрестных земель.

— Так что, они все здоровы? — растерянно спросила Мария Борисовна ближних.

— Вряд ли все, матушка, но многим предлагается работа по силам, а старательных направляют в Кошкинские мастерские за приставляемыми руками, ногами или в лекарни, чтобы облегчить страдания.

— Знаю об этом. Я же сама делаю вклады на это богоугодное дело. Так ты думаешь, что… — царица не договорила, но и так было понятно, кого она прикормила.

— Многим проще жить, как птичкам божиим, — благонравно ответила одна из ближних, вкладывая копеечку в руку жёнки с детьми.

— Да уж какие птички? Милостыней они больше заработают, чем честным трудом, — резко поправила её боярыня Наталья. — Права Евдокия, что не даёт им жизни. Они же сбились в стаю и не подпускают действительно нуждающихся.

Наталья посмотрела на неожиданно для себя оказавшуюся впереди женку с детьми и ласково спросила ее:

— Откуда ты, милая?

— Из Голенищево. Муж слёг ещё весной, всё лето мучился, сейчас отошёл. Зиму мне с малыми в деревне не прожить, вот я в город подалась.

— Что ж ты к своему боярину за помощью не пришла?

Женщина бухнулась на колени, заставляя и детей просить милостыни. А Наталья поманила к себе одного из слуг:

— Проводи ее ко мне во двор, скажи, чтобы накормили и кров дали. Приду, разберусь.

Евдокия, как и все, понимала, что не каждый помещик возьмёт в свой дом женщину с малыми детьми на зиму. Толку от неё будет немного, а хлопот полон рот. Если бы она умела делать что-то особенное, то это другое дело, а принести воду, постирать, вымыть полы, да нить скрутить без неё умелиц хватает. К тому же этот труд не приносит дохода, а всего лишь создает удобства для хозяев. Даже в будущем никто не поставит в дом лишнюю стиральную машину.

Тем не менее ближние царицы по примеру Натальи взялись помогать обеспокоенно оглядывающимся страждущим, которые уж не чаяли пробиться в первые ряды, и вскоре разобрали себе подопечных. Евдокия не успела оглянуться, как никого не осталось. Она догнала Марию Борисовну и отпросилась у неё в разбойный приказ.

— Схожу за новостями, — тихо пояснила она ей. — А то все о чертовщине какой-то треплют, вспоминая, как пропал на их глазах Иван Иваныч, — обе они перекрестились, и Дуня ещё тише добавила: — не верю я в это. Колдовской туман, душераздирающие крики, исчезновения… прям театр какой-то!..

— Сходи, милая. Ванюша тоже говорит, что много странного было.

Евдокия поклонилась и поспешила в приказ. Илья с воями сопровождали её, весело скалясь, а Балашёв выглядел озадаченно. Она вопросительно посмотрела на Илью и тот шепнул ей, что рассказал служилому о её способностях к мгновенному исцелению.

— Кузьма, — обратилась она к Балашеву, — ты всему-то не верь, что тебе говорят. Не в исцелениях дело, а в том, что здоровые изображают калек. Вот таких я разоблачаю, от того и шарахаются они от меня.

— Как же это? Зачем они? — не мог поверить Балашёв.

— А чтобы не работать, но зарабатывать.

Лицо Кузьмы омрачилось. Теперь для него многое разъяснилось из того, что он видел по пути в Москву.

— Идем в разбойный приказ, — известила боярышня своих людей и поспешила.

Ей не терпелось узнать подробности произошедшего с царевичем. Каким образом заурядная охота превратилась для него и его друзей в кошмар? О каком колдовстве идут слухи?

— Дядька Анисим! — закричала она, увидев своего старого знакомого. — Здравия тебе!

— И тебе здравствовать, боярышня, — в приветствии склонил голову Анисим и улыбнулся. Суетящиеся рядом вои из приказа с завистью посмотрели на него.

— Хорошего вам дня, служилые! — пожелала Евдокия остальным.

Ей ответили склонением головы или легкими поклонами. Все улыбались в ответ, а некоторые смутились. Всем лестно было, что дева окинула их приятственным взглядом. Но Анисиму она всё же уделила намного больше внимания. А ведь ещё ходили слухи, что краса-боярышня каждую весну покупала у него саженцы и цветочную рассаду. Этому долго никто не мог поверить! Возню с растениями весь приказ считал блажью Анисима, но год от года всё больше баб крутилось возле него, расспрашивая о цветочках.

— Дядька Анисим, Семён вернулся? — отойдя в сторонку, спросила Евдокия.

— Рано ещё. Ждем его через два-три дня. А тебе он зачем?

— Так по делу!

— Это ж по какому?

— По тому самому… — Евдокия округлила глаза, — наиважнейшему.

— Зайди к Борису Лукичу. Семён Григорьевич загодя прислал ему вести, так, можа, он расскажет тебе чего, — шепотом посоветовал Анисим.

— А сам чего же задержался? — удивилась боярышня.

— Дык знамо чего. Местной службе разгона дать, чтобы пошевеливались. Чай не нечисть пакость проделала, а живые люди, и их искать надобно.

Евдокия взбодрилась, услышав подтверждение своим мыслям.

— А ты читал Семёновы вести? Может, скажешь мне?

— Прости, боярышня, но с этим ты лучше к Борису Лукичу, — испытывая неловкость, всё же отказал Анисим.

— Он меня корить станет, что я заневестилась.

— Так заневестилась, — простодушно подтвердил служилый и Евдокия надулась.

— Не скажешь?

— Ты проведай старика, — добродушно посоветовал ей Анисим. — Он всегда рад тебе, а на его ворчание не обращай внимания.

— Ладно, чего уж… — смутилась девушка и отправилась в подземелье, сопровождаемая Кузьмой Балашёвым. Пройдя привычным маршрутом, она вышла к кабинету Репешка.

— Борис Лукич! — крикнула она и только после этого постучала, чуть выждала, давая время спрятать бумаги или принять деловой вид, и только тогда потянула дверь на себя.

У боярина было жарко натоплено.

— Дуняшка! — обрадовался он ей и поднялся, выходя навстречу.

— Здравствуй, Борис Лукич, — обняла она его. — Мёрзнешь?

— Перед непогодой мерзну. Особливо спина.

— А пояс из собачьей шерсти носишь? — строго спросила она его.

Репешок обеспокоенно взглянул на оставшуюся открытой дверь, Дуня понятливо закрыла ее. И только тогда боярин показал на свою поясницу и подтвердил:

— Только и спасаюсь им, но неловко мне говорить, что пояс собачий. Засмеют же. Боярам положено соболя носить, а я…

— Ох, Борис Лукич, ну ты как дитя! — всплеснула руками Евдокия. — Этот пояс подороже соболей стоит. Поди найди ещё такую собаку, чтобы мех у неё был чистый и подходящий для скручивания нитки. К тому же зверя хорошо кормить надо, постоянно вычесывать, а это не быстрая история.

Довольный Дуняшкиной заботой Репешок слушал и кивал. Она уж об этом поясе не раз говорила ему. Он знал, что сейчас для него собирают шерсть на носки, но послушать лишний раз о том, что для него делается, было приятно. Тем более Еремею такой же пояс захотелось, но ключница ему в этом не потворствует. Она на его спину изводит барсучий жир, а Дуняшка терпеть не может этот запах и ворчит на обоих.

— Борис Лукич, объясни мне, что случилось с царевичем, — попросила Евдокия. — Мария Борисовна переживает, да и я тож.

Репешок вернулся за стол и не сразу начал говорить:

— С соколами охотиться Иван Иваныч не захотел, поехал в Луцинское, чтобы на зверя покрупнее выйти. Вроде как мяса запасти для кухни. Раньше начала холодов его не ждали обратно. Не первый год он ездит. Все знакомо, но ты про то знаешь.

— Знаю, Борис Лукич.

— И в этот раз было всё, как всегда. Приехали, осмотрелись, обустроились на полянке, вечером хвастливые байки друг другу рассказывали. Собрались уж спать идти, да откуда ни возьмись туман наползать стал.

— Слышала про то, — кивнула Дуня.

— Непростой туман: густой, дымный. Заклубился так, что ни зги не видно.

— Дымовой, говоришь?

— Про то не сразу догадались, что туман рукотворный. Это уж потом. А тогда в свете костра всем показалось, что сама тьма жрать их идет.

— Небось сами себя напугали охотничьими байками, — предположила Евдокия.

— Не без этого. Но то молодежь спужалась, а охрану сбили с толку блуждающие в тумане огни. Вот этого они никак не смогли себе объяснить и упустили ситуацию.

— Совсем ничего не сделали ради спасения царевича?

— Дунь, все схватились за оружие и закрыли собою царевича, но как защититься от невидимого врага?

Евдокия покивала. Она уже была наслышана про туман, огни в воздухе, леденящий душу вой, а на закуску исчезновение воёв.

— А дальше начали пропадать воины, — подтвердил Репешок.

— Целиком или по частям? — уточнила Евдокия. Боярин поперхнулся, прокашлялся и спросил:

— Что ты имеешь в виде, говоря «по частям»?

— Ну-у, может сначала руки-ноги перестали быть видными, потом туловище, а напоследок голова и последней оставалась улыбка? — не удержалась от только ей понятной шутки. Репешок обладал хорошим воображением и, представив себе эту картину, замахал на неё руками.

— Придумаешь же, — хохотнул он. — Но ты при других так не шути, — погрозил он ей пальцем. — Не поймут. Это мы тут… — Борис Лукич хотел сказать, что в разбойном приказе всякое повидали и шутят соответственно, но вовремя осёкся и с укоризной посмотрел на Евдокию.

— Хм, так… как пропадали спрашиваешь? Семён написал, что арканом ловили стоящих по краям воев и утягивали в туман.

— Ага, ну хоть что-то понятное. А туман? Точнее, дым.

— Дым был не тот, что используют бортники (пчеловоды), но суть одна. Интересно другое: округ поляны были зарыты кувшины со смесью, дающей густой дым. От кувшинов тянулась пропитанная чем-то горючим верёвка. Тать всё подготовил заранее, а ночью на расстоянии поджёг верёвки, и когда огонёк добрался до кувшинов, то повалил туман. Ветра не было, и он полз во все стороны, а не только к сидящим на поляне.

— Ну да, у страха глаза велики.

— Хм, верно сказано.

— И как все это Семён расследовал?

— Не до всех кувшинов добрался огонек. А про аркан, так то подсказали тела убитых.

— Хочется узнать про огни в тумане. Это факелы? — Евдокия все больше хмурилась. Организатор ловушки оказался тем ещё затейником. На лицо был сбор данных, планирование, подготовительная работа — и все с выдумкой.

Репешок видел, что егоза пасмурнела, но ничего утаивать от неё не стал. Он чувствовал себя виноватым перед ней за недавнюю попытку похищения. Перемудрили они с царем, раскидывая приманки для выявления заинтересованных лиц. Этих лиц оказалось столь много, что захлебнулись в расследовании, а теперь вот… из охотников чуть не превратились в добычу.

— Нет, не факелы, — вздохнул Борис Лукич. — На деревьях хитро развесили плошки с прорезями, а внутри зажгли фитиль. Вот тебе необъяснимый огонек в воздухе. Так ещё поставили человека, который дергал за веревочки, раскачивая плошки одновременно. Вот и весь секрет блуждающих огоньков.

— Все просто, — вздохнула Дуня.

— Про леденящий вой не спросишь?

— У отца Семёна есть полный сундук всяких разных приспособ, которые издают разные звуки. Там есть рожки с пронзительным визгом, трещотки и крякалки… — боярышня повела ладошкой, показывая, что в этом нет секрета. — А подельники татя-затейника?

— Всех нашли мертвыми. Потравил их наниматель.

— Как у него ловко выходит с ядами!

Репешок согласно кивнул. Он заподозрил лекарей, но те пришли в полный восторг, узнав об использовании эфира. Насилу ноги унёс от них.

— Семён пытается выяснить, с кем местные тати общались, чтобы поспрашивать.

— Надеется найти зацепку на заказчика?

— А как без надежды? Надо сыскать этого хитроумного розмысла.

— Борис Лукич, а моё похищение?

— Чегось?

— Ай-яй-яй, — погрозила пальчиком Евдокия. — Ты думал, я не догадаюсь, что чужака выманивали на записки Афанасия Никитина, а я живцом была.

— Дуняша, рази ж кто думал, что так получится? Мы ж разные слухи запустили и ждали… Живцом, как ты говоришь, была не только ты. Там такая компания… — Репешок поднял глаза наверх, но после досадливо махнул рукой, заново переживая крах замысла.

Евдокия подождала, не скажет ли чего ещё боярин, но он сделал вид, что заснул. Она поднялась, собираясь уходить, но по тайным ходам в гости к Борису Лукичу пожаловал сам царевич.

— Дуняшка?! Ты тут? Хорошо. Обо мне говорили? — весело спросил он.

— Многие лета! — проснулся Репешок и кряхтя поднявшись, поклонился. Евдокия тоже поклонилась и ответила:

— Всё так. Говорили о том, что с тобой случилось.

— Мать попросила узнать?

Боярышня кивнула.

— Какие мысли есть, Борис Лукич? — обратился царевич к Репешку, и боярин пересказал недавний разговор с Евдокией.

— Иван Иваныч, а как ты выбрался из ловушки? — задала неудобный вопрос боярышня.

Царевич замялся, но взглянув на неё прямо, ответил:

— По-дурости.

— Это как? — удивился Репешок и заслужил недовольный взгляд, но старого боярина это не проняло. Он смотрел с ожиданием.

— Я увидел упавший на моего воина аркан и попытался не дать его утащить. Но рывок был силен и меня следом выдернуло в туман. Я попал в кусты и вынужден был отпустить того, кого пытался удержать.

— Хм, да уж, — хмыкнул Борис Лукич. — Нашли мы среди татей человека-гору. Такому лошадь поднять как раз плюнуть. Он-то и выдергивал воев, как репку из грядки.

— Из кустов невозможно было выбраться, — кусая губы, признался Иван Иваныч. — Я туда-сюда, а когда вылез, то вокруг туман, орут отовсюду. Я с ножом в одну сторону, ткнул в кого-то… попал… потом смотрю чужак лежит. Не знаю, я его или нет… решил выбраться из тумана и дать знак, чтобы ко мне все шли, но...

Царевич замолчал. Признаваться, что заблудился и плутал сутки, не хотелось. Сами уж догадались. Он рассказал, как вышел к людям голодный, ободранный, злой и покусанный, а его повели в церковь, чтобы там подтвердили, что он всё ещё человек.

— Значит, была попытка запустить слух, что царевича колдовством подменили? — занервничала Евдокия. — Никита и другие ребята живы?

— Едва живы… — лицо Иван Иваныча ожесточилось. — Многие из воев поседели от ужаса и по выздоровлению хотят оставить службу, чтобы уйти в монастырь.

Евдокия шумно выдохнула, не смея осуждать вслух перепуганных воев, но всё же осуждая. Вместо того, чтобы искать того, кто им устроил такую западню, они будут до конца жизни байки в монастыре рассказывать, как с истинным злом столкнулись. А царевич молодец. Пытается во всем разобраться.

— Ну вот что, — деловито заявила она. — Я через московские новости дам приметы нашего злодея! У меня все искать его будут, — зло выпалила Дуня. — Он иноземец, и мы всех их возьмем под свой острый глаз…

— Бам! — хлопнула сухощавая рука Репешка по столу. — Ишь, раздухарилась! Не смей город баламутить! Без тебя разберемся.

— Дунька дело говорит! — вступился за неё царевич.

— И ты туда же?! — рассердился боярин. — Вот я к батьке твому схожу, расскажу про ваши буйные головушки. Пусть он голову ломает, куда дурну силу направить, — намерено по-простецки заругался Репешок.

— Но Борис Лукич, — заворковала Евдокия.

— А ну цыц! — погрозил он ей. — Жди, что царь скажет… маята!

Друзья, прекрасного Вам настроения и энергии!