Еремей пребывал в хорошем настроении и, выбирая наиболее запекшиеся сырнички, поучал сына:
— Славка, тебе не хватает ухватистости. Вон смотри, как наша егоза в Думе заседает и в царицыных палатах крутится! Любо-дорого посмотреть, — боярин подцепил пальцами сырник и обмакнув в сметану, начал неспеша откусывать.
Вячеслав согласно кивнул, подвинул к себе стопку с блинами и плошку с мёдом. Спорить с отцом ему было лень, но зря он Дуняшку называет ухватистой. Спора нет, у дочки талант находить в любом деле неожиданные и лучшие стороны, и именно за это её ценят. Вот только о выгоде она задумывается потом и часто облегченно выдыхает, когда понимает, что всё само собой лепо сложилось. Так что выгода к ней приходит, как следствие, и подчас случайное.
— В Царицыных палатах народу-у-у! — с ноткой зависти протянул Еремей. — А у нашей Дуньки там своя горница есть. Она целыми днями сидит в ней и пишет чего-то.
— Обустроилась, значит?
— Ой, да так ладно! Оконца в ейной горнице небольшие, но их три в ряд. Дунька повелела сделать так, чтобы рамы двойные были и открывались.
— А у других разве не так? — удивился Вячеслав, невольно поглядывая на окна в своей горнице.
— Не так. Дороговасто вышло бы, да и сам знаешь, что народ у нас суеверный.
Вячеслав хмыкнул, но напоминать, что отец сам лишний раз окно не откроет из-за боязни впустить нечисть в дом, не стал.
— Слушай дальше, — Еремей толкнул сына локтем, заметив, что тот отвлекся. — Стены побелила, повсюду картинки свои повесила и вроде девичья, а вроде и дельно всё. Стол поставила, креслица для себя и посетителя, ну и полки от пола до потолка.
Вячеслав слушал, улыбался и ел блины.
— А ты, Славка, такую службу царю сослужил, а награды нет! — неожиданно закончил свою речь Еремей.
— Как же нет, — удивился сын. — Царь мне землицы прирезал, где Дуняшке велено кирпичное дело поставить, да за ней приглядеть.
— Во-от! Рази ж это награда, — насупился Еремей, но Вячеслав укоризненно покачал головой:
— Сижу дома, царское жалование получаю, доход с земли у нас есть, а дочка мне ещё подарки делает за то, что ей помогаю. Я ж как сыр в масле катаюсь! В кои-то веки с детьми общаюсь, с внуком нянчусь. Отъелся, отоспался, жена довольна. Батя, ты бы не гневил бога, — посоветовал Вячеслав и дал знак подслушивающей Василисе подлить мёда в плошку, а то кружевные блиночки ещё остались.
— Эх! — махнул рукой Еремей и с неприязнью отодвинул сырники. — Тебе бы новое дело, а то об Алексине уже все забыли. Да чтобы своя приказная изба была, — мечтательно протянул Еремей. — Ты пойми, я ж тебе своё место передать не смогу. Там шустрить нужно, да людей знать. Я Ванятку готовлю, он справится, а тебя обведут вокруг пальца!
Вячеслав хмыкнул. Сын у него хват, не поспоришь! Пацан в отличие от Дуняшки всегда видит свою выгоду. Еремей замолчал, покосился на сына. У него уж седые волоски в бороде и на висках, но, слава богу, крепок. Доронинская порода.
— Чего там с Дунькиной слободкой? — перевёл он тему. — Давненько я туда не хаживал. Когда переезжать будем?
— Да хоть завтра, — пожал плечами Вячеслав и засмеялся, увидев вытянувшееся лицо отца.
— Как завтра? Там же ещё «конь не валялся», как внучка говорит. Она ж никого туда не пускает! Всю землицу огородила стенами с башенками. Выдумала же! Но красиво, ничего не скажешь, только расточительно.
— Ничего, зато туда можно пушечки поставить, да и лучникам отстреливаться удобно.
— Не дай бог! Коли враг в город прорвется, то никакие башенки с «пушечками», — сварливо передразнил Еремей, — не спасут.
— Не волнуйся, она с фрязином столько подземных ходов нарыла для прокладки труб, что там люди со всей слободки потеряются и не найдут их. Спроси у неё как-нибудь план посмотреть, без него она не помнит, где у неё трубы, где просто подземные переходы, а где складские помещения.
— А я думаю — куда столько кирпича уходит? — воскликнул боярин, хлопнув ладонью по столу. — Домики вроде бы небольшие, аккуратные, а Фёдор доложил, что кирпича больше, чем на Кремль, ушло. Вместо того, чтобы продавать его, все на стройку уходит. И зачем ты ей позволил столько подземелий городить?
— Как раз чтобы наверху все было чисто и аккуратно, — пояснил Вячеслав. Он хотел было прихвастнуть, что подземные ходы и склады тоже сделаны на загляденье, но отец не оценит вложенного труда. А сделано всё по уму, не абы как! Фиораванти все просчитал: воздуховоды, постоянную температуру в любое время года, влажность и удобный доступ ко всему, особенно для складирования льда. Хоть на телеге въезжай в подземелье!
— А чего же сидим? — растерянно спросил Еремей.
— Вот и я говорю, — влезла Василиса, — сидим друг у друга на головах, когда цельный дом нас ждёт не дождётся!
— Цыц! Гарпий не спрашивали!
Вячеслав засмеялся, увидев, что ключница скручивает полотенце и вот-вот погонит засидевшегося боярина-батюшку.
— Поехали смотреть, — скомандовал он, и Василиса сразу сменила воинственное настроение на просительный взгляд.
— Вячеслав Еремеич, а я? — игнорируя Еремея Профыча, проблеяла женщина.
— Как же мы без тебя-то? — влез боярин. — Скажи боярыне, чтобы тож собиралась.
Ключница заторопилась за хозяйкой, а Еремей с сомнением посмотрел на неё:
— Не уместимся мы все в одной коляске из-за Васькиных телес.
— А тебе, боярин-батюшка, можно и пешочком прогуляться! — крикнула она.
— Вот слухастая! — наигранно всполошился Дунин дед. — Я давеча у кухарки соленых шкварочек выпросил, так эта надоеда пресекла и теперь бдит. Ещё засомневалась, что я мало двигаюсь. Чуешь, к чему её это «пешочком прогуляться»?
— Батя, я тебя защищу! — засмеялся Вячеслав и дружески похлопал отца по плечу. — Но пост и прогулки тебе на пользу, не отрицай. Посмотри на своих ровесников и делай выводы.
— Окромя Репешка, не на кого смотреть, все дома на печи сидят, кости греют, а я в любую погоду на службу... — Еремей вдруг осекся, поник, будто придавленный тяжкой жизнью.
— Бать, ты чего? — встревожился Вячеслав. — Радоваться надо, что на всё сил хватает!
— Не хватает, сынок… уже не хватает, — горестно признался боярин.
— Болит чего? Ты бы к Катерине…
— Ай, ну чего у меня болеть может, кроме головы из-за Васькиных заскоков?
— Не понимаю я тебя… — Вячеслав внимательно осмотрел отца, но тот источал здоровье всем на загляденье.
— На баб, говорю, меня больше не хватает, — вздохнул Еремей. — А всё гарпия эта виной. Подкараулила меня и ну лицо драть своими когтями.
Вячеслав с сомнением вгляделся в лицо отца, но никаких следов на нём не было.
— Да не меня расцарапала, а зазнобу мою, — фыркнул боярин. — Такой визг подняли, что я еле ноги унёс.
— У тебя зазноба была? — удивился сын, а потом нахмурился и спросил: — Как унёс? А баб одних оставил?
Еремей с отеческой укоризной вздохнул. Внучек Ванятка давно прознал, что дедуля «шлындрает налево», а взрослый сын глаза по совиному округлил, да ещё за хищниц обеспокоился. Однако наставление дал:
— Ну, а как же? Без меня им не о чем ссориться, а при мне не угомонились бы, — для наглядности Еремей поднял палец вверх.
— Да ты, батя, тактик! — улыбнулся Вячеслав.
— Кто? А-а-а, этот, — вяло махнул рукой Еремей. — Я ж чего говорю: Васька, зараза, мне охоту отбила.
— Бать, ну… даже не знаю, что сказать. Ты ж боярин и любая вдова тебя лаской отогреет…
— Не продолжай! Тебе не понять. Мне не нужна любая. Это тебе по молодости важно к тёплому боку прижаться, а мне интересно обхаживать, приучать к себе, чтобы при моём появлении у любушки моей глаза светить от радости начинали!
— Хм-м…
— Я ж аки голубь кружусь вокруг своей голубицы, убеждаю, что лучше меня никого нет, а потом уж топчу. И приятно мне знать, что до меня моя голубка была грозной орлицей, клевавшей чужие зенки, а я её покорил. И скажи мне, где в этой благостной картине место вороне по прозванью Василиса?
— Ну-у, не знаю бать… может, тебе ключницу потоптать?
— Этого аспида в юбке?! — Еремей чуть не задохнулся от возмущенья. — Ты что, моей смерти хочешь?
Вячеслав поднял руки, показывая, что больше ничего советовать не будет, но отец усмехнулся:
— Хватит того, что я её привередничаньем извожу. В тонусе держу, — Еремей вновь наставительно поднял палец, вспомнив умное слово лекарки, — жизнь продлеваю. А то б заскучала и померла, но большего подвига от меня не жди!
— Ладно, бать, — Вячеслав вконец запутался во взаимоотношениях отца с жёнками, — мы едем или как?
— Едем, твоя гусыня уж собралась… слышь, командует?
По городу ехать было приятно. Во многих дворах на забор крепили ящики с цветами и интересно было посмотреть, у кого что выросло. Сажали разное, но Еремею больше всего нравились травки или мхи, свисающие вниз, а если они ещё вкусно пахли, то вообще благодать.
Коляску на очередной улице затрясло и Милослава недовольно заметила:
— Не пойми чем замостили улицу.
Еремей согласно кивнул. Он на своих костях прочувствовал все виды мощения. Никаких ухищрений для повышения плавности хода не хватало, чтобы свести на нет неровности дороги. А так-то Якимкин булыжник боярин ставил на первое место. У парня золотые руки. Жаль, что скала быстро кончилась, но да чего уж теперь. Кирпичное дело не хуже. Якимкина Любка развернулась, помощников нашла. Если б Дунька не забирала всё для слободки, то озолотились бы уже.
Коляску вновь колыхнуло, и Еремей Профыч решил, что мощение дубовыми плашками, как сделали Патрикеевы, спорно. У Кошкиных дорогу выложили кольцами из свиного железа и засыпали гравием. Молодой Пётр Яковлевич говорит, что этого на полвека хватит, не менее.
«Ну, поглядим, поглядим», — подумал Еремей.
— Бать, ты глянь, какая красота, — перенаправил его внимание Вячеслав, как только повернули к Дунькиной слободке.
— Ишь ты, расстаралась, — восхищенный масштабом, протянул боярин.
Коляска медленно прокатилась вдоль каменной ограды с зубчиками и башенками.
— Это тут ты собрался пушку разместить?
— Дальше. У ворот башенки крупнее сделаны, а здесь… Дочка говорит, что когда-нибудь из этих башенок будет свет светить. Гаврила там чего-то придумал, но пока не додумал.
— Ну, подождём, когда додумает, — усмехнулся Еремей Профыч. — А то от его придумок у людей волосы дыбом встают.
Вячеслав хохотнул. Он не присутствовал на показе извлечения света из воздуха в Думе, но дома видел, как все это работает. Поэтому, когда ему рассказали, как в царских палатах в полной темноте зажёгся не только огонек в сосуде, но вокруг воздух начал потрескивать, а у тех, кто стоял вблизи Гаврилиной установки волосы вверх поднялись, хорошо представил.
Еремей Профыч велел остановить коляску и чинно сошёл с неё.
— Красота-то какая! Глаз не отвесть! — восторженно закудахтала Василиса.
— Ладно придуриваться, — едко заметил боярин, — небось каждый день сюда бегаешь?
— Делать мне нечего! — фыркнула Василиса. — Через день-то не каждый раз бываю, а ты говоришь…
Вячеслав улыбнулся жене и сложив руку крендельком, предложил ей ухватиться за него. Боярыня зарделась, но мужа послушалась. Еремей Профыч снисходительно хмыкнул на эдакие вольности, но промолчал, а потом сам сложил руку крендельком и подмигнул Василисе. Та широко распахнула глаза и в испуге юркнула за спины Вячеслава с Милославой. Боярин-батюшка довольно хохотнул и, миновав бодрым шагом распахнутые ворота, возглавив семью.
— Бать, ну как? Чего молчишь? — спросил Вячеслав, когда отец прошёлся по широкой улице и вернулся к новенькому дому, который дочка отстроила для семьи. — Устал? Хочешь, зайдем в следующий раз.
— Эх, Славка! Я подозревал, что тут будет как в раю, но чтобы настолько! Страшно ступить, так лепо вокруг. Это ж сколько Дунька сюда денег ухнула? Одна дорога здесь стоимостью в иное имение, а она ещё всем одинаковый заборчик поставила, деревца рядками повтыкала.
— Не только красоты ради дочка улицу мостила и деревцами украшала. Я ж говорил под землей подземные ходы и нагрузка на поверхности должна быть соответственной. Фиорованти все посчитал, и чтобы потом никто ничего не испортил, посоветовал сразу дорогу правильно замостить, пешеходные дорожки обозначить и выложить плитами, люки между деревцами устроить.
— Да ладно, не объясняй, знаю я. Идём, не терпится уж посмотреть, что внутри. А то я только стены видел…
В доме все притихли и разошлись. Милослава с трепетом проводила рукой по широким подоконникам, открывала-закрывала большие окна, поднималась по широкой лестнице, спускалась по черновой, но тоже удобной. Боярыне всё нравилось, а вот свёкр пытал мужа:
— Славка, а подвальный этаж не велик будет?
— Нет, батя. Здесь же вся наша кухня и склад продуктов. Сам посчитай, сколько всего уместить надо.
— Ну да, ну да, — соглашался боярин… и шёл дальше.
— Не пойму я, зачем столько выходов из дома? — вновь спрашивал он. — А это что?
— Терраса, бать. Летом открыл дверцу из спаленки и вышел сразу в сад.
— Ну, одна спаленка мне, это понятно, а две другие кому?
— Мне и Милославе с рукодельницами.
— Это ж сколько стекла потратили на забаву эту? — качал он головой, проверяя, как открываются застеклённые двери. — Что за отверстия в полу у дверей?
— Бать, внизу будут топить, а тепло сюда пойдет, — объяснял Вячеслав. — Днем даже жарко может быть, когда внизу хлеб будут печь. Не забывай: в слободке истопник день и ночь будет воду греть, которая пойдет по всем домам по трубам. Это называется общее отопление.
— Посмотрим-поглядим, как оно будет, — кивал Еремей, — а коли зима лютая настанет и мало жара до нас дойдет по трубам, что тогда?
— Наша печь может дополнительно подогреть входящую к нам воду и пол первого этажа нагреть, так что мы сами себя обогреем. Фиорованти всё продумал, чай, не первый год у нас живет и наши зимы знает.
— Ладно, я ж говорю, посмотрим. А это что такое маленькое и ненужное у верхних окон торчит?
— Балкон называется.
— Ишь ты, не пойми что, а слово заковыристое. Дунька небось научила?
Боярин зашёл в туалетную комнату, всё осмотрел, покрутил кран.
— Воды нет! — уличил он.
— Въедем, тогда мастер добавит наш дом в общую водяную линию.
Еремей кивнул, спустился, вышел, обошёл дом по кругу и спросил:
— Не понял, где птицу держать будем?
— Место только для лошадей.
— А гуси? А порося?
— Из поместья привозить будем.
— А если город в осаду возьмут?
— Бать, ну подвал-то не пустой будет! Будем есть мясо в горшочках или вяленое.
— Эх, на всё у тебя ответ готов! Не сидел ты в осаде, не ведаешь, как жрать охота, когда знаешь, что каждый кусок посчитан, — раздосадовано махнул рукой боярин и тут же громко заорал: — Васька, ты где? Я тебе уголок присмотрел! Спускайся в погреб, покажу!
— Разошёлся наш батюшка, — хмыкнула ключница, даже не думая подходить. Она уж давно выбрала себе спаленку с балкончиком. Дуняшка ещё с первого дня спросила, где Василисе хочется жить и все пожелания учла, а боярин пусть в одиночестве куражится.
— Так это чего же получается, дом не в два яруса, а считай в три! — не дождавшись Василисы, Еремей продолжил обсуждать жильё.
— Ну, на виду два, а нижний уровень никто не видит. Так ещё под крышей белье сушить можно или хранить чего ненужное.
— Чего ненужное, — сварливо передразнил сына Еремей. — Ясно-понятно. И кто у нас соседями будет?
— Овины покупают дом справа.
— А Машкин муженёк чего ж? От отца он отделился, живёт своей головой, но домишко у него неказистый… — Еремей увидел, как невестка недовольно поджала губы и примирительно добавил: — хотя двор на загляденье.
Милослава одобрительно кивнула. У Машеньки во дворе не без ее подсказки по уму все устроено: птица круглый год яйца несёт, старая коза вместо дворового пса, мелкий свинтус в прудике купается, кот мышей ловит и сад загляденье.
— Семён не потянет дом в нашей слободе, но его отец уже застолбил место для своей семьи. Ему тут всё по нраву.
— А в тех домах кто будет жить?
Еремей махнул рукой в сторону других домов.
— Бать, вон в том доме будут жить наши люди.
Вячеслав показала на аккуратный двухэтажный дом с двумя входами и частой вереницей окон. Он походил на коробочку, и лишь лепнина под крышей скрашивала это впечатление.
— Отдельно? Не по-людски как-то, — засомневался Еремей.
— Не все туда переедут, а только часть. Дом стоит на нашей же земле, до него рукой подать, так отчего ж не по-людски? Наоборот, у каждой души не просто своя постель будет, а по полноценной горнице, у семейных же и того больше, а тепло по всему дому по трубам пойдет, как у нас.
— А к нам поутру будут приходить?
— На заутреню всем двором пойдём, а после к нам на завтрак. Видел же, какие столы поставлены для челяди и для воев. Теперь все уместимся.
— Ну да, ну да.
— Бать, вон там… — Вячеслав махнул рукой в сторону улицы, — приглядись! В одной половине дома будущих лекарей заселили, в другой объявление висит о сдаче жилья внаем на длительный срок.
— Понаедут сюда всякие! — привычно заворчал Еремей. — А дальше Дунька чего ничего не построила?
— Денег не хватило, но трубы везде проложены и место выставлено на продажу с условием построить хозяйский каменный дом по готовому проекту и дом для слуг.
— Так коли Дунька всё продаст, то вновь разбогатеет?
— Обязательно разбогатеет и долги отдаст.
— Ну, бабка её могла бы и забыть про долг, чай, не обеднела бы Анастасия, но да уж ладно.
Вячеслав укоризненно посмотрел на отца, но отвечать ему не стал.
— Ну так чего? Переезжаем? — вдоволь насмотревшись, как-то неуверенно спросил Еремей Профыч.
— Переезжаем!
— А старый дом? Не жалко? Для кого после пожара отстраивали?
— Бать, ну не начинай! Хочешь, оставайся там, а мы все сюда…
— Что? От отца родного решил избавиться? Пропадете ж без меня!
— Пропадем, батюшка, — заворковала подошедшая Милослава, стукнув мужа по плечу, чтобы не дразнил отца.
— А тебе как тут? — переключился он на невестку. — Не слишком ли просторно?
— Так лавки привезём, сундуки поставим, полки навесим и тесно станет. На кухне начнут готовить и в доме жилой дух появится. Тебе, батюшка, под ножки усталые ковры домотканые положим, что б мягонько было.
— Вот, Славка, учись у Милославушки со мной говорить. Я сразу сердцем отошёл и размяк!..
Все вышли во двор. Садясь в коляску, Еремей Профыч попытался ключницу оставить дом стеречь, раз собаки нет, но та съязвила, что тогда кобелька зубастого себе в пару возьмет, и боярин велел ей сесть и больше не сердить его.
Вечером родные забросали Дуняшку вопросами о доме, а на следующий день начали переезжать. Управились за неделю и сразу же пожаловал первый гость.