Глава 39. Спрятаться от всех..

Все та же пустующая равнина и никого. Только ветер треплет мои волосы.

Делаю глубокий вдох, наполненный горечью, и иду к Кирку, который уже готов нас переместить.

Дымка охватывает тело, несколько секунд мы находимся не там и не здесь, а затем оказываемся на окраине то ли городка, то ли деревни.

— Передохнем в надежном месте, а завтра в путь, — сообщает мне медведь, и я покорно киваю.

Накидываю на голову вуаль, которую подает Кирк, и сажусь в темную повозку.

Гостевой дом не большой. Всего лишь в два этажа, где на первом располагается столовая зала и кабинеты, а на другом лишь дюжина от силы комнат.

Для нас уже забронирована одна большая, где есть приемный зал, а за смежными дверями – спальня с заранее предусмотренной детской кроваткой.

Туда я и кладу Дэриала, чтобы немного отдохнуть и прийти в себя.

Чувство, будто мне дали бревном в грудь, никак не отпускает. Я все еще не нахожу места в своих мыслях, но кидаю взгляд на Кирка и ко всему прочему испытываю стыд.

Как я могла быть такой неблагодарной в момент нашей встречи? Думала о Риде. Я и сейчас думаю только о нем, пытаясь нащупать хоть что-то внутри, чтобы ощутить, что с ним происходит. Но эта тишина сводит меня с ума.

Мне нужно, чтобы он жил. Чтобы был цел, и после этого я смогу думать о другом.

Но Кирк не должен чувствовать себя неудобно из-за безумия, сковавшего мою больную голову. Я стольким ему обязана.

— Ты, наверное, голодна. Я заказал ужин в комнату, — сообщает он мне, когда сам чуть ли не с головой ныряет в большой узел.

— Кирк…, — зову, а голос проседает. Медведь отвлекается от своей заботы и переводит взгляд на меня. Смотрит как старший брат на глупую, набедокурившую сестренку. — Спасибо, за то, что сделал для нас с Дэриэлом ранее. И спасибо за то, что пришел сегодня. Я не должна была так..

— Мэл, — обрывает меня, тяжело вздыхая. — Все в порядке. Не чувствуй себя чем-то обремененной или должной мне.

— Как такое возможно? Ты ведь…

— Рид все уладил, — заверяет он, и от упоминания моего мужа внутри снова щиплет. Почему я никак не могу почувствовать, что с ним происходит?

— Даже если так, я хочу, чтобы ты знал, что я благодарна тебе от всего своего сердца, — заверяю я. — Ты не должен подвергать себя опасности из-за нас. Ты и так сделал слишком много, и я буду отплачивать добром за твою доброту всю свою жизнь.

Кирк хмурится, но в этот раз не спешит отвечать.

— Отдохни, Мэл, — только и говорит он. А затем, сунув синий мешок за диван, покидает комнату.

Отдохни…

Я не чувствую ни рук, ни ног, ни собственной души. Тело валится, но отдыхать я не хочу. Знаю, что как только опущу голову на подушку, начну сходить с ума от незнания и бессилия.

Гоню прочь опасные мысли, заставляя себя верить в то, что помогает держаться — Рид не из тех, кого так легко победить.

Ищу по комнате, чем бы занять руки и голову — увы, здесь все прибрано. Как же мне надоело менять одну клетку на другую и быть то там, то здесь — комнатным растением. Боятся, а вдруг найдут или, что угасну здесь без воды. Не знать, что случиться завтра, и засыпать, молясь, чтобы само завтра наступило.

Но, нужно признать, что я уже не та Мэл, которая бежала со Скалы. В отражении в зеркале с деревянной оправой, на меня смотрит другая женщина.

Не глупая девочка с мечтательными глазами, а мать, готовая сражаться за свое. Такой ли жизни я хотела? Об этом ли мечтала?

Но боги распорядились так. Я изранена, измучена, но жива. И сын мой рядом со мной. Живой и невредимый. Пусть и у Рида все будет хорошо.

Боги, пусть он будет жив и здоров. Молю вас об этом.

А что будет потом — то пусть и будет. Скитания, жизнь под чужой личиной, а может даже внешностью, вечное одиночество на краю света — я справлюсь со всем. Я не буду плакать. Мой сын не увидит моих слез.

Беру свою кроху на руки, чтобы покормить, и напеваю песню из детства. В памяти качаются те самые качели в нашем саду. Звенит голос Стеллы, которую я, наверное, никогда уже не увижу. Вспышками проносятся дни в академии. Смех подруг, которых я уже и не помню. Теплые и в то же время мудрые глаза отца, научившего меня добродетели. Мамино строгое лицо и ее понимание, как нужно жить. Рид…

Забавно, но я лишь малую часть своей жизни, если считать ее течение в годах, провела с этим мужчиной, но все мои воспоминания занимает он.

По щекам текут горячие слезы, когда я вижу в памяти его белоснежную улыбку. Я помню тот трепет, когда этот грозный мужчина, впервые подарил мне ее. Когда его строгий голос вдруг становился ласковым и мягким лишь для меня. И даже его взгляд…

Я помню каждое его прикосновение. Помню, как меня уносило волнение, точно лодку в море, когда я шла к алтарю, помню, как один лишь его взгляд придал мне смелости и тут же заставил растеряться. Помню, как он, вопреки законам, сам пошел ко мне по красной дорожке и протянул руку, чтобы я не шла этот путь до него сама.

Я все это помню…

Помню наши разговоры до утра вместо того, чтобы спать. Как удивлялись слуги, когда всегда закрытые двери его кабинета для меня всегда были открытыми. Как было тепло внутри него, внутри Рида. Ведь я жила в его сердце…

Пока оно не захлопнулось однажды. И моя жизнь опустела. Кожи коснулся липкий неприятный холод, а каждый рассвет перестал дарить улыбку и дарил ожидания конца этой муки. Заставлял меня верить, что черная полоса закончится, и я снова смогу стать счастливой. Что Рид сам как когда-то отнесет меня в свое сердце.

А он причинил невыносимую боль. Раны опалились, но не зажили. Он обещал их залечить. Даже когда я в истерике молила его оставить меня, говорил, что не отступит.

И где он теперь? Где я?

На окраине жизни. И сейчас даже нет сил волноваться о том, что будет завтра или через час. Я просто знаю, что со всем справлюсь.

И он справится. Я верю.

Пускаю взгляд в окно, за которым догорает закат. Огненно-алый. Облака будто сами рисуют мне дальний путь. Путь без Рида…. Навсегда.

Я ведь этого так сильно желала…

Укладываю Дэриэла в кровать, не в его, а в свою, потому что слишком холодно. Не снаружи, а внутри, и сама забираюсь рядом. Смотрю на сонное сладкое личико. Пока еще сложно сказать, на кого эта кроха похожа больше всего. Но хмурится в точности, как отец.

Целую его в теплый лобик, прижимаю поближе к себе и закрываю глаза. А в мыслях все еще молюсь. Молюсь за того, кто неустанно мучит мое сердце.

Просыпаюсь от первых лучей солнца и возни в смежной комнате. Когда вернулся Кирк? Выглядит бодрым и готовым к бою. Он выспался? Смог отдохнуть?

— После завтрака отправимся в путь, — говорит мне медведь, указывая в сторону стола с ароматными булочками и молоком. Вот только есть мне сейчас совсем не хочется.

— Скажите, если вам что-то нужно, миледи. Я все подготовлю, — сообщает он, а я хмурюсь.

— Это я должна говорить на “вы”, а не наоборот, — считаю я, а Кирк ухмыляется.

— Я ведь дал клятву служить.

Опять он об этом. Давно стоило спросить, но в болоте мыслей невозможно, вычленить главное в последнее время.

Надо бы спросить, но сначала я нуждаюсь в другом ответе.

— О Риде что-нибудь слышно?

— Нет, миледи, — отвечает он мне, вновь делая акцент на статусе. Будто его гоблин за пятку в лесу укусил. — Но отсутствие новостей уже хорошая новость. Думайте в этом ключе.

— Могу ли я попросить тебя говорить со мной на “ты”? Если хочешь, я буду обращаться на “вы”. Это ведь я в долгу. — прошу его, и медведь, усмехнувшись, кивает.

— Спасибо, — киваю я, а затем не могу не спросить. — Могу я узнать, что за сделку вы с Ридом заключили?

— Можешь, Мэл. Но в пути. Сейчас нам лучше поторопиться. В полдень нас будут ждать, чтобы запечатать твою метку.

— Метку истинности? — охаю я, а в памяти тут же всплывает неприятный тип, который предлагал такую услугу за годы жизни.

— Не пугайся. Рид обо всем договорился, — отвечает медведь, а я в который раз замечаю некую легкость, с которой он произносит имя моего мужа. Хотя раньше его голос хрипел, а глаза наполнились злостью. О чем же таком они говорили.

— Мастер запечатает всю тебя, включая метку, истинности, чтобы никто и никогда не смог найти.

— Никто? — переспрашиваю я, а в сердце селится страх. Как же я узнаю без метки, что он цел? Хотя и с ней не чувствую его больше.

Но пока то, что она на месте — прямое свидетельство, что он жив. Сердце начинает сосать еще больше тревог. Мне бы просто знать…

— Встреча в полдень. Давай поторопимся, — просит Кирк, и а я в растерянности киваю.

Собираюсь быстро, не забыв поменять одежду сыночку, и уже спустя четверть часа мы с Кирком выходим на улицу. За вуалью плохо видно, куда идти, и приходится быть осторожной вплоть до того, как мы садимся в повозку.

— Ничего не бойся. Процедура безопасная, — заверяет медведь, когда колеса трогаются. — Зато после этого мы сможем отправиться куда угодно.

Киваю, а сама всеми силами прислушиваюсь к шуму за повозкой. Вот бы услышать краем уха какую-нибудь городскую сплетню в слухе: “А вы слышали, что генерал Дидрих сбежал из дворца”. Я совсем свихнулась, да?

Но нет, они говорят о чем-то другом. О том, что брат короля Дерек Темнейший кинул ему перчатку — бросил вызов на престол. От услышанного вздрагиваю в надежде, что если власть сменится, то и все вокруг тоже измениться. Но люд тут же галдит, что король пошел против традиций и не принял вызов, а на брата объявил охоту…..

Как же так?

К реальности возвращает легкий толчок, когда экипаж тормозит у городской площади. Кирк велит выходить. Но там ведь много народу. Нам точно нужно туда?

— Держи, — выдает он мне уже знакомый пучок трав. Иллюзия? Снова буду беременной?

— Дэриэла лучше оставить здесь, — вдруг советует медведь, а я не успеваю спросить, на кого же, как дверца открывается, и к нам заглядывает знакомое до боли лицо.

Боги! А ведь я думала, что больше никогда не увижу нашу повитуху. Думала, что потеряла связь со всем, что мне было дорого. Как же отрадно!

— Очень рада вас видеть, госпожа. Давайте его мне, — шепчет она, перенимая Дэриэла, а потом вздрагивает.

— Ой! Чуть не забыла вам отдать! — говорит она, но поскольку на руках у нее малыш, решает, что сделает это позже. Мы же никуда не денемся.

— Вы оставайтесь в повозке, она защищена печатями, если что-то не так, разбейте этот артефакт, — говорит Кирк, а я узнаю в его руках желтый камешек из коллекции мужа.

— Поспешим, — подгоняет медведь, и я цепляю травушки на платье и тут же обращаюсь в шатеночку, но уже без беременного живота.

Медведь спрыгивает с повозки, заставляя ту пошатнуться. Спускаюсь следом. Знаю, что нахожусь под иллюзией, но все равно немного не по себе.

Мы идем в самую гущу толпы, где люди уже задевают плечами друг друга, к какому-то шатру, похожему на то, что используют бродячие артисты.

Нам точно туда?

Судя по тому, как уверенно медведь ступает внутрь – да.

Удивительно, но едва шторка опускается за нашими спинами, гул и галдеж моментально исчезают, будто их магией отсекло. А внутри, кроме нас почти никого и нет. Лишь пара тройка незнакомцев, идущих по своим делам. Они даже не смотрят на нас, а я стараюсь не смотреть на них.

— Подожди немного здесь, — велит мне медведь, когда мы входим в один из маленьких шалашей, наполненным прохладным туманом, а сам шагает дальше.

Оставшись наедине с собой, тут же ежусь. Чувство будто на меня смотрят со всех сторон невидимые глаза. Но здесь ведь никого нет…

Взгляд спотыкается о шар, закатившийся между алых подушек на небольшом подиуме. Вот и столик рядом, и подставка. Так ведь и потерять могут.

Немного помучившись в сомнениях, решаю вернуть предмет на место. Забираюсь на подушки, беру шар, очень похожий на тот, которым мы с сестрой играли, только больше и … мощнее…. Будто настоящий.

— Вот мы и встретились с тобой, — клокочет за спиной пугающий женский голос.

Загрузка...