Измена. Ты нас предал, Дракон!

Глава 28. Тревоги.

Мэлони Дидрих

Стекло со звоном падает на деревянный пол. От ранений мои оцепеневшие ноги спасает длинное платье. В ужасе смотрю на осколки вместо того, чтобы отойти от окна.

— Госпожа! — влетают стражники.

Один прикрывает собой меня, второй Дэриэла, а еще двое прыгают в разбитое окно.

Все происходит за считанные секунды, но они успевают профессионально оценить ситуацию.

Приближенный Рида тут же ставит щит.

— Вы целы? Не пострадали? — беспокоится он, а я не думаю о себе. Я думаю о малыше Дэриэле, который испугавшись шума, начинает ворочаться в кроватке и хныкать.

Скорее бегу к нему, чтобы взять на руки. Только сейчас понимаю, как сильно испугалась. По телу идет дрожь. Но тепло моей крохи согревает сердце.

Пока стражи осматривают территорию, приближенный Рида понижает голос, чтобы больше не пугать ребёнка, и спрашивает, видела ли я кого-нибудь за окном.

— Не видела, — говорю ему, и это правда.

Он, в который раз осматривает комнату и осколки на предметы крови, а затем меня издали. И только после этого относительно успокаивается.

Еще через несколько секунд в комнату вбегают перепуганные повитуха и целительница. Приходится заверить их, что ничего сейчас никому не угрожает.

Затем возвращаются стражники, которые прыгнули в окно, и здесь становится тесно.

— Возвращайтесь к себе, — велит женщинам доверенный мужа, а затем спешит получить отчет от подчиненных. — Нашли кого-нибудь?

— Нет, как в воду канули. Ну, тут рядом пролесок. А за ним начинается деревня. Может, ребятня какая-нибудь?

— Это забава, что ли, такая в окно нашей госпожи камнями кидать? Какие еще шутки? Сутки вам даю на то, чтобы вы нашли того, кто это сделал. А ты лично будешь стоять под окном и следить, чтобы никто и близко сюда не подошёл. Госпожа, я буду за дверью. Ни о чём не переживайте. Ваша безопасность для нас приоритет.

Выдаёт команду таким голосом, что мне даже кажется, что я слышу в нём ноты Рида. Аж дрожь берет.

Служили кланяются, и моя спальня, наконец-то, пустеет. Из коридора еще доносятся голоса. Мама проснулась. Вот пусть сама и разбирается, что произошло, а мне нужно уложить Дэриэла спать. Только вот самой не спится.

Мне тревожно на душе. И не только из-за камня и щита, временно заменившего окно. Я будто чувствую тревогу Рида. Странно.

Уже давно такого не ощущала, по крайней мере, с тех пор как забеременела, точно. А теперь у нас с ним будто снова ментальная связь. Будто все возрождается из пепла, вот только боль внутри никуда не уходит.

Ворочаюсь полночи и засыпаю только под утро. Но хрупкий сон прерывает повитуха и зовёт меня к столу.

— К столу? — переспрашиваю я, глядя на яркое солнце за окном.

Выходит, утро не такое уж и раннее. Часов десять?

Женщина улыбается и говорит, что лично приготовила сегодня завтрак. А мне не трудно догадаться, что на самом деле люди матушки отказали в этом деле.

Искренне благодарю повитуху, которая уже меняет сыну пеленки.

— Вы умывайтесь, мы будем внизу, — говорит она, забирая Дэриэла, и я с легким сердцем их отпускаю.

Сама же спешу привести себя в порядок прохладной водой, а перед выходом замираю, глядя на окно. Мороз пробирает от воспоминаний. Кому мы не угодили? За что?

С этими мыслями спускаюсь в холл и слышу голоса служивых.

— Нужно доложить Его Светлости о происшествии. Дайте добро на моментальное письмо.

— Оно туда не дойдет. — отвечает приближенный Рида.

Туда это куда?

— Его Светлость алый конверт получил. Сейчас на службе. Отправь запрос на связь. Как у господина будет возможность, он с нами сам свяжется. А пока что глаз с госпожи не спускайте.

— Слушаюсь! — восклицает страж, а я тону в омуте мыслей.

Рид получил алое письмо и даже не подумал мне об этом сказать?

Что было в том конверте?

Благо воин никаких нет, но мне тревожно. Тревожно потому, что тревожно Риду. Вот что я чувствовала ночью. А он не из тех, кто волнуется по пустякам.

— Простите, где сейчас Рид? — вклиниваюсь в разговор мужчин.

— Ох, госпожа. Вы слышали? — напрягаются служивые, но отвечать не спешат. Приходится повторить вопрос.

— Мы сами не знаем. Но уверен, что с Его Светлостью все в порядке, — заверяет личный страж и задирает рукав до локтя.

Боги!

— Что это? Вязь раба? — охаю я. — Она же незаконна!

— О нет. Что вы. Я сам эту метку нанес, чтобы знать, если хозяин в беде. Она не красная и даже не розовая. Не беспокойтесь, госпожа. Не то хозяин разозлится, что мы вас напугали.

— А вы ему не говорите, — смекаю я, и мужчины растерянно переглядываются. — Так нельзя. Знаю.

— Ух, госпожа, напугали, — выдают мужчины и идут на обход.

А я с тревогой смотрю им вслед. Хоть и злюсь на Рида до безумия, но алый конверт. Нет. Пусть он вернется. Пусть будет жив. Молю вас, боги!

А я…. я что-нибудь придумаю.

Силой пытаюсь угомонить разболевшееся сердце и наконец-то добредаю до столовой, где повитуха во всю сюсюкается с Дэриэлом.

Стол она, действительно, накрыла шикарно. Завтрак простой, но сытный. Яйца, овощи, хрустящий хлеб и козий сыр. Какой же аромат стоит.

— Кушайте хорошо, госпожа, чтобы молоко было хорошим, — с неподдельной заботой говорит повитуха. А я прошу принести ещё тарелок.

— Ваша матушка спустится к завтраку?

— Не думаю. А даже если так, то ей накроют её слуги.

— Тогда зачем же?

— Для тебя, конечно же. — говорю ей, и женщина теряется между тем радоваться ей или опасаться.

— Но как же…? — тянет она.

— Садись, — зазываю ее и уже за руку веду к столу. Мне необходимо ее тепло и ее улыбка в момент, когда внутри полно тревог.

Камень в окно. Рид. Красный конверт.

— Что вы тут устроили? — раздается грозный голос матери.

Стоит на пороге в темно-сиреневом строгом, как и она сама, платье, и созерцает наше представление дергающимся глазом.

— Завтрак, — спокойно отвечаю ей, а затем отодвигаю для повитухи стул.

— Это что еще за выходки?! Прислуге не по статусу сидеть за одним столом с господами! Этому не бывать!

— Немногим ранее и я была без статуса, матушка. И статусные мне не помогли, а она…. Она меня спасла, мама. И если уж кто и будет сидеть со мной за одним столом, то люди, которым я искренне благодарна, — говорю этой женщине, и теперь у нее дергается не только глаз, но и губы. Приходится их поджать.

Что я испытываю, глядя на ее негодование? Никакого удовлетворения. Разве что грусть от того, что мы никогда не поймем друг друга. И это очень прискорбно.

Я, ведь, просто хочу жить так, как велит сердце. И оно велит мне беречь надежных людей.

— Совсем обезумела! — выдает вердикт матушка и уже собирается уйти, как взгляд цепляется за коляску Дэриэла, агуканье которого никого не оставит равнодушным. Даже ее?

На миг ледяное лицо меняется, будто в нем пробуждается жизнь, но мать ловит мой внимательный взгляд и тут же задирает голову и гордо покидает обеденный зал.

— Садись, — прошу повитуху. — И ни о чем не беспокойся. Это моя благодарность, — говорю я ей, а сама ловлю себя на мысли, что не всех спасателей отблагодарила. А где Кирк и что с ним стало, даже не знаю.

Можно ли верить Риду, что он его вознаградил? Хочется. Точнее я отчаянно нуждаюсь в этой вере, иначе выходит, за свою отвагу герой пострадал.

— Госпожа, что с вами? Невкусно? — беспокоится повитуха, завидев на моем лице тревогу.

— Нет. Все вкусно, — честно отвечаю я и ловлю себя на мысли, что впервые мне хочется есть, а не просто вталкивать в себя еду ради молока.

Может из-за ночного испуга, а может потому, что я пытаюсь заесть свои тревоги. Красный гоблинский конверт, выйди уже из головы!

Женщина принимается живо щебетать, а после к нам присоединяется и целительница, и мои мысли наконец-то текут в нужное русло. Присест становится не мукой, а маленьким светлым событием в моей сумеречной жизни.

Мы трое, мы все разные. Повитухе уже под пятьдесят. Целительнице за сорок, а мне и двадцати пяти нет. Но при этом у нас есть нечто общее. Какая-то теплота в сердце, и сейчас она особенно чувствуется.

После плотного завтрака я решаю, что было бы не лишним прогуляться в саду. Дериэлу тоже нужно подышать свежим воздухом. Посмотреть на крохотный мирок, в котором взрослела его мама.

Ненадолго отхожу от них, потому что в голове опять тревоги. Наверное, стоит беспокоиться, не прилетит ли сейчас камень, но с нами стражники.

И даже они не знают, где сейчас Рид. А он тревожится, я это чувствую. И тревожусь еще больше.

Тихо выдыхаю и бросаю взгляд на лес. Он так похож на тот, по которому я бежала босиком после портала. В котором спаслась верхом на медведе.

Наверное, я никогда не успокоюсь, пока не буду уверена, что с Кирком все хорошо. И если стражи не могут мне сказать, где Рид, потому что сами не знают, то с медведем, скорее всего, все иначе.

— Как тебя зовут? — подхожу к служивому, который все это время тенью следует за нами.

— Сэлви, госпожа. — теряется мальчишка. Хотя, может он и не младше меня. Просто очень забавно краснеет. Наверное, не поймет, в чем дело.

Нужно избавить его от лишних нервов.

— Сэлви, ты знаешь, что случилось с медведем, который мне помогал? — спрашиваю, и он тут же бледнеет.

— Мне негоже о таком докладывать.

— Сэлви. Ну что вы? Это ведь простой вопрос. Разве там есть что скрывать?

— Негоже, госпожа. Нельзя мне. — упирается он.

Да что же это такое? Вот как верить, что все хорошо, когда от меня постоянно что-то скрывают? Так трудно сказать, если сделали доброе дело? Скрывают обычно дурные поступки!

— Сэлви, не скажете вы, я сама узнаю, где Кирк, и тогда буду в ярости, — предупреждаю его, и, кажется, сейчас, служивый готов проронить пару слов.

— Зачем тебе медведь, Мэл? — раздается за спиной знакомый до мурашек голос.

— Рид? — оборачиваюсь и во все глаза смотрю на мужа.

О боги! Что с ним?

Запыхавшийся в зимней одежде посреди теплого дня. Уставший и изнуренный, будто после долгих скитаний.

— Вижу, ты в порядке, Мэл, — выдает он с какой-то горькой усмешкой. — И более того, не о муже печешься, а о медведе. Это потому ты была так встревожена все это время? Из-за него?