Внутри мечется пламя. Это неслыханно! Явиться и подозревать меня непонятно в чем, когда сам наворотил таких дел, что вспомнить страшно, а забыть никак не получается.
Нужно успокоиться. Нужно выдохнуть. А я, как заведенная хожу по комнате. Дэриэл ворочается от моих шагов. Вот-вот проснется, а ведь он только пару минут назад уснул. Дневной сон очень важен.
Покачиваю колыбель, веля себе остыть. Воды, что ли, выпить? Но графин пуст. Решаю выглянуть в коридор, чтобы попросить повитуху набрать его, но натыкаюсь взглядом на Рида. Несколько взлохмаченный он спешно идет в мою сторону с другого конца коридора. Что он там делал?
Видит меня и сбавляет шаг. Лишь на миг, а затем еще уверенно идет сюда.
— Я тебя искал, — выдает он. Голос подозрительно проседает, а глаза полны решимости.
— Вы с этом преуспеваете, — отвечаю ему. — Зачем на этот раз? Вновь отчитать?
— Хочу увидеть сына, — говорит он, и от этих слов все внутри переворачивается. Какая-то часть меня встает на дыбы и не хочет впускать его в комнату. Но ведь он и сам войдет, если того пожелает.
Отвожу сердитый взгляд и отхожу с пути.
— Он спит, — спешу сказать, когда, водя в комнату, у Рида вспыхивают глаза, при виде коляски-колыбели.
Дэриэл, словно почувствовав, что отец здесь начинает снова ворочаться и агукать. Будто подсознательно тянется к нему. И как бы мне не хотелось сейчас сказать, что тот, в ком он отчаянно нуждается, едва нас не погубил, я заставляю себя молчать и до боли прикусываю губу.
Дэриэл еще слишком маленький чтобы что-то понять. Он тянется к теплу, к крови отца. И как бы я не злилась, с этим ничего не поделать.
Остается сжимать кулачки и наблюдать, как Рид берет на руки сына. Он смотрит на Дэриэла так, что душа хрустит словно осколки. Но уже не от злости. Сама не знаю от чего. Внутри какой-то неведомая буря чувств, которая вызывает слезам к глазам.
Делаю глубокий вдох, чтобы их остановить.
— Дракон, — тихо говорит Рид, с искренней нежностью глядя на сына.
— Откуда ты знаешь? — хмурюсь я. — Ипостась у детей проявляется к годам десяти-двенадцати, редко когда к семи.
— Дракон, — повторяет он и стихает, с тревогой глядя на метку на руке. — От нее нужно избавиться.
— Как? — спрашиваю я и даже хочу съязвить: “клеймом выжечь?”, но слова спотыкаются о зубы. Даже думать страшно, что кто-то причинит боль моему малышу, не то, что говорить об этом.
— Есть одна возможность, — сообщает Рид, и тут же смолкает, будто дальше знать мне не положено.
— Какая?
— Нужно все проверить. Если буду уверен в действенности и в безопасности, отвезу вас туда, — обходится размытым объяснением.
А еще о доверии говорил. Доверии, которого больше нет. А было ли оно вообще?
Смотрю на мужа и пытаюсь понять, что между нами осталось, кроме боли, вечных подозрений и… истинности, которая все еще связывает нас не только узором на теле, но и чувствами, которые я отчаянно хочу потопить своей злостью и страхами.
И сейчас одна часть меня неистово желает, чтобы Рид ушел, а другая… немощная, забитая, исполосованная кровоточащими ранами позорно тянется к нему. И я вновь бью ее по рукам.
Если не ударю я, если снова позволю себе поверить, если выпущу чувства из запертой клетки, то снова испытаю испепеляющую боль.
Потому и смотрю молча в его синие, как моря, глаза, а он так же молча в мои. Будто все знает, будто чувствует.
Целует Дэриэла в лобик, кладет в кроватку, а тот даже не думает плакать, как обычно выражает свое недовольство мне. Полностью слушает отца. И его отец идет ко мне.
Решимость в родных глазах, уверенный взгляд. Меня тут же пронзает страх. Страх, что он найдет способ сломать выстроенную мною стену. И от этой мысли, я перестаю дышать….
Стук в дверь становится моим спасением. Но матушка не ждет дозволения, а тут же входит в комнату.
— О боги! Лорд Дидрих, вы, правда, здесь! — радостно восклицает она, а следом за ней в комнату входит рыженькая служанка.
Дочка поварихи в миг краснеет, завидев Рида, и тупит взгляд. Сама не знаю почему, но это очень мне не нравится.
Сам же Рид и виду не подает, что замечает ее. И это тоже странно. Потому что обычно он, хоть и тверд, но внимателен и к слугам, и к крестьянам. Это в нем меня всегда и восхищало.
Матушка начинает петь целые оды моему мужу, напрочь игнорируя то, что знает о его измене. Он для нее самый лучший. Добродетель. Его милость и забота не знает границ.
Пока она практикуется в красноречии, Рид кивает, натягивая на губы сухую улыбку из вежливости. Позволяет ей выговорится немного, а затем останавливает.
— Я сейчас же велю накрыть на стол в честь вашего приезда! — суетится мама и подталкивает дочь кухарки к выходу, а та все еще искоса поглядывает на Рида.
Да что это с ней?
И что с ним? Он все это время делает вид, что девушки тут нет. Чутье прямо бесится, и не успокаивается, даже, когда комната освобождается от посторонних лиц.
Остаемся лишь мы: я, Рид, и Дэриэл, агукающий в кроватке.
Во все глаза смотрю на мужа, а не знаю, как спросить. Да и вообще, стоит ли?
— Надолго я не могу здесь остаться, Мэл. — он начинает совсем другой разговор. — К утру должен быть в одном месте. Я уйду в полночь.
— Как посчитаете угодным, — хочу сказать, но вместо этого задаю другой вопрос. — Вы получили алый конверт от Его Величества?
Рид хмурится, кидает взор назад, будто там стоят стражники, которых он сейчас отчитает.
— Кто тебе сказал? — темные брови хмурятся, напоминая перевернутый наконечник стрелы.
— К сожалению, не вы, Ваша Светлость.
— Мэл, к чему эти формальности?
— Муж волен делать все, а жена должна выражать почтение, не так ли?
— Разве у нас с тобой такой союз? - злится он, но голос звучит сдержанно.
— А разве нет? — спрашиваю его, и в душе становится больно от его оскольчатого взгляда.
Мне сейчас нужна моя злость, чтобы защищаться, но ее почему-то нет в этот самый момент.
— Я не хотел тебя волновать.
— Незнание волнует куда больше, мой лорд.
— Все-таки ты обо мне переживаешь, — щурится он, и я тут же отвожу глаза.
— К чему вы спрашиваете, если склонны верить поспешным суждениям, а не моим словам?
— Мэл, — он подходит вплотную, и воздуха становится значительно меньше. Даже на один вдох не хватает.
Скорее отвожу взгляд и отступаю, потому что близость с ним все еще болезненна для меня. Но к собственному стыду, не так, как раньше.
Может быть, дело в алом письме или тревогах, что Рида не станет на этом свете. Может в том, что в его взгляде, мешаясь со злостью, вновь горит то, от чего я когда-то бездумно и всецело таяла как воск горящей свечи. Мне сложно выдерживать его натиск.
А он, как чувствует, хватает мою ладонь и прикладывает к своей груди.
— Слышишь? Это сердце всегда выбирало только тебя, — говорит он мне, и по телу бегут толпы мурашек.
Отдергиваю руку и сжимаю пальцы. Они словно онемели от этого прикосновения. А вот щеки горят. Я теперь я злюсь. Я все еще ненавижу его. А он… имеет надо мной истинную власть.
— Вам лучше спуститься к столу, не то матушка расстроится, — говорю, даже не глядя на него, но Рид прекрасно понимает, что я попросту хочу его сослать.
— Мы спустимся вместе.
— Я очень устала. И если вы позволите, хочу немного поспать, — опять лгу, и он опять это прекрасно понимает.
Взгляд наполняется стеклом, но режет не меня, а его.
Кивает с горькой едва заметной улыбкой в уголках губ, направляется к выходу, но останавливается, чтобы поцеловать сына в лобик и вдохнуть его запах. А я, оцепенев, наблюдаю эту картину, сама не понимая, что за безумный вихрь чувств сейчас овладевает мной.
Дверь тихо закрывается, и я готова упасть на пол, потому что ноги моментом становятся ватными. Голову кружат ненужные мысли. Ругаю себя, но это не помогает.
Может, в самом деле, попробовать поспать, чтобы освободить голову? Проснусь уже без отравляющих мыслей. Хотя бы без части таковых.
Но нет. Сон ко мне не идет, зато сладко обнимает Дэриэла.
Думаю, чем бы себя занять, чтобы отогнать сомнения, и решаю заглянуть на чердак. Там наши детские вещи. Приятные воспоминания это то, что нужно, чтобы прогнать смуту из души.
Оставлять Дэриэла одного не хочу. Вдруг проснется и заплачет, а рядом никого. Решаю позвать повитуху, чтобы подменила меня ненадолго, и только после этого следую на чердак.
— Он в таком виде увидел тебя? — слышу женские голоса.
Голос незнакомый. Кто-то из слуг мамы?
— Я была в одном полотенце, когда он без спросу вошел ко мне, — отвечает другой тонкий голосок, и заглянув за угол, я вижу рыженькую девушку с таким румянцем на щеках, что присущ лишь влюбленным барышням.
— Видела бы ты, как он смотрел, — шепчет она с небывалым воодушевлением.
Интересно, о ком идет речь? Разве она замужем, чтобы подобное обсуждать?
— И что лорд Дидрих сделал потом? — спрашивает первая дамочка, и земля уходит из-под ног.
Лорд Дидрих? Рид?