Измена. Ты нас предал, Дракон!

Глава 32. Не искушай меня.

Мэлони Дидрих

— Я была в одном полотенце, когда он без спросу вошел ко мне. Видела бы ты, как он смотрел, — шепчет с небывалым воодушевлением Сабина. О ком это она?

— И что лорд Дидрих сделал потом? — спрашивает ее вторая прислуга, и земля уходит из-под ног.

Лорд Дидрих? Рид? Напрягаюсь до кончиков пальцев. Даже вдох сделать не могу. От мысли, что Рид мог меня предать… снова, в сердце такая боль чтобы разом вогнали дюжину игл.

— О боги! Госпожа! — замечает меня девчонка, а злюсь. Злюсь, потому что не услышала, что же сделал в итоге Рид.

Рыжая краснеет при виде меня, но взгляд не отводит. Смотрит прямо в глаза.

— Я все слышала, — заставляю себя говорить, а вместо голоса идет хрипотца. — Так что сделал Его Светлость, когда вошел к тебе в одном лишь полотенце?

Девчонки напрягаются, но они понятия не имеют, что сейчас испытываю я. Да, испытываю, а не чувствую. Потому что каждая секунда молчания – это испытание души и тела. Пытка!

— Он ушел, — мямлит рыженькая, только огонь в ее глазах говорит совершенно о другом.

Да и чего я от нее жду? Что она мне в лицо правду скажет?! Это не Тильда, которая будет гордиться подлым поступком, которая ударит упавшего грязным башмаком. Сабина так не сможет. Зато будет с воодушевлением рассказывать, как на нее почти обнаженную смотрел чужой мужчина.

Жаль, нет заклинания, которое заставит ее сказать всю правду. “Как он смотрел!”, а затем просто ушел. Где тут логика? Где правда?

— Вы чего-то еще хотели, госпожа? — суетится вторая девчонка.

— На чердаке старые вещи. Принесите их мне, — говорю девицам, а затем заставляю себя выпрямить спину и вернуться к сыну.

Как же гадко на душе. Как больно! Рид… опять.

Нет. Не мог. Не стал бы. Он же не ненормальный, чтобы творить такое в стенах дома моего отца. Он бы не стал бы!

Схожу с ума от мыслей, пока в двери не раздается стук.

Рыженькая не входит, но я замечаю ее в проеме. Коробки, что первую, что вторую заносит другая девочка, и тут же, не поднимая глаз, убегает.

А я с трудом удерживаюсь от порыва выскочить следом и поймать Сабину. Вот только чего я этим добьюсь? Буду как жена-истеричка кидаться на любовниц мужа?

Боги, вы жестоки. Вы должны были освободить меня от истинности, зная, какая судьба меня ждет. Чем я прогневала вас? Чем свою метку заслужил мой сын?!

Реветь нельзя. Пытаюсь отвлечься вещами, что находятся в пыльных коробках. Детские игрушки, даже рогатка есть.

Мы со Стеллой только так получали от матушки, когда пуляли по старым дырявым ведрам заменявших нам мишени. Папа защищал нас, но все равно просил не забывать, что мы все-таки будущие леди.

В вот и банты со времен лицея. Старая книжка и даже шар.

Вспоминаю, как отец привез его из путешествия, выкупив у какой-то известной провидицы. Тогда на них такая мода была, что они продавались повсюду. Но чаще всего подделки.

Однако нас со Стеллой шарик как-то не обманывал. Или нам просто хотелось так думать. Мы ведь были детьми.

— Госпожа, — тихо стучит повитуха, когда я принимаюсь стирать с шара пыль. От шума Дэриэл просыпается. — Вам нужно чем-нибудь помочь?

— Принеси соли с кухни, — прошу ее, вспоминая наши детские шалости, а сама иду к сыну, чтобы его накормить.

Малыш сладко причмокивает, а я забываю о бедах, пока глажу его по хрупкой головке и мягким волосам. Как же он сладко пахнет. Мой маленький, нежный, родной и такой беззащитный.

Невольно вспоминаю слова Рида про метку, и в сердце входит укол.

Он, действительно, найдет способ ее убрать? А если нет, какая судьба ждет моего сына?

— Ох, какой сладкий, — возвращается повитуха, когда довольный пирожок, накушавшись, требует веселья. — Давайте я с ним погуляю.

Киваю, потому что у меня есть на это время планы. Как только повитуха забирает Дэриэла, сыплю на пол соль, создавая круг. В центр сажусь сама. У меня столько вопросов к этому шару. Хоть бы он оказался рабочим.

Начинаю с простого, какая завтра будет погода. Шар обещает дождь. Кидаю взгляд к небу — облака сгущаются. Буду надеяться, что предсказание правдиво.

— Метка уйдет с тела моего сына? — дым становится черным, затем пурпурным, затем черным.

Я не помню всех толкований, но это меня пугает. Зато в последний момент дымка начинает светлеть и светлеть с такой силой, что чуть ли не ослепляет меня.

Это что еще значит?! Насколько я помню, такой яркий свет - предзнаменовение чего-то хорошего и даже великого.

Глупо, но сейчас мне хочется плакать. Хочется ногтями вцепиться в надежду, что у Дэриэла все будет хорошо. Будет! Обязательно будет.

Делаю глубокий вдох, вытираю слезы.

Я давно храню в сердце еще один острый вопрос, но никак не могу заставить себя произнести его вслух.

— Рид предаст меня вновь? — так он звучит в моей голове, но отчего-то губы не хотят шептать.

Я дико боюсь увидеть ответ. Дико боюсь испытать новую боль!

Набираю в грудь побольше воздуха и решаю пойти окольным путем.

— Что меня ждет в ближайшем будущем?

Шар снова темнеет, набираясь иссиня-черного цвета, а затем становится серым, как небо перед грозой, и вьется тонкой змейкой меж очертаний городов и лесов. Что это значит?

— Боль, отчаяние и …. долгий путь? — шепчу я.

Вот так счастливое будущее.

Дурацкий шар! Он сломанный или вовсе не настоящий!

Хотя в счастливое будущее сына я хочу верить. Тогда нужно поверить в страшное мое?

Это всего лишь предсказание. Нужно больше ответов, чтобы понять, насколько точно все это работает.

— Покажи мне Кирка, — велю шару, и он окрашивается золотом.

Скорая встреча? С медведем? На моем “долгом пути”? Как такое возможно? А как же Рид?

Едва подумав о нем, чувствую его ярость и боль, и тут же слышу хруст пальцев. Оборачиваюсь на звук, и понимаю, что я здесь не одна.

В комнате Рид, вошедший без стука и, судя по гневу, в глазах, слышавший мой “разговор” с шаром.

— Моя благочестивая жена не оставляет мыслей о другом мужчине? — хрипит он, будто стекло проглотил.

И если на секунду мне становится стыдно, то я тут же вспоминаю Тильду и вдобавок эту мамину прислугу, на которую мой муж “ТАК смотрел”!

— Тебе ли говорить о благочестии? — с болью вытекает моя претензия.

— За свои грехи я плачу сполна. Моя истинная бежит от меня, не оставляя и шанса.

— А разве тебе нужен шанс? Ты ведь ни одну юбку не пропускаешь.

— Единственная юбка, которую я не пропускаю, точнее не отпускаю, и не отпущу, это ты. И ты это знаешь. — хрипит он, но глаза говорят еще громче.

Боги, что они делают со мной? Я боюсь им поверить…

— Сабина другого мнения.

— Рыжая служанка? — уточняет муж, а меня сковывает боль, как удав сковывает свою жертву кольцами.

Выходит, та девчонка ничего не придумала?

— Даже не отрицаешь, — горько шепчу я.

— Не отрицаю, что вошел в ее комнату, когда она была в неглиже. Не отрицаю, что вышел оттуда, как только это понял. Не отрицаю, что велел твоей матери передать этой девочке, чтобы все забыла.

— Так и сказал моей матери? — не верю я.

— Мэл… неужели ты думаешь, что я еще хоть раз позволю тебе испытать то, на что обрек однажды? — его взгляд пронзает до самого сердца, испепеленного муками и страданиями. И оно, как феникс хочет возродиться из пепла и поверить вновь.

Нельзя. Эта гребаная истинность не заставит меня забыть то, что произошло. Я не прощу. Я не посмею!

— А почему нет, если ты думаешь только о себе? — выдаю ему, решительно прогоняя ненужные мысли и чувства. Так намного лучше!

— Если бы я думал только о себе, то поступал бы иначе.

— Да ты что? И как же?

— Лучше не спрашивай. Не искушай.

— Мое мертвое тело тебя еще искушает?! — горько усмехаюсь я, надеясь его уколоть, но тут же понимаю, что сделала это очень зря.

Рид оказывается рядом так быстро, что я не успеваю отреагировать, как оказываюсь в его горячих, стальных объятиях.

Инстинктивно хочу убежать, но он и шанса мне не дает. Запускает пальцы в волосы, как делала это всегда, и внутри меня все умирает. Смолкает даже сердце.

Еще миг, и Рид сминает мои губы непростительным наглым жарким поцелуем.