Измена. Ты нас предал, Дракон!

Глава 33. Приказ короля.

Все тело пронзает жар и… боль. Он касался этими губами другой, он обнимал ее, он верил не мне….

Отталкиваю, что есть сил, но Рид точно скала — не сдвинешь. Отходит сам, смотрит на меня глазами, полными огня и боли, но моя ярость страшна.

Бью его в грудь, что есть силы, позабыв, что так не пристало жене. Да и какая я жена, обложка с вырванной сердцевиной.

Бью и кричу в слезах:

— Ненавижу! Я тебя ненавижу!

Мой голос срывается на хрип, руки слабеют, а Рид и не думает отходить или защищаться. Просто терпит, пока мои кулаки яростно бьются о его мундир.

— Хватит, — захватывает мои запястья. — Ты себе навредишь.

— Не делай вид, что тебе есть до этого дело! – кричу я, а он поднимает с подоконника одинокий подсвечник и вынимает свечу.

— Лучше этим, — говорит мне муж, вкладывая в мою горячую ладонь холодный, тяжелый металл.

Гад! Мерзавец! Я ведь этим и прибить могу. Или думает, что пожалею?!

Подсвечник выкатывается из моих рук и с грохотом падает на пол.

— Уходи, — шепчу полумертвым голосом. В глаза ему смотреть не хочу. — Я не хочу тебя больше видеть.

Не знаю, что сейчас написано на его лице. Не знаю, что кричат некогда родные, и все еще имеющие надо мною власть глаза. Не хочу думать об этом.

Не хочу, чтобы он меня возвращал. Не хочу, чтобы кромсал мою стену, заставляя заживо гореть, умирать и восставать из пепла. Не хочу…

Стоит, не двигаясь, и я уже предчувствую, как сейчас он вновь назовет меня по имени, а голос его прозвучит с хрипотцой, будто в горле застряли осколки стекла. Этот звук тоже приносит мне боль. Невыносимую боль.

Но он молчит. Молчит и смотрит на меня, пока я упорно гляжу в сторону.

Шаг назад. Тихий, но уверенный. Второй, и разворот.

Рид уходит, молча, ничего не обещая, ничем не угрожая и… не закрывая за собою дверь.

Комната пустеет, а вместе с ней пустею и я. Припадаю к подоконнику, чтобы устоять на ногах, но этого мне мало. Мои губы все еще пылают, и я ненавижу. Ненавижу Рида, ненавижу себя.

Боги, вырвите мое сердце! Перестаньте его испытывать. Я вообще не знаю, как оно все еще бьется, когда умерло уже тысячу раз. Пусть в моей груди будет камень, пусть там будет лед, которому все нипочем. Пусть в душе место будет лишь для Дэриэла и только для него.

Как мне закрыться? Как содрать с себя гоблинскую истинность?

Смахиваю слезы и хочу закрыть дверь, чтобы никто не увидел моих слез, но случайно задеваю носком туфли подсвечник.

“Ты себе навредишь”, — говорит. Какой благородный. Лучше бы он был извергом и монстром, тогда проще было бы его ненавидеть, и не пришлось бы ненавидеть себя.

А я злюсь. Люто злюсь на то, что в моем сердце все еще теплятся угли чувств к мужчине, предавшего меня и сына. Так быть не должно. И так не будет.

Если я опущу свой щит, что меня ждет?

Жизнь в мыслях, когда это случиться вновь? Смогу ли я, спускаться к завтраку к мужчине, от взгляда на которого внутри все болит? Смогу ли делать вид, что все забыла? Я ведь не забуду. Я буду всегда помнить, что они с Тильдой делали в нашей с мужем спальне. Как он смотрел, что мне говорил.

Так что же мне делать? Вариться и дальше в этом котле невыносимо. Невыносимо из-за меня самой.

Я должна быть мудрее. Я должна придумать план. И, возможно, сбежать. Не в неизвестность, где придется скитаться. Я не могу позволить себе такой риск, когда на руках малыш.

Я должна предусмотреть все. Наверняка, ведь, есть места, где глушиться связь истинных. Вот только метка на руке Дэриэла. Если я и решусь исчезнуть навсегда, то лишь тогда, когда сын будет в безопасности.

В любом случае, нужно все обдумать. Нельзя действовать сгоряча. Второй побег, если поймают, мне простят?

Умываю лицо ледяной водой, но все равно видно, что я плакала. Не хочу спускаться вниз. Не хочу никого видеть, но на сердце как-то неспокойно. Наверное, Дэриэл капризничает. Нужно успокоить сладкую кроху.

Привожу себя в порядок и спускаюсь вниз.

— Уехал? Насовсем? — доносятся уже знакомый голос Сабины.

О ком они говорят? О моем муже?

— Да, письмо велел молодой госпоже утром отдать, — докладывает подруга.

— Дай его мне. — тянется к конверту рыженькая, а меня как молнией бьет, хочется вырвать письмо из ее рук, а заодно и прическу проредить.

Но я стою на месте. Чем меньше Рида в моей жизни, тем проще строить свою стену. Я не хочу знать, что он мне написал. Не хочу снова превращаться в комок непонятных невыносимых чувств.

Вот только эта паршивка сейчас его откроет!

— Это что еще такое?! — появляется на горизонте матушка и вырывает у рыжей письмо. — Давно вскрываешь мою почту?!

Вертит конверт, надорванный в области сургуча.

— Прошу не гневайтесь, госпожа. Вы все не так поняли.

— Чего я не поняла?! Ты только что на моих глазах пыталась открыть этот конверт. Или зрение меня подводит?!

— Письмо не вам, а юной госпоже. Я беспокоилась, что она расстроится, если в нем будет что-то плохое. Милорд покинул наш дом таким сердитым. — преклонив голову, ловко щебечет девчонка, а меня начинает тошнить от такой изворотливости. Может, выйти из тени, и расставить все по правильным местам?

— Если так, то ты должна была отдать письмо мне. Что ты о себе возомнила?! — рявкает матушка. — Да и вообще, что между вами с лордом такого произошло, что он велел тебе все забыть?

— Что?! — вспыхивает Сабина в тон своим волосам. — Не понимаю, о чем вы говорите….

— Ты мне зубы не заговаривай. Я тебя пригрела, комнату тебе выделила, обращалась лучше, чем с другими, а ты мне врешь в лицо? Я видела, как ты на него поглядываешь!

— Нет, госпожа. Как я посмею?! — пугается рыжая.

— Тогда говори! — рявкает мама, а девица упорно молчит. Наверняка, пытается что-то придумать.

— Ты! Ну-ка отвечай. И не смей говорить, что не в курсе! Вы целый день по углам шушукаетесь! Соврешь мне, высеку! — угрожает мать, и подруга выдает все, как на духу.

— Ах ты дрянь! — хватается за сердце мать, когда Сабина пытается переиначить рассказ второй служанки. Но звонкая пощечина останавливает жаркий спор. — Совсем страх потеряла? Под моей крышей решила строить глазки мужу моей дочери? Я тебя не только высеку, я тебя со свету сживу!

— Хватит, мам, — вмешиваюсь я, когда разборки набирают опасный оборот. Все три женщины бросают взгляд на меня: Сабина и служанка испуганный, а мама не то злой, не то недоумевающий.

— Что ты такое говоришь? Ты хоть знаешь, что эта предательница натворила?

— Знаю, мам, — говорю ей, а затем смотрю на девчонок. — Ждите на кухне.

Девицы тот час кланяются мне, будто я их спасительница, и несмотря на попытку матери их остановить, шустро убегают в конец коридора, а затем плотно закрывают дверь.

— Что ты делаешь, Мэл? Ты и первую любовницу также пощадила?

— Это Рид зашел к ней в комнату, перепутав спальни. На совести девчонки лишь ее порочные мысли.

— И ты помешала мне эти мысли выгнать из головы!

— Думаешь, сможешь исправить подобное розгами?

— А как иначе? — не понимает она. — Простить? Ты, ведь, всех прощаешь.

— Я не прощаю, мама. Но и топтать не буду. Выгони ее, если хочешь. Этого достаточно. Не надо розг. От них шрамы останутся.

— А тебе не все ли равно, что станет со спиной той, кто глазки твоему мужу строил?

— Мне тогда розг не хватит, мама. За Ридом всегда волочились толпами. — говорю и тут же смолкаю, будто на камень напоролась. — Дело не в них, а в том, как он себя поведет.

— А какой выбор ты ему оставляешь? Что будет делать мужчина, если жена бесконечно корчит из себя мученицу и близко к себе не подпускает?

— Мама, хватит, — устало прошу я и уже жалею, что влезла в спор. — В своей жизни я сама разберусь.

Оставляю ее и беру курс во двор, куда и хотела пойти, чтобы проведать сына. А в голосе эхом звенят слова матери.

Что будет делать мужчина, если жена корчит из себя мученицу и близко к себе не подпускает? Не знаю. Пусть делает, что хочет. Чем больше ошибок он совершит, тем проще от него спастись!

— Госпожа! Госпожа! — раздаются тревожные крики, едва я выхожу во двор.

Задаться вопросом, что случилось, не успеваю. Вижу, как повитуха с Дэриэлом на руках и целительница испуганно спешат к крыльцу, а их спины закрывают стражи Рида. От кого?

От стражей в красных мундирах. Стражей самого короля.

— Леди Мэлони Дидрих?! — спрашивает служивый со строгим, даже пугающим лицом.

— Что тут происходит?! — выскакивает на порог мать. — Я хозяйка этого дома! Что тут стряслось?

— У нас приказ короля, госпожа.

— Какой еще приказ? — вклинивается личный страж Рида и напрягается до кончиков пальцев. А вместе с ним и я.

— Арестовать Ее Светлость Мэлони Дидрих и ее новорожденного ребенка! — выдают служивые, и земля уходит из-под моих ног.