Инженер Петра Великого – 13

Глава 8

Лихорадочная дрожь, сотрясавшая суконный мундир гвардейца, оборвалась мгновенно, словно кто-то щелкнул тумблером, отключая питание. Взгляд сфокусировался, наливаясь тяжестью. Д'Эссо медленно расправил плечи, и с каждым сантиметром его осанки осыпалась шелуха жалкого, перепуганного служаки. Передо мной выросла совсем иная антропоморфная конструкция — функциональная и опасная.

Губы француза скривились, демонстрируя превосходство игрока, выложившего на стол козырный туз.

— Потому что мертвые не могут открывать ворота, генерал.

Дистанция между нами сократилась одним движением. Рывок вышел эталонным — никакой суеты. Из рукава синего кафтана, повинуясь инерции, выскользнула дага — злой, граненый клинок, предназначенный для пробивания кольчуг. Сталь, игнорируя уязвимое горло, устремилось в низ живота. Расчет строился на гарантированном результате: пробить брюшину, вызвать болевой шок и спеленать тушку, пока она будет выть, зажимая рану. Им требовался «язык», а не труп?

Сработала банальный инстинкт самосохранения. Тело среагировало быстрее, чем нейроны обработали сигнал о предательстве. Резкий уход в сторону. Дага с тошным скрежетом проехалась по тому месту где я был, высекая искры, кинетическая энергия удара оказалась слишком велика. Подошвы сапог, не найдя сцепления на натертом воском паркете, предательски поехали. Пол под ногами, залитый подсыхающей кровью предыдущих жертв, превратился в каток.

Гравитация победила — я упал на спину. Стук падения, мое сдавленное рычание и звон покатившегося серебряного канделябра послужили спусковым крючком.

Зал приемов ожил. Тяжелые гобелены фламандской работы, изображавшие пасторальную охоту на оленей, вздыбились. Из потайных ниш и неприметных служебных дверей, сливаясь с густыми тенями от свечей, в помещение хлынул поток людей. Полтора десятка бойцов. Синие мундиры, перевязи, треуголки, надвинутые на лоб. Лиц я не запомнил — только пустые, сосредоточенные глаза мясников, заступающих на смену. Действовали они по отработанному алгоритму: без команд и лишних звуков рассыпались веером, отсекая меня от парадной лестницы. Мышеловка захлопнулась.

Вскочив на ноги, я почувствовал, как рубашка на спине мгновенно прилипла к коже от чего-то липкого. Лопатки уперлись в мраморную стену. Взгляд метался по роскошному убранству зала, сканируя пространство в поисках хоть чего-то, отдаленно напоминающего оружие. Пальцы судорожно сжались на витом золоченом эфесе. С валяющегося рядом трупа, жалобно звякнув, сорвалась парадная шпага — бесполезная дворянская зубочистка, украшение мертвого вельможи.

Клинок оказался слишком легким. Я выставил эту гибкую полоску стали перед собой. Фехтовальщик из меня был посредственный, а против дюжины профессионалов эта «игрушка» годилась разве что для того, чтобы застрелиться от безысходности. Тем не менее, острие смотрело в грудь предателя.

— Впечатляет, женераль, — Д'Эссо приближался неспешно, перекатывая дагу в пальцах. Он наслаждался моментом. Его люди синхронно сжимали полукольцо, оттесняя меня в угол. — Однако я бы воздержался от резких движений. Арифметика против вас. Нас много. Вы один. И, напоминаю, целостность вашей шкуры входит в наши интересы. Пока что.

Он остановился в трех шагах — ровно на дистанции выпада, демонстрируя полное пренебрежение к моим способностям.

— Кто бы мог подумать. Русский гений, покоритель Парижа… попался в такую простую ловушку. Примитив работает безотказно.

Я молчал, восстанавливая дыхание. Адреналин шумел в ушах, мозг уже вышел на рабочие обороты. Процессор перегревался, перебирая варианты. Вероятность силового прорыва стремилась к статистической погрешности. Тупик.

— Бросьте железку, барон, — в голосе француза сквозила скука. — И мы побеседуем. Уверяю, беседа выйдет крайне занимательной, особенно когда принесут инструменты.

Его уверенность была железобетонной. Он просчитал логистику, расставил фигуры, перекрыл выходы. В его уравнении я оставался человеком чести, солдатом, мыслящим категориями фронтальных атак и обороны. Ошибка. Я никогда не был солдатом. Я инженер. А любой инженер знает аксиому: даже в самой жесткой, статически определимой конструкции существует точка напряжения, удар по которой обрушивает все здание.

И сейчас этой точкой отказа был он сам. Слишком близко подошел, тварюка. Слишком упивался своим триумфом. Критическая уязвимость системы стояла прямо передо мной, ухмыляясь щербатым ртом.

Д'Эссо сократил дистанцию еще на шаг, загоняя меня в угол. Отступать было некуда. Пульс молотом бил в виски. Пока правая рука механически выписывала восьмерки нелепой дворянской зубочисткой, удерживая периметр от наседающих гвардейцев, мозг собирал разрозненные факты в единую схему.

Капитан предатель, режиссер кровавой мизансцены. Вся эта бойня, остывающие трупы слуг в углах — дорогие декорации, подготовленные для визита совсем другой персоны. Расход ресурсов не соответствовал цели. Здесь ждали не инженера. Здесь готовили эшафот для самого Петра. Или де Торси. Фигуры на доске должны были быть коронованными, их устранение обезглавило бы армию и погрузило Францию в окончательный хаос.

Я оказался переменной, не учтенной в уравнении. Планом «Б». Утешительным призом. Впрочем, судя по хищному блеску глаз Д'Эссо, приз этот котировался высоко. Им требовался живой носитель информации. Зачем? Выкачать чертежи? Шантажировать русского царя? Или, когда пыль уляжется, предъявить мой истерзанный труп как неопровержимую улику: «Смотрите, вот он, русский варвар, вырезавший цвет французской аристократии».

Губы сами собой скривились в усмешке. Моя паранойя, профессиональная деформация инженера, привыкшего искать дефекты в любой системе, спасла Государя. Не пойди я первым на переговоры, сейчас бы эти молчаливые профессионалы в синем вязали по рукам и ногам самодержца всероссийского.

— Железо на пол, — голос Д'Эссо стал строгим. — Пора прекращать эту комедию.

Повинуясь едва заметному жесту капитана, кольцо гвардейцев сжалось. Я всматривался в их лица, пытаясь найти хоть тень сомнения, но видел только профессиональное безразличие. Они видели дилетанта. Весь их расчет строился на массе: навалиться скопом, погасить инерцию, сломать волю.

— Ну же, — поторопил капитан, в его тоне прорезалось раздражение. — Не усложняй. Мы все равно сделаем тебе больно, вопрос лишь в размерах этой боли.

Он небрежно протянул руку, чтобы отвести клинок в сторону. Фатальная самоуверенность. Он видел перед собой загнанного в угол штафирку, случайно нацепившего генеральские эполеты. Он забыл старую истину: крыса, зажатая в тупике, способна перегрызть глотку бульдогу.

Вместо ожидаемого выпада или глухой обороны пальцы просто разжались. Парадная рапира, сверкнув в неверном свете свечей, с мелодичным, неуместным здесь перезвоном упала на мокрый от крови паркет — точно под ноги французу. Рефлекс сработал против него: Д'Эссо дернулся, взгляд на долю секунды приклеился к упавшей стали. Гравитация и физика сыграли за меня.

Этого мгновения хватило для перехвата инициативы.

Правая рука, освобожденная от бесполезного железа, нырнула за отворот мундира, в потайной карман. Пальцы мгновенно сомкнулись на теплой, шершавой рукояти. «Дерринджер». Мой карманный сюрприз, технологическая аномалия, невозможная для начала восемнадцатого века. Крупный калибр, убойная дистанция — в упор.

Я вырвал его на свет. Без прицеливания.

— Лови, гаденыш! — выдохнул я.

Грохот выстрела в замкнутом каменном мешке ударил по перепонкам кузнечным молотом, заглушая все звуки. Дульная вспышка ослепила, выхватив из полумрака лицо капитана, на котором торжество сменялось ужасом.

Свинцовая пчела нашла цель. Пуля разворотила левое плечо Д'Эссо, крутанув его на месте, словно сломанную куклу. Вой подстреленного зверя огласил зал. Капитан упал на колени, выронив кинжал и зажимая рану здоровой рукой. На синем сукне мундира, уничтожая золотое шитье эполета, стремительно расплывалась черная клякса. В воздухе завоняло сгоревшим порохом.

Его люди застыли. В их реальности жертвы не стреляют из карманных пушек. Эта секунда замешательства была моим единственным окном возможностей. Оттолкнувшись от стены, я рванул вперед, перепрыгивая через корчащегося на полу капитана, надеясь прорвать оцепенение и выйти к дверям.

Не хватило пары метров.

Удар в спину прилетел, словно таран. Тяжелое тело сбило дыхание, вышибая воздух из легких. Мир перевернулся. Я врезался лицом в паркет, чувствуя, как трещит нос, а рот наполняется соленым привкусом. Кто-то профессионально, со знанием анатомии, выкручивал мне руки, доводя суставы до предела прочности.

— Держать! — визжал Д'Эссо, катаясь в луже собственной крови. Голос срывался на фальцет. — Не убивать! Живьем брать ублюдка! Живьем!

На меня навалились всей массой. Трое, четверо… Я брыкался, пытался укусить чью-то волосатую руку. Меня впрессовали в пол, коленями придавив позвоночник к скользким доскам. «Дерринджер» выбили ударом сапога, и он отлетел в сторону, жалобно звякнув о ножку перевернутого стула.

— Подъем! — рявкнули над ухом.

Рывок — и я снова на ногах, как марионетка на жестких нитях. Руки скручены за спиной, грубая пенька веревки впилась в запястья, перекрывая кровоток. Я сплюнул густой сгусток крови — язык, похоже, пострадал при падении.

Д'Эссо с трудом поднялся, вися на плече одного из гвардейцев. Лицо перекошенно судорогой боли. Он приблизился вплотную. От него разило вином. На его физиономии яркими красками сияла дистиллированная ненависть.

— Ты покойник, генерал, — прошипел он мне в лицо, брызгая слюной. — Ты будешь умолять о смерти как о величайшем даре, прежде чем мы закончим.

Короткий замах — и кулак капитана врезался мне под дых. Солнечное сплетение взорвалось болью, диафрагму парализовало. Я согнулся пополам, ловя ртом воздух, как рыба, выброшенная на лед.

— В подвалы! — прохрипел он, морщась от боли в плече. — Быстро!

Меня поволокли к неприметной, скрытой за гобеленом двери, ведущей во чрево замка.

Изнанка дворца встретила нас затхлым духом плесени и мышиного помета. Никакой позолоты и бархата.

Д'Эссо, ссутулившись, ковылял в авангарде, судорожно прижимая ладонь к пропитанному кровью плечу. В пляшущем, неверном свете масляного фонаря, который держал один из конвоиров, лицо капитана было бледным. Темп движения он задавал рваный. Он боялся, что эхо выстрела разнеслось по коридорам. Боялся, что мои гвардейцы, не получив сигнала, уже вышибают парадные двери.

Ступени, стертые подошвами поколений лакеев, уводили все глубже в чрево замка. Температура падала. Воздух становился влажным, насыщенным гнилостными испарениями. Где-то за стеной, в темноте, монотонно гудела вода — гидравлическая система версальских фонтанов, подземные артерии, по которым нас выводили прочь из дворца.

Ноющая боль от удара в живот разливалась по телу фоновым шумом, заглушая онемение в вывернутых плечах. Грубая пенька веревки въедалась в запястья до кости, физический дискомфорт отступал перед холодной ясностью рассудка. Страх испарился. Вакуум заполнила ярость аналитика.

В их алгоритме обнаружилась критическая ошибка целеполагания.

Наживка сработала штатно, механизм захлопнулся, вот только в капкане оказалась не та фигура. Они рассчитывали на Петра. Наверное. Им нужен был Монарх — ключевой узел системы, чье устранение обрушило бы всю вертикаль командования и ввергло бы русскую армию в хаос. Вместо ферзя они взяли коня. Инженера. Да, фигура сильная, полезная, но партия от этого не проиграна. Царь жив. Управление войсками не нарушено. Армия цела и, что важнее, мотивирована. А значит, изящная, дьявольски хитрая конструкция заговорщиков уже начала сыпаться. Я мысленно поставил свечку своей профессиональной паранойе — предохранителю, который спас Государя.

Имелась и еще одна переменная, играющая мне на руку. Информационный вакуум.

Никто за пределами этого каменного мешка не знал о провале переговоров. Мой статус «все штатно» продолжал действовать. Там, наверху, в русском лагере, система работала в режиме ожидания, уверенная, что я веду сложный дипломатический торг. Это давало ресурс, который нельзя купить за золото: время. Драгоценные минуты тишины перед бурей.

Пока меня тащили по скользкому от слизи тоннелю, мозг, разогнанный болью и адреналином, уже пытался найти выход. Руки связаны, свободы маневра нет, но стратегическая инициатива все еще могла вернуться ко мне.

Петр жив. Это базис. Но что произойдет, когда таймер истечет и я не вернусь к полудню? Стандартный протокол: штурм всей массой войск. Атака на стены. И попадание во вторую ловушку, подготовленную французами. Картина с варварской смертью дофина и его высшей аристократией.

Требовалось переписать вводные. Нужен сигнал. Приказ. Атака. Немедленно. Но точечно. Использовать только преображенцев. Эти, увидев бойню в тронном зале, не впадут в ступор. Они зачистят периметр, не задавая вопросов. Главное условие задачи — конфиденциальность. Никто не должен узнать истинной картины произошедшего.

Самый простой выход: огненная дезинфекция. Сжечь все дотла. Организовать «случайное» возгорание в ходе штурма. Огонь спишет все: и тела, и следы резни. Нет биоматериала — нет доказательной базы.

А Дофин? Принц остается в уравнении, но с измененным знаком. Он мертв. На крайний случай, эвакуирован и удерживается «неизвестными силами». Из сакральной жертвы он превращается в живого заложника для политического торга.

План выходил циничным. Оставался лишь один технический вопрос: канал связи. Как передать данные?

Двое конвоиров — горы мышц с минимальным интеллектом, запрограммированные на подчинение. Социальная инженерия тут бессильна. Д'Эссо, исходящий злобой и болью, прибьет меня при первой же попытке открыть рот.

Оставался побег. Или попытка создать аварийную ситуацию. Взгляд цеплялся за детали тоннеля: старая, рыхлая кладка, скользкие от мха камни, ржавые решетки ливневых стоков. Выбить решетку? Рвануть в боковое ответвление на повороте? Вероятность успеха стремилась к нулю, но наличие даже мизерного шанса лучше, чем его полное отсутствие.

Петли протестующе взвизгнули. Тяжелая створка подалась, и в лицо плеснуло холодом. Я вдохнул запах дождя и мокрой листвы. После аммиачной затхлости каменного мешка этот воздух вызывал легкое головокружение. Меня рывком вышвырнули наружу, и колени с чавканьем погрузились в раскисшую землю.

Версальский парк с этой стороны выглядел иначе. Изнанка парадного фасада. Никаких геометрически ровных аллей, подстриженных кустов и хрустящего гравия. Нас окружала стена вековых дубов, сплетающихся кронами в непроницаемый купол. Акустический вакуум давил на уши. Гул лагеря, шум тысяч людей и лошадей — все это осталось где-то далеко. Ветер шелестел в верхушках, да где-то в чаще ухала сова, отсчитывая секунды.

Гвардейцы, не церемонясь, вздернули меня на ноги. Веревка, набухшая от влаги, превратилась в стальной трос, перекрывающий кровоток в запястьях. Чуть поодаль, привалившись плечом к шершавому стволу дуба, стоял Д'Эссо. Одной рукой, действуя зубами и пальцами, он пытался затянуть на простреленном плече импровизированный жгут — кусок дорогого кружевного жабо, сорванного с трупа. Он ждал. Нервно, нетерпеливо вглядываясь в чащу. Эвакуационная группа? Конный отряд?

В мозгу щелкали варианты маршрутов. Куда? К герцогу Мальборо? К принцу Евгению Савойскому?

Я рассматривал фигуру капитана, пытаясь просчитать алгоритм его действий. Статус его людей изменился. Дезертиры. Цареубийцы. Живой товар с отрицательной стоимостью для Франции, но с высоким ценником для ее врагов. Их единственная гарантия жизни и безбедной старости — это я. Живой, говорящий трофей, который можно предъявить заказчикам как доказательство закрытого контракта.

Впрочем, существовала и альтернативная переменная. А что, если они решили пересмотреть условия сделки? «Кинуть» нанимателей. Устроить аукцион. Они заплатят щедро. Турки через марсельских посредников дадут еще больше — инженер, знающий секреты русской артиллерии, стоит своего веса в золоте. Рыночная экономика войны цинична, и Д'Эссо выглядел как человек, готовый торговаться.

Капитан, закончив с перевязкой, подошел ко мне. Его лицо напоминало маску, на которой жили блестящие глаза.

— Ну что, генерал, — просипел он, морщась от боли. — Прогулка окончена. Транспорт сейчас будет. Надеюсь, сырой английский климат вам подходит больше, чем французский.

Значит, все-таки Мальборо.

Внезапно в цепи рассуждений проскочила искра, осветившая еще одну, самую неприятную вероятность. А если транспорта нет? Если задача стояла не в эвакуации, а в ликвидации? Вывезти из дворца, чтобы не пачкать паркет, и тихо прикопать под этими дубами. Убрать свидетеля, знающего лица исполнителей. Потом вернуться к новым хозяевам с докладом: «Объект оказал сопротивление, ликвидирован при попытке к бегству». Логично. Технично. Мертвый инженер не болтает, а чертежи можно украсть и без него.

Мышцы напряглись, готовясь к рывку. Бежать? Со связанными руками против десятка вооруженных профи? Вступать в переговоры? У меня ноль ресурсов для торга. Оставалось ждать.

Послышался мелодичный свист. Слишком сложный для ночной птицы, слишком ритмичный для ветра. Условный сигнал?

Д'Эссо дернулся, выпрямляясь.

— Наконец-то, — выдохнул он с явным облегчением. — Я уж решил…

Он повернулся на звук.

В этот момент мой мир взорвался.

Затылок пронзила вспышка сверхновой, мгновенно выжигая зрение, слух и мысли. Кто-то просто дернул рубильник, обесточивая систему.

Тьма накрыла сознание раньше, чем тело коснулось земли.