Глава 7


Кошмар — слишком мягкое слово для этой скотобойни. В русском языке, да и во французском, вряд ли найдутся эпитеты, способные передать геометрию этого ужаса.

Желудок скрутило спазмом, к горлу подступила желчь. Я помню все ужасы войны, поля усеянные трупами, разорванные тела солдат, дымящиеся ямы, набитые человеческим мясом. Война всегда пахнет порохом и дерьмом, она хаотична и груба. Здесь же царил иной порядок. Кто-то устроил в этих стенах театральную постановку, гран-гиньоль, где реквизитом послужила высшая элита королевства.

Роскошные персидские ковры, стоившие целое состояние, впитали в себя бассейны крови, превратившись в чавкающее, багровое болото, в котором, как сломанные куклы, громоздились тела. Цвет французской нации, вершители судеб, члены военного совета и министры представляли собой освежеванные туши. Кто-то методично, с усердием мясника на скотобойне, вскрыл им животы и перерезал глотки, превратив золотое шитье камзолов в бурую, спекшуюся корку. Стены, обитые бесценным лионским шелком, и гобелены с героическими деяниями Людовика XIV, «украсились» широкими багровыми мазками, будто безумный художник в экстазе размашисто наносил последние штрихи своей чудовищной картины.

Знакомые лица, известные мне по парадным лионским портретам, теперь скалились в предсмертных гримасах. Шамильяр, герцог де Ноай… А у самого подножия трона, раскинув руки, застыл Людовик Дофин. Его остекленевшие глаза уставились в потолок, где среди облаков беззаботно резвились нарисованные амуры, совершенно равнодушные к резне внизу. На груди наследника престола была огромная дыра.

Инстинкты вопили, требуя развернуться и бежать прочь, к спасительному кислороду, подальше от тошнотворно-сладкого запаха железа и распоротых кишок. Однако разум жестко подавил рвотный позыв, переключив тумблер восприятия в аварийный режим. Эмоции сейчас — непозволительная роскошь, лишний шум в канале передачи данных. Передо мной лежала сложная инженерная задача, уравнение с десятком неизвестных, требующее немедленного решения. Расчет вытеснил отвращение. Вместо людей я наблюдал объекты, траектории ударов и тайминг операции. Да и насмотренность ужастиков позволяла думать, что все это просто ужастик. Но запах…

Никаких следов беспорядочной свалки или панического бегства — планомерная зачистка.

— Ничего не трогать! — мой приказ разорвал мертвую тишину зала.

Д'Эссо и его гвардейцы, маячившие за спиной, вздрогнули от неожиданности.

— Сохранять полную неподвижность! Вход запрещен всем, будь то сам Король или Папа Римский!

Перешагивая через лужи крови, я двинулся вглубь зала, тщательно выбирая место, куда поставить сапог, чтобы не смазать возможные улики. Здесь, посреди развороченного Версаля, я превратился в криминалиста, приступившего к осмотру самого громкого места преступления восемнадцатого века.

Преодолевая сопротивление инстинктов, я сделал шаг, затем второй, погружаясь в атмосферу зала, как в болото. В нос ударил тошнотворный коктейль из медного привкуса крови и приторной сладости дорогих духов. Замерев в центре этой бойни, я медленно повернулся вокруг оси, включая режим панорамного сканирования. Первый шок прошел, мозг начал раскладывать кровавый хаос на векторы, переменные и исходные данные.

— Капитан, — бросил я, не оборачиваясь.

Бледный Д'Эссо переступил порог неуверенно, сверля взглядом носки собственных сапог — лишь бы не видеть того, что творилось по сторонам.

— Заприте дверь. И встаньте рядом. Мне нужен свидетель и эксперт по местным нравам.

Лязг тяжелого засова отрезал нас от внешнего мира.

— Взгляните на это, капитан, — я широким жестом обвел пространство. — Отключите эмоции. Забудьте об ужасе. Включите солдата. Что перед вами?

— Я вижу… бойню, генерал, — голос гвардейца дрогнул и сорвался на шепот.

— Ошибка. Перед вами — спектакль. Грандиозная постановка. У этого действа есть режиссер, сценарий и, главное, аудитория. Давайте вычислим, для кого заняли места в партере.

Я рассуждал вслух, используя перепуганного француза как живую доску для заметок, проверяя на нем свои гипотезы.

— Итак, построим логическую цепь. Какой вывод сделает любой, кто войдет сюда через час? Кто главный злодей?

Д'Эссо молчал, растерянно моргая. Ответ застрял у него в горле.

— Убийцы — мы. Русские варвары, дикие скифы, ворвавшиеся в колыбель цивилизации. Взятия Парижа нам показалось мало, и мы, опьянев от безнаказанности, устроили резню в святая святых, вырезав цвет нации. Картина складывается идеальная: безумные восточные звери осквернили Версаль. Для среднего европейского обывателя, да и для монархов, этот сценарий выглядит пугающе достоверным.

По взгляду капитана я понял: до него дошло. Ужас в глазах сменился проблеском понимания. Механизм провокации был прост.

— Это ловушка стратегического уровня, капитан. Нас маркируют как чудовищ, мясников, с которыми нельзя вести переговоры — их можно только уничтожать. После увиденного здесь ни один французский город не откроет нам ворота. Вся страна поднимется не за Дофина и не за де Торси, а против «бешеных зверей». Поход, альянс с де Торси — все превратится в ничто. Нас вырежут под аплодисменты всей просвещенной Европы.

Я дал ему время осознать глубину ямы, в которую нас столкнули.

— Однако в этом уравнении есть переменная, которую они не учли. Вы. Вы и ваши люди. Вы знаете, что это были не мы. Вы были здесь, на посту. Вы видели… исполнителей. Именно поэтому вы пришли ко мне, а не подняли тревогу. Верно?

Он медленно, почти незаметно кивнул.

— Вы осознали, что вас подставили так же грамотно, как и нас. И единственный человек, кому жизненно необходимо найти истинного виновника, — это я. На кону судьба всей армии и моего Государя. Вы пришли заключить сделку с дьяволом ради выживания.

Его молчание подтвердило диагноз. Мотивация ясна, союзник зафиксирован.

— Отлично. Раз мы теперь в одной лодке, давайте искать течь. Метод исключения: если не мы, то кто?

Я начал перебирать варианты, загибая пальцы, словно отсчитывая секунды до взрыва.

— Филипп Орлеанский? Мог он подобное?

— Исключено, — Д'Эссо замотал головой. — Почерк чужой. Он интриган, способен на яд в бокале или тихий кинжал в переулке. Но это… — он с содроганием обвел взглядом зал. — Масштаб не его. У него кишка тонка, да и людей таких нет.

— Принимается. Слишком грубая работа, слишком много шума. К тому же он сейчас в монастыре… хм… грехи замаливает. Следующая версия: радикальные сторонники де Торси? Решили расчистить ему путь к трону, убрав всех конкурентов разом?

— Глупость, — возразил капитан уже увереннее. — Это политически недальновидно. Никто не присягнет лидеру, восшедшему на престол по колено в такой крови. Его проклянут, он станет изгоем.

— Согласен. Это выстрел себе в ногу из пушки.

Подойдя к телу Дофина, я вгляделся, но ничего не увидел. Ну не детектив я, чего уж греха таить.

— Выходит, это не внутренние разборки. Кукловод сидит не в Версале и даже не во Франции. Нити тянутся за границу. Ищем того, кому выгоден тотальный хаос во Франции и полное уничтожение русской репутации.

Я в упор посмотрел на капитана. Он был солдатом, офицером, и прекрасно понимал расклад сил на карте Европы.

— Англичане, — выдохнул он. — Герцог Мальборо.

— Либо австрийцы, — добавил я. — Принц Савойский. Они устраняют конкурентов нашими руками, а затем въезжают в Париж на белых конях как «миротворцы» и «спасители Европы».

За бойней стояла третья сила, что годами плела интриги, стравливала державы и организовывала покушения, оставаясь в тени.

— Но как? — прошептал Д'Эссо, озираясь. — Как это возможно? Проникнуть в Версаль, обойти посты, вырезать всех и уйти незамеченными…

— Да. Вопрос: «как», — выдохнул я, опускаясь на колени рядом с телом герцога де Ноайя. — Дьявол всегда прячется в деталях.

Запах мускусных духов ударил в нос, перехватывая дыхание. Отбросив брезгливость, я сфокусировался на повреждениях, игнорируя искаженные предсмертной мукой лица. Картина вырисовывалась специфическая: аккуратный, почти хирургический разрез трахеи и глубокий, точечный прокол под левой лопаткой. Удары наносились сзади. Никакого хаоса рукопашной, никакой адреналиновой тряски рук — чистая ликвидация.

Перемещаясь от одного тела к другому, я лишь подтверждал первоначальную гипотезу. Типология ран укладывалась в два стандарта. Первый: узкие, глубокие каналы, видимо, от стилетов — оружия наемников, рассчитанного на поражение жизненно важных органов сквозь ребра. Второй: широкие, рваные разрезы на горле, оставленные тяжелыми боевыми ножами для гарантии результата. Шпаги здесь молчали. Мушкеты остались холодными.

— Работают профи, — констатировал я, поднимаясь и вытирая ладони платком. Язык во рту казался наждачной бумагой. — Почерк не солдатский. Здесь поработала бригада чистильщиков высшей квалификации.

— Но охрана! — Д'Эссо дрожал, его голос срывался на фальцет. — Полсотни лучших гвардейцев Короля! Они обязаны были… они легли бы костьми, но не пропустили ублюдков!

— Они и легли. Только не в том смысле, который вкладываете вы.

Внимательный осмотр периметра множил аномалии, превращая зал в место преступления, не поддающееся логике. Смерть застала их в момент покоя. Двое часовых у дверей получили идентичные уколы в основание черепа — мозжечок пробит, мгновенная остановка моторики. Подобраться к двум бдительным, вооруженным профи на дистанцию удара ножом и убрать их синхронно — задача из разряда невыполнимых. Если только часовые в этот момент не находились в состоянии глубокого транса.

— Капитан, — я резко развернулся к французу. Звук голоса эхом отразился от сводов. — Вы упомянули приказ пить. Качество вина?

— Лучшее, — пролепетал он. — Личный резерв Его Высочества.

— Скорость опьянения? Потеря координации, сонливость?

— Валились как подкошенные, — кивнул он, вспоминая. — Списывали на усталость после боя, нервы… да и вино ударило в голову знатно. Тяжелое оно было.

Прояснилась и роль Дофина. Его лихорадочная активность, испуг, граничащий с истерикой, странный приказ о «ночи отдыха» — всё это симптомы.

— Он был в курсе, — мой голос понизился до шепота. — Дофин знал сценарий. Его шантажировали. Угроза — классический рычаг давления. Наследника заставили собственноручно разоружить и усыпить свою охрану, подготовив почву для убийц.

Лицо Д'Эссо поерело. Видимо до него дошло, насколько тонкая грань отделяла его от тех, кто остался лежать на пропитанных кровью коврах.

Подойдя к высокому стрельчатому окну, я уставился во внутренний двор. Подобная спецоперация требует уровня доступа «Бог». Провести отряд убийц по лабиринту дворца, минуя внешние посты, открыть нужные двери, знать расписание караулов — для этого нужен инсайдер экстра-класса. Фигура, имеющая право отдавать приказы именем Короля или Дофина. Человек-невидимка, которого никто не посмеет досмотреть.

Я приступил к реверс-инжинирингу этого кровавого механизма, разбирая его на узлы и агрегаты, чтобы вычислить личность Архитектора.

Первая переменная: исполнение. Работала элита, спецназ своего времени, обеспечивший тотальную зачистку без шума и пыли.

Вторая переменная: химия. Предварительное введение в систему седативов гарантировало отсутствие сопротивления, превратив гвардию в манекены.

Третья переменная, ключевой узел доступа: «крот». Инсайдер с высочайшим уровнем допуска, открывший ворота и обеспечивший логистику. Без предателя внутри периметра уравнение не имело решения.

Четвертая переменная: бенефициар. Вектор выгоды однозначно указывал на внешних игроков — Лондон или Вену.

Когда все шестеренки, приводы и рычаги встали на свои места, передо мной открылась картина многоходовой комбинации, от изящества которой захватывало дух. Это же грандиозная геополитическая провокация. Спектакль, срежиссированный ради единственной цели: обрушить Францию в бездну анархии и похоронить нас под её обломками.

В мозгу мгновенно смоделировалась реакция европейских дворов.

Фаза первая: Обезглавливание. Устранение легитимной ветви власти создает вакуум, парализуя систему управления. Страна замирает в ужасе.

Фаза вторая: Брендирование. Демонстративная, нарочитая жестокость — вспоротые животы, кишки на люстрах — формирует нужный визуальный ряд. Этот почерк любой салонный стратег мгновенно припишет «диким московитам», варварам с Востока, не ведающим понятий о чести и гуманизме. Улики косвенные, но для истерики этого достаточно.

Фаза третья: Детонация. Слух «Русские вырезали семью Короля!» распространится быстрее чумы. Народный гнев, подогреваемый агентурой, сметет любые доводы рассудка. Французы, от последнего крестьянина до пэра, объединятся в едином порыве уничтожить чудовищ. Коронация де Торси станет невозможной, а наш экспедиционный корпус превратится в дичь, на которую объявят сезон охоты.

И, наконец, эндшпиль. В момент наивысшего хаоса, когда Франция начнет пожирать сама себя в огне гражданской войны, на границе появятся спасительные легионы. Герцог Мальборо или принц Савойский въедут в Париж в белых перчатках. Они предстанут не оккупантами, а миротворцами, защитниками христианской цивилизации, пришедшими покарать варваров и восстановить порядок. Идеальный Casus Belli. Европа выдаст им мандат на расчленение Франции под бурные аплодисменты.

Я готов был аплодировать чистоте и масштабу замысла. Нас использовали как таран, чтобы выбить ворота, а затем уничтожить вместе с захваченной крепостью.

Однако конструкция выглядела монолитной, за исключением одной торчащей арматуры, нарушающей симметрию. Д'Эссо.

Существование группы выживших свидетелей, которые и привели меня к эпицентру, казалось вопиющим багом в идеальной программе. Профессионалы уровня, способного зачистить Версаль, не оставляют «хвостов» по недосмотру. Вероятность случайной ошибки в операции такого класса стремится к абсолютному нулю. Зачистка должна была быть тотальной, от подвалов до шпилей.

Следовательно, ошибка исключена. Остается умысел.

Их оставили в живых намеренно. Смерть гвардейцев была невыгодна Архитектору — ему нужны были глашатаи. Обезумевшие от ужаса, они должны были вырваться наружу и разнести весть о трагедии. Более того, их сохранили, чтобы заманить сюда меня. Главный свидетель обвинения — де Торси и его русские союзники — должны были оказаться на месте преступления, в лужах крови Дофина, пойманные в капкан.

Мой взгляд уперся в капитана. Он стоял, не подозревая, что был подготовленной наживкой, которая только что успешно привела хищника в ловушку.

Я медленно приблизился к нему.

— Капитан, — позвал я его. — Ответьте на один вопрос. И от честности ответа сейчас зависит слишком многое.

Он поднял на меня глаза.

— Как вы считаете, почему в этой бойне, где не пощадили даже наследника престола, вы остались живы?

Загрузка...