Инженер Петра Великого – 13

Глава 10

Сознание возвращалось тяжело, пробиваясь сквозь вяжущий привкус ржавчины на языке. Словно я всю ночь напролет грыз подкову. Следом накатила тупая боль, методично заколачивающая сваи в затылок. Склеенные сукровицей веки поддались лишь с третьей попытки, и мутное пятно света над головой медленно обрело форму, превращаясь в заросшую щетиной физиономию. Лицо нависало так низко, что ноздри забило запахом пота, а в глазах склонившегося читалась скорбь библейского масштаба.

— Орлов… — Горло отозвалось наждачным скрежетом.

Физиономия дернулась. В потухших глазах вспыхнула дикая, граничащая с истерикой радость.

— Петр Алексеич! Живой! — Рев, достойный раненого вепря, ударил по ушам, раскалывая череп на тысячи осколков. — Очухался, родной!

Лапы размером с совковую лопату тут же вцепились мне в плечи. Василий принялся трясти меня с энтузиазмом прачки, выбивающей пыль из перины, превращая окружающий мир в тошнотворную карусель из верхушек деревьев и мрачного неба. К горлу подкатил ком.

— Пусти… медведь… — просипел я, упираясь ослабевшими руками в его грудь. — Сотрясение… добьешь ведь…

Орлов отпрянул, виновато сопя. Кое-как приняв вертикальное положение, я привалился спиной к влажному стволу сосны. В голове гудело высоковольтное напряжение. Так, Смирнов, системная диагностика. Тошнота в наличии, головокружение присутствует, свет режет глаза. Поздравляю, коллега, классическое сотрясение средней тяжести. Отдельное спасибо соратникам за методы полевой реанимации.

Картинка наконец обрела резкость. Та же поляна, те же развалины. Вокруг топтались мои грязные преображенцы, с виноватыми физиономиями. Чуть поодаль, в кустах, живописной горой были свалены тела в синих мундирах.

— Докладывай, — я старался шевелить только губами, избегая резких движений. — Обстановка?

Василь, переминаясь с ноги на ногу, прятал взгляд и путался в словах. Из его сбивчивого рассказа вырисовывалась картина самовольной отлучки «в дозор», перетекшей в засаду на французов. Финал этой истории звучал особенно пикантно.

— Со спины заходил, Петр Алексеич, — бубнил он, инспектируя носком сапога мох. — Плащ, капюшон… Принял за их главного упыря. Ну и… приложился от души. Виноват, не признал…

Сквозь звон в ушах пробивалось странное чувство. Этот ходячий сгусток тестостерона фактически спас мою шкуру. Исход был очевиден: вместо мешка на голове и каземата я сижу здесь, пусть и с раскалывающимся черепом. Авантюра, грозившая дыбой, обернулась всего лишь головной болью.

Тяжелая рука легла на его могучее плечо.

— Молодец, Василь. Инициативу проявил, задачу выполнил. Горжусь.

В его глазах плескался такой восторг, что стало почти смешно. Камень с души у парня явно упал.

— А за шишку на царственном лбу… сочтемся. Две недели перед сном будешь мне вслух «Арифметику» Магницкого читать. С выражением.

Орлов расплылся в чуть кривоватой улыбке, но мое внимание уже переключилось. В куче пленных обнаружился капитан Д'Эссо. По моему приказу его прислонили к дереву.

— А ну-ка, этого красавца ко мне.

Капитана подволокли и сбросили к моим ногам. Взгляд француза сочился ненавистью. Страха там не было.

— Ну что, капитан, побеседуем?

Тишина.

— Имя заказчика. Маршрут. Конечная цель. Сведения в обмен на шанс дожить до следующего дня.

Губы француза скривились в усмешке.

— Не трать силы, генерал. Я ничего не скажу.

Кодекс чести, дворянская гордость, романтическая чушь. Ага, предсказуемо.

— Оставим этот дешевый театр, капитан. Никаких флагов и пафоса. Передо мной сидит профессионал, наемный клинок. Исполнитель. Заказчик проиграл партию, фигура исполнителя угодила в плен. Ждете кавалерию? Бросьте. Хозяева просто спишут вас в убытки как неудачное вложение денег. Я же предлагаю сделку. Свобода и возможно звонкая монета в обмен на пару имен.

Он продолжал молчать, сверля взглядом пространство. Желваки на скулах ходили ходуном.

— Хорошо. — Пришлось сменить вектор атаки. — Оставим хозяев. Поговорим о личных мотивах. Вас ведь явно прижали. Карточные долги? Шантаж? Женщина?

Выстрел наугад попал в цель. При упоминании женщины плечи француза едва заметно дрогнули. Бинго. Вот она, ахиллесова пята.

— Она у них? В заложниках? Провал задания будет стоить ей жизни?

— Молчать! — выкрикнул он.

Как-то банально все. Классическая схема шантажа, жесткий крючок. Он, может, и рад бы сдать заказчиков, но страх за оставшуюся в их лапах женщину перевешивает.

Ситуация зашла в тактический тупик. Давление бесполезно — он уйдет в глухую оборону. Пытки? Нет ни времени, ни сил, ни желания мараться. Мышеловка захлопнулась вхолостую: я на свободе, но по-прежнему слеп. Лицо охотника скрыто в тумане.

Махнув рукой, чтобы Д'Эссо убрали с глаз долой, я прикрыл глаза. В черепной коробке гудело. И дело не в тяжелой руке Орлова — та боль была физической. Сейчас давило другое — фантомное ощущение сжимающихся стальных челюстей. Из локальной ловушки я вырвался, но глобальный капкан никуда не делся.

Я взглянул на солнце. У нас есть еще немного времени, чтобы Государь не разволновался. Если ничего не придумать, то в полдень царь начнет штурм. Бросит полки на стены, уверенный, что я внутри — веду переговоры или уже мертв. Он ворвется в Тронный зал…

Воображение у меня было богатое. Взмыленные преображенцы вышибают двери, готовые рвать глотки. И натыкаются… на гору изуродованных тел. Цвет французской нации, плавающий в собственном соку. Что сделают наши? Ничего. Пожмут плечами и продолжат выполнять приказ. А еще увидять французы-союзники. И слух, подобно гангрене, поползет по лагерю мгновенно. «Русские вырезали всех. Даже безоружных».

Идеальный детонатор. Замысел поражал своей жестокостью — устранить Дофина, создать безупречную сцену преступления. Все улики укажут на нас. Для любого европейца, вывод будет однозначным: варвары устроили резню.

Франция взвоет от ярости. Это будет реальный священный поход. Каждый лавочник схватится за вилы, чтобы отомстить. Наш хрупкий союз с де Торси развалится, самого министра разорвут как предателя. А когда мы увязнем в этой кровавой каше, на сцену, весь в белом, выйдет «миротворческий контингент». Мальборо, Савойский — спасители Европы.

Ну уж нет. Я не для того протащил свою задницу через все это, чтобы так бездарно слиться. Сценарий нужно ломать. Вырвать из него ключевую страницу.

— Орлов!

Василь вырос рядом, как из-под земли.

— Собирай группу. Возвращаемся.

— В лагерь? К Государю?

— Во дворец. — Я поднялся на ноги, игнорируя протестующий звон в затылке. — По тому же лазу.

Он уставился на меня как на умалишенного.

— Зачем? Там же… ждать могут.

— Там улики, Василь. Главные улики против нас. И если мы их не уничтожим до полудня, нас с тобой повесят на воротах Сен-Дени. Или на шпиле Нотр-Дама.

В глазах поручика читалось непонимание. Его ум буксовал перед многослойной политической гнилью. Пришлось объяснять на пальцах. Провокация. Подстава. Если наши увидят бойню — мы проиграли войну, не начав сражения. Лицо Орлова каменело с каждым словом. Смерть в бою, лязг стали — это ему понятно. Но зарезать своих, чтобы подставить врага? Такая математика в его голове не укладывалась.

— То есть… они… своих же… как скотину? — прохрипел он.

— Именно. И сработано чисто. Наша задача — сделать еще чище. Нужно, чтобы этих трупов… не было.

Дошло.

— Дели людей, — скомандовал я. — Пятерых — здесь. Охранять этих «языков» и вход. Чтобы ни одна мышь не проскочила. Вторую пятерку — самых крепких и, главное, молчаливых — со мной. Ты, разумеется, тоже со мной.

Через пять минут мы стояли у темного провала в стене башни. Шестеро. Я, Орлов и четверо гвардейцев.

— Идем, — бросил я, шагая в сырую темноту.

Обратный путь по тоннелю тянулся вечность. Каждый шорох бил по нервам. Мы возвращались на «место преступления», чтобы поработать его могильщиками.

Едва мы выбрались в дворцовый подвал, Орлов и его люди затаились. Даже здесь воздух был пропитан тем самым тошнотворно-сладким запахом бойни. Гвардейцы переглянулись. Последние сомнения в моих словах исчезли.

В Тронный зал мы входили, как в оскверненный храм. Переступив порог, Василий грязно и витиевато выругался. Бойцы, прошедшие огонь и воду встали в оцепенении. Один из них вдруг позеленел, согнулся пополам, и его вывернуло прямо на окровавленный паркет. В косых лучах утреннего солнца, пробивающихся сквозь высокие окна, картина резни выглядела еще более чудовищно и сюрреалистично.

— Вот, — махнул я рукой. — Любуйтесь. Вот так выглядит их «честь».

Они увидели, что сделали с этими людьми, и явно поняли, что-то же самое готовили и для них. Теперь эти парни были готовы снести этот замок по кирпичику.

— Что делать, командир? — хмуро бросил Орлова.

— Работать. — Я сбросил плащ. — Быстро. Наша задача — инсценировка несчастного случая. Официальная версия: в зале проходили переговоры. Затопили камин, дымоход оказался неисправен. Надышались. Все потеряли сознание. А потом от углей занялись ковры. Мы должны сделать так, чтобы эта версия стала единственной.

Они смотрели на меня, ловя каждое слово.

— Тащите их всех в центр зала. Живее, время идет.

Молодой гвардеец, едва оправившийся от первого приступа, позеленел снова. Вцепившись в ноги какого-то вельможи в залитом кровью парчовом камзоле, он волок его по паркету, оставляя за собой широкий след. На полпути парня скрутило спазмом, и он согнулся пополам.

— Встать! — Рык Орлова вернул парня в боевой режим. — Не девка в тереме! Делай что велено, или я тебя самого здесь уложу!

Работа предстояла грязная. Воздух в зале отяжелел от металлического запаха крови, к которому теперь примешивался кислый дух рвоты. Мышцы сводило от напряжения, но я гнал людей вперед, не давая ни секунды на рефлексию. Остановка сейчас была равносильна смерти.

— Не валите в кучу, как дрова! — крикнул я, перекрывая шорох волочащихся тел. — Включайте мозги! Они пытались спастись!

Ухватив за шиворот бездыханного де Ноайя, я поволок тяжелое, уже остывающее тело к массивным дубовым дверям. Подошвы сапог скользили на багровом паркете.

— Вот так! — Я бросил труп у самого порога, придав ему позу человека, до последнего скребшего ногтями дерево в попытке выломать засов. — Он должен был умереть здесь! Прорываясь к выходу!

Гвардейцы, поначалу действовавшие с брезгливой отстраненностью, втянулись в эту жуткую постановку. Ужас уходил.

— Этого к окну! — командовал Орлов, войдя в роль помощника режиссера. — Пусть пытается разбить витраж! Вон тот стул ему в руки суньте!

Тела министров, генералов, цвета нации становились реквизитом в нашем посмертном театре. Мы придавали им «естественные» позы отчаяния, закрывали лица обрывками гобеленов и дорогих плащей. Официальная легенда — защита от дыма. Реальная цель — скрыть аккуратные, слишком профессиональные разрезы на горле. Если огонь не сожрет все дотла, первый же лекарь, сунувшийся на пепелище, обязан увидеть картину хаотичной паники, а не хладнокровной резни.

Самая тяжелая работа досталось нам с Василием. Дофин. Кряхтя и чертыхаясь, мы оттащили наследника престола от подножия трона и уложили в эпицентр будущей братской могилы. Свой грязный плащ я набросил ему на лицо — последний штрих уважения, или, скорее, конспирации.

Когда последний «актер» занял свое место в этой чудовищной инсталляции, я отступил на шаг. Мизансцена выглядела убедительно. Хаос, давка, безнадежная борьба за глоток воздуха. Поверит любой. Наверное.

Мы уже собирались переходить к финальной фазе — огню, — когда взгляд зацепился за тело безымянного гвардейца у стены. Молодой, плечистый… комплекция почти один в один. В голове родилась безумная идея. А что, если?..

— Стоп. — Собственный голос показался мне чужим.

Орлов, уже тащивший к куче пропитанные вином портьеры, замер на полушаге.

— Чего стряслось, Петр Алексеич?

— Вносим изменения в план. Мне нужен еще один покойник. Вон тот, — кивок в сторону убитого гвардейца. — Он моих габаритов.

Бойцы уставились на меня с непониманием.

— Я должен сгореть здесь. Вместе с ними.

— Ты рехнулся⁈ — Лицо Орлова перекосило. Он шагнул ко мне, сжимая кулаки. — Белены объелся⁈ Сгореть⁈

— Отставить истерику, Василь. Подумай хорошенько. Кто сейчас главная мишень для всех наших «друзей»? Я. Русский дьявол. За моей головой охота идет по всей Европе. Но если я официально «погибну» здесь…

Поручик начал соображать. Н лице появились пролески понимания.

— Если я «героически паду», спасая французского короля, — продолжал я, вбивая гвозди в крышку собственного «гроба», — с меня снимается статус цели. Я превращаюсь в призрака. А для Петра моя смерть станет знаменем. Казус белли такого масштаба, что он получит моральное право сжечь Европу дотла, и ни одна собака не тявкнет.

— Но как… — прошептал он, переводя взгляд с меня на труп.

— Помогай! — рявкнул я.

Мы бросились к телу. Я стягивал с себя пропитанный потом и кровью мундир, пока Орлов сноровисто разоблачал покойника. Плоть мертвеца была холодной и липкой. К горлу снова подступил ком.

— Перстень! — напомнил Василий.

Я сдернул с пальца подарок Петра — тяжелое серебро с царской монограммой. Кольцо отправилось на палец трупа. Мою одежду мы с трудом натягивали на окоченевший труп. В карман трупа полетел и мой «Брегет».

— Сапоги, — скомандовал я. — Сшиты на заказ, приметные.

Стянуть ботфорты с мертвых ног оказалось той еще задачкой, но мы справились. Втиснув ступни в чужую обувь, которая немилосердно жала, я почувствовал себя странно уязвимым. Генерал Смирнов исчез. Остался никто. В обносках трупа.

«Меня» мы уложили в самый центр завала, щедро прикрыв сверху другими телами и обломками мебели. Огонь должен добраться до двойника первым, надежно уничтожив черты лица.

— Готово, — выдохнул Орлов. Он смотрел на дело своих рук устало и с явным отвращением.

Я набросил на плечи плащ, сорванный с одного из убитых конвоиров. Один из преображенцев нашел небольшой бочонок с порохом и получив мое одобрение рассыпал его по залу, не будет лишним. В поисках подобных бочонков нашли большую бочку вина — тоже не помешает — поставили возле стола Дофина.

— Пора закрывать занавес.

— Жги, — бросил Орлов, вытирая о штаны липкие от сукровицы ладони. Он кивнул на тяжелые гобелены, свисавшие со стен. — Факел поднесем, и вся недолга.

Я покачал головой, пытаясь унять назойливый гул в висках.

— Слишком грубо, Василь. Топорная работа. Любой толковый человек, даже с половиной мозга, мгновенно определит умышленный поджог. Нам нужен несчастный случай.

Ответ обнаружился наверху. В полумраке под потолком тускло поблескивали бронзовые туши гигантских люстр — каждая весом в добрую тонну, с сотнями оплывших восковых свечей.

— Тащите столы! — рявкнул я. — Стулья, кресла — все сюда, в центр. Строим зиккурат!

Гвардейцы лишних вопросов не задавали. В их движениях не осталось брезгливости. Пять минут — и посреди зала выросла шаткая, уродливая конструкция из позолоченной мебели, напоминающая башню безумного архитектора. Где-то даже небольшую лестницу нашли.

— Поддерживайте.

Я прислонил лесенку и полез, цепляясь за резные ножки. Дорогое дерево жалобно хрустело под сапогами. Добравшись до ближайшей люстры, я повис на ее холодном, покрытом вековой пылью каркасе. Внизу, задрав головы, замерли мои люди.

Люстру удерживали три массивные цепи. Выбрав ту, что была скрыта от глаз со стороны парадного входа, я вгрызся в нее лезвием ножа.

— Стой! Что удумал, командир⁈ — голос Орлова снизу дрогнул от тревоги.

— Вношу конструктивные изменения, — прохрипел я, наваливаясь на клинок всем весом.

Скрежет стали о бронзу резал уши. Я пилил до тех пор, пока металл не поддался. Благо в звеньях не было сварных швов, можно было чуть разогнуть концы. Перебравшись ко второй цепи, повторил операцию. Теперь вся эта махина висела на одном-единственном, последнем звене, которое я тоже «доработал». Я оставил тонкую, звенящую от напряжения перемычку.

— Готово. — Ноги дрожали, когда я спрыгивал на паркет. — Теперь камин.

Один из огромных очагов растопили быстро, забив топку обломками мебели. Сухое, лакированное дерево занялось мгновенно, с ревом выбросив в дымоход столб черного дыма. Жар начал растекаться по залу.

— Уходим, — я отступил к двери. — Дальше сработает физика.

Орлов недоуменно косился на пылающий камин.

— Термодинамика, Василь. Есть такое слово. Жар скопится под потолком, нагревая металл. Цепь начнет расширяться, напряжение на ослабленном звене достигнет критической точки, и перемычка лопнет. Тонна раскаленной бронзы, воска и горящих фитилей рухнет прямо в центр нашей сцены. На выходе имеем пожар. И никаких следов поджога — трагический несчастный случай.

Поручик смотрел на меня с суеверным ужасом.

— Ты… ты все просчитал, — прошептал он.

— Я инженер. Это моя работа. Все, идем отсюда.

Мы покинули зал, завалив за собой тяжелые дубовые двери и подперев их снаружи.

Обратный путь по подземелью напоминал бег по лезвию бритвы. Время утекало сквозь пальцы. Каждый шаг отдавался в черепе набатом.

Когда мы наконец вывалились из сырого лаза на свет, солнце ударило по глазам.

— Бегом! — гаркнул я, и мы с Орловым рванули через лес, не разбирая дороги, ломая кустарник и спотыкаясь о корни. Преображенцам дали наказ стеречь пленных.

Мы выскочили на небольшой холм, откуда виднелась вся местность.

Сначала пришел звук. Он накатил не со стороны русского лагеря, а оттуда, где за стеной деревьев скрывался Версаль.

Мы замерли как вкопанные.

Над верхушками деревьев, со стороны дворца, в небо поднималось огромное, черное, пульсирующее облако. Оно росло на глазах.

— Мать честная… — выдохнул Орлов, осеняя себя крестным знамением.

Я стоял, хватая ртом воздух. Мой «несчастный случай» вышел из-под контроля.

Переменных в уравнении оказалось больше. Сквозняк, мгновенно раздувший пламя? Или в зале хранилось что-то еще — летучее и взрывоопасное? Спирт, лаки, порох?

Детали уже не имели значения. Результат был налицо. Вместо локального возгорания, призванного уничтожить улики в одном зале, мы спровоцировали огненный шторм. Судя по масштабу, пламя пожирало весь центральный корпус дворца. Символ французской монархии, эдакая жемчужина Европы, горел синим пламенем.

Мы в одночасье превратились в диверсантов, устроивших акт вандализма библейского масштаба.

Встретившись взглядом с Орловым, я понял, что он думает о том же. Мы планировали аккуратно замести следы, однако вместо этого оставили на карте Европы дымящийся кратер.