Хроники Артуриана: Империя выживших (СИ)

I

Артуриан, Ародан, поместье юа Шакруа,

5347 год, 48 день первой зимы

— Они издеваются над нами! Иначе и не скажешь! — голографическое изображение Пелуа пошло рябью, когда девушка взметнула руками. На Пелуа была светлая оверсайз — футболка, которая то и дело сползала с её худых плеч, а сама девушка сидела на широкой кровати, поджав под себя скрещенные бионические ноги. — Ставят эксперименты, как на подопытных арбирах или на рабах! А мы разве они? Или всё — таки люди?

Олара пультом управления Системой дома убавила звук на несколько позиций. Девушка внимательно вгляделась в голубоватое изображение подруги, которое в темноте комнаты сияло потусторонним светом.

— Пелуа, ты и дома колфоин принимаешь?

Девушка оторопело захлопала глазами.

— А что? Это разве запрещено?

— Нет, но…

Олара мысленно вздохнула. Пелуа с детства страдала бессонницей, её семейный врач прописал девушке в редких случаях, когда необходим бодрый ум и четкость мысли, перед экзаменами, например, принимать колфоин, но строго разово и под контролем. Однако Пелуа после поступления в Сартерут неоднократно нарушала предписания по приёму препарата, на который легко можно было подсесть, что отрицательно сказывалось на эмоциональном фоне пациента: он становился излишне впечатлительным, нервозным и иногда агрессивным.

— Может, обсудим более насущные проблемы? — сонливый голос Фаруса прервал возникшую паузу. Его голубоватое изображение возникло рядом с Пелуа и казалось, будто бы они сидят рядом. Только комната Фаруса выглядела гораздо беднее и скромнее, чем спальня девушки. — Олара, из твоей записки, которую ты мне передала, я понял только одно: ты обо всём знала. Говорить подробности вам запретил император, это понятно, но поясни, пожалуйста, с каких пор император для тебя важнее, чем друзья?

Пелуа потупилась и принялась мять покрывало, тогда как Фарус вперил в Олару пронизывающий взгляд. Девушка вздохнула и прикусила губу.

— Дело не в вас. Я правда не могла ничего рассказать, я и сейчас не могу.

Фарус стукнул кулаком по узкой кровати, и его изображение на миг помутнело.

— Ты издеваешься, Олара? На кону наше обучение в Сартеруте. И если вы с Пелуа и Геском без всяких трудностей сможете найти себе место под Сантурой и Плиолом, то мне, к сожалению, сделать это будет невозможно. Так что забудь про свои долбанные принципы, или что там мешает тебе, и сообщи нам всё.

Олара зажмурилась. Она понимала, что Фарус прав, внутри неё сражались здравый смысл и страх, отчаянный страх беспомощности, который окутывал её удушающим коконом с того момента, как император вошёл в банкетный зал Военного министерства.

Девушка поудобнее села на кровати, подогнув под себя одну ногу, на колено второй она закинула левую руку. У неё горел язык, так сильно рвалась наружу истина, которую Олара вынуждена была скрывать, но она проглотила её и размеренно произнесла, не глядя на друзей:

— Постарайтесь пройти все этапы, если хотите не вылететь из академии. Но если хотите выжить, то сегодня же отчисляйтесь из Сартерута.

Секундное промедление нарушилось надорванным смехом Фаруса.

— Это шутка такая? Надо посмеяться?

Олара не выдержала, вскочила на ноги и принялась нервно мерить шагами комнату, заламывая руки.

— Олара! — повысил голос Фарус. Девушка остановилась и с обреченностью во взгляде повернулась к изображению друга.

— Фарус, прошу тебя! Если ты мне доверяешь, просто поверь! Я не могу сказать больше, иначе пострадает отец. Как бы вы мне не были дороги, его на вас я менять не стану.

Фарус протяжно вздохнул, взлохматив растрепанные светлые волосы. Он с мгновение смотрел на Олару ничего не выражающим взглядом, а потом кивнул.

— Понял. Сразу так бы и сказала, что твой отец во всё это втянут.

Олара хмыкнула.

— А сам додуматься не мог?

— Извини, — развёл руками Фарус. — Но и ты нас пойми, мы все на взводе!

— Так и я тоже!

— Отец сказал, что он не сможет отозвать моё заявление из академии, — внезапно проговорила Пелуа упавшим голосом.

— О чём ты? — нахмурился Фарус.

— Почему? — Олара с беспокойством посмотрела на подругу, которая выглядела настолько подавленной, что, казалось, вот — вот заплачет.

— Я… Просила отца об отчислении, рассказала ему всё, что произошло за последний викер. А он накричал на меня, сказал, что я слабая и позорю семью, даже просто думая о побеге. И… — она запнулась, а затем на одном дыхании выпалила: — Если я проиграю и меня выгонят, дома меня не примут.

Фарус цокнул языком.

— Им там мозги что ли всем промыли?

Рядом с голограммой Фаруса возникло лицо Геска. Он всё это время молча слушал разговор, и даже сейчас его взгляд был сосредоточен на планшете, на экране которого виднелись стройные ряды иероглифов лерутрангского языка. Геск размеренно заявил, не поднимая головы:

— Не зря же император так часто летает на Ибадар. Ходят слухи, что он приблизил к себе псионика — ибадарца, а тот учит его секретным техникам влияния на разум людей.

Фарус отмахнулся.

— Человеческая история ярко показывает, что и без псионических сил легко можно влиять на сознание людей. Достаточно лишь найти их слабости и надавить на них.

— И какая же слабость у моего отца? — Пелуа скрестила руки на груди и вздернула подбородок.

Фарус показательно выставил ладонь вперед и принялся загибать пальцы.

— Власть, деньги, сила, престиж. Разве не за этим артурианцы лезут в политику?

— Но только не мой отец! — возмущенно прокричала Пелуа.

— Он собственноручно загнал тебя в тупик, Пелуа, очнись! — Фарус постучал пальцем себя по лбу. — Если император прикажет, отец тебя добровольно на казнь приведёт, поверь.

— Чушь!

— Матха, прекратите! — Олара громко хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание. — Это пустые разговоры, они ничего не изменят. В любом случае мы либо продолжаем играть по указке императора, либо отчисляемся и живём долгую и относительно спокойную жизнь на Артуриане. Нас без образования даже в эмиграцию не отправят, разве это не вариант?

— Притворюсь, что не слышал этого, — Фарус, закрыв глаза, потёр переносицу. — Олара, ты сейчас серьёзно? Все твои братья и сестры окончили лучшие академии Ародана, а сейчас тянут лямку на планетах — доминионах, чтобы потом занять высшие посты в управлении Артурианской империей. А ты что, хочешь отбиться от стаи?

— Я толком этих братьев и сестер и не видела, — Олара поморщилась и присела на краешек кровати. — Когда я родилась, большая часть из них уже покинула Артуриан.

— Всё время забываю, что ты младшая, — вымученно улыбнулась Пелуа. — Твоя мать так хорошо выглядит для шестидесяти лет, тем более для той, кто родила десятерых.

— Деньги и связи решают всё, — язвительно проворчал Фарус. — Для элиты пластические операции — это как поесть или попить.

— Фарус, ты вообще — то о матери Олары говоришь, — одернула его Пелуа, но Олара лишь безразлично махнула рукой.

— Пускай, мне всё равно. Тем более, это правда.

Перед внутренним взором Олары возникло лицо матери с ослепительной улыбкой, в которой никогда не было ни капли искренности, лишь лицемерие и желание нравится всем. Отвращение скользнуло по губам девушки. Мать, император, Ариан — все они были слеплены из одного теста: расчетливые, холодные, эгоистичные. На таких людях строился весь известный человечеству мир, он гнил и разлагался из самого центра, пожирая тех, в ком ещё теплилась надежда на благородство.

— Так что ты решила, Олара? — Фарус приблизился к камере Системы, его испытующий взгляд вцепился в лицо девушки, улавливая каждую мимолётную эмоцию. — Будешь отчисляться?

Олара непринужденно пожала плечами.

— Это самый оптимальный вариант. Да и вряд ли я дотяну до финала проекта. С моими — то способностями.

— Это верно, — кивнул Фарус, поигрывая тонким серебристым стилусом для планшета. — Первый этап ты прошла только благодаря Ариану, не так ли?

— Фарус, да что с тобой? — Пелуа подскочила на кровати и всплеснула руками так, что ворот футболки сполз с одного плеча на предплечье. — Тебя дикий валуп укусил?

Парень протяжно вздохнул и закатил глаза.

— Нет. Меня всё это ужасно злит, только и всего.

— Как и всех нас, — фыркнула Пелуа.

— Как думаете, почему они нас отпустили домой? — послышался вдруг размеренный голос Геска, который всё ещё внимательно читал лерутрангские письмена. — Разве они не боятся, что наши родители начнут выступать против подобных бесчеловечных способов обучения?

— Дорогой мой Геск… — в голосе Фаруса послышались металлические нотки, тогда как его лицо расплылось в широкой улыбке.

Пелуа схватила подушку, прикрыла ею лицо и невнятно пробубнила:

— Готовься, Геск, сейчас он начнёт тебя дерьмом поливать.

Парень поднял взгляд карих глаз от экрана планшета и тепло улыбнулся.

— Готов.

Фарус торопливо вклинился, сохраняя тщедушное выражение на лице:

— Я могу продолжить?

— Да, конечно, — легко кивнул Геск.

— Так вот, дорогой друг, — Фарус закинул ногу на ногу, отчего Пелуа и Олара дружно хмыкнули, — поведение отца Пелуа, того самого, кто самозабвенно любит свою дочь и всячески это показывает, простите, показывал, красноречиво демонстрирует нам, как элитные родители относятся к происходящему. Они жопу лизать императору готовы ради своих амбиций и своего долбанного комфорта.

— Но, Олара, как же твой отец? — нахмурился Геск, глядя на подругу. — Разве он не любит тебя больше всего на свете?

В груди девушки потяжелело, словно она проглотила камень. Она судорожно облизала губы и заправила за ухо волнистую прядь.

— Всё сложно. Да и он избегает меня, говорит, что занят.

— Вот от кого не ожидал, так это от него, — небрежно бросил Фарус, отчего Олара отшатнулась, как от пощечины.

Пелуа поспешила вмешаться:

— Фарус! А твои родители что? Почему они тебя не забирают?

Зелёные глаза Фаруса распахнулись в изумлении. Приложив руку к груди, он повернулся к изображению Пелуа.

— Младшего и не слишком любимого ребенка из семнадцати? Хм, интересно, даже не знаю, почему так. Ни одной идеи в голове. Может, подскажете?

Геск, вновь вернувшись к планшету, беспечно ответил за всех:

— Всё потому, что ты засранец с грязным языком и черными мыслями.

— Спасибо за комплимент, Геск, — Фарус шутливо поклонился.

Олара краем глаза заметила, что на небольшом экране в двери спальни картинка пришла в движение. А затем Система объявила, что к ней пришёл гость.

— Ребят, мне надо идти, — недовольно проворчала Олара, усаживаясь поглубже в кровати.

— Что такое? — с тревогой в голосе вопросила Пелуа. — Отец?

— Мать.

Все трое с сочувствием посмотрели на Олару.

— Удачи, — Геск вскинул кулак в воздух.

— Потрать весь гнев, что ты накопила из — за меня, на неё, — Фарус, приложив два пальца к виску, отсалютовал. — Я разрешаю.

— Ага, спасибо, — мрачно проговорила Олара. — Перезвоню позже.

Девушка щелчком пальцев отрубила видеосвязь, голубоватые голограммы друзей тут же потухли, оставив её в полном одиночестве перед встречей с матерью.

Олара глубоко вздохнула, впилась ногтями в ладони, а затем приказала Системе открыть дверь.

Муфала в длинном халате из струящейся сапфировой ткани нерешительно заглянула в комнату дочери. Длинные волнистые каштановые волосы женщины блестящими волнами ниспадали на худые плечи, обрамляя красивое, будто фарфоровое, лицо. Большие синие глаза Муфалы светились беспокойством. Олара передёрнулась от ощущения, что смотрит на свою повзрослевшую копию. Девушка давно мечтала сделать пластику и избавиться от схожести с матерью, но отец, самозабвенно любивший Муфалу, категорически запрещал Оларе хоть как — то коверкать свою внешность.

— Олара? Я могу войти? — нежный голос матери прошёлся мурашками по спине дочери. Муфала сделала шаг внутрь комнаты, дверь за ней тихо затворилась.

— Ты уже вошла, — девушка взяла подушку и обняла её, отгораживаясь от матери.

Муфала плывущей походкой приблизилась к кровати и мягко опустилась на её край.

— Хотела поговорить с тобой.

— Как скажешь, — Олара равнодушно пожала плечами, на что Муфала поджала губы, но тут же растянула их в ласковой улыбке.

— Дорогая. Мне так жаль, что тебе приходится проходить через всё это. Я говорила с Каронаром, просила его остановить всё это, потребовать от императора…

Олара резко откинула подушку и гневно уставилась на мать.

— Ты что сделала? Ты что, не знаешь папу? Зачем ты давишь на него? Зачем заставляешь чувствовать себя виноватым? Он и так сломлен, а ты… Что ты за человек вообще?

Муфала болезненно поморщилась на мгновение, а затем с горечью вопросила:

— А что насчёт меня? Мои чувства не важны? Мою дочь отправляют на смерть, а я ничего не могу с этим поделать.

Олара встала с кровати и прошла к длинному столу, заваленному различными причудливыми устройствами, подарками отца. Девушка прислонилась к столешнице и скрестила руки на груди.

— Не смеши. Все твои дети рождены только ради того, чтобы выгоднее смотреться в обществе. “Посмотрите, какая я классная, сама родила десятерых, а как потрясающе выгляжу несмотря на это”, — Олара томно моргала и хихикала, искажая голос так, что он походил на голос матери. — Тошнит от тебя.

— Олара! — Муфала встала и нахмурила изящные тёмные брови. — Прекрати, ты причиняешь мне боль.

— Хорошо, — хмыкнула Олара. — Ты всё ещё способна чувствовать, значит, не всё потеряно.

— Отец промыл тебе мозги? Почему ты так холодна со мной?

Взгляд Олары помрачнел, она стиснула зубы, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Медленно и едва слышно девушка прошипела:

— Отец — единственный человек, которому есть до меня дело, а не до регалий и престижа. Ты с ним только поэтому, разве не так? Ради его положения в обществе, из — за того, что он дал Артуриану, а не потому, что он хороший человек.

Муфала звонко расхохоталась и вновь опустилась на кровать, но уже более развязно. Закинув ногу на ногу, она с вызовом посмотрела на дочь.

— А что, это плохо?

Нескрываемое омерзение проступило на лице Олары.

— Нет. Но, давай договоримся: не строй передо мной человека, которым на самом деле не являешься.

Муфала стойко выдержала ненавидящий взгляд дочери. Она смахнула с колена невидимую соринку и её губы тронула неподдельная улыбка.

— Ты единственная из всех моих детей, кто похожа на меня больше всего. И я говорю не про внешность, Олара.

— Ты ошибаешься, — девушка скривилась.

— Время придёт, Олара, — Муфала склонила голову набок, в её глазах застыла терпеливость вперемешку с твёрдой уверенностью, и несмотря на молодость лица и тела, взгляд в эту секунду отразил истинный возраст женщины. — Однажды ты поймешь, что отец, которого ты так почитаешь и обожаешь, сделал для тебя всё, чтобы лишить будущего и личности. И только я на самом деле по — настоящему тебя понимаю.

Олара громко рассмеялась, она так долго хохотала под кротким взглядом Муфалы, что на глазах у неё выступили слёзы.

— Ты даже саму себя не понимаешь, — сквозь смех выдавила девушка. — Не веди себя, как любящая мамочка, слишком поздно для этого.

— Ох, любовь тебя портит, Олара, — покачала головой Муфала. — Она смягчает тебя, делает слабой. В нашем мире слабость — это смерть, и, увы, не всегда физическая. Твой отец яркий пример этому.

Олара заткнула уши, не в силах больше слушать мать.

— Ты мне омерзительна. Я ухожу.

Девушка двинулась к выходу, Муфала даже не попробовала остановить её.

— Иди. Я тебя не держу.

Но когда девушка уже переступила порог, она окликнула дочь:

— Олара?

Подошва домашних тапочек скрипнула по полу, когда девушка резко обернулась.

— Что?

Муфала долго молчала, вглядываясь в лицо и фигуру дочери, обнимая взглядом, запоминая каждую черточку до тех пор, пока она окончательно не изменится.

— Я люблю тебя, но в то же время желаю тебе большего, чем могу дать одними чувствами. Помни об этом там, на Торнуиле.

Олара едко ухмыльнулась.

— Я не собираюсь лететь туда.

— Но полетишь, — убежденно кивнула Муфала. — Иначе я зря сдерживала себя все эти годы.

— Ты совсем из ума выжила, — обескураженно вскинула руками Олара.

— Возможно, — легко пожала плечами Муфала. — Увидим. А теперь иди.

Она махнула ладонью на дочь, прогоняя ту из собственной комнаты. Олара не стала задерживаться и побежала вниз по лестнице.

Муфала сидела на кровати дочери до тех пор, пока мрак ночи не окутал комнату. И всё это время сердце женщины болезненно сжималось от тоски и сожалений по будущему, которого у них никогда не будет.

Олара бежала, пока не оказалась на улице. Плиол и Сантура нещадно палили, обжигая кожу. Воздух пропах пылью рыжей пустыни и жаром. Зима в этом году выдалась знойная, но то ли ещё будет летом.

“Может, и хорошо будет оказаться вдали от Артуриана, когда наступит лето. Я хотя бы смогу не видеть лживое лицо матери”, — пронеслось в мыслях Олары, когда она плюхнулась на сочный зеленый газон, на который уходили миллионы арсов, криптовалюты Империи, в год. Девушка провела пальцами по шелковистым травинкам, касание отдалось в ладони приятной щекоткой. Она подняла голову к бирюзовому небу, на нём уже проступали далёкие звезды.

“Нет, я не могу оставить отца в одиночестве, — Олара придвинула ноги и обняла себя за колени. — Мать и Ювлус выпьют из него последнее, что у него осталось — его душу. Если меня рядом не окажется, кто постоит за отца в трудную минуту?”

Чёрные громады линкоров “Эвридика” с гулом пронеслись по вечернему небу Ародана, патрулируя земли Артуриана. Безжизненные стражи, непреклонные, могущественные, словно древние людские боги.

“Но… — Олара поморщилась от яркого света Сантуры. — Отец как — то связан с этим экспериментальным проектом. Но как? Я видела странные чертежи в его кабинете. Неужели Ювлус заставляет его создавать новое оружие, но уже против нас? Если так, то почему отец не рассказал мне всё, как всегда? Почему не забрал из академии, ведь он сам отговаривал меня поступать в Сартерут? И почему отец избегает меня? Боится? Или стыдится?”

Бесконечный поток вопросов атаковал мозг Олары, разгоряченный разговором с матерью. Не найдя достойного ответа ни на один из них, девушка обессиленно прорычала и упала на газон, раскинув ноги и руки в стороны.

— Любовь тебя портит, Олара, — девушка выплюнула эти слова в воздух, которые словно гвоздями забивались в её сердце. — Да что ты можешь знать о любви?

Но крохотный червячок сомнения, пробудившийся от молчания отца, уже поселился в голове Олары, медленно, клетка за клеткой, поглощая её сознание.