Хозяин антимагии

Глава 24

Перемирие с соседом оказалось интересным.

Влансендур, он же Амат, постепенно вживался в роль студента Военно-морской академии, и было забавно наблюдать, как мой неудавшийся убийца, раньше интересовавшийся только кулаками, теперь корпел над учебниками по магии. Его грубоватые пальцы, привыкшие к тяжёлым тренажёрным снарядам, теперь неуверенно выводили руны, а нахмуренный лоб покрывался испариной от напряжения.

Да, я понимал, что внутри тела соседа был трёхсотлетний маг из другого мира, но руки, не державшие до этого так долго перо, быстро уставали. Влансендур осознавал, что ему нужно учиться и навёрстывать знания. Ведь, как оказалось, магия в его прошлом мире была совсем другой. Из обрывочных рассказов я узнал, что там не существовало строгого деления между школами. Там маг был чем-то вроде миниатюрного божества. Если хватало сил и знаний, он мог совершить практически что угодно: поджечь море, остановить время, воскресить мёртвых.

Здесь же всё было иначе. Магия подчинялась законам, пусть и не до конца изученным. Она требовала не только воли, но и понимания, терпения, дисциплины.

Даже магия земли, которую я начал познавать, была не просто командой почве. Магия требовала чувствовать её, понимать её структуру, как понимаешь дыхание собственного тела.

А Амату приходилось вдвойне тяжело. Ему нужно было не только свыкнуться с новой реальностью, но и навёрстывать знания, которых откровенно не хватало. Ведь прошлый хозяин его тела, мягко говоря, не блистал интеллектом.

— Опять зарылся в книги? — я прикрыл дверь, заслонив собой полосу света из коридора.

Амат оторвался от фолианта, и я вновь отметил, как непривычно смотрится его новый глаз: слишком яркий, слишком зелёный, будто выточенный из малахита. Он щурился им сильнее, чем здоровым, словно свет магической лампы резал не до конца зажившие нервы.

— Ты же сам сказал, что без этого никуда, — он прикрыл веко, сделал паузу, давая глазу привыкнуть. — Особенно если я не хочу, чтобы меня вышвырнули отсюда к чертям.

— Ну что ж, рад, что ты взялся за дело всерьёз.

Он хмыкнул, но во взгляде мелькнуло что-то вроде интереса.

— Ты же говорил, что там, в прошлом мире, наука была вместо магии? — неожиданно спросил он.

— Была. И она никуда не делась, — я потянулся к полке, где стояли мои заметки. — Просто теперь я смотрю на неё под другим углом.

Эти слова оказались пророческими.

Новый семестр принёс не только углублённое изучение магии, но и перекроил всё расписание. Если раньше специальные и силовые дисциплины, такие как геодезия и гидрография, баллистика, магическая навигации, борьба, фехтование занимали львиную долю учебного времени, то теперь их разбавили практикумы по магии. По средам и четвергам аудитории наполнялись гулом заклинаний, треском магических разрядов и возгласами преподавателей, пытающихся перекричать этот хаос.

Особенно выделялся новый предмет «магическое противостояние тварям», который вёл Семён Петрович. Тот самый профессор, что месяц назад вместе со старшекурсниками спас нас с Аматом во время практики.

Когда профессор начал первую лекцию и демонстративно закрыл дверь перед носом опаздывающих, я закатил глаза, ожидая увидеть очередного зануду вроде нашего преподавателя по геодезии, который каждую пару начинал с мрачного захлопывания двери и очередного высказывания вроде: «Пунктуальность — добродетель офицера!»

Но нет, этот оказался с юморком.

Аудитория была просторной, рассчитана на несколько групп. Высокие потолки, широкие окна и длинные ряды парт, уже заполненные студентами. Когда я зашёл, профессор стоял у доски, перебирая бумаги. Дверь за мной оставалась открытой, но ненадолго.

— Опаздываете, господа?

Голос Семёна Петровича прозвучал спокойно, но с лёгкой насмешкой. Он пропустил внутрь двух запыхавшихся парней из другой группы, шедших за мной.

— Успели! — выдохнул первый, едва переступая порог.

— Я же говорил, надо было срезать через спортивное поле! — огрызнулся второй, плюхаясь за ближайшую парту.

Профессор усмехнулся и захлопнул дверь.

Тук-тук! — раздался глухой стук.

Потом ручка дёрнулась вверх-вниз несколько раз, скрипнула и с треском вывалилась на пол аудитории.

Аудитория замерла.

Раздался удар, и с противным скрежетом дверь подалась вперёд, рухнув на пол с оглушительным грохотом.

На пороге стоял Амат. В руке он сжимал дверную ручку.

Тишина.

Даже Семён Петрович поднял брови, медленно переводя взгляд с двери, лежащей на полу, на виновника этого инцидента.

— И что это? — спокойно спросил он, словно такое у него случалось часто.

Амат посмотрел на ручку, потом на дверь, потом на профессора.

— Не открывалась.

В аудитории кто-то фыркнул. Потом ещё один. Через секунду половина курса уже давилась от смеха.

Профессор вздохнул и задумчиво почесал подбородок.

— Семён Петрович, разрешите. Я был у нового ректора, — Амат сразу перешёл в наступление.

— И что же такого сказал Анатолий Степанович, что вы решили двери ломать?

— Он настоятельно рекомендовал мне больше не отлынивать от занятий и взяться за ум.

Аудитория захихикала.

— Похвально, — профессор подошёл к двери, осматривая повреждения. — Но это не повод крушить имущество академии.

— Извините, немного силу не рассчитал.

Смех стал громче.

— Точно-точно, — подхватил Семён Петрович, размахивая в воздухе указательным пальцем, — Амат Жимин, тот самый, что на практикуме отмахивался от муравьидов бревном, пока его коллега их убивал.

— Так точно, — мой сосед нелепо пожал плечами. — Понял, что знаний в голове маловато, вот и пришёл. Можно занять своё место?

Смех опять волной прокатился по аудитории.

Профессор не сдержался и улыбнулся, а потом махнул рукой.

— Проходите, Жимин. И вы тоже, господа, — кивнул он опоздавшим, которых в коридоре перед аудиторией к этому моменту собралось уже восемь человек.

— Спасибо, Амат, — буркнул один из парней, проходя мимо.

— Будете должны, — любезно парировал Жимин.

Когда Амат тяжело опустился на соседнее место, я не удержался от комментария:

— Тонко ты, особенно про «понял, что знаний маловато».

Сосед только хмыкнул в ответ.

Эта лекция оказалась на удивление интересной. Мы проходили классификацию магических существ по типу угрозы и способам нейтрализации. Особое внимание уделялось уязвимым точкам, встречающимся у монстров.

Благодаря знаниям Кирилла, полученным факультативно, я знал многое. А вот Влансендур, похоже, нет, и ни капельки не стеснялся этого. Он постоянно задавал вопросы, даже самые базовые.

К концу пары Семён Петрович уже автоматически смотрел на него после каждого тезиса, ожидая очередного:

— А если тварь отрастит вторую голову?

— А почему фаерболы в этом случае не работают?

— А если их скормить другим тварям?

Аудитория хихикала, но профессор терпеливо разжёвывал.

— Не думал, что ты правда возьмёшься за ум, — сказал Семён Петрович Амату, когда мы группой выходили после лекции.

— Всё благодаря вам. Задумался над теми словами, что сказали тогда в лесу.

— Какими словами? Я тебе что-то говорил? — удивился профессор.

— Вы сказали, что со мной всё ясно. Вот я и решил исправиться. Конечно, новый ректор тоже надавил, но хочется верить, что это был мой выбор.

— Ну что же, я рад, что хоть кто-то меня слушает, — улыбнулся лектор.

Сравнивать двух соседей — бывшего Митю и нынешнего Амата — всё равно что сравнивать метеор и скалу.

Митя Жданов жил в вечном вихре чужих тайн.

Он всегда куда-то срывался как перепуганный заяц, успев перед этим шёпотом выдохнуть пару слов в чьё-то ухо или сунуть в ладонь записку. Даже после его переезда к Сергею Качалову поток странных визитёров не иссякал.

Бывало, услышу громкий стук среди ночи, а на пороге стоит парень из охраны с дикими глазами.

— Митя здесь⁈ — шёпот хриплый, будто человек бежал всё это время. — В порту Балтийска видели «Странницу»! Она вернулась с пятого кольца практически без экипажа!

То утром, едва я продрал глаза, уже ломится первокурсник с перекошенным от ужаса лицом и помятым докладом в дрожащих руках.

— Жданову, срочно! Это по «магическим тварям». Он сказал, если опоздаю, меня исключат!

Поэтому я удивился, как быстро Митя и Сергей, два таких разных человека, нашли общий язык.

Хотя если вспомнить, как Жданов умел втираться в доверие, тут нечему удивляться.

Он был как ртуть: просачивался в любую щель. За пару бесед мог развязать язык даже самому замкнутому профессору. Помню, как ещё несколько месяцев назад под видом «исследовательского проекта» вытянул у нашего куратора, старика Бычкова, доступ в запретный архив, а через неделю уже пил чай с директором библиотеки.

Теперь мой бывший сосед пропадал в комнате Качалова, а его «клиенты» всё ещё штурмовали мою дверь, будто я личный секретарь Мити.

— Киря, ну потерпи ещё пару дней, — уверял меня он, — люди просто не в курсе, что я переехал!

Но, зная Митю, я понимал, что эти пару дней растянутся как минимум на пару недель, а то и месяц.

А вот Амат… Вернее, Влансендур, который теперь жил в его теле, старался не выделяться. На людях вёл себя как прежде: тренировки, пробежки, молчаливое упорство.

Однажды я случайно назвал его настоящим именем, и он резко обернулся.

— Не делай так.

— Что, даже наедине?

— Да, — слишком жёстко ответил он. — Привыкай. Я Амат. Только Амат.

В общем, для меня почти ничего не изменилось. Вечера я по-прежнему проводил за изучением отцовских записей, которые до этого скрывал от Мити, и теперь от Амата.

Утром — пробежка и тренировка с клинком, надо было набирать темп, чтобы в конце семестра сдать на «хорошо» физические дисциплины.

Днём были занятия.

После лекций — фехтование с Лизой Минской.

За три месяца я, наконец, перестал позориться, как последний выскочка, постепенно обретая столь необходимый для аристократа навык.

Как-то раз на тренировке появился Сергей Качалов. Он молчаливо стоял в тени колонн, наблюдая за нашими упражнениями. Потом неожиданно шагнул вперёд, взял тренировочный клинок и кивнул в мою сторону.

— Покажи, чему научился.

Разгром был предсказуем. Для него клинок это продолжение руки. Сергей действовал быстро, как молния. Я едва успевал поднимать шпагу, а его удары уже находили слабые места в моей обороне.

Но в конце, к моему удивлению, он опустил оружие и слегка улыбнулся.

— Лучше, чем я ожидал. Чувствуется потенциал.

С тех пор я стал замечать, что его отношение ко мне потеплело. Возможно, Митя действительно нашептал ему что-то, ведь я как-то обмолвился, что хотел бы тренироваться под его началом.

Не то чтобы у Лизы плохо получалось. Нет, она была мастером клинка, и её движения оставались отточенными, но что-то изменилось.

Раньше её атаки звенели в воздухе, заставляя меня отступать. Теперь же она сдерживалась, будто боялась разбить хрупкую вазу. Она фехтовала не в полную силу, даже не в половину, наверное, лишь в четверть своих сил.

И спарринги с Качаловым исчезли из её графика.

Я догадывался, почему.

Инициация.

Её магический источник ещё не стабилизировался, а значит, любая сильная физическая нагрузка могла привести к неконтролируемому выбросу энергии. Как тогда, по дороге из Балтийска, когда она сдала на мастера клинка.

Поэтому девушка избегала резких движений, будто боялась, что что-то внутри сорвётся с цепи.

Лиза сжимала кулаки, когда Качалов проходил мимо.

И больше не скрещивала клинки с ним, зная, что Сергей заставит выкладываться на полную.

Поздними вечерами мы с Аматом превращали нашу комнату в подобие учёного совета. Со стороны, наверное, это выглядело забавно: два студента, яростно спорящие о магии, будто древние мудрецы, защищающие противоположные теории.

Как в истории моего мира.

Я вспоминал, как когда-то читал о великих научных распрях:

— Земля плоская! — кричали одни.

— Нет, она круглая! — доказывали другие.

— А может, она вообще стоит на слонах?

— Нет, на китах!

В итоге люди почти всегда докапывались до правды.

Так и мы. В наших спорах рождалась истина, жаль только не каждый раз.

— Нет, Пестов, — Амат скрестил руки, смотря на меня как на упрямого ребёнка. — Ты опять не слышишь пульс земли. Она не бездушный камень, она дышит.

— Я знаю теорию! — раздражённо побарабанил пальцами по столу. — Магия земли — это укрепления, барьеры, контроль над материей, а не какая-то…

— В моём мире, — резко перебил Влансендур, — маги заставляли горы петь. А у тебя даже камни не скрипят.

— Потому что здесь другие законы! — я чуть не хлопнул по столу, но вовремя остановился: на нём стояли склянки с образцами.

Он вздохнул, но терпеливо начал объяснять снова.

Горькая ирония: передо мной сидел человек, чьи познания превосходили учёных светил империи. Но девяносто процентов этих знаний были бесполезны.

Там, в его мире, маги владели всеми стихиями, а здесь мы были заперты в рамках одной школы.

Близилось воскресенье, и я уже предвкушал, как, наконец, вырвусь в город.

— Поедешь на своё производство? — спросил Амат утром в субботу.

— Да. Надо проверить, как там справляются мои вассалы, братья Гурьевы. Да и маму с Таськой увидеть хочется.

— Подбросишь до Новоархангельска?

— Зачем? — насторожился я.

— Хочу посмотреть город. Ни разу не гулял по нему, даже воспоминаний никаких нет, — добродушно ответил он.

— Ты же… — я чуть не ляпнул ерунду, но вовремя исправился. — То есть Амат тут учился четыре года.

— Он был занят. Сам понимаешь, чтобы держать себя в хорошей физической форме, требуются постоянные тренировки, и у него попросту не хватало времени. А мне это интересно.

— Ладно. После занятий у конюшни.

Моя машина, слава стихиям, была уже на ходу.

Но какой ценой…

Каждая деталь — заказ из центральной колонии «Точка». Каждый винт, каждая шестерёнка — недели нервного ожидания. Помню, как механик, увидев окончательный счёт, побледнел так, что его веснушки стали заметнее.

— Господин Пестов, за эти деньги можно было новую машину купить, — прошептал он еле слышно

— Нет.

Она того стоила.

Во-первых, она напоминала об отце.

Во-вторых, чёрт, я, кажется, влюбился в этот кусок металла.

Да, я понимал, что она не живая.

Но когда поворачиваешь ключ, и двигатель просыпается с низким рычанием.

Когда берёшь руль в руки и чувствуешь, как машина буквально дрожит в предвкушении.

Когда нажимаешь на педаль, и она отвечает мгновенным рывком, будто читает твои мысли…

Тогда понимаешь, что это не просто транспортное средство. Оно — продолжение меня самого.

Я всё время прокручивал список дел, которые нужно сделать за воскресный день, на конях точно не успел бы осуществить и половины.

Встретиться с братьями Гурьевыми, они что-то мудрили с рецептурой нового зелья выносливости.

Наведаться к семье, мама с Тасей наверняка без меня скучают.

А ещё в нотариальной конторе Новоархангельска меня дожидались договоры. Три новых контракта, которые нужно заверить там с поставщиками, могли поднять доходы производства вдвое либо разорить меня, если не проверю мелкий шрифт.

Одним словом, дел невпроворот.

Мы сели в машину. Тронулись, но не успели проехать ворота, как нас внезапно остановил дежурный.

— Господа, вы не в курсе?

Он просканировал наши ауры, в которых стояла метка учащихся.

— Чего? — нахмурился я.

— После инцидента в больнице всем участникам запрещено покидать академию в выходные.

— Надолго?

— До особого распоряжения.

Я стиснул руль так, что кожа на костяшках побелела.

Вот это облом!

Без меня производство встанет. Гурьевы начнут импровизировать. Контракты зависнут. А Тася снова превратится в стервозную младшую сестру.

— Ректор ещё на территории? — нетерпеливо спросил я.

— Да, полчаса назад видел его в медицинском корпусе. Может, ещё там.

Я резко развернул машину.

— Куда? — недовольно буркнул Амат.

— Искать ректора, — мои пальцы продолжали сильно сжимать руль. — Я должен попасть домой.

Но уже предчувствовал, что разговор с Кировым будет нелёгким.