Хищная планета

Глава 43. Нераскрытая тайна

Лерой

Спустя примерно час отец спустился ко мне.

— Извини, дочка! Матильда очень тяжело пережила известие о смерти матери! Все это время она мечтала забрать ее сюда, но и боялась, что эта странная девушка последует за нами. Мы разговаривали со многими мужчинами, просили составить нам компанию в путешествии, но все боялись выходить из-за надежных стен закрытого от чужаков каньона. — Отец вздохнул. — А теперь и не придется никуда идти.

— Как это не придется? Неужели ты собираешься остаться здесь навсегда? Нам нужно искать способ вернуться! Там же твой бизнес, исследования, дом, наконец!

С силой потирая щеки, что являлось признаком сильного волнения, отец принялся ходить от одной стены помещения до другой.

— Да, дочка, ты права. Но пока я не могу вернуться…

— Пап! Мы найдем способ, я уверена!

— Нет, я не о том, — он остановился передо мной и, взяв меня за плечи, с горячностью заговорил:

— Дочка! Ты просто представить себе не можешь, с чем мы имеем дело! Эта планета — поистине целое неизведанное нами сокровище, которое по недоразумению долгие годы было скрыто от взора ученых! И эти чудовища, которые появляются лишь силой мысли, да еда — это совершенные мелочи по сравнению с тем, какие горизонты откроются человечеству, когда феномен этой планеты будет нами изучен! — глаза отца горели знакомым мне лихорадочным энтузиазмом ученого, прикоснувшегося к великой тайне.

— Папа, скажи, пожалуйста, чего ты конкретно хочешь?

— Я хочу, дочка, собрать как можно больше реальных доказательств существования особой субстанции, благодаря которой возможна материализация желаний любого мыслящего существа! А потом я хочу найти ее! После же этого изучить принцип ее работы. Дел очень много! И я не хочу терять ни минуты! На нашу планету ты отправишься одна. Я дам тебе список необходимого оборудования, которое нужно будет закупить и доставить сюда. И надежда только на тебя, Лерой, ты мне поможешь?

В глазах отца горело столько мольбы, столько неуемного и какого-то детского оптимизма, что мне очень трудно было сказать ему то, что я собиралась. Но с другой стороны, я не могла предать доверие существа, сделав его жертвой жестоких экспериментов. Но сначала я должна была убедиться в своем предположении и задала отцу последний вопрос:

— Папа, скажи, ты собираешься обнародовать свои исследования?

— Обязательно! Человечество имеет право знать о существовании особенного мира, где возможно исполнение почти любых желаний! Материальной природы, конечно же, — поправился отец.

— Нет.

Мой тихий короткий ответ прогремел для отца, словно взрыв сверхновой, шокирующе и оглушающе. Он будто обессилел, безвольно сев там же, где и стоял, но, по счастью, не на пол, а на край стола, чего раньше себе никогда не позволял.

— Я… Не понимаю! — прошептал он, взгляд отца блуждал, не останавливаясь ни на каком предмете. — Дочка, ты же ученый! Нет, я не понимаю! — снова повторил он, и его руки безвольно опустились вдоль тела.

Я присела рядом с отцом на корточки и, бросив взгляд в сторону лестницы в верхнее помещение, прошептала:

— Мы не можем отдать на растерзание живое существо!

Отец непонимающе посмотрел на меня.

— Папа, планета живая! Это самостоятельный, совершенно разумный организм!

Во взгляде отца промелькнуло сочувствие и жалость. Я усмехнулась, догадавшись об их природе.

— Папа, я не сошла с ума! Пойдем, прогуляемся? Мне нужно рассказать тебе кое-что, очень важное и… секретное! — Подмигнув, я потянула отца за руку в сторону выхода.

Судя по положению солнца, день близился к закату. Крайне неудобные сутки, не успел проснуться, а уже снова спать пора, но я, собственно, и не собиралась жить на этой планете. Мы направились вглубь поселка, в ту сторону, где я еще не была, и, судя по всему, это место было еще не столь застроено и обжито, а потому нашему разговору вряд ли кто помешает.

Под руку с отцом я вышла на ту самую дорогу, по которой мы пришли сюда. Я бросила взгляд на противоположную сторону «улицы», где лепились неказистые деревянные домики, сколоченные вкривь и вкось, порою с довольно большими щелями между досок. При взгляде на них создавалось впечатление, что неумелой рукой их сколачивал ребенок.

— Папа, а почему большинство домов такие… кривые? Их что, такими представляли?

— Представляли!? Да что ты, дочка! — отец громко засмеялся. — Материализовывать неживые объекты вовсе не так легко, как животных или продукты. Я вон, видишь, сколько пытался материализовать обсерваторию из дерева, и какая ерунда получалась! А вот из металла вышло очень даже неплохо! Я же ее представлял по аналогии с моей собственной! Вот только сложные механизмы не удастся получить без владения специальными знаниями и, не представляя в подробностях их строения.

Мы не торопясь шли с отцом между неказистыми домишками, и я с интересом наблюдала за жизнью местных жителей, разглядывала и их самих. Но и мужчины не оставались в долгу, провожая меня внимательными заинтересованными взглядами.

— Женщины здесь на вес золота! На планету их прилетало куда меньше, но и страхов у женского пола больше, нежели чем у мужчин, вот и погибали бедолаги в первую очередь, — вздохнул отец, качая головой. — Поэтому у нас здесь, можно сказать, мужское царство. Пар получилось крайне мало. Но все они созданы по взаимному согласию и обоюдному желанию. Принуждать женщину к сожительству у нас здесь строго запрещено! За нарушение этого правила грозит отказ от стола!

— От чего отказ? — отвлеклась я от разглядывания местных красот, услышав нечто непонятное.

— Дело в том, дочка, что именно женщины, обладая куда более живым и ярким воображением, чем мужчины, способны материализовать еду и даже некоторые предметы. Правда, у них всех разные таланты. Кто-то хорошо может представить доски, а кто-то ткань или сразу одежду. А вот мужчины этой способности почти начисто лишены. Вот и получается, что женщины их кормят и помогают с материалом для строительства домов, с простыми инструментами, да и с одеждой тоже.

Не знаю почему, но я вдруг почувствовала глухое раздражение.

— А что, мужчины не хотят учиться, из этих материалов делать что-то более качественное и красивое, чем эти сараюшки? Всё лучше, чем целыми днями в игры играть!

Отец лишь растерянно пожал плечами.

— Вот потому я и считаю, что нельзя рассказывать о планете, где еду можно получать, только подумав о ней! Ты представляешь, сколько сюда слетится лентяев со всей галактики? Да еще с хорошим воображением. Думаю, без материализации хищников тоже не обойдется. И теперь представь, сколько снова жертв будет! — я хотела в приступе праведного возмущения еще что-то сказать, но почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Он словно примагнитил меня к своему источнику. У одного из домишек стоял Ставрос и смотрел на меня. Я почувствовала безотчетное желание броситься к нему и обнять, прижавшись крепко-крепко. Но отец мне что-то сказал, и колдовство развеялось. Я даже почувствовала стыд за свой невольный романтический порыв. Ведь с некоторых пор мужчина стал вести себя со мной очень сдержанно, я бы сказала, ровно-покровительственно, а сама на шею мужчине я кинусь, пожалуй, лишь в своих наивных девичьих мечтах.

— Папа, ты что-то сказал? — я украдкой бросила взгляд из-под ресниц в ту сторону, где стоял Ставрос, но его там уже не было. Сердце больно кольнуло.

— Вот мы и пришли! Это чудесное место, где я очень люблю отдыхать, — улыбнулся отец, усаживаясь на траву в уютной ложбинке между трех небольших зеленых холмов. — Эх, попить бы! Забыл воды с собой захватить.

Я улыбнулась.

— Подожди, папа, сейчас устроим себе настоящий пикник!

Минута, и на траву лег мягкий клетчатый плед. На нем тут же материализовался низенький сервировочный столик с двумя большими кружками молока с корицей и ванилью и блюдо с пахнущими свежей выпечкой пирожками.

— А вот теперь присаживайся! Буду тебя угощать! — улыбнулась я, но моя радость тут, же сменилась сильным беспокойством. Отец на глазах побледнел, его подбородок затрясся, и он едва слышно произнес:

— Как? Как у тебя это получилось?

— Легко, пап. Дело в том, что это живая планета! И если я говорю «живая», то это не иносказательно. Она на самом деле живая, как ты или я. И мне удалось войти с ней в контакт. Мы с ней общаемся и обмениваемся знаниями.

— Вот как? Это очень интересно!

Я вздрогнула, растерянно глядя на выходящего из-за ближайшего холмика коллегу моего отца, мужчина широко улыбался, но вдоль моего позвоночника пробежали очень неприятные мурашки.

— О! Гордон! Присоединяйся к нам! Лерой мне рассказывает просто фантастические вещи!

— С превеликим удовольствием! Надеюсь, для меня найдется кружка этого восхитительного напитка?

— Найдется! Отчего же нет? — улыбнулась я, материализуя тут же еще одну кружку с любимым напитком отца. Но вместе с тем лихорадочно ища выход из этого ужасного положения. Не знаю почему, но мне вовсе не хотелось при нем рассказывать то, чем я хотела поделиться с отцом. Поэтому, глупо засмеявшись, ответила:

— Да какие там фантастические!? Просто я научилась материализовать неодушевленные предметы, да еще так удачно! Это ли не чудо!?

— А как же насчет вашего общения и обмена знаниями? — Гордон взял свой напиток и отхлебнул, по-видимому, даже не почувствовав его вкуса, но глядя на меня из-за кружки холодным гипнотизирующим взглядом.

Лишь мой отец, ничего этого не замечая, пил молоко со специями и пирожками и восхищался идеальным исполнением посуды и пледа.

— Что вы, Гордон! Это я иносказательно выразилась! Ну, какое может быть общение с планетой? Разве такое бывает? — лгун из меня никакой! Я словно со стороны смотрела на себя и не верила ни одному своему слову, даже мой смех был совершенно искусственным! А если я не верила сама себе, то почему должен поверить кто-то другой?

— Значит, не хотите делиться со мной? — от тона молодого ученого повеяло холодом.

Я невольно передернула плечами.

— Ну, я могу попробовать объяснить вам, как материализую неодушевленные предметы!

— К черту! — вдруг рявкнул мужчина, отбрасывая в сторону кружку и разбрызгивая молочный напиток. — Мне некогда словесные кружева плести! Пойдешь со мной! Будешь моей женщиной! И будь уверена, ты мне все расскажешь! Если не захочешь, чтобы я делал тебе больно!

Я не успела охнуть, как увидела блеснувшее в руке мужчины лезвие ножа, а затем ощутила его прижатым к собственному горлу, по шее тут же потекла горячая струйка крови.

— Гордон! Ты что творишь, мерзавец!? Немедленно отпусти мою дочь! Отпусти, или… или, тебя отлучат от стола!

Мужчина, запрокинув голову, оглушительно захохотал, еще сильнее вдавливая холодное лезвие в болезненный порез на шее.

— Да мне теперь плевать на ваше поселение! С помощью вашей дочурки, профессор, я выстрою свое собственное! Хотя нет, я построю свой город, империю!

— Ты не посмеешь! Да я, я тебя уволю из исследовательской лаборатории!

— Плевать! У меня будет всё свое! Свое! Ты слышишь это, старый пень!? Я так долго терпел твое занудное брюзжание, но теперь всё! Теперь настал мой звездный час! Мы уходим, а ты оставайся здесь, и даже не думай пускать на мои поиски кого бы то ни было! Если вы меня прижмете к стенке, имей в виду, живым я не дамся! Но прежде я убью твою любимую дочурку!

Я уже не слушала, что кричал совершенно свихнувшийся на жажде власти мужчина. Мне было страшно за своего отца, так как я боялась, что его сердце попросту не выдержит такого зрелища. Нужно было срочно что-то придумать! И я мысленно обратилась к самой планете! Я попросила ее помощи. Попросила сделать так, чтобы этот человек не смог никому ничего рассказать и навредить оружием тоже.

Мгновение спустя я ощутила, что в мою шею перестало впиваться холодное лезвие, а потом услышала какой-то громкий знакомый звук. После этого что-то большое пихнуло меня в спину, и я отлетела на пару метров, больно приложившись бедром о землю.

Услышав громкое мычание, я, забыв о сильном ушибе, удивленно посмотрела вверх. Напротив меня, вылупив большие влажные глаза с белесыми ресницами и облизывая длинным языком розовый нос, стоял молодой бычок.