Громов. Хозяин теней. 5 [СИ]

Глава 6

Можно считать, что я в сказку попал?

Правда, сказка такая… с необязательным хэппи-эндом.

— Это та, которая любые раны зарастить способна? — уточняю, вспомнив, что у меня в целом с мёртвой водой ассоциируется.

Реально, только сказки.

— По слухам… — Мишка держит склянку осторожно. Кажется, он и дышать в её сторону опасается. — Точнее я думал, что это всё слухи и только…

— А оно не только.

— Выходит, что не только.

— Так…

— Слышал про Евсеевых?

— Не-а, — признался я.

— Весьма богатый род. И сильный. С немалыми связями. Даже государь к их мнению прислушивался.

— И?

— Дар у них яркий. Землю чуют. Камень. Породу. Не Демидовы, но тоже с камнем дело имеют. Шахты держат. И года три тому аккурат новую вели. Тут мнения расходятся. То ли серебряная, то ли золото. То ли и вовсе… иной металл, — это Мишка произнёс после заминки. — Случается такое, если пробой был или полынья долго держалась. Сила меняет мир.

Это я уже не единожды слышал.

— И шахта обрушилась?

— Именно. Как и почему — это уж самим Евсеевым известно. Там изначально сложно всё было, если наследник самолично на выработки явился. И шахту он вёл. И засыпало их крепко. Откопать откопали. Его даже живым, но вот поломало крепко. Его в Петербург везли, не чаяли, что доедет, хотя четвёрка целителей сопровождала. А после уж личный, государев, занялся. Но…

Целители не всемогущи, это я тоже слышал. Хотя здешние могут куда больше тех, оставшихся в прежнем моём мире.

— Умереть Евсеев не умер, но и излечиться не излечился… там… верно и вправду непростая порода была, потому что раны его то и дело открывались. Слухи ходили, что того и гляди о смерти объявят. А потом вдруг он объявился на императорском балу.

Воскресши из мёртвых. Хотя… я одного такого, воскресшего, лично знаю. И мёртвая вода не при чём.

— Как понимаешь, меня там не было. Не вышел я положением, — Мишка наклонил банку, и сияющая жижа медленно, как-то округло, поползла к краю её. — Меня тогда, если честно, и вовсе в доме быть не должно было. Чуть раньше прибыл, чем оно планировалось, но это не важно. Помню, как дед отчитывал моего кузена. Тот, кажется, вновь позволил себе лишнего. И в отношении людей, которых дед надеялся видеть союзниками. Выговаривал так… резко довольно. А кузен и ответил, что Евсеевы не первые и не последние, кому может мёртвая вода понадобится.

Свечение было неравномерным, оно то становилось тише, отчего вода в колбе делалась похожей на жидкое серебро, то вдруг вспыхивала, будто выплёвывая скопившуюся силу. Мишка повернул склянку в одну сторону, потом в другую. И, ухватив за крышку-камень, крутанул. Та и отделилась.

Логично, если подумать.

На горловине банки была резьба, которая и позволяла крепить её к каменной части стелы.

— Дед спросил, что за она. А кузен рассмеялся ему в лицо. Он снова набрался, поэтому и не понимал, что и кому говорит. Выкрикнул, что дед такой умный, а на самом деле старый остолоп, который ничего-то не видит и не понимает. Трясётся над понятиями своими, а мир меняется. И что в нынешнем нужны не пафосные слова о чести и приличиях, а умение договариваться. Что Евсеевы, которых он в пример ставит, явно договорились, потому и наследничек получил свою воду. Погоди…

Мишка зажмурился.

— Как он тогда… на чёрной стороне да белая. Сила тёмная, а сама светлая… что течёт, как вода, но тяжелее железа. И что капли её хватит, чтоб дурные раны исцелить, да только эту каплю поди выжми…

Отец нашёл способ.

— И что для одного она исцеление, для другого — совсем наоборот. Дед его оборвал. Велел заткнуться и не нести чушь. И да, тогда это звучало…

— Бредовато?

— Скорее уж как очередная фантазия увлёкшегося выпивкой человека.

Вот только теперь Мишка держал эту фантазию в руках.

— А Громовы при чём? В целом-то… дед такого точно не делал.

Душу готов об заклад поставить. Старик не из тех, кто рискнул бы связываться с подобной дрянью.

— Громовы… если кто-то узнал, что один из Громовых… способен, — Мишка поднял банку. — Способен добыть эту мёртвую воду.

Которая исцеляет чудесным образом раны, возвращая потенциальных покойников к жизни…

— …а этот Громов взял и исчез, — продолжил я Мишкину мысль. — То логично предположить, что и остальным чего-то да известно. Хотя всё равно в этом случае смысл вырезать род? Тут уж проще подмять и выяснить технологию…

Если, конечно, её ещё не выяснили. А если выяснили, то зачем оставлять потенциальных конкурентов? Ладно. Опять эти высокородные игрища.

— Эй, — Метелька появился на пороге. — Вы там чего застряли? Я тут такое нашёл…

Мы с Мишкой переглянулись.

— Надо чем-то заткнуть, — я огляделся, но запаса крышек не обнаружил. Они бы должны быть, эта вот махина ведь построена, как я понял, именно для того, чтобы получать светящуюся жижу повышенной ценности. А стало быть, крышки должны иметься.

Но не здесь.

— Не лезь, — крикнул я Метельке и, вытащив из кармана ещё один платок, сложил его в несколько раз, а потом скатал пробку и протянул Мишке. Благо, горловина банки была узкой, да и сама она — небольшой, полстакана если влезет, то и ладно. — На, заткни им. Слушай, а ею не отравишься?

— Понятия не имею.

Пробка получилась не особо тугой, ну да жижа была плотнее воды. Авось и не выплеснется. Мишка аккуратно поставил склянку в карман.

Нет, это не дело, но…

— Погоди, — я осмотрелся и, обнаружив пару камней, поставил их рядом. — Сюда давай.

— Но…

— Давай. А то мало ли. Во-первых, может, эту погань надо хранить строго запечатанной. Во-вторых… а вдруг тварь какая? Ты же вместо драки будешь думать, как бы склянку не побить.

— Ворчишь, как дед, — Мишка склянку поставил аккуратно.

— Чего это там? — Метелька не рисковал пересекать барьер.

— Да, кое-что нашли. Пойдём. Да я Мишке. Смотри, эта хреновина…

— Концентратор.

— Плевать. Она видишь какая?

— Здоровая?

— Это тоже. Симметричная. В нескольких плоскостях. И если с одной стороны эту банку вкручивали, то, может, и с другой будет? Если поискать?

Нет, ну раз она такая ценная, то надо брать. А то вдруг она не хранится? Или хранится, но только в закрученных банках? Или ещё что…

В общем, мы с Мишкой вернулись к стеле и, присев на корточки, поползли вдоль основания, ощупывая гладкий холодный край. Метки должны быть… и да.

— Есть! Смотри. Тут руна, — Мишка нажал на что-то. — Для открытия.

Вторая банка была пустой. Да и в той, которую я обнаружил с другой стороны, жидкость поблескивала на дне, собираясь этакими ртутными шариками, чей вид окончательно меня убедил, что трогать эту погань руками — плохая идея. А вот последняя, до которой Мишка добрался раньше — азартный он всё-таки — полна на две трети. Части стелы мы не стали закреплять, а вот банки отправили к первой.

— Ух ты, — Метелька присел на корточки, разглядывая жижу с интересом. — Это что?

— То, что осталось от людей.

— Я не думаю, что их стоит считать в полной мере людьми, — Мишка вытер пальцы о куртку. — Это дикие существа, которые только похожи на человека. И вряд ли они действительно разумны.

Чтоб тебя.

— Очень даже разумны.

Мишка чуть хмурится…

— У них есть оружие…

Я помнил, что мне показала Тьма.

— И украшения, пусть и примитивные. Пусть они не строят городов и не умеют водить машину, но это ведь не значит, что их можно использовать… так.

— Да. Пожалуй, ты прав, — Мишка поворачивается туда, где лежат остовы. — Надо будет как-то… убрать.

Надо.

И ещё развалить эту хреновину, пока её никто не нашёл. Пока не решил, что идея-то отличная. Это ведь не люди. Дикари. Ненужные, а то и опасные, если уж кто-то там носится с идеей колонизации кромешного мира. Дикари всегда стояли на пути цивилизации. А стало быть, их изничтожение — логично.

Закономерно даже.

Если же ещё и с пользой, так на этом и бизнес построить можно.

— Меня другое беспокоит, — я смотрел на белоснежную каменную громадину стелы, которая была и отвратительна, и вместе с тем совершенна в каждой линии своей.

— Ещё и другое? — съязвил Мишка.

— Он бы не справился в одиночку.

— Что?

— Смотри. Там, в подвале дома, там краска. И в теории один человек способен расписать подвал краской, хоть вдоль, хоть поперёк. Но вот уже на этой стене хардкор…

— Что?

— Камень. Руны вырезаны на камне. Сколько у одного человека на это ушло бы времени?

— Это смотря, что за человек, — у Метельки свой взгляд. Он чешет переносицу. — И чего умеет. Если умелый, то не так и много, за год-другой управился бы. У нас в деревне один умелец сапоги тачал. Так насобачился, что даже мерки не снимал, глянет и раз…

— Ладно, допустим, руку папенька набил, с рунами-то. Но вот эта штука. Она ж здоровущая. И как он её тут вырезал? Или тащил камень откуда-то? Но тоже, он ведь артефактор, а не скульптор…

— Камень можно резать не только инструментом, — заметил Мишка. — Скорее даже я бы сказал… сейчас.

Он бодрым шагом двинулся к стеле.

А ведь почти и не морщится. Привык и к запаху, и к останкам.

— Определённо… сама стела, во всяком случае внешняя её форма — это результат воздействия силы. Очень точного, очень…

Значит, тут был маг, который умел управляться с камнем.

— И руны… на нижней части определённо маг работал. Скорее всего изначально была нанесена разметка, к примеру, той же краской, металлосодержащей. А потом их просто выдавили на нужную глубину. Кстати, амулеты так и печатают. При том, что старые артефакторы не признают подобного, но получается быстрее, чем вручную. И точнее. Хороший маг обеспечит нужную глубину на всей протяжённости рисунка.

Высокие технологии, чтоб их.

— Значит, — говорю, — здесь помимо папеньки был по крайней мере ещё один маг.

— Или не один, — Мишка отступает. — Плавка камня — это одно умение, тут сила нужна… допускаю, к слову, что части сделали не здесь. Здесь магам сложно. А вот взять и где-то там, дома…

Он почесал шею.

— А потом перенести сюда…

Незаметненько? Через подвал? Или… или, кто сказал, что выход только один? Если мы один нашли, то это не значит, что другого не было.

— …и соединить. Точность, конечно, потребуется высочайшая, но в целом… если мастера опытные… в нашем поместье… то есть, у деда… у Воротынцевых… защита родовой сокровищницы так и возводилась. Создавались отдельные листы с рунным узором, которые потом наслаивались и стыковались. И не только Воротынцевых. В Зимнем, я слышал, внутренняя защита вообще составлена из нескольких тысяч элементов.

То есть, этакое лего для взрослых в принципе не такая уж и новость?

— Так что даже можно было бы и отдельно. Скажем, части стелы вытесать из основной породы, пусть и гранита там или ещё какого камня с низкой энергопроводимостью. Сердечник? Вот не берусь сказать. Иногда его ставят, иногда нет. Это уже в зависимости от задачи… но если ставят, то чаще всего металлический. И да, тоже вполне возможно собрать. Точности не требуется. А вот пластины с облицовкой — дело другое. Если сделать чертежи, потом перенести их на платы, а уже затем выплавить по камню… как вариант. Или без плат, а как я говорил, изначально расписать и уже маг выплавит. Другое дело, что работа всё равно сложная и требует определённого опыта… и силы тоже… и тут, после… закрепить облицовку, соединить её, чтобы точка в точку, чтобы рисунок ни на волос не поплыл. Охотник, даже если талантливый артефактор, не справился бы в одиночку, тут ты прав.

Мишка отступал, не сводя взгляда с белой иглы.

— Тогда ещё вопрос, куда этот маг подевался, — озвучил я ещё один вопрос. — Что? Миш, ну вот реально. Может, он бы и не был гением в артефакторике, но работёнка своеобразная. Неужто стал бы молчать? А уж если здесь работал…

— Тут и остался, — Метелька сложил руки за спиной. — Я там, говорю же, нашёл кое-что…

Пещеру.

Вот потихоньку моя неприязнь к норам под землёй перестаёт быть беспричинною. Эта пещера была разделена на две части. И решёткой. Причём уже из знакомого, отливающего прозеленью металла, который не спешил рассыпаться прахом. Из него были сделаны и кандалы, что уходили в стену.

Ну а кости…

Ладно, не совсем, чтобы кости. Так, очередная мумия.

— Знаешь, — произнёс Мишка, опускаясь на корточки у того, что когда-то было человеком. — Я вот думаю, может, не стоит мне отца менять? В документах? Воротынцев был, если так-то, неплохим человеком…

— Хрена, — сказал я.

Покойников было трое. Двое лежали в дальнем углу, причём судя по юбкам и черной туфле с длинным каблуком, одна точно была женщиной.

— Официального заключения всё равно нет…

— А неофициальное?

Дверь была заперта, замотана цепью, на которой висел солидного вида замок. Я подёргал, понимая, что содрать не выйдет.

Хотя…

— Миш, отойди, — попросил я, потянувшись к силе. Сабля появилась сразу, и пусть фехтовальщик из меня так себе, но по замку попал.

Тень вошла в металл, и отдачу я ощутил в полной мере. А главное, что клинок застрял. И понадобилась ещё пара ударов, чтобы перерубить дужку.

— Так что там с неофициальным?

А то как-то упустил я этот момент.

— Или вы всё-таки не рискнули выяснять?

— Николай Степанович подтвердил твоё предположение, — произнёс Мишка с неудовольствием.

— Даже так?

— Мне кажется, он проявляет интерес к Татьяне…

Ага, заметил, наконец.

Танька-таки пошла в сёстры милосердия, правда, не к Роберту, как собиралась изначально, но к Николаю Степановичу. Причём, как-то вот по-женски хитро всё обустроила. Сначала добровольная помощь в восстановлении госпиталя, что логично, потому как отчасти в его разрушении мы и виноваты. И да, Светочка тоже помогала, хотя больше занималась школой. Туда потом и перешла. А вот Татьяна в госпитале осталась. Оказалось, что ей нужны дополнительные сеансы и особые занятия, ведь процесс восстановления тканей прерывать нельзя.

И вот, она уже в штате.

Корочки ей Николай Степанович самолично выправил. А жандармерия, чувствуя свою глубокую вину перед госпиталем и целителем, поставила штемпсель о благонадёжности.

И второй — на солидной бумаге, дозволявшей нам открыть народную школу первой ступени.

Хотя, конечно, может, и не в чувстве вины дело, а в Карпе Евстратовиче, благородная физия которого на страницах газет мелькала едва ли не чаще, чем морда Слышнева.

— И что, тебе это не по вкусу? — уточнил я, разматывая цепь. А металл непростой. Надо будет забрать, в хозяйстве пригодится.

— Что именно?

— А я откуда знаю? К примеру, что она из невесты перешла в разряд сестёр.

— Это… скорее хорошо, — Мишка дёрнул дверь и та отворилась с тяжелым скрежетом. — Но в любом ином случае я не отступил бы…

— Ага, верю.

И не отступил бы. И благородство проявил бы. Да только боком бы оно вышло. Может, я и не верю в великую любовь до гробовой доски, но и на голом благородстве много не наживёшь.

Сложно всё.

С людьми.

— Так, значит, Николай Степанович постановил?

— У него есть необходимые знания. А ещё…

— А ещё он умеет молчать и не задаёт неудобных вопросов, — договорил я. — Ну что, заходим?

Женщина лежала, свернувшись клубком, обнимая себя за колени. Перчатки почти истлели, и теперь в прорехи проглядывали тёмные пальцы, словно из дерева выточенные.

Такие же запястья.

И широкие полосы браслетов. Металлических.

А ещё ошейник.

— Она была одарённой, — Мишка присел и очень осторожно убрал прядку, прилипшую к коже. — И довольно молодой… посмотри.

Смотреть не хотелось.

Я повидал прилично мертвецов. Я не боюсь их. Но мне дико не хочется смотреть в это вот лицо, которое и на лицо-то не похоже, скорее уж уродливую деревянную маску, которая ко всему от времени рассохлась и покрылась узкими продольными трещинами.

Возраст? Как он понял?

От платья остались отдельные лоскуты.

— Это форма. Высшие женские курсы. Видишь?

Не вижу. Но киваю, уточнив:

— А что за цепи?

— Блокиратор. Полагаю, чтобы не могла воспользоваться даром. И он тоже.

Следующий мертвец лежал на спине, сложив руки на груди. У него сохранилась и одежда — тёмный добротный костюм с поблескивавшими металлом пуговицами. На руках и шее те же браслеты.

— Ткань изменённая, — Мишка пощупал край штанины. — И ботинки. Обрати внимание.

Обратил.

Тёмная кожа. Каблук. И вид такой, солидный вид. Приличного господина.

— А этот ребенок, — Мишка перешёл к третьему мертвецу. — Видишь?

— Нет, — я покачал головой.

— Он в гимназической форме…

Не знаю, как он понял, что эти зелёные лохмотья — гимназическая форма.

— Они умерли не сразу. Смотри, мальчик пытался выбраться. Возможно, он был худым, надеялся, что сумеет протиснуться через прутья.

Он так и лежал, застряв в них. И…

Чтоб тебе…

Я надеюсь, что хозяйка этого места ведет свой счёт, который и предъявит ублюдку. Я тоже не хочу признавать его отцом, потому что…

— Не понятно, что они делали тут.

— Понятно, — я распрямился. — Как раз это и понятно. Смотри, парень-гимназист, молодая девушка и солидный мужчина в дорогой одежде из изменённых тканей. Полагаю, она с особыми свойствами. К примеру, не страдает от каменной пыли…

— Маг?

— Маг. Тот маг, который должен был сделать работу.

И судя по стеле, он её сделал.

— А…

— А это — его стимул сделать работу быстро и хорошо, — у меня дёрнулась щека, потому что я увидел на месте этой девчушки Татьяну. И Метельку. Он теперь тоже гимназист. И потому представилось очень даже легко. — Он взял в заложники его семью. Одно дело, когда части, но собирая… маг ведь не идиот, он бы понял, что это — что-то запрещённое. Что-то нехорошее… в здешнем мире, в… и там, помнишь? Там тоже были цепи. А значит, был бы тот, кого в этих цепях держали. Нормальный человек отказался бы от такой работы.

— А его заставили.

Мишка буквально почернел.

— Именно. Или… смотри, ту штуку поставили не сразу. Скорее всего. Сперва были бы какие-то пробы, маленькие эксперименты. Никто ж не будет вбухивать столько сил в сугубо теоретическую фиговину. Так что сначала маленькие башни, потом эта здоровая.

Я замолчал, формулируя мысль.

— Она не в один день встала. Но ведь заработала же. Зачем тогда мага держать? Его семью вот? Он ведь держал.

Я огляделся. Теперь, когда я оказался внутри камеры, стали видны детали. Длинные деревянные настилы. Нары? Мусор какой-то на них. Труха. Значит, были матрасы, одеяла.

А вон и стол.

И ведро.

— Пленники — это ещё та морока. Их и кормить надо, убирать надо. Вон, ведро выносить каждый день. Плюс ещё и напасть могут. Даже самый слабый человек напасть может. Или заболеют да помрут. Ну и тени. Для них маги — лакомый кусок, то есть ещё и защищать их приходилось. Зачем?

Мишка поглядел на останки.

— Хотя бы… хотя бы затем, чтобы убедиться, что всё работает, как должно. Смотри, проект и вправду большой. Новый. И пусть даже расчёты проводили… не могли не проводить, но всегда остаётся вероятность ошибки. Или необходимость что-то подправить, усовершенствовать.

А найти того, кто сможет подправить и усовершенствовать не так и просто.

— Вспомни, — Мишка оглядывался. — Банки. Они заполнялись неравномерно. Значит, и потоки энергетически тоже шли неравномерно. А дисбаланс опасен. Он может привести к саморазрушению системы. Любой системы… тонкая же настройка может длится месяцами, если не годами.

— И закончена она, судя по всему, не была.

В противном случае, мертвецов убрали бы.

— Да, — согласился Мишка. — Твой отец… ощущение, что он просто ушёл. Собирался вернуться. Но не вернулся…

И отнюдь не по собственной воле.