Громов. Хозяин теней. 5 [СИ]

Глава 22

Покинув больницу уже в сумерках, Роберт Данилович остановился на ступенях, явно задумавшись о чём-то своём, простым людям недоступном. Вот поморщился — видать, мысли были не из приятных, и распахнул зонт. С полудня город накрыла серая зыбь то ли дождя, то ли той воды, что просто пропитывает воздух и всё-то, до чего дотянется. Небо набрякло. И косматые обвисшие бока туч почти легли на крыши. Такой погодой хотелось не отираться в мокрых кустах, но сидеть за круглым столом, попивая чай. Поэтому нелюбовь моя к найлюбезнейшему Роберту Даниловичу с каждой минутой, с каждой каплей, что падала за шиворот грязноватой рубахи, лишь крепла.

Но вот он решительно шагнул со ступеней и неспешною походкой, как человек, которому торопиться вовсе некуда, направился к дороге. Чтоб его… если возьмёт извозчика или мотор, то слежке моей конец. Нет, я вернусь, завтра, и с Мишкой, но обидно же.

Ей богу, обидно.

Я ж второй час этого поганца караулю. Не спешит он, видите ли, рабочее место покидать. И вовсе не потому, что трудовое рвение выказывает. Скорее наоборот. В маленьком госпитале, который и госпиталем-то назвать сложно, скорее уж этакий врачебный кабинет с расширенными функциями, людей было изрядно. Тьма пробежалась по коридору, заглянула и в палаты, и в операционную, где ещё пахло кровью, что ей очень даже понравилось. А потом вот и нашего Роберта Даниловича отыскала.

Он заперся в личном кабинете, где с немалым комфортом устроился на кожаном креслице с винно-красною обивкой. Роберт Данилович закинул ноги на стол, газетку развернул, отдавши четверть часа чтению. После изволил разгадывать кроссворд, тихо матерясь под нос, что слова стали загадывать заумные.

И всё бы ничего, но и читал, и гадал он как-то нервно, то и дело бросая взгляд на круглые часы, что висели над дверью. Как-то даже извлёк собственные, верно, решив, что эти, больничные, то ли спешат, то ли наоборот, отстают.

Дважды дверь дёргали.

Трижды в неё стучали. Пару раз снаружи доносился голос, звавший Роберта Даниловича, но тот и ухом не повёл. Но вот, как время подошло, поднялся и бодрым шагом направился из кабинета. И от человека, который бросился наперерез, отмахнулся небрежно так.

Прелюбопытное он создание.

И куда это направляется?

В вечерней водяной мути город кажется размытым, ненастоящим. Я держусь позади. Благо, Тьма и Призрак нашего дорого целителя не упустят.

Он свернул.

И снова.

Петербург — город красивый, но это если в центре, а вот стоит углубиться в хитросплетение каменных улочек, и вот ты уже словно в каком-то другом городе оказываешься.

Тесном.

Тёмном.

Грязном.

Здесь ещё есть мостовые, и скопившаяся за день вода пускает по ним нити ручьёв. Дома жмутся друг к другу, словно надеясь согреться, защититься от сырости, оставив её вовне. Слепые окна.

Редкие пятна света.

А Роберт Данилович в этом месте ощущает себя неплохо. Снова поворот. И в стылом, несмотря на лето, воздухе проявляются запахи предместий — навоза, мочи и гнили. Куда бы он ни шёл, место это явно не из числа приличных.

Призрак свистнул и, нырнув в подворотню, выскочил с трепыхающейся тварью, которую и заглотил, не жуя. Где-то сверху раздался шелест не то крыльев, не то чешуи. Краем глаза я зацепил полупрозрачное, слюдяное тело твари, что нырнула в водосточную трубу.

А дома становятся ниже.

Окна — меньше, уже. Здесь уже откровенно воняет, в том числе и химией. Значит где-то там, за чертой одинаково унылых домов скрывается фабрика или же заводец. А вот и перекрестье улиц. На углу торчит палкой одинокий фонарь.

Даже светит, правда, свет слабый, мутный. Только тени множит, как по мне.

Роберт Данилович останавливается под фонарём. Он запрокидывает голову, чуть прикрывая глаза, потом морщится от света да так и стоит.

И чего ждёт?

Или кого?

Ожидание даётся непросто, он, сперва спокойный, с каждой минутой нервничает всё больше. Сперва начинает притоптывать. Потом часы достаёт. И убирает. И снова, не прошло и минуты, достаёт. Откидывает крышку, пялится внутрь. Тьма тоже заглянула, но её глазами я увидел лишь белесый циферблат и модные светящиеся стрелки.[32]

Слышу и тиканье. А Роберт Данилович с раздражением захлопывает крышку и, нервно обернувшись — никак всё-таки почуял тень — кричит:

— Эй, где ты там?

Не тень.

Нервничает наш недобрый целитель. Неуютно ему здесь. Вон и запахи мешают. Платочек из кармана вытащил да и прижал к насквозь благородному лицу, отгораживаясь.

— Хватит играть! У меня не так много времени, чтобы тут торчать!

Тьма ощущает движение и пятится, прячась, хотя сейчас даже мне её сложно разглядеть.

— Дяденька, — из подворотни выныривает мальчонка. Обыкновенный, в замызганной одежде, слишком большой для тщедушного его тела. Рукава закатаны, как и штанины, а вот ноги босые.

Ну да, обувка, если и есть, то её беречь надобно.

— Дяденька, а это вы будете добрый доктор?

— Чего?

Добрый доктор Айболит. Он под деревом сидит… наш злится.

— Если вы, то вас велено привесть.

— Так веди!

Приходи к нему лечится, и корова, и волчица…

— А сказали, что если добрый, то пятачок дадите, — пацанёнок тянет руку и старательно скалится. Зубов у него нет. То ли молочные выпали, то ли просто выпали.

— Да я… — Роберт Данилович замахнулся на затрещину. Да пацанёнок с лёгкостью увернулся от руки и сделал вид, что собирается бежать.

— Ну, если недобрый, то сам иди.

— Стой! На… вот… — Роберт Данилович вытащил бумажник. — Чтоб тебя… и веди, давай! Если вздумаешь финтить…

Монетку пацан поймал на лету.

— Не отставайте, дяденька! И поспешайте, а то ведь Король ждать не любит.

Король? У нас тут батюшка-император, помнится. Хотя сомневаюсь, что в этих катакомбах стоит рассчитывать на встречу с Его императорским Величеством.

Пацанёнок вёл какими-то тропами, что протискивались меж зданий, на первый взгляд построенных вплотную друг к другу, вились вдоль заборов и ныряли в дыры, которыми эти заборы зияли. И Роберт Данилович искренне старался не отставать.

А обстановка вокруг менялась.

Темнее.

Теснее.

И грязнее. И люднее, что любопытно. В полутьме людей не видать, но Призрак, которого я дёрнул, велев держаться рядом, — чуется, что без сопровождения здесь гулять чревато — ощущал их присутствие. Да из сырой мглы то тут, то там долетали голоса.

Запахи.

Порой прорывались блики костров и тогда можно было различить размытые силуэты, что устраивались близ огня. Иногда тишину разрывали крики, когда возмущённые, когда, наоборот, радостные. Визгливый хохот сменялся такими же визгливыми рыданиями.

А я уже понимал, где мы.

Когда же из полумрака выплыло приземистое длинное строение, которое уходило куда-то в стылый дождь, чтобы уже там слиться и продолжится в камне другими столь же уродливыми зданиями, окончательно убедился в своей правоте.

Вяземка.[33]

Чтоб тебя… Нехорошее место. Такое, куда и днём-то соваться не следует. А уж ночью — тем паче. И чем ближе подходили мы к домам, о которых даже я слышал, тем люднее становилось.

— Стой, — Роберт Данилович сам остановился и руку вытянул. — Я туда не пойду.

— Как хотите, добрый господин, — мальчишка сплюнул под ноги. — Дело ваше. А Королю чего передать-то? А то ж он ждать не любит. Вы и так не больно-то поспешали…

Молчание.

И сиплое дыхание. Причём последнее за спиной. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как из темноты вываливается косматый дикого вида мужик. Мутный взгляд его сразу цепляется за меня. И на мужик рычит, а потом просто, без объяснений, шагает вперёд, занеся руку.

Чтоб…

Я успеваю уйти в сторону, а тело просто падает.

— Фимочка! — тут же раздаётся женский вопль. — Фимочка!

К телу подлетает растрёпанная баба, которая принимается хлопотать.

— Фимочка, ты что же…

Я отступаю.

А вот Призрак клацает клювом, на лету рассекая вынырнувшую из темноты тварь, что поспешила вцепиться в пьяного. И тот ворчит, отзывается то ли на присутствие призрака, то ли на заботу надоевшую матом. Он взмахивает кулаком и баба снова вопит, всполошенно и дико.

— П-падла! — бас прокатывается по округе. — Я вас всех…

Я иду дальше.

Роберт Данилович решил продолжить путь? Значит, и мне надо. Может, не слишком безопасно, но как-нибудь да справлюсь. Главное, держаться в тени. Я сгорбился и потянулся к силе, окутывая себя дрожащим пологом. Может, исчезнуть, как тень, и не получится, но внимания всяко меньше буду привлекать.

Этот фокус Танька показывала.

Точнее пыталась. Для него силы нужны, а их у сестрицы не хватало. Впрочем, тут важно было принцип уловить. Я и уловил.

Дом выделялся среди прочих уже тем, что двор его не заполонили остатки телег, доски и сколоченные из всего-то, что под руку подвернулось, шалашики. Не было здесь ни нищих, ни груд тряпья, которое тряпичники[34] разбирали бы тут же, раскладывая на кучки поменьше.

Зато у самого подъезда стоял автомобиль.

Два.

Грузовик ушёл в глубокую тень, отчего и не был виден, а вот почти новенький, поблескивавший каплями дождя «Руссо-балт» выглядел напрочь чуждым этому месту.

— Охренеть, какое дежавю, — сказал я Призраку, что обежал двор по кругу. А вот Роберта Даниловича подвели к самому подъезду, после чего провожатый дважды стукнул. И ещё раз. И потом трижды.

Дверь отворилась.

— К Королю, — важно произнёс мальчишка, пятясь. — Во. Привёл.

Роберт Данилович, а с ним и Тьма, исчезли в подъезде. Я же пошёл вдоль стены. Блин, смешно будет, если он сюда за дозой какой-нибудь дряни припёрся. Хотя… нет.

Наркота — это тоже бизнес. И с клиентоориентированностью там всё отлично. Коль есть деньга, то и на дом доставят, с поклоном и всяческим уважением. Деньга же у Роберта Даниловича была.

Оказавшись внутри, он с интересом оглядывался, впрочем, недолго, потому как новый провожатый махнул рукой, показывая, куда идти.

А место ничего так. Жилое. И со следами былой роскоши. Точнее не роскоши, а как бы выразиться, приличности? Красная дорожка. Светильники. Даже статуя белеет вдалеке. Правда, из приоткрытой двери доносится дребезжание пианины и девичий смех. А там и вовсе в коридор выглядывает особа, вид которой не оставляет иллюзий о том, что на первом этаже дома разместился бордель.

— Ой, но-о-овенький… — девица довольно молода и, пожалуй, симпатичная. Она ещё пудрится и укладывает волосы аккуратными локончиками, но само лицо одутловато.

И мешки под глазами.

А на груди сквозь пудру проглядывает синяк.

— Это к Королю, — провожатый смотрит на девицу с раздражением.

— Так и я к нему… — одной рукой девица придерживает полы пеньюара, а другой — бутылку с шампанским. — Навести-и-ить…

И выгибается вроде бы соблазнительно, но лично меня пьяные бабы только раздражают. А вот провожатый зависает ненадолго, особенно, когда полы пеньюара вроде бы сами собой расползаются, выставляя дебеловатое тело красотки. И та, чувствуя интерес, подходит ближе. Пальчики её игриво касаются мужика, а потом и Роберта Даниловича. Вот только тот от прикосновения морщится и отступает.

— У неё сифилис, — бросил он, снова загораживаясь платочком.

— Чего?

— Французка.

— Чего?! — девка прямо протрезвела. — Да врёшь ты всё…

— Недавно. Поэтому явных симптомов нет. Хотя ты, скорее всего, знаешь или подозреваешь…

— Врёт! Врёт он всё!

— Но весьма скоро меркин[35] тебе понадобится, — Роберт Данилович окинул девицу насмешливым взглядом. — Советую присмотреть заранее. Тут дело такое, важно подобрать тот, что будет смотреться естественно. Идёмте. У меня и вправду времени немного.

— Тварь! — визг девицы ударил по нервам. — Да будь ты проклят! Да чтоб твои глаза жабьи повыпучивало! Чтоб руки отсохли! Чтоб корень твой узлом завязало да не развязало!

Да уж, ругались здесь много и с фантазией. А я себе поставил заметку помыться, как вернусь. Дважды. И одежду перестирать с дегтярным мылом.

Вот так пойдёшь за приличным человеком, а он тебя приведёт невесть куда.

Король устроился на втором этаже. Снова тот же узкий полутёмный коридор. Лампочки светят через одну. Но на полу — ковровая дорожка. Но эта с виду почище.

— Явился, — Король сам выглянул. И сразу как-то стало ясно, что именно к нему Роберт Данилович и шёл. — Долгёхонько ты добирался, Робертушка…

— Мы так не договаривались, между прочим.

— Может, и нет, — Король пожал плечами. Был он высок и крепок, и двигался, пусть неспешно, тягуче, но так, что ясно было: эта неспешность — не более чем маска. Как и домашний стёганый халат с кистями. Халат наброшен поверх белой рубахи. На ногах тапочки. И сам Король похож на этакого доброго барина, уже раздавшегося от праздной жизни, обзаведшегося парой-тройкой дурных привычек и краснотой лица, но при том сохранившего ещё былую стать. — Но тебе и вправду охота мокнуть? Вона, я эту погоду знаю… сейчас закапает.

Оно и вправду закапало. Невесомая будто бы взвесь набрала плотность, перерождаясь в долгий унылый дождь из тех, что могут идти сутки напролёт.

Холодно, мать вашу.

— Садись вон. Сейчас чайку принесут. Или ты кофею больше? Шоколаду? Хотя что это я, тут надо что-то иное. Голодный? Ай, чего спрашиваю. Наверняка голодный, — Король поднял колокольчик и позвонил. А когда дверь приоткрылась, велел: — Принесите нашему гостю ужин.

— Так-то… да, — Роберт Данилович разом успокоился. — Уж извини за резкость. День сегодня нервный больно.

— Бывает, — Король кивнул и сам устроился в кресле.

А мы огляделись.

Ничего такая комната. С претензией. Обои по новой моде зелёные да с позолоченными цветами. Камин, самый настоящий, и огонь горит, и Тьма ощущает жар, от него исходящий. На каминной полке красуются часы и фарфоровые балерины. Пол укрывает медвежья шкура, выделанная с головой. На лапах когти, в пасти поблескивают белые зубы, а стеклянные глаза ловят отблески пламени.

Пара кресел.

И стол у окна. В комнату уже вкатывают другой. И не девица, но мрачного вида тип, ломаные уши которого выдают, что жизнь его была полна сложностей. Белый передничек на нём смотрелся бы забавно, да только никто не улыбается. А громила вкатив столик, уходит. Правда, недалеко. Встаёт за дверью, массою своей эту дверь перегораживая.

Любопытно.

— Кушай, дорогой. И сказывай… что ты там про девку кричал?

— Я не кричал.

— Ай, всё равно. Больная?

— Да.

— Уверен?

— Так-то надо глянуть, но я чувствую, что да.

— Глянешь, — Король не спросил, но поставил перед фактом. А Роберт Данилович кивнул, только уточнил:

— Лечить?

— А она знала, что больна?

— Вряд ли. Симптомы… могла и пропустить, — в голосе сомнения, и Король кивает, принимая их.

— Тогда лечи. Может, и остальных посмотришь? Девки-то хорошие. Свежие.

— Если надо, — Роберт Данилович чуть морщится. И это не остаётся незамеченным.

— Не думай. Не обижу.

— Да и в мыслях не было! — поспешил заверить целитель. — Тем паче, что есть у меня дело… тоже просьба личного свойства… хотя, конечно… но нет… надо убрать одного… человечка… так, чтоб со мной это не связали. Да и вовсе лучше, если будет похоже на обыкновенное там… происшествие… ограбление или…

Он выдыхает и поднимает серебряный колпак, под которым обнаруживается красивый, прям хоть на картинку, кусман мяса с зеленым горошком и ещё чем-то. Явно не в здешней таверне готовили.

— Интересно… и кто ж тебе это дорогу перешёл?

— Да… так… один… не важно.

— Ошибаешься, дорогой. Очень даже важно. Не всякого человека можно взять и убить так вот, — Король щёлкнул пальцами. — Одних-то легко. А с другими… с другими возникнут сложности. Или в процессе. Или уже после. А моё дело — избегать сложностей. Особенно сейчас.

— Почему?

— Почему избегать? Так ведь кому они нужны, эти сложности?

— Нет. Почему сейчас? Что-то случилось?

— Случилось… наверхах вон решили порядки навести. Этот… пресветлейший и пресвятейший, чтоб его… и наводят. Оно, конечно, дело обыкновенное, и прежде случалось. Да знающие люди донесли, что собираются крепко городишко наш перестраивать. И нас, стало быть, тоже…

— Слухи.

— Слухи, — согласился Король. — Слухи, они такие… веры им нет, но и знать надобно, о чём люди говорят. А говорят, что там…

Он указал пальцем на потолок.

— …только повод и надобен, чтоб пресветлейший обратил взор свой на скорбные дела наши. Точнее, чтоб право получил сюда лезть и не с жандармерией, но сразу с войском. Нам же, как понимаешь, внимание это ни к чему. И повода давать не след. Я и до своих-то довёл, чтоб поунялись, а лучше и вовсе пока не беспокоили приличных людей.

— Отказываешься?

— Нет. Понять хочу. Ты ж вон и сам на многое способен. А тут ко мне. И сам. Прежде-то ты меня не жаловал. А тут вон прям заприятельствовали вдруг, — сказано было не с упрёком, скорее с насмешкою. — Да ещё этак вдруг о встрече попросил, прям в срочности небывалой. Что случилось? Да ты кушай, кушай. На голодный живот какие беседы-то?

— Чтоб… — Роберт Данилович совету последовал. — Не могу я сам. Не получится. Этот человек… он почует… и ответит. И… и он тоже на многое способен.

— Целитель, стало быть?

— Да.

— Вот ведь… целителей убивать нехорошо, — Король покачал головой. — Они под рукою Господа.

— Он… он на жандармов работает.

— Ещё лучше, — новость Короля не обрадовала совершенно. — Умеешь ты, Робертушка, врагов себе находить.

Роберта Даниловича от этой фамильярности прям передёрнуло. Он даже привстал, но Король взмахнул рукой и велел:

— Рассказывай.

— Да…

— Не финти, Робертушка. Ты не просто так ко мне пришёл. Ты меня никогда-то не жаловал. А теперь вот должен окажешься. И понимаешь сие распрекрасно. Но готов этот долг на шею свою повесить, как тот хомут.

Роберта Даниловича прям перекосило.

— И выходит, что этого человека ты боишься больше, чем меня. Вот мне и любопытно, как так оно вышло? И почему? Явно ж не потому, что бабу не поделили. Так что не жмись, рассказывай, как оно есть.

— Я не уверен, но… — Роберт Данилович потёр руку, которую Николя пожимал. — Мне кажется, что он понял. Понял, на кого я работаю. И с чем. А значит, в том не только мой интерес, Король. Поверь, если Николушка заговорит… а он рано или поздно заговорит, он ведь не только чирьё на жандармских задницах выводит, нет… он давно с ними сошёлся. Так что, придут. Сперва за мной. Потом и за тобой.