Громов. Хозяин теней. 5 [СИ]

Глава 25

План складывался. Напрочь безумный, но какой уж есть.

— Идём, — сказал я Призраку, который разглядывал тварей на потолке и как-то с сомнением, словно не верил, что у него хватит сил справиться.

— Хватит. Много. Есть, — Тьма была настроено спокойней. Даже оптимистичней.

— Нет. Нам пока их есть не надо. Надо…

— Я вот… пришла, по вашему приказу пришла! Девок кормить! Мыть! А этот мешается! — толстуха пытается отодвинуться от Стыни и тычет пальцем в Роберта Даниловича. — Кричать стал! Мол, негодное принесла! А чего?! Чего есть, того и принесла! Чай у нас тут не ресторация!

— Да она их помоями кормит! Если вы хотите, чтобы девушки завтра выглядели здоровыми, то о них надо нормально позаботиться. А от этой дряни у них только животы скрутит. Вода ледяная! Здесь и без того холодно! Там у одной пневмония, жар. Я пригасил, но если её этим облить…

Голос Роберта Даниловича перебивает бабье причитание.

— …до утра она не доживёт!

— Врёт он всё! Крепкие девки. Это он просто работать не хочет! Небось, сам магичить ленится, а на меня кивает.

Я перехожу на бег.

Сердце ухает.

— Да сами поглядите! Живыя вон! А кукожатся, так со страху!

— Я вообще не вижу необходимости держать их здесь! Сыро, грязно. Их доставляют в таком состоянии, что о побеге не может быть и речи, и потому считаю разумным размещать не в этих крысиных норах, а в обычных покоях. Пусть не наверху, но есть же гостевые…

— Ещё скажи, что модисток позвать надобно! — баба упёрла руки в бока.

Её убрать первой. Бесит она меня. Вот этой шакалистостью своей и бесит.

Двух шлюх — а своеобразный вид девиц, которые прижались к стене и изо всех сил старались делать вид, что их здесь нет, не оставлял сомнений об их образе жизни — не трогать.

Только показаться.

Напугать.

Пусть бегут, орут про тварей, разводят панику. Так, чтоб у остальных и мысли не возникло в подвалы соваться. Ну и в целом, чтоб народишко убрался подальше куда. А вот мужика — убрать. И тех, которые с Королём пришли. Сам Король… сложно. С одной стороны, он явно знает куда больше прочих. С другой, я не уверен, что хватит времени на допрос.

Надо расставлять приоритеты.

Так что… Стынь валить однозначно и сразу. Опасен. Роберт же Данилович пусть поживёт. Не глобально, нет, но для сердечной беседы. А там уж как получится.

— Хватит! — рявкнул Король, и баба, уже перешедшая на визг, захлопнула рот. — Так, ты… я тебе чего сказал, а?

— Так я…

Она побелела и так, что это было заметно и под слоем пудры.

— Я же ж делала… чего велено, того и делала…

Ладно, времени не так много, ночи ныне коротки, и потому я выхожу из коридора.

— Люди! — кричу и подпрыгиваю, размахивая руками. — Ау, люди… вы тут!

Рот бабы приоткрывается. Резко поворачивается Король, вскидывает руку Стынь, готовый выстрелить. Вот с него и начнём.

Тьма ложится на плечи его невидимым покрывалом. И лицо Стыни перекашивает предсмертная судорога, он сам дёргается и нажимает-таки на спусковой крючок. Грохот выстрела в замкнутом пространстве оглушает. Пуля уходит куда-то в сторону, распугивая и без того взволнованных тварей.

Стынь же заваливается на бок. В нём много жизни.

А Призрак, выдернутый мной в явь, стрекочет.

И следом, повинуясь вдохновению — а говорили, что я не творческий человек — я проворачиваю этот фокус уже с другими тварями. Они, чуя смерть человека, клекочут, повизгивают, хрипят. И полотно их, живое, движущееся, приковывает взгляды людей.

— Мамочки… мамочки… — бабища хватается рукой за грудь и оседает раньше, чем Призрак добирается до неё. Визжат шлюхи.

Мужик матерится.

И падает, выпитая Тьмою, охрана Короля. А вот не хрен было к оружию руки тянуть.

Сам Король сдёргивает с шеи крест и пятится, пятится…

Тьма оставляет мертвецов и подступает к нему, неспешно, перекатываясь, то расползаясь чёрною дрожащей пеленой, то собираясь в уродливого зверя. И черты его плывут, точно она никак не может решить, какое из обличий примерить. Но лишь одно остаётся неизменным — длинный суставчатый хвост. Он скользит по полу, постукивая о камни, почти касаясь ботинок Короля и тут же одёргиваясь, словно его и вправду что-то защищает.

Ну-ну.

Я знал, что у неё игривый характер.

— Господь милостивый… Господь не оставит! — Король вот сереет, но держится. А мир дрожит. Граница истончается ещё больше. И люди это чувствуют.

Даже неодарённые, неспособные видеть.

— Что замерли, — говорю девицам. — Прорыв тут. Спасайтесь. Народ предупредите, пусть бежит…

Не слышат?

Призрак по моему приказу вскидывается на дыбы и визжит. Голос у него… даже меня пробрало до печёнок. А девки отмирают и тоже визжат. И крики их снова пугают тварей, и совокупный вопль бьёт по нервам. Он заставляет Короля отпрянуть, а вот шлюхи убегают.

Хорошо.

Всё идёт по плану.

Ну, почти.

— Это ты… — а вот Роберт Данилович понял. — Ты всё! Кто ты… ты… Охотник?!

Надо же, допёр. Был бы пряник, угостил бы за догадливость.

— Это он всё! — Роберт Данилович на меня указал. — Он! Нет никакого прорыва, он… просто… мальчишка! Устроил тут… убей его!

Король вздрагивает и на мгновенье отводит взгляд от Тьмы, которая вьётся, явно не желая упускать добычу. И вторая рука его тянется к поясу.

— Не стоит, — я не приближаюсь. — Дёрнешься и она тебя убьёт.

— Не сможет!

— Да ну?

— У меня крест! Святой крест! Из Палестины… Святая земля… с частицей креста Спасителя!

— И ты в это веришь? — орать неудобно, но подходить ближе не спешу. Призрак становится у коридора и шипит, отпугивая тварей. — В самом деле? Веришь, что он будет защищать такого, как ты?

Что-то мне вспомнилась голова в руках Крылатого.

— Я… верую! Верую! — этот крик заставил Тьму отшатнуться. Ну да, мне тоже было бы не слишком приятно, если б кто-то в лицо орал.

— Верую!

А вот Король, кажется, неверно истолковал. Тьма потрясла башкой и отступила.

— Отче наш, иже еси…

— На небеси, — буркнул я по привычке. Ладно, надо было заканчивать. И я толкнул Призрака, пусть сторожит девиц, а то твари суетятся, они, конечно, мелкие, но и девицы едва-едва живы. С них и мелочи хватит.

Тот заворчал, но нырнул под запертую дверь.

— Крест благословенный…

А я не ошибся. На той стороне хватало мелкой погани. Призрак перебил хребтину особо наглой твари и швырнул её, ещё живую, в сторону. Тень заверещала, но голос её лишь привлёк остальных. Они ринулись, спеша урвать свой кусок, толкаясь и повизгивая, хрипя. И хруст раздираемой плоти заставил меня поморщиться. Хорошо, что девицы этого не слышат. Призрак выхватывал из этой кучи то одну, то другую тварь. Некоторых заглатывал, других, придавливая, бросал обратно, не позволяя кутерьме утихнуть.

Умница.

А мы пока…

— Тьма, хватит. Времени нет играться.

— Господь…

Тьма крутанулась, касаясь тощими призрачными рёбрами колен, и Король застыл. Лицо его вдруг перекосило, пальцы сдавили крест, а из посиневших губ вырвался сип.

Чтоб тебя…

— Тьма!

— У него инфаркт. Судя по всему — обширный, — Роберт Данилович прижимал к груди саквояж. — Я ему ещё когда говорил, что надо за здоровьем следить. Сразу скажу, спасти не сумею. Я даже отсюда чувствую, что поражение массивное. А у меня сил почти не осталось.

Король упал, так и не выпустив креста.

А я…

Я просто подошёл ближе и, присев на корточки, заглянул в глаза.

— Господь? Думаю, вы скоро с ним встретитесь. И крест не поможет.

— Он каждый вечер исповедовался, — Роберт Данилович решился подойти ближе. — Держал при себе батюшку. И иконы тоже имел. Молился несколько раз на дню.

— И что, вправду думаете, сработает? — я смотрел, как из глаз уходит жизнь. Можно было бы позволить Тьме сожрать его душу, но… чуется, там, в мире ином, ей будет куда интересней.

Если я что-то понял про Крылатого, то с всепрощением — это не к нему.

— Но… писание ведь… верующие спасутся.

Странный разговор.

И мертвецы вокруг. Тени.

— Так то верующие, — пожимаю плечами. — И обряды тут не при чём. Вера внутри. Если бы он верил, то не ввязался бы в это вот дерьмо. Сколько на его руках крови?

— Много, — признался Роберт Данилович. — Очень.

— А на твоих?

Молчит.

Долго молчит.

Потом выдыхает и интересуется:

— Меня тоже убьёшь?

Как будто есть вариант, в котором он будет жить долго и счастливо. Но я щурюсь и предлагаю:

— Поговорим?

— Здесь?

— Наверху, чую, будет людновато и шумновато.

Роберт Данилович кивает, пусть и несколько нервически.

— Я… я могу быть полезен!

— Не сомневаюсь. Сейчас мы пойдём к девушкам и ты поделишься с ними силой. Только нормально, не жлобясь.

— Что?

— От души, говорю, поделишься. И зельями, если есть какие. Надо привести их в состояние.

— Они истощены.

— Вот и поработаешь. Ты ж целитель. Исцеляй.

Тьма дёргает вопросом. И я, подумав, разрешаю. Если уж устраивать подобие прорыва, то надо делать так, чтобы потом, после, когда Синод явится, у них не возникло сомнений, что прорыв имел место. И покрывало Тьмы расползается поверх Короля, заботливо обёртывая тело его слоями слизи.

А я указываю на Стынь.

— Бери у него ключи.

Роберт Данилович подчиняется, пусть и не сразу. Он смотрит, как тело Короля превращается в чёрный кокон и сглатывает.

— Если… позволите… у него при себе имелась книжица. Маленькая такая. Записная. В ней… имена… возможно, будут вам полезны.

— А раньше сказать не мог?

Чтоб вас… не знаю, что за имена, но сам дурак. Короля стоило бы обыскать.

И Тьма ворчит, но чёрное покрывало трескается, а из трещины выпадают вещи. Ага, связка ключей, крест, уже слегка оплавившийся, кошель, который при падении расходится по шву, и содержимое его вываливается на грязный пол. Кольца какие-то… и книжица. И вправду небольшая. С крестом на обложке.

— Эта? — уточняю. — Псалтырь?

— Его знали, как человека верующего, — Роберт Данилович глядел спокойно и даже смиренно. — И Псалтырь никого не удивлял. А он… знаю, он записывал. Тех, кто приходит к нему. Вам ведь они интересны?

Ещё как.

Книжицу я убираю в карман, стараясь не думать, что за слизь её покрывать.

— Видите, я готов сотрудничать. Я также знаю немало, — он берется за ключи, отводя взгляд от чёрной кучи, которая была Королем. — Пожалуй, даже больше, чем он…

Слишком уж Роберт Данилович разговорчив и спокоен. Прям сразу чувствуется, что это неспроста. Явно пакость замыслил.

— Вздумаешь шутки шутить, они тебя живьём жрать станут, — предупредил на всякий случай и указал на Короля. Чёрный кокон на нём подрагивал и то шёл рябью, то истончался, словно тот, кто находился внутри, пытался вырваться..

— Что вы, я человек мирный. Просто… попал. Сложные жизненные обстоятельства, вот и… угораздило. На самом деле я вам даже благодарен.

Ага, прям шкурой чувствую эту простую человеческую благодарность.

— Король был страшным человеком. Но после его смерти начнётся война, им станет не до меня. Это позволит мне уехать…

Он долго возится с замком. А потом ещё дольше — с засовом.

— Сейчас… я могу помочь… вывести их.

Зеленая сила вливается в девушку, которая прямо на глазах оживает.

— Одному вам будет сложно, а вместе мы справимся.

— Посмотрим. Дальше. Дверь оставь открытой. А ты… пошли, — я протягиваю девчонке руку, и та застывает в ужасе. Чтоб… никогда не умел успокаивать. — Пошли, надо всех вас собрать.

Кивок.

Пальцы всё-таки касаются моей ладони. А Роберт, явно осмелев, уже распахивает вторую дверь.

— Здесь двое. И одна в очень тяжёлом состоянии. Без помощи целителя она не доживёт до утра…

Девчонка встаёт на ноги.

— Туда, — я указываю на третью дверь и сам дёргаю засов. Заржавелый. Тугой. Вот и тут сплошная бесхозяйственность. С одной стороны заговоры и большие деньги, с другой — могли бы для разнообразия петли смазать. — Эй, Татьяна… извини, не по отчеству… вряд ли ты меня помнишь, но дело такое. Приглянь за девчонками пока, а потом…

Я подталкиваю эту, цепляющуюся за меня, с трудом стоящую на ногах, в темноту камеры.

— Дверь закрывать не буду, но не убегайте, тут тварей полно…

Зеленая вспышка света прилетает в спину, и следом накатывает слабость, желание спать.

Ну, поганец…

И я хорош. Расслабился. Подставился.

Ещё один удар чужой исцеляющей силы. И сердце сбивается с ритма, а потом и вовсе застывает камнем в груди. Чтоб… идиотская смерть.

Подкашиваются колени.

И тут же, краем уха слышу визг Призрака, к которому добавляется полный ярости вой Тьмы. Звук этот пробивает границу миров, он отражается стенами, заставляя обезумевших от ужаса тварей метаться.

— Что за… — хрип Роберта слышен рядом. — Уйди! Уйди, тварь…

Сердце ухнуло и снова застучало. Раз. Другой.

Третий.

— Уйди! — этот крик позволил удержаться на ногах.

— Не убивать, — я одёрнул своих теней. — Он… живой нужен… пока… ещё нужен. Тьма. Следи. Призрак. Рядом.

В груди болело. И тянуло. И рот наполнился слюной, которую я просто-напросто не смог удержать. Чтоб… но на ногах стою.

— Кто вы?

Одоецкая добирается до выхода.

— Друг, — отвечаю сипло. — Мне… отойти… не бойтесь… тут за вами присмотрят.

Она щурится. А я… нельзя сказать, что от былой красоты её ничего не осталось. Тем паче что не особо-то я и видел эту красоту. Просто девушка. Исхудавшая до прозрачности. Нездоровая определённо. И голая, но это я скорее отметил.

Надо будет в бордель завернуть.

В том смысле, что с голыми бабами перемещаться, не привлекая особого внимания, не выйдет. А в борделе какую-никакую одежонку я найду.

— Погодите, — её рука касается моей. — Вам нужно передохнуть.

Призрак ухнул и, нырнув куда-то в тень, вытащил толстую тварь, похожую на жирную белесую личинку. Её и сунул в руки, явно намекая, что лучше нет для восстановления сил.

— Сердце, — от личинки я отказываюсь, как-то уже не настолько помираю, и Призрак, обиженно пискнув, проглатывает её сам. А вот сила от них обоих льётся щедро.

Спасибо.

— Он пытался остановить сердце, но не получилось.

Тьма спасла? Или силёнок у Роберта Даниловича не хватило?

— Только ритм сбил, но он восстановится. Я помогу, — её сила полупрозрачная, как и сама княжна.

— Им нужнее, — я убираю руку.

Одоецкая качает головой.

— Нет. Мне кажется, я вас знаю, но здесь темно… главное, что мне хочется вам верить. Хоть кому-нибудь. Сами мы точно не выберемся. И если вы погибнете, то погибнем и мы.

Логичненько.

— Хватит. Я уже нормально.

И Одоецкая убрала руку.

Я же потёр грудь, мысленно отвесив себе подзатыльник за расслабленность, и сказал:

— Мне сейчас нужно отойти. Не хочу упускать эту погань.

— Но вы вернетесь?

— Куда я денусь? Тут… в общем, я оставлю тень. Он свой, — я выдёргиваю Призрака на долю мгновенья. И тот выгибается, красуясь. — Он будет охранять вас от тварей.

— Прорыв? — Татьяна всё-таки бледнеет. Хотя, может, не от новости, а от слабости.

— Нет. Просто… здесь нехорошие дела творились. Вот и завелось… всякого. Девушки…

Та, которая пришла со мной, забилась в угол.

— Эта… и в соседней ещё две.

— Я присмотрю, — Татьяна кивает. — Только… возвращайтесь. Пожалуйста. И не подпускайте его близко. Поверьте, целители тоже могут быть опасны.

— Верю, — буркнул я и грудь потёр.

Уже верю.