Громов. Хозяин теней. 5 [СИ]

Глава 21

Ныне Карп Евстратович похож на учителя, переживающего не самые лучшие времена. Причёска его пребывает в некотором беспорядке. Усы выпрямлены иголочками, а вот рубашка несвежая и костюмчик такой, поношенный. Из кармана выглядывает цепочка, да вот сам карман плоский, явно без часов.

Слыхал, что иные для солидности просто цепку вешают.

Рядом на лавочке, дополняя образ, стоит кожаный портфель с потёртыми уголками.

— У вас продаётся славянский шкаф? — интересуюсь из-за спины, заставляя честного жандарма подскочить. И от газеты не уворачиваюсь, принимая заслуженный шлепок по лбу.

Ну сам виноват.

Развели тут тайное, пароли-явки. И это вот, свидание в Ботаническом саду, которое словно в издёвку.

— Что за… Савелий, я ж могу и иначе ударить, — произнёс Карп Евстратович с немалою укоризной. Мне даже почти совестно сделалось.

— Да вы вроде сдержанный человек. Или нервы пошаливают?

— Куда ж без того. Жизнь ныне сложная, — он подвинулся, предоставляя место. — А вы, гляжу, выглядите уже почти прилично.

Издёвка или комплимент? Ладно, сочтём за второе. Надевать пришлось гимназическую форму, поскольку с года нынешнего и в славном учебном заведении, за которым мы с Метелькой числимся, случились перемены. В том числе касающиеся внешнего вида гимназистов.[27] С другой стороны, так я и вправду в общество вписываюсь. Тут же как? По одёжке не только встречают, но и определяют социальное положение. Да и в целом надо привыкать.

— Жмёт, — жалуюсь, раз уж слушают. — И жарко в ней. Ещё в подмышках натирает. Слушайте, а можете издать высочайший указ? Ну, чтоб каникулы всё лето длились?

Карп Евстратович смеётся.

И усталость из глаз его уходит. А потом он протягивает мне калач.

— Я в ваши годы постоянно был голоден.

Есть такое. Жрать хочется если не всё время, то почти.

— Николя просил выслушать вас и отнестись ко всему серьёзно. Был весьма взволнован. Сколь понимаю, состоялась некая… беседа. Так вот, лезть не стану, но от себя добавлю, что он хороший человек.

— Не сомневаюсь.

— Просто не повезло попасть в неловкую ситуацию.

— Ага.

— И?

— Ну… я так-то не осуждаю. Всякое случается.

— И работа на Охранное отделение вас не смущает?

— Так я ж тоже вон… на Охранное… в том числе, — пожимаю плечами. — Оно, конечно, может где-то там, вверхах, и западло, но как по мне, кому-то надо и Охранке помогать. Чтоб порядок был.

Я ж не уголовник всё-таки.

Ну, в смысле не из тех, которые честные и по понятиям живут. И никогда-то таковым не был. Карп Евстратович на этакое выступление только головой покачал:

— Смысл мне нравится, но над формой изложения, пожалуй, стоит ещё поработать. Надеюсь, курс риторики поможетт\, - он достал из пакета второй калач.

— Не кормят на службе? — заботливо осведомился я.

— Некогда. Николя рассказывал про взрыв в подпольной лаборатории?

— Ага. А мне казалось, что как-то оно поутихло.

— На самом деле и вправду поутихло, после весеннего инцидента, — он в калач не вгрызался, но отламывал аккуратные кусочки, которые отправлял в рот. — Что дало повод некоторым не самым умным людям говорить о победе над новомировцами и прочими неблагонадёжными личностями.

— Что, бюджет урезать хотят?

— Хотели, — подтвердил догадку Карп Евстратович. — Однако ночное происшествие доказывает, что революционные идеи вполне живы. Как и бомбы. Грязные, к слову.

— Это в смысле не из одной взрывчатки?

— Именно. Там прелюбопытное устройство. Две части. Одна классическая, со взрывчаткой, а вот вторая содержит колбы с… сейчас, — он наклонился и поднял портфельчик, из которого и вытащил длинную пробирку, заткнутую пробкой из ваты и бинтов, которую и протянул мне.

— Слушайте, а у вас там инструкции никакой не выдают? Ну, вроде техники безопасности? — поинтересовался я, глядя на мутную жижу.

— Какой техники?

— Такой, которая настоятельно не рекомендует таскать в портфелях колбы с непонятной хренотенью.

Мне и брать-то в руки её не хочется.

— Не стоит волноваться, это стабилизированное стекло.

— И пробка тоже? — всё-таки беру. Что сказать. Жижа. Как будто воды мутной плеснули, такой, с песком и мелкой глиной. Силой тянет, но не сказать, чтоб ощутимо.

— Пробка скорее для порядка. Там силовая прослойка, — Карп Евстратович наблюдает, как я наклоняю колбу в одну сторону, потом в другую.

— А излучение? Тоже отсекает?

— Какое?

— Не знаю… к примеру, радиоактивное. Слышали?

— Конечно! Вы тоже приверженец идеи, что радиация полезна для организма?

— Чего? — я от этакого заявления чуть колбу не выронил.

— Давече в «Медицинском вестнике» была статья на эту тему. Переводная. На Западе ныне в большой моде кюритерапия[28]. Там же… сейчас, как это… ах да, писали, что радиоактивность помогает сохранять ясный ум, бодрость и счастливое настроение в течение всей жизни[29]. Ещё очень помогает при болях в сердце, мигренях, истериях и в целом нервозности.

— Серьёзно?

— Я сам, признаюсь, приобрел «Радитор»[30]. Это вода радиоактивная. Надобно принимать трижды в день.

Появилось желание постучаться лбом о лавку. Или постучать. Чужим.

— Но выходит, честно говоря, дороговато. Хотя утверждают, что в отличие от «Куваки» там действительно содержится радий.[31] На Фонтанке лавка открылась, там многое есть. И пряжки, и зубная паста. Обещают, что зубы становятся белее и целее. Косметика для дам…

Дурдом.

— Я подумываю вовсе приобрести эманатор, хотя, конечно, цена заставляет задуматься, но супруга очень вдохновилась.

— Вылейте, — посоветовал я. — И закройте эту богадельню к чертям собачьим, пока народ не потравился. Радиация опасна. Она… она рак вызывает. И жизнь сокращает. И дети уродами родятся, если вообще будут.

По взгляду вижу — не верит.

— Дайте вон Николя задание. Пусть проверит. Но не пейте, хорошо? Я к вам привык. С другим могу и не сработаться.

Нет, у одарённых организм, конечно, крепкий, но не настолько, чтобы всякой хернёй его целеноправленно травить.

— Я вообще это примера ради сказал. Для той же радиации стекло — не преграда. И вы её не ощутите. А вот эта дрянь тоже излучение испускает. Силовое, — я поднял колбу. Муть унималась, и содержимое её расслаивалось. На дно ложился плотный бурый осадок, чуть выше которого образовывался желтоватый маслянистый слой, а ещё выше — тонкая полоска полупрозрачной то ли воды, то ли не воды.

Но силой от пробирочки тянуло.

Призрак вот сунулся поглядеть, свистнул, щёлкнул клювом и умчался круги наматывать. Нет, не просто так носится, но приглядывает за окружением. В этой части сада ныне пустовато, но мало ли.

— Да, пожалуй… оно опасно?

Запоздало спрашивает, но я лишь плечами пожимаю.

— Без понятия. Для меня вряд ли. Сила ощущается, кромешная, но… такая, слабая. Могу обезвредить. Надо?

— Это ваш образец, — махнул Карп Евстратович. — Прочие в лаборатории.

— И чего говорят?

Наличие у жандармерии собственных лабораторий нисколько не удивляет.

— Говорят, что в этих колбах содержится сырьё с той стороны, такое, знаете, которое на фабриках получают после первичной обработки.

Киваю.

Помню. И вправду. Там машины всё перемалывают в крошку.

— А жидкость?

— Маслянистая — при взбалтывании облепляет каждую частицу, кроме того увеличивая энергетическую проводимость. Взрыв раскалывает колбы и раскидывает эту… землю далеко. Частицы мелкие, они не способны убить сами по себе, однако попадая под кожу вызывают сперва раздражение, а после уже и язвы. Хуже всего, что целители мало что могут, поскольку их сила плохо управляется с ранами, где есть заражение кромешной силой.

Вот… погань.

Это я и сказал. И Карп Евстратович кивнул, соглашаясь.

Силу из пробирки я вытянул. Саму потряс. Потом вытащил пробку и вылил дрянь на землю. Призрак метнулся, понюхал и, недовольно фыркнув, умчался к кустам.

— Их ведь можно сделать много, да? — уточняю. — Причём не обязательно быть магом?

— Именно. В лаборатории удалось восстановить примерный состав. Обычные компоненты. Масло. Вода. А молотое сырьё с фабрики добыть несложно.

Я думаю. Вон, в машинах оставалось прилично. Земля ведь налипала и на валы, и на стенки. Соскреби в банку и выноси. Обыскивать же не обыскивают. Зачем? Кому в голову придёт эту грязь выносить? Её не продашь, так, чтоб был смысл рисковать.

— А ведь если добавить каких гвоздей нарезанных… — задумчиво произношу.

— Ваши склонности меня пугают, молодой человек, — Карп Евстратович пытается шутить, да выходит плохо. — Металлические обрезки там тоже имелись. В подпольной лаборатории.

Киваю.

И снова задумываюсь. Впрочем, ненадолго. Тут я им не помощник, но у меня другое дело.

— Вот… я в прошлый раз не рассказал, — я вытащил из-за пазухи свёрток, который передал Карпу Евстратовичу. — Вы ж знаете, зачем мы ездили? Туда, где я рос… в общем… кое-что удалось найти. В подвале. У отца была тайная лаборатория. На кровь заклята, поэтому можете не лезть, сами всё равно не откроете.

Свёрток небольшой.

Батистовый платок. Татьяна вышивала, но она сама его и предложила. И заворачивала эти вещицы тоже она.

— Отец, как мы полагаем, похитил этих людей…

Карп Евстратович аккуратно развернул платок.

— Мужчина. В возрасте. Скорее всего дарник. Специалист по работе с камнем. Мы нашли обломки огромного каменного артефакта, здоровущего такого. С рунами. Местами…

Пока не обломки, но обломки предоставим, такие, чтоб почти в пыль, чтоб ни одна падла не смогла восстановить.

— С ним двое. Мальчишка — гимназист, вот пуговицы с шинели. Вдруг знаете, откуда. И девушка. Постарше будет. Это её медальон. Знаю, что мало, но вдруг получится найти.

— Получится, — тихо произнёс Карп Евстратович. И лицо его окаменело. — Это Глыба… его так прозывали. Глыбов Велеслав.

— Вы его знали?

А вот это новость.

— Тела? — сухой жёсткий вопрос.

— Позже. Передам. Они там. Сами понимаете, привезти возможности не было.

Кивок. А я в свою очередь прошу:

— Расскажете? О них?

Карп Евстратович явно знал этого, Глыбова. И потому вперился взглядом в эту вот пуговицу, застыл, плечи чуть поникли и в целом…

— Старый знакомый. Он пропал полтора года тому. Вместе с семьёй. И да, мы… приятствовали. Так часто и не встречались, всё-таки у каждого своя жизнь. Ко мне обратилась его сестра. Тогда-то я и узнал о пропаже. Странная история. Донельзя странная. Он позвонил сестре. Сказал, что отбывает с семьёй в Голштинию. Что ему предложили новую работу. И что на некоторое время он исчезнет, но беспокоиться нет нужды. И этот звонок весьма напугал Лелечку, потому что не так давно она встречалась с братом и ни о какой работе речи не шло. Она бросилась к нему домой, но квартира была пуста.

— Искали?

— Несомненно. Глыба — не тот человек, который мог бросить всё и уехать. Тем паче, что у него имелись обязательства. Он действительно великолепный специалист, уникальный в своём роде. Да и характер у него не тот, чтобы вдруг исчезнуть. Каменщики весьма не любят перемен. Напротив, он предпочёл бы обычную работу какому-то там отъезду… тем паче, что границ Глыба не пересекал. Просто испарился и он, и его дети… а выходит… Что там случилось?

И вот как?

Промолчать? Соврать?

И Карп Евстратович чует мои сомнения.

— Моя супруга была крёстной матерью Анечки. Я имею право знать.

— Мы нашли проход на ту сторону. И там клетку. В ней мертвецов.

Врать союзникам нельзя. Но и всю правду не расскажу. Да и не нужна она им, вся правда.

— Отца там не было. Записей каких-то не осталось. Обломки артефакта, каменного. Кости тварей кромешных. Он… мне кажется, он подозревал, что его ищут. И ушёл.

— А их бросил?

— Да. Возможно, хотел вернуться, но не успел. А возможно…

— Не каждый способен убить. Иногда оставить… проще, — Карп Евстратович бережно заворачивает края платка. — Вы ведь понимаете, что мне нужно туда попасть?

— Не сейчас, — я выдерживаю взгляд. — Там есть вещи, которые касаются нашей семьи и только её.

И он не спешит отвести. И в этом взгляде многое. Но нет. Я готов сотрудничать с Охранкой. Но именно сотрудничать, а не подчиняться.

— Хорошо, — Карп Евстратович чуть наклоняет голову и в глазах мерещится насмешка. — Алексей Михайлович настоятельно рекомендовал в общении с вами не давить. И я бы не стал, но это, повторюсь, личное. Теперь ещё и личное. И хочу сказать, что, пусть я несказанно вам благодарен за помощь и в целом помню о долге, но ваш отец… коль он жив и действительно имеет отношение к случившемуся…

Карп Евстратович нежно касается свёртка.

— …я сделаю всё, чтобы он до суда не дожил. В последнее время наши суды порой излишне гуманны.

— Не стоит беспокоится. Я вам даже помогу при случае. Мой отец был ещё тем уродом, поэтому, поверьте, никто из Громовых не станет о нём печалиться. Но у меня такое впечатление, что с ним тоже что-то случилось. Потому что исчез он быстро… в лаборатории остались какие-то приборы. Книги вот из библиотеки университетской. Ещё камни разные, золото там. Если бы бежал, взял бы с собой.

Свёрток убирается в портфель.

— Тут интересно другое. Отец не был один. Или он кому-то помогал. Или ему кто-то. И это вот начиналось ещё в университете. Я так думаю. У вас есть кто-то, с кем можно бы поговорить? Желательно, кто помнил бы отца там… ну или его однокурсников?

Карп Евстратович поглаживает боковину портфеля и произносит задумчиво:

— Однокурсники…

— Не уверен, что там все так уж причастны…

А то с Охранного станется влезть в дело с наскоку.

— Но всё же полагаете, что есть причастные?

— Не знаю, — врать страсть до чего не хочется. — Но началось это всё не вчера и не позавчера. Вот что Громовы с Воротынцевыми не поделили? Отец с Воротынцевым, насколько знаю, водил дружбу. Да, дед их недолюбливал, но не настолько… как он погиб? Тот Воротынцев, который приятель отца? Знаете?

— Нет. Пожалуй, что нет. Дела давние… но…

— Думаю, что там не только и не столько дружба, сколько общие интересы. Они ведь на Севере побывали. Мать Мишки оттуда привезли. Что они там искали? Или надеялись найти? Кто проплатил эту экспедицию?

Помнится, мне один умный человек говорил, что самый стойкий след — финансовый.

— Дед точно не дал бы денег на то, что считал глупостью.

А экспедиция на край света с риском для жизни глупость и есть. Даже удивительно, что она состоялась. И что отец с Воротынцевым в ней участвовали.

Карп Евстратович снова ущипнул себя за ус.

— Экспедиция… с экспедицией, пожалуй, будет проще всего. Я действительный член Русского географического общества. Потому, если экспедиция имела место быть, то данные о ней я найду. Хотя вот так не слышал… стало быть, малая, скорее всего организованная частным порядком, но как минимум разрешения выписывались, и экспедиционные паспорта…

Он снова задумался.

— И давняя, — поддержал я. — Ещё до Мишкиного рождения. Значит, и отец, и Воротынцев были студентами.

Потому как после учёбы дед заставил папеньку вернуться в родной дом. А тот взял и послушал, заодно начав какие-то совершенно новые опыты.

— Студенты… — Карп Евстратович стиснул портфель. — Студенты по обыкновению своему весьма деятельны…

Однако не настолько, чтобы у них хватило возможностей, да и способностей отправиться куда-то на север. И вот опять же любопытно. Это ведь дело не недели и не двух. С местными дорогами, вернее с полным их отсутствием в некоторых местах, экспедиция растянулась бы на месяцы.

И как тогда? Их ведь не отчислили за прогулы.

— Был кто-то, — произнёс я мысль в принципе довольно очевидную. — Кто-то, кто сумел собрать талантливых студентов…

А отец был талантлив. С этим все соглашались.

— Организовать их…

— В тайное общество? — Карп Евстратович скривился. — Вот почему люди наши, чуть что, так какое-нибудь тайное общество сочиняют, а?

На этот вопрос ответа у меня не было.

— Может, сперва оно тайным и не было, — ответил я. — Может, просто вот… кружок там. Научный. Эксперименты ставили. Сперва одни. Потом другие…

А там и третьи, уже на людях.

С экспериментаторами частенько бывает. Увлекающийся они народ.

— Что ж… если эта экспедиция была от университета, а так проще всего получить разрешения, то в архивах Общества сохранятся копии отчётов, — Карп Евстратович поправил слегка засаленный манжет. — И списки участников. В том числе и списки участников…

Хорошо.

Вот так поговорил с умным человеком и кое-что прояснилось.

— Я выясню. Список сокурсников тоже можно будет получить без особых проблем… как и список преподавателей, которые числились в то время. Да, это интересно. Очень.

Только выражение лица сделалось до крайности хищным.

— А что до остального… — Карп Евстратович кивнул собственным мыслям. — Пока сложно сказать. В списках политически неблагонадёжных этот ваш Роберт Данилович не значится.

Говорю ж, с виду — приличнейший человек.

— Учился. Отметки отличные. Характеристики тоже самые положительные. Отмечали его старательность и усердие. Ещё во время учёбы был принят на должность младшего целителя в госпитале святой Матроны, который на набережной.

Киваю, хотя не имею понятия, что там за госпиталь.

— Там прослужил без малого три года. Репутацию имел безупречную. Выдержал экзамен на звание целителя. И на этом всё. Одним днём уволился и отбыл.

— Куда?

Карп Евстратович покачал головой.

— В заявлении указано, что в Тверь, ухаживать за престарелой тётушкой. Но правда ли это, не скажу. Время нужно. К сожалению, пока я могу изложить лишь факты. Но направлю кого-нибудь, чтобы побеседовал с прежними коллегами. Да и в принципе… о наличии жены тоже достоверной информации нет. Если брак был заключён не в столице, а где-то кроме…

То бумаги о его заключении будут у самого Роберта Даниловича. Тут нет центральной базы, в которую можно подать запрос. А пожениться можно и в какой-нибудь махонькой сельской церквушке, где на месте и повенчают, и свидетельство о том составят за подписью священника и какого-нибудь местечкового старосты.

— Вы ж… — гляжу на Карпа Евстратовича искоса. — Вы ж не будете против, если я пригляжусь к этому типу?

— Если только приглядитесь.

Он поморщился и всё же озвучил.

— Очень вас попросил бы не убивать его. Пока…

— Думаете, что появился эликсир номер шесть?

Который тоже решили испытать на одарённых.

— Не исключаю того, — Карп Евстратович поднял свой портфель. — Савелий… вы, безусловно, весьма щедро одарены… от природы или от вашей… покровительницы… однако прошу вас проявлять крайнюю осторожность. Если этот человек и вправду связан с Алхимиком…

А через него со всем, что творится в Империи.

— …он единственная наша нить.

— А лаборатория? Была ж лаборатория? Вы ж проследили, вроде… ну, куда её вывезли.

— Вроде. В том и дело, что эту лабораторию не использовали. А когда начали… в общем, она вчера и взорвалась.

Ага.

Три раза.

И…

— Карп Евстратович, — я почесал переносицу. — А знаете… вы ж о мне никому не докладывали? Ну… кроме Алексея Михайловича?

— Не докладывал, — Карп Евстратович поднялся, сунувши под мышку портфель. — И не собираюсь. Верней вовсе уж не получится. Вы у нас прошли свидетелем. А после записаны в осведомители. Так часто делают. Всё же начальство требует работы, плана по расширению агентской базы. Не переживайте, половина ваших революционных знакомых в них же числится. Так что, упусти я вас, это вызвало бы вопросы. А вот о прочем… есть у меня подозрение, что не нужно привлекать к этому делу новых людей. Да и со старыми бы разобраться.

Вот-вот.

И у меня такое же чувство. Сквозит у них там, в третьем отделении. И нехило.

— Поэтому… ещё раз прошу. Аккуратней.

— А с водой чего? — уточняю на всякий случай, ибо Николя моё предложение всерьёз не принял. Мол, сказки это всё.

— С водой? — Карп Евстратович даже не сразу понимает суть вопроса. А поняв, отмахивается. — Тут уж сами решайте. Я не советчик. Только… главное, не заиграйтесь.

Хороший совет, однако.

Актуальный в нынешних реалиях.