Громов. Хозяин теней. 5 [СИ]

Глава 13

— Ужас какой! — всплеснула руками Светочка. — Просто в голове не укладывается… бедный Савушка!

И меня по макушке погладила.

А что?

Терплю. Светочке бесполезно рассказывать, что я уже большой, а потому не надо меня трогать. Она не поймёт. Причём, подозреваю, исключительно из собственного нежелания понимать.

— А ты уверен, что дом нужен? Матушку не вернуть… — и взгляд жалостливый-жалостливый. — Конечно, места родные, но уж больно далеко…

И щурится.

Её свет заполняет столовую. Странно, что он не вызывает у меня желания убраться. Он какой-то… другой, что ли? Не такой, как у Михаила Ивановича, или Светозарного, или того же Алексея Михайловича. Тот свет — злой, едкий, что кислота.

А этот наоборот. Рядом со Светочкой и дышится легче.

— Дом хороший, — ответил Мишка за меня. — Крепкий ещё. Там чутка крышу подлатать надо, но в целом — строение добротное. И просили за него сущие гроши. Грех было не воспользоваться. Если что — передадим нуждающимся. Устроим там или приют, или убежище для тех, кому пойти некуда.

Мишка знает, на что надавить, чтобы Светочкины сомнения разом развеялись.

— Тогда… да, наверное… — она потянулась уже к Метельке, но тот из-под руки вывернулся, буркнув, что не надо его трогать. Только когда это Светочку останавливало? Она Метельку обняла и сказала:

— Такой смешной…

Ага. Просто обхохочешься.

— Ты вот сейчас сказал, Мишенька, и правильно сказал. Я вот давно думала…

Её щебет я воспринимал в полуха. А вот Татьяна пока молчала. Сидела с кружечкой, белою в горох, и щурилась, что та кошка.

Зато перчатки сняла.

И тонкую витую ручку кружки пальчики держат крепко. И от этого тянет улыбаться. Не обманул Николя. За прошедшие месяцы руки восстановились если не полностью, то почти.

— …и эта ужасающая грубость, равнодушие общества побуждает несчастных…

— О чём она? — спрашиваю Еремея, который занял место на углу стола, и сидит в пол-оборота, наблюдая за Светочкой. Причём не сомневаюсь, что он и за нами присматривает, и за окном, и за дверью, которая вполне в поле зрения остаётся.

И не потому, что нападения ожидает, скорее уж в силу давней привычки.

— Да так, со шлюхами познакомилась.

Не буду спрашивать, как и где, потому что Светочка с удивительным постоянством оказывалась в местах, совершенно для юной барышни неподходящих. Да и шлюх в Петербурге имелось приличное количество. Так что удивителен не столько факт знакомства, сколько то, что это знакомство состоялось только сейчас и что оно её впечатлило.

— …и это несправедливо, что женщины становятся отверженными…

Я вздохнул.

— Как съездили? — шёпотом же спросил Еремей. А на спинке стула устроилась Птаха, в круглых глазах которой я тоже увидел вопрос. Подслушивает, стало быть, сестрица.

— Интересно. Очень интересно и… в общем, потом.

Не при Светочке.

Я, конечно, к её завихрениям привык, но вот всё равно, дела семейные — это дела семейные. И ни к чему ей вникать.

— …и мне кажется…

Мишка подавил тягостный вздох. А я вытянулся, насколько это было возможно, ибо изящная мебель здешней столовой не была предназначена для того, чтоб на ней разваливались. На этих гнутых венских стульях предполагалось изящно восседать, с сохранением осанки, величественной позы и в целом вида, квартире соответствующего.

Переехали мы ещё тогда, весной. Мишка подыскал доходный дом из числа приличных, в котором аккурат квартира освободилась. Второй этаж. Апартаменты не барские, но тоже весьма неплохие.[7] Шесть комнат. Окна выходят во внутренний двор, где хозяйка обустроила небольшой парк. Приличная обстановка.

И приличная же публика.

Слишком, как по мне, приличная.

Светочка ещё нос морщила, что, мол, это барство и жить надо проще. Но тут уж Мишка упёрся рогом, мол, проще — не значит, что в нищете.

Отвоевали.

И Светочка, пусть и вздыхала, но обжила комнату. Ещё одна досталась Татьяне. Тимоха с Мишкой тоже получили по отдельной, а вот нам с Метелькой одну на двоих выделили. Еремей и вовсе устроился в закутке для прислуги, заявив, что ему и там неплохо.

А прислуга у нас приходящая.

Пара горничных.

Кухарка.

Ещё кто-то там… в общем, как-то незаметно мы тут обросли и имуществом, и людьми, что порой злило, потому как иной раз и захочешь поговорить, а не выйдет — на стол накрывают.

Пыль метут.

И слушают же. Делают вид, что их тут нет, но всё одно слушают.

— Светочка, — Татьяна прервала поток слов, верно, тоже притомившись. — Ты, безусловно, права. Это проблема, причём весьма серьёзная, но, пожалуйста, не ходи больше к соседям.

— Чего? — шёпотом уточняю у Еремея.

— К генеральше пошла, начала рассказывать о том, что возможности даны, чтобы помогать сирым и убогим.

— Генеральша — это кто? Питимова?

Суровая тётка. Пару раз случалось сталкиваться. И под цепким её взглядом я прямо цепенел. А она морщилась, поднимала пенсне и проплывала мимо, сопровождаемая тучною круглолицею компаньонкой и тощею бледною горничной.

— Точно.

— И?

— И та заявила, что Светочка бесцеремонна. А милосердие — это вовсе не синоним попустительства греховности. Или как-то так… в общем, не сошлись.

Понимаю.

— Но… — Светочка застыла, прервавшись на полуслове.

— Света, это не те люди, к которым стоит обращаться, — мягко произнесла Татьяна. — Тебя и так считают слегка…

Блаженной?

Вот уж точно. Хорошее слово. И Светочке подходит идеально. Она ведь не со зла. Она и вправду пытается помогать людям. Всем. И видит в них только добро. Даже во мне. Порой вот случается перехватить её взгляд, задумчивый такой, печали полный, и ощущение появляется, что знает она куда больше, чем говорит. Что там, под тонкой оболочкой не сильно умной девицы, прячется нечто иное.

Важное.

Особенное.

Непостижимое. Во всяком случае, для меня. Слишком уж я приземлённый для высоких материй.

— Ругалась, да?

— Жаловалась, — Татьяна вернула кружечку на блюдце. — Домовладельцу. Приходил вчера.

И поморщилась.

Ну да, компания наша слишком уж разношёрстна, чтобы вписаться в местное общество. Это там, ниже, мы не были особо интересны. А здесь иное.

Здесь — приличные люди.

И приличные люди хотят видеть соседями других приличных людей.

— И чего хотел? — Мишка привстал даже и вид такой, недобрый вид.

— Хотел намекнуть, что нами недовольны, — Татьяна вот невозмутима. — Как я поняла, Невзоровская…

Ещё одна старуха. Маленькая и с виду миленькая, как пряник расписной. С налитыми щёчками, с любовью к старомодным чепцам и лентам, а ещё — цепким взглядом опытного ростовщика.

Ростовщичеством она и занимается. Правда, ссужает не копейки рабочим, но сотни рублей людям, как она выразилась, «своего круга», если оные попали в неловкую ситуацию.

Скажем, в карты проигрались.

— …потребовала, чтобы мы не выводили Тимоху в сад.

— С чего бы?

Тимоха тихий.

Улыбается.

Рисует. Издалека, если не заговаривать, он вовсе кажется обыкновенным. Этаким человеком в себе. Живописью увлеченным и только.

— Как-то она подошла, когда Тимоха рисовал, высказалась, что любит талантливых людей. Поинтересовалась, сможет ли он портрет её написать, чтоб недорого, — Татьяна обняла себя. — А он ей язык показал. И потом лепетать начал. Обрадовался. Он ведь радуется новым людям. Невзоровская и поняла, что с ним не всё в порядке. Я объяснила про контузию, про то, что он поправляется…

Молчу.

Да, Тимохе стало лучше. И тень его выглядывала много охотней. Она и больше сделалась, уже с кошку размером, но… он снова замер.

Николя лишь руками разводил. Мол, ждать надо. Просто ждать и надеяться.

— А она пожаловалась? — уточняю, глядя на Тимоху, который сгорбился над очередным листом.

— Да. Заявила домовладельцу, что не чувствует себя в безопасности. Что все контуженные — это тайные безумцы. И что однажды Тимоха возьмёт топор и всех убьёт… благо, Николай Степанович заключение дал, что Тимоха безобиден.

Николя сестра именовала только так, степенно, по имени и отчеству.

— Потом о тебе выспрашивал, Миш. Сказал, что ты не похож на дворянина. И соседи жаловались на исходящий от тебя дурной запах.

— Да нормальный запах же… — Мишка понюхал рукав. — Я же моюсь…

— Просил, чтобы отныне ты пользовался чёрной лестницей, когда возвращаешься с работы. А Светочка и вовсе к жильцам пристаёт. И речи ведёт такие, что хоть прямо в полицейское управление иди.

— Нам здесь не рады, — я сделал свой вывод.

— А я говорила, что буржуазное общество слишком закостенело… — начала было Светочка.

— Он хотел вернуть деньги, чтобы мы съехали, — Татьяна перебила её. — Но я заявила, что устрою разбирательство. Или вон в газету обращусь. Ославлю и дом этот, и его жильцов на весь Петербург. Расскажу, как они выставили несчастную сироту и её больного брата.

— То есть, завтра съезжать не надо?

— Завтра нет. А вот к концу месяца — придётся.

— Я… — Светочка понурилась. — Я не хотела… она сама со мной заговорила. Стала спрашивать, кто я, чем занимаюсь. Я ей сперва про школу рассказала. И она ведь слушала. Внимательно. И сказала, что школа — это чудесно, что тяжело найти грамотную прислугу, а с неграмотной и словом перемолвиться не о чем. Я тогда и вспомнила, что Лушка как раз и грамотная, и в доме раньше служила, пока её барин не соблазнил. И выгнал после, беременную… и куда ей было?

В шлюхи.

Обычная история.[8]

— А так она и грамоту знает, и причёски делать умеет, и старательная.

Только один недостаток — проститутка. Нет, в теории генеральша могла послать кого-то в полицейское управление, заявить, что берет девицу под опеку. Тогда бы паспорт той вернули, но это в теории.

— Я думала к нам взять, но у нас же…

Наши горничные по сути не совсем, чтобы наши. Они к квартире прилагаются, и платит им управляющий из тех денег, которые мы за квартиру отдаём. Нет, никто не запретит нам нанять ещё прислугу, но к счастью, Светочка всё же не настолько блаженная.

А вот похлопотать при случае за бедную женщину — это в её духе. Причём, подозреваю, что сама упомянутая Лушка о том не просила. Да и не факт, что пойдёт она в прислуги.[9]

— Свет, — я глянул на неё. — Это другие люди.

Я ведь с самого начала говорил, что квартира — не вариант, надобно дом искать, чтоб в стороне и без любопытствующих соседей, которым то одно не так, то другое не этак. Интересно, исправнику на нас уже успели пожаловаться? Наверняка. А ещё, называется, приличные люди…

— Всё-таки придётся дом искать, — Мишка отвёл взгляд, потому как глядеть на печальную Светочку у него душевных сил не хватало. И поморщился. Не от Светочкиной печали, а от осознания величины будущих проблем. Дом снять куда сложнее. Не так-то их и много, тех, которые под сдачу. Да и ассортимент своеобразный. Особняк взять? Дорого. Да и не только в деньгах дело. Лишь бы кому особняк не сдадут. А впечатления добросовестных арендаторов наша разношёрстная компания не производит. И титулом это впечатление не поправить. Опять же, у наших добрых друзей, которые продолжали присматривать за происходящим издали, вопросы возникнут, откуда деньги.

И в целом-то…

И не только у них.

А вот во флигель какой мы банально не влезем.

И что остаётся? Карпа Евстратовича спросить, что ли? Он город получше нас знает, но… опять же, дёргать занятого человека из-за такой мелочи? Вызывать на встречу.

Отвлекать.

Да и самому рисковать, потому что пусть больше за Светочкой приглядывают, но…

Или всё одно придётся? Про магов я не сказал. Точнее не спросил. Как-то и уставший был, и не к месту оно, и при Елизаре говорит не слишком хотелось. А надо бы. Заодно и подумать, как объяснить эти вот медальоны с пуговицами, чтоб правдоподобно, но без подробностей.

Нет, сами мы тоже можем поискать, но я вот слабо представляю, с какой стороны за такие поиски браться. Да и возможности у нас пожиже, чем в охранке. Так что новой встрече быть, тут никуда не денешься. Но этой чуть позже.

Отойти надо от поездочки. И посоветоваться.

— Тут… — Мишка развернул кружку ручкой в другую сторону. — Ребята говорили, что Гвоздецкий, который скобяные лавки держит, дом новый построил. А старый продавать надумал…

— Дорого станет, — нет, деньги у нас имеются. А с алмазным запасом папеньки не на один особняк хватит, но как-то это богатство внезапное придётся объяснять.

— Можно через заём оформить… — Татьяна вытянула руку. — Процент, конечно, выйдет немалый, но…

Но прикрытие хорошее.

А что? Часть суммы с остатков наследства, о котором было заявлено, а остальное — долг. И выплаты…

— Дадут ли, — Мишка потер переносицу.

— Дадут. Николай Степанович, если понадобится, выступит поручителем…

И на щеках Татьяны проступил румянец.

Надо же…

А ведь целителю и вправду не откажут.

— Тогда завтра дом посмотрим, — Мишка сказал слово и вздохнул с облегчением. — А то я и сам тут чувствую себя… чужим, что ли?