Громов. Хозяин теней. 5 [СИ]

Глава 17

Роберт Данилович явился к полудню. Извозчик высадил его у госпиталя, и Роберт Данилович, вытащив зеркальце, тщательно осмотрел породистую свою физию. А ведь на первый взгляд — приличный человек. В костюме.

Костюм тёмно-зеленый в узкую полоску.

Рубашечка сияет, что снег на горных вершинах. В руке — букет. В общем, жених, как он есть.

И чую, не зря я снова Карпа Евстратовича побеспокоил. Может, конечно, перестраховываюсь, но что-то не нравится мне этот тип и его назойливость. Да и в целом ситуация. Ну и иные темы для бесед найдутся, которые бы побеседовать без лишних ушей. Вещицы-то мага я не передал. Вот забыл просто. Аж самому от этого совестно. Но встреча состоится вечером, потому как Карп Евстратович — человек занятой.

Да и мне есть, чем заняться.

Смотрю вот, как Роберт Данилович идёт по дорожке, неспешно так. Раскланивается с редкими пока пациентами. Госпиталь возобновил работу, но смотрю, что здесь не очень людно. Всё же репутацию ему подпортили. Жандармов-то сюда отправляют, а вот прочий люд ещё опасается, держится в стороне, предпочитая другие заведения.

И зря.

Мы тут хорошо всё вычистили.

Я остаюсь на лавочке под деревцем. Но Тьму выпускаю. Да и Призраку пока разрешаю побегать. Госпиталь — место такое, сюда раненых да болящих свозят, а кровь и страдания — отличная приманка для мелких тварей. И Призрак с радостью ныряет в плотный кустарник, откуда спустя мгновенье доносится сперва нервный писк, а следом и довольное чавканье.

Интересно, теней манерам стоит обучать? Или и так сойдёт?

А вот за Робертом, свет, Даниловичем мы приглядываем. Не особо-то он и торопится. У дверей вот остановился, чуть поморщившись, как человек, которому предстоит дело важное, хотя и не совсем, чтобы приятное.

Может, ну его?

Следить, смотреть… пусть сразу сожрёт и всё?

Тьма радостно согласилась, что вариант отличнейший. Что человечек — так себе человечек. И стоит ли возиться?

Стоит.

Уж больно как-то оно одно к одному.

— Снова вы, Роберт Данилович, — а на крылечке появился Николя. Хмурый такой. Недовольный. И видно, что встреча эта не в радость. И что даже где-то он через себя переступает. Сгорбился, руки в карманы сунул и на Роберта глядит с прищуром. — Что-то вы к нам зачастили. Никак, на работу желаете устроиться?

— Ну что ты, Николушка, — а вот Роберт произнёс имя насмешливо. И фамильярность даже мне ухо резанула. — Куда уж мне и сразу к вам. Я к вам талантом не вышел… или грехами?

Интересненько.

Но Тьме запрещаю подходить близко. Как-то вот в прошлый раз Елизар её заметил. Может, это, конечно, индивидуальная особенность. А может, целители и могут почуять чего-нибудь этакого. И Тьма, со мной согласившись, ловко карабкается по каменной стене, чтобы забиться под подоконник. Вспархивает пара голубей, но на них целители внимания не обращают.

— Мои грехи — это мои. Что тебе от Татьяны надо?

— Она — красивая свободная женщина. Я — свободный мужчина. Причём, в отличие от некоторых, свободный не только от уз брака, но и от любых иных.

И снова — намёк.

А Николай Степанович понимает, кривится, но не спешит ответить.

— Ей неприятна твоя назойливость.

— Она так сказала?

— Я вижу. Роберт. Я, конечно, и наворотил дел в прошлом, но оно и к лучшему вышло. Поумнел вот. Опыта набрался. Знаешь, они ведь не соврали тогда, когда говорили, что мне будет, куда способности применить.

— Рад за тебя.

— И я своё слово держал. Работал за совесть.

— Восхищён.

— Поэтому, верно, дар мой не только вернулся, но и стал… иным. Скажем, я научился видеть некоторые… следы в организме. К примеру, следы внешнего воздействия.

Николя замолчал, глядя на старого знакомого — а я тень готов сожрать без соли, если они не знакомы — поверх очков.

— Договаривай уже, — бросил Роберт с раздражением.

— Мне просто интересно, зачем? Для чего ты гробил девушку? Для чего раз за разом вызывал воспаление суставов?

А вот теперь Роберту Даниловичу окончательный приговор и выпишем.

Тьма оживляется.

Нет, дорогая, позже. Не надо жрать одного целителя на глазах у другого. Неэтично это, да и вопросы лишние вызовет. Тем более, что и у меня они возникли.

— Голословные обвинения. Очень на тебя похоже, Николя. Знаешь, это даже обидно… ты всегда был завистлив, но вот чтобы настолько. Чтобы низко…

— Тут больше никого нет, Бобби, — Николай Степанович вытащил платок. — Так что не надо играть в оскорблённую невинность.

— Не докажешь.

— Я и не буду доказывать. Это и вправду сложно. Но я уверен, что это твоих рук дело. И пытаюсь понять, для чего оно тебе надо было?

Вот и мне тоже очень интересно.

— А сам не понимаешь? Хотя, куда тебе… ты у нас не по этой части. И никогда не был. Понимать надо, что вариант рабочий. Милая бедная девушка в беде. И её благородный спаситель.

— Это низко!

— Зато эффективно. Ещё немного и она стала бы моей, душой и…

Николай Степанович вытянулся и как-то побелел прямо.

— Замолчи.

— Иначе что?

— Иначе я буду вынужден вызвать тебя на дуэль.

Смех у Роберта красивый. Прям заразительный такой смех.

— Ты? Николя… ты же… ты же не знаешь, с какой стороны за шпагу браться! Не говоря уже о другом. Ты всегда был трусом.

— Я много кем был, — Николай Степанович ответил тихо и спокойно. — И этим совсем не горжусь. Но сейчас…

— Да, да… ты изменился и пересмотрел свои взгляды. Стал служить народу. И немного охранке, о чём, конечно, все знают. Только благодаря ей ты вообще лицензию сохранил. Хотя бы лицензию. Двери приличных домов для тебя закрыты. Тебя даже собственные родители, пусть из рода не вышвырнули, но и в доме своём видеть не желают. Кстати, а Татьяна знает? Рассказывал о своём славном прошлом? Или стесняешься?

Вот всё-таки некоторые люди прямо каждым словом подталкивают других к членовредительству.

— Если что, ты скажи. Я подсоблю. Как старый друг готов оказать услугу.

— Уходи, — глухо произнёс Николай Степанович. — Сейчас.

— Иначе что? — Роберт протянул руку и поправил отворот халата. — Друзьям своим пожалуешься?

Николай Степанович эту руку перехватил и вроде бы легко так, и вовсе он, невысокий и полноватый, такой домашний напрочь, казался даже смешным по сравнению с Робертом, но тот вдруг побелел.

— П-прекрати… — и руку дёрнул, пытаясь вырвать.

— Бобби, — Николя вдруг нахмурился и вытянул вторую руку, которую Роберт оттолкнул, да и сам, вывернувшись из захвата, как-то нервно, по-звериному, отскочил. И выставил букет, пытаясь им отогнать Николя.

— Не смей ко мне прикасаться!

— Бобби, во что ты влез?! Твоя энерго…

— Да иди ты! — голос Роберта взвился до крика. — Моралист хренов!

Букет он швырнул и, развернувшись, быстро, почти бегом, бросился прочь. Надо же, как интересно. И меня прямо разрывает. То ли за ним бежать, то ли остаться, потому как Николя не спешит уходить. Вздохнул. Ссутулился и, спустившись со ступеней, букет подобрал. Огляделся, явно не понимая, что с ним делать.

Букет красивый.

А случай удобный.

— Николай Степанович! — я окликнул его и рукой помахал. — Доброго дня…

Тьма потянулась, готовая скатиться с подоконника, но я её остановил. Пусть пока посидит.

— Николай Степанович, а можно с вами поговорить? Если, конечно, вы свободны и не отвлекаю, — я изобразил неловкую улыбку, раздумывая, что делать, если откажется.

Но он отказываться не стал.

Кивнул и произнёс:

— Да. Думаю, стоит.

А сказал так, с облегчением даже.

Интересно.

Ограда поблескивала свежей краской. А разросшиеся кусты надёжно укрывали лавочку от взглядов. Судя по количеству окурков, место пользовалось спросом.

— Извините, я… несколько… растерян, — Николя вытащил из кармана жестяную коробку. — Хотите? Дурная привычка. Сладкое помогает восстанавливаться.

— Глюкоза нужна мозгу, — сказал я важно, подставляя ладонь. Из жестянки выпала пара разноцветных леденцов.

— Да? Как-то… не слышал, но, возможно, вы и правы… интересно будет… надо исследовать… — он и себя не обделил. Конфеты отправил в рот и замер, устремив взгляд куда-то в заросли.

Я не мешал.

Мается человек, видно же. Намается и сам заговорит. Если же нет, то у других спросим. Давить не буду, но и тайны тут мне не нужны.

— Вы ведь всё слышали? — поинтересовался Николя и моргнул, после снял очки и надавил на глаза. — Устал. Ночью привезли пятерых. Взрыв в подпольной лаборатории. Двое совсем ещё дети, трое — чуть постарше. Бомбы делали. Добыли листовки где-то, с инструкцией. Да то ли инструкция неполная, то ли нарушили её, да…

Надо же, а мне казалось, что в городе стало тише.

Много тише.

— И как?

— Один скончался сразу. Второй… к сожалению, я далеко не чудотворец. Ещё один останется калекой. Хотя я не уверен, что и он выживет. Уж больно ранения нехорошие. Да и взрывчатка была непростой. Или была не только взрывчатка. Те, кто стоял ближе к двери, отделались ожогами. Мальчишка точно ослепнет. А у девочки шрамы останутся, но она хотя бы будет жить.

Молчу.

А что сказать? Мне жаль? Не жаль. Вряд ли их заставляли.

— Так вы… всё слышали? — этот вопрос Николя повторил чуть более нервически. — Только не лгите, пожалуйста. Я ложь чувствую.

Даже так?

— Как вы поняли? — уточняю для себя. — Увидели Тьму?

— Это ваша тень? Нет, скорее ощутил присутствие.

Вот же ж.

— Не стоит волноваться. Это скорее личное умение. Когда долгое время имеешь дело с определёнными ранами, повреждениями… пробой опять же. Этот холод ни с чем не спутаешь, — Николя снова тряхнул жестянку с леденцами. — Извините, нервничаю…

— Это ваш друг?

— Скорее приятель. Знакомый? Учились вместе, — усмешка кривая. И пальцы трут щеку, будто на ней какое-то пятно, которое очень нужно стереть. — Это неприятная история. Неприглядная. И я бы хотел оставить её при себе…

— В любом ином случае я был бы не против, но дело касается моей сестры. Ваш… Бобби… мне не нравится его настойчивость.

А ещё то, что он Татьяне вредил.

— Вы уверены, что он… — я махнул, не очень понимая, как правильно вопрос задать, чтобы Николя не закрылся. Всё же пытать я его не могу.

— Одарённые отличаются от обычных людей и не только в том плане, что у них есть дар. Точнее дар, любой дар, в первую очередь влияет на тело. Он укрепляет его. Одарённые физически сильней. Выносливей. И здоровее. Даже нераскрытый дар защищает носителя. Раны заживают быстрее. Болезни в большинстве своём или вовсе не касаются, или протекают в лёгкой форме, не требующей вмешательства…

Карамельки перекатывались в жестянке.

— И когда я увидел воспалённые суставы, я, признаться, удивился…

— И ничего не сказали?

— Извините… я сказал вашей сестре. Она попросила не беспокоить вас.

Ага.

Тогда понятно.

— Меня удивило, что воспаление было… как бы это выразиться… свежим. Недавним. А Татьяна Ивановна говорила, что несчастье случилось на излёте осени. Она искренне полагала, что причина всему — сильное переохлаждение. Однако иных… следов я не обнаружил, что весьма странно.

Он сделал глубокий вдох.

— Переохлаждение весьма опасно для женщин ввиду некоторых… физических особенностей устройства их организма. И будь оно причиной, изменения не ограничились бы лишь суставами.

Слушаю.

Превнимательно так.

— А ожоги? Они могли повлиять?

— Несомненно. Но ожоги излечили, пусть и несколько варварским способом. Следовательно, исцелили бы и более глубокие повреждения.

То есть, в своих логических построениях я не ошибся.

— Кроме того, любая болезнь, если уж организм не способен оказывается с ней сладить, получает развитие. И при отсутствии специфического лечения, а его не было даже не уровне мазей и припарок…

И взгляд полный укоризны, который принимаю, ибо и вправду виоват.

— Она никому не говорила, — звучит по-дурацки, будто оправдываюсь. Но оправдание принимают. И отвечают кивком.

— Так вот… эта болезнь должна была бы зайти дальше. Это и заставило задуматься над причиной. Я… позволил себе кое-что уточнить… и опять же, что касается ожогов, восстановления тканей… всё по отдельности можно объяснить. Но если вкупе…

— Но вы ничего не сказали?

Вздох.

И взгляд, устремлённый на ботинки.

— Я начал расспрашивать. Хотел убедиться, потому что подобное обвинение может серьёзно ударить по репутации. Вовсе её разрушить. И бросаться им вот так просто… это неправильно. Нехорошо. А Татьяна Ивановна заявила, что этой темы больше не желает касаться. И что человек, который оказывал помощь, что он отбыл. Уехал.

А если так, то какой смысл? Тем паче и вправду доказать что-либо сложно.

— Сколь я понял, ваша сестра не желала привлекать внимания. А… обвинение… потребовалось бы обращение в Гильдию… а там… моя собственная репутация… скажем так, в Гильдии меня терпят, но не более того.

Вот прям жопой чую интересную историю. И, глянув на Николая Степановича, уточняю:

— Расскажете?

И получаю насмешливый такой взгляд. А следом и ответ:

— Что ж… полагаю, вы имеете право знать, — очочки возвращаются на переносицу, а жестянка с конфетами — в карман халата. — Однако весьма надеюсь на вашу помощь.

— В чём? Если речь о Татьяне, то…

— Нет, — Николай Степанович не позволил мне договорить. — И я бы весьма просил вас не вмешиваться. Я…

— Разберетесь сами.

— Именно. И уверяю вас, что мои намерения чисты.

Киваю с важным видом, скрывая облегчение. Меньше всего мне хотелось из себя сваху строить. Уж не знаю, чего он там натворил в прошлом, но человеком Николай Степанович представляется мне неплохим. А в остальном… кто тут да без греха?

Разве что Светочка.

— Скорее мне нужны ваши способности. Или даже вашего существа? Мне нужно, чтобы вы взглянули на одного пациента.

— Когда?

— Сейчас. Боюсь, времени у него осталось немного. Так что, если у вас нет иных планов, то прошу… и да, по дороге я поведаю вам историю юношеской гордости и глупости. Весьма назидательную.

Прям даже слушать расхотелось.

Ненавижу назидательные истории.

— И нет, нам не туда, — Николай Степанович указал куда-то в сторону. — С учётом последних событий я счёл необходимым построить изолятор. Так сказать, для особых пациентов. Во избежание повторения… истории.

Разумно.