Глава 53

Кольцо искривленных столпов вокруг кратера делало его похожим на глотку гигантского погребенного змея или на колодец, ведущий в ледяные глубины бесконечности. Из этой глубокой дыры безудержная магия Поглотителя жизни продолжала высасывать жизнь из мира.

Из чернильной пустоты провала выбралось существо, некогда бывшее Роландом. Злой волшебник хромал и пошатывался, тело его разбухало и сжималось, словно замысловатая форма невероятной силы, переплетенной с безнадежной слабостью. Когда-то он был человеком, но доказательств его человечности почти не осталось.

Роланд вышел на потрескивающий воздух при свете вспышек сине-белых молний, вырывавшихся из грозовых туч. Пыль с воем закружилась, словно сам ветер задыхался в благоговейном страхе перед Поглотителем жизни.

Он был одет в мантию ученого Твердыни, которая теперь истрепалась, и длинные хлопающие на ветру лохмотья тянулись в глубокую яму. Его тело распространяло темную рябь, словно магия крала сам свет из воздуха, высасывала его, поглощала и вливала в черный колодец. Казалось, на дне ямы лежит мощный магнит для жизни, магическая сила которого столь велика, что даже Поглотитель жизни не может противостоять ее притяжению.

Когда волшебник заговорил, его слова словно высасывали из воздуха остальные звуки, похищая дыхание Никки и забирая все больше ее сил.

— Немногие приходят увидеть меня, — сказал Роланд. Его очертания замерцали, порванные одежды затрепетали в шторме его собственной энергии.

Колдунья коснулась кармана черного платья, нащупав желудь Первозданного древа. Она шагнула вперед, вспоминая о многих других поверженных ею противниках.

— Я пришла уничтожить тебя.

— Да… я знаю, — ответил волшебник. — Другие тоже пытались.

Никки не услышала в его голосе презрения или высокомерия, лишь странный оттенок отчаяния.

Лицо мужчины было вытянутым и исхудавшим, с впалыми щеками и покрасневшими от болезни большими глазами. Шея Роланда была такой тонкой, что на ней проступали веревки сухожилий. Когда его трепыхающаяся одежда обнажила грудь, Никки потряс вид ребер, покрытых переплетением раздутых наростов — его торс словно полностью состоял из опухолей.

Беспорядочные наросты содрогались и пульсировали; они были вместилищами перенаправленной жизненной энергии, росли внутри тела и продолжали увеличиваться, отчаянно нуждаясь в пропитании. Изнурительная болезнь заглушала сущность безвольного волшебника и контролировала его. Его ноги и спина скривились. Роланд жил лишь потому, что являл собой форму украденной жизни, сплетение перелатанной плоти, мышц и органов.

— Пожалуйста… — сказал он тихим голосом, перерастающим в рев. — Я голоден… Я испытываю жажду… Мне нужно! — Он покачнулся.

Пыльные люди за пределами круга обсидиановых столпов стояли неподвижно.

Бэннон держал меч, но не мог скрыть дрожи в руках.

Мрра, сгорбившись, зарычала, но не двинулась с места.

Поглотитель жизни поднял руки. Его пальцы походили на палочки, обтянутые тонкой кожей — сколько бы жизни он не вытянул из мира, этого было недостаточно, и всегда будет недостаточно. Волшебник скрючил пальцы в умоляющем жесте.

— Я не собирался делать этого. Я этого не хотел. — Он глубоко вздохнул, и все вокруг озарила молния, ударившая в вершины обсидиановых стел. — Я не могу это остановить! — простонал Роланд.

Никки, ощущая, как безудержная жажда злого волшебника вытягивает из нее годы и жизненные силы, сделала шаг по неровной земле.

— Тогда я сама остановлю тебя.

Она сразится с ним и сбросит его в бездонную пропасть. Желудь Первозданного древа был самым мощным оружием из всех, что она когда-либо держала в руках. Но немыслимое истощение ослабляло ее мускулы и затуманивало разум.

В запавших глазах Поглотителя жизни промелькнула странная вспышка. Опухоли, из которых состояло его тело, стали извиваться, как скопище готовых к атаке гадюк.

— Нет, — сказал он, — я должен выжить. Мне нужно.

Армия неповоротливых, но смертоносных марионеток — более сотни пыльных людей — пришла в движение, готовая атаковать.

Никки заставила себя сделать еще три шага, но Поглотитель жизни не отступил. Казалось, он увеличился и набух от темной энергии, как гнойник в форме человека, готовый лопнуть под воздействием собственного зла.

Искаженные, разлагающиеся пыльные люди наступали.

— Я расчищу путь! — Бэннон бросился между Никки и мумиями.

Он отрубил руку по локоть одному существу, а затем снес голову второму. Обтянутый кожей череп со стуком покатился по проклятой земле, щелкая зубами. Вытянув свободную руку, юноша оттолкнул другую цепкую тварь, и та врезалась в двух наступающих противников. Теперь Бэннон выглядел как человек весьма преклонных лет, но махал и рубил мечом, круша ребра, плечи и торсы.

— Завершите свою миссию, колдунья! Убейте Поглотителя жизни!

Никки чувствовала, как с каждой секундой увядает от старости и немощи. Она вспомнила старуху, которую когда-то давно видела в Танимуре: та ковыляла по рынку со скоростью улитки, будто каждый шаг требовал тщательного обдумывания и последующего отдыха. Теперь Никки понимала, каково это. Ее кости стали хрупкими, суставы распухли и ныли, кожа на руках стала сухой и морщинистой.

Песчаная пума с рычанием бросилась на пыльных людей и стала рвать тела слуг Поглотителя жизни, словно те были сделаны из соломы и щепок. Изогнутые клыки Мрра превращали ожившие трупы в обломки костей и ошметки высохшей плоти.

Вслед за пыльными людьми на них с паучьей скоростью двинулись скорпионы. Крупная кошка вспышкой рыжеватого меха уклонилась от ядовитых жал и запрыгнула на скалу, уводя за собой нескольких скорпионов. Когда одно из хлещущих жал собиралось проткнуть шкуру Мрра, Бэннон взмахом меча отсек хвост скорпиона, а затем проткнул твердый панцирь и отбросил умирающее существо на двух пыльных людей.

Зарычав, Мрра вновь бросилась в драку, поскольку на Никки наступали все новые иссохшие трупы, мешая пробиться к Поглотителю жизни.

Злой волшебник взмахнул руками, направляя своих миньонов. Еще больше пыльных людей полезло из трещин в опаленной земле. Вместо растерзанных Бэнноном и Мрра противников появилось вдвое больше новых.

У Никки оставалось мало времени. Запавшие глаза Поглотителя жизни встретились с ее холодными голубыми глазами.

— Пожалуйста… — сказал он. — Я знаю, что причинил великий вред, и вижу, что натворил, но не могу это остановить! Я просто хотел жить, хотел остановить болезнь, крадущую из меня жизнь. Я не желал этого проклятия.

Он воздел руки, стиснув твердые, костлявые кулаки. Его тело вздулось от пульсирующей темной энергии, и Никки захлестнула волна изнурительной слабости, которая чуть не повалила ее на колени.

— Я не знаю, как это прекратить!

— Если ты нашел в себе силы призвать это, — прохрипела Никки, — тогда сможешь найти способ перекрыть поток и стянуть края раны, из-за которой мир истекает кровью. Найди это в своей душе.

— Я уже давно выпил свою душу. — Его голос был глухим от отчаяния. — От меня осталось только одно — нужда!

Когда по Роланду снова пошла рябь, Никки поняла, что магия овладела им окончательно. Заклинание стало отдельным живым существом.

Несметная армия пыльных людей продолжала наступать. Все больше ядовитых скорпионов стучали лапами по валунам, направляясь к Никки.

Бэннон сражался с неистовым безумием. К этому времени он превратился в старика с редкими седыми волосами, но все равно защищал Никки всеми силами, давая колдунье возможность сделать ход. Песчаная пума тоже выглядела постаревшей, ее мех покрылся пятнами парши, но клеймо с заклинанием словно защищало Мрра от смертоносного аппетита Поглотителя жизни.

На самой Никки проявилось множество признаков старения: на руках, отмеченных старческими пятнами, проступила спутанная сеть вен, кожа больше не была совершенной и белой. Каждый шаг ощущался так, словно она сражалась с ветром времени, старости и слабости.

Позади нее пыльные люди окружили Бэннона, но тот продолжал биться и рубить на части врагов, которых было слишком много. Мрра кинулась к нему, пытаясь защитить, но подступила новая армия скорпионов, жала которых сочились ядом.

Никки сделала последний шаг и сунула руку в карман. Поглотитель жизни продолжал пить ее магию, и колдунья не могла выпустить ни огонь волшебника, ни одно из своих заклинаний. Он бы только впитал их, а потом поглотил и ее саму.

Никки достала пульсирующий желудь Первозданного древа и процедила сквозь зубы:

— Я. Тебя. Остановлю!

Поглотитель жизни раздулся еще больше, глядя на окружавших его существ. Как ни странно, он закричал в ответ:

— Это должно остановиться!

Выплеснув магию, волшебник украл еще больше жизни из мира, выжимая последние капли из воздуха, пыли и пыльных людей. Когда он истощил своих слуг, десять мумий вздрогнули, а затем рассыпались почерневшим костным порошком. Скорпионы потрескались, развалились и рухнули в пыль.

Поглотитель жизни взвыл и, извиваясь, вскинул руки в воздух, словно в последнем великом призыве. Магическая буря усилилась, и вихрь начал втягиваться в бесконечную пропасть, бывшую его логовом.

— Спаси меня, — молил он.

Никки воспользовалась этой секундной передышкой.

— Нет. Никто не может спасти тебя, Поглотитель жизни.

— Я… я… Роланд, — прошептал он.

Никки протянула ладонь, в которой держала последний желудь Первозданного древа, и выпустила толику магии, собрав вокруг себя воздух, что при других обстоятельствах не составило бы усилий. Вместо того чтобы управлять ветром или создавать кулаки из воздуха, она направила воздушный поток и послала желудь вперед. Снаряд, наполненный жизнью, пронесся по воздуху словно болт, выпущенный из туго натянутого арбалета.

Поглотитель жизни закричал, и желудь влетел в его похожий на пещеру рот, погрузившись в горло.

В твердой скорлупе последнего семени Первозданного древа содержалось средоточие жизни некогда великого первозданного леса. Глубоко внутри злого волшебника крепкий желудь треснул и высвободил поток жизни. Казалось, прорвало плотину огромного водохранилища. Энергия возрождения вспыхнула в неудержимом взрыве жизненной силы, обновления и омоложения.

Роланд издал крик, который разодрал на части саму Язву. Злой волшебник был бездонной ямой с неуемным аппетитом, ему требовалась любая жизнь, любая энергия — а семя Первозданного древа содержало всю жизнь и всю энергию. Усеянный удушающими опухолями волшебник походил на человека, который умирал от жажды, но в следующий миг начал тонуть в нахлынувшем потоке.

Его порочное заклинание пыталось поглотить безграничную мощь, бьющую из желудя. Пыльные вихри завывали меж искривленных черных столпов; яростные торнадо взметали сухую землю, разбрасывая повсюду острые обсидиановые осколки.

Обессиленная и неспособная двигаться Никки рухнула всего в нескольких шагах от края ямы Поглотителя жизни. Битва в теле злого волшебника разрасталась, он взвыл в агонии. Поглощенный им желудь вспыхнул и засиял ярким пламенем жизни.

Пока Поглотитель жизни пытался погасить этот пламень волнами голодных теней, уцелевшие пыльные люди распались с треском костей и иссохшей кожи. Последние скорпионы упали замертво, поджав к панцирям конечности; их жала безвольно поникли.

Бэннон стряхнул с себя тела и побрел к Никки, пытаясь спасти ее. Он ковылял, как древний старец, едва способный пережить еще один час. Мрра тоже поползла к колдунье. Никки была выжата и крайне истощена, но почувствовала прикосновение сестры-пумы к своему разуму.

Земля тряслась и содрогалась, камни трескались, огромные валуны падали в яму Поглотителя жизни. Высокие стелы затрещали и рухнули в бездонную пропасть, словно срубленные деревья. Обвал ширился, и яма просела, заполняясь обломками. Молнии били по всей округе.

Яростная битва за жизнь продолжалась. Семя Первозданного древа изо всех сил пыталось породить новую жизнь и сделать это быстрее, чем Поглотитель жизни сможет ее выпить. Яркая вспышка, что вырывалась из желудя, тускнела и меркла, темная магия продолжала сопротивляться, но тени тоже исчезали и становились более обрывочными — как туман, тающий под утренним солнцем.

Наконец, злой волшебник — Поглотитель жизни Роланд — распался, его тело исчезло. Вся его смерть и пустота обратились в пыль, и последнее яркое эхо вырвалось из желудя Первозданного древа.

Никки отшатнулась, чувствуя тепло; ее словно оживил летний ветерок. Жизнь. Энергия. Возрождение.

Ее суставы снова обрели подвижность. Перестало сжиматься горло, и когда колдунья сделала долгий вдох, то почувствовала в воздухе сладость, которую не испытывала с тех пор, как впервые увидела Язву. Никки подняла руку к лицу, когда зрение снова стало четким; к ее коже вернулись гладкость и упругость.

Бэннон поднялся, кашляя и дрожа. Когда он повернулся к Никки, она увидела, что волосы его вновь стали густыми и рыжими. Морщины, недавно покрывавшие его лицо, исчезли, оставив только привычную россыпь веснушек.

Отряхнувшись, Никки поискала глазами место, где рассыпался Поглотитель жизни, где Роланд проиграл битву с последним семенем первозданного леса.

Посреди огромной мертвой Язвы торчал зеленый побег — единственное, что осталось от неудержимой силы желудя Первозданного древа. Одинокий хрупкий побег.

Загрузка...