Физрук: на своей волне

Глава 7

Как говорится: сделай дело — гуляй смело!

Вот и я, отстрелявшись, вышел из школы и остановился на крыльце, оглядевшись по сторонам.

Двор школы так и пестрел машинами. Мамы и папы (но в основном всё-таки мамы) выстроились в шеренгу, будто дежурные на блокпосту. Каждый родитель караулил своего ребёнка. Видимо не все ученики в школе были из неблагополучных семей. Вернее даже, все были из благополучных, кроме моего класса…

Я медленно обвёл взглядом огромную толпу, будто собравшуюся митинговать.

Вот это да…

Лично для меня картина была совсем уж непривычной. В мои школьные годы родители учеников пахали на заводах от зари до зари, и чада были предоставлены сами себе большую часть времени. Звонок отзвенел — и всё, дальше сам себе хозяин. Пешком, в обход гаражей, домой или с пацанами в футбол. Каждый решал сам… А тут — шагу без присмотра ступить нельзя.

Хорошо это или плохо, судить берусь — плохо! Когда мамка или папка тебя со школы встречают, портфель несут и выбирают сандалии. Кто ж под таким присмотром вырастет?

Ну и ощущение было такое, что никто в этом новом времени не работал в принципе. Иначе как объяснить, что посредине рабочего дня у школы собрался целый табун родителей?

Стоило мне появиться на крыльце, как одна зоркая родительница тотчас меня заметила.

— Девочки, вон Владимир Петрович! — взвизгнула она.

Её визг был воспринят как призыв, другие мамочки мигом повернулись в мою сторону. Ещё мгновение — и табун «поскакал» ко мне. Мамочки меня окружили, словно рой пчёл.

Одна — в белой джинсовой жилетке, другая — в блестящей лакированной кожанке, третья — вся в леопардовых пятнах.

Кстати, все они напомнили мне секретаршу директора. Лица такие же, будто этих девиц покусали пчёлы. Одна на другую похожие почти как две капли воды… будто на одной пасеке паслись.

Понимание пришло сразу же — походу никакие это не пчёлы. Хрен его знает, что они с собой делают, но похоже, что у людей тут своё понимание идеала красоты.

Я не знал, чего мамаши от меня хотели. Я всё-таки не Юра Шатунов, чтобы меня одновременно окружало такое количество женщин. А единственное, что приходило в голову, — разборки насчёт того малого, которого я в коридоре за шкирку взял.

Но нет — старшая из них, высокая, в красной курточке, неожиданно улыбнулась.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — пропела она сладким голосом. — Мы бы хотели вам принести коллективные извинения всего родительского состава седьмого «Б» класса.

О как.

Я замер, моргнул. Изменения? Или извинения? Ну да, когда у тебя губы надутые, правильно выговаривать слова крайне проблематично.

Мамочка протянула мне аккуратный конверт, а остальные закивали, словно хор бэк-вокалисток.

— Мы, конечно, сначала подумали, что это жестокое обращение с детьми, — протянула красная курточка. — Но потом София нам всё объяснила.

Вторая мамка в джинсовой жилетке захлопала ресницами, настолько длинными, что я даже сквозняк почувствовал.

— И мы считаем, что вы правильно сделали, — заверила она.

— Да-да, — встряла третья, с золотыми серёжками в форме сердечек. — Нужно такое поведение пресекать на корню! Иначе они же вообще на голову сядут!

Я стоял, слушал и чувствовал себя так, будто меня хвалит комитет по этике. Что отвечать — не знал, поэтому просто пожимал плечами. Конверт взял. Как я понял, туда положили «премию». Кто молодец? Я, что тут ещё скажешь!

Я сунул конверт во внутренний карман. Думал встать на лыжи — за спинами мамочек виднелся мой «Матиз». Но дамы на этом не остановились.

— А как у Иванова дела? — спросила первая.

— А как у Сидорова? — перекрикнула её вторая.

— Владимир Петрович, у Филатова официальное освобождение от физкультуры! — воскликнула третья. — Он вам справку принесёт.

Активность этих дамочек поражала. Было бы можно, и они сами бы сели за парту вместо своих сынков и дочек.

Ну а сейчас был нюанс — кто такие эти Иванов, Петров, Сидоров, я не знал. Поэтому ответить хоть что-то внятное тоже не смог бы.

Я поднял ладони, хлопнул так, чтобы гул стих.

— Так, дамы! Всё услышал, всё учту. Дела у всех хорошо, проблем в классе нет. А сейчас мне пора.

Я поднял руки над головой, сцепил пальцы и потряс.

— Всего хорошего!

Они закивали разом, как куклы, у которых головы на пружинах. И, к счастью, дали мне коридор для отхода. Я им тотчас воспользовался и принялся протискиваться к своему автомобилю.

Уже уходя, услышал причину, по которой ко мне проявлялся такой повышенный интерес.

— Девчата, — понизив голос, заворковала красная курточка. — Гордеев же теперь три оценки ставит в аттестат!

— Надо ему ещё какой-нибудь подарок сделать, от родительского комитета, — зашептала белоснежная жилетка.

О чём говорили дальше, я уже не услышал. Подошёл к своему «Матизу», на который нельзя было смотреть без слёз. Тачка напоминала старую клячу и даже кренилась набок. Что, впрочем, неудивительно — во мне теперешнем веса было килограмм сто тридцать, не меньше. Как этот «воробушек» выдерживал подобный вес, лично для меня было загадкой.

Я достал ключи, нажал на кнопку сигналки и потянул за ручку двери. Петли ответили жалобным писком. Дверь подалась тяжело, неохотно, словно молила: «Не пускай этого кабана внутрь, добьёт он меня окончательно».

Ну тут уж простите-извините, я сам жопе с полутораметровым обхватом не шибко рад.

Я опустился в кресло, и машинку перекосило ещё сильнее. Пружины прогнулись чуть ли не до асфальта.

Я замер, боясь пошевелиться и опасаясь, что ещё одно движение — и я провалюсь к чёрту сквозь днище. Руль врезался в живот, колени поджались так, что я едва мог дышать.

Я попробовал дёрнуть рычаг, чтобы отодвинуть сиденье, но бесполезно. Оно уже было отодвинуто по максимуму.

— В тесноте, да не в обиде, — прошептал я, пытаясь устроиться удобнее.

На этом сюрпризы не закончились. Стоило оглядеться — и я обнаружил здесь целый склад… но не боеприпасов. Неа. Склад здесь был по-настоящему продовольственный. Частично совмещая функции свалки.

На заднем сиденье лежал целый пакет с булками, шоколадками, вокруг были разбросаны обёртки и крошки.

Любил Вовка покушать, тут ни дать ни взять. Интересно, а он понимал, что с таким подходом хоть ведро китайской мази на себя вылей, толку не будет? Или это из разряда — мышки плакали, кололись, но продолжали упорно жрать кактус?

Я завис ненадолго, оглядывая бардак в салоне. Всё бы ничего, но при виде этих тонн мучного и шоколада в животе заурчало. Тело, похоже, было отнюдь не прочь перекусить прямо сейчас.

Пришлось проявить волю.

Я, стиснув зубы, собрал всё это добро в пакет и вышел из машины. Подошёл к мусорке. На секунду задержался — рука, зависшая над урной, не хотела отпускать пакет. Но я всё-таки заставил себя швырнуть пакет внутрь. Жратва глухо ударилась о дно.

— Всё, — облегчённо выдохнул я. — Обжорству — бой!

Вроде и радоваться надо было, но ощущения были смешанные. Толстяк внутри меня протестовал на уровне физиологии, и тело, по всей видимости, резко урезало мне количество эндорфинов.

Я вернулся в машину. Сунул руку во внутренний карман, достал конверт, подаренный мамашами, и не глядя убрал его в бардачок. Почти не глядя — потому что из бардачка вывалилась пачка открытых чипсов.

— Спокойствие, только спокойствие…

Я смял чипсы и уже собрался по второму кругу идти к мусорке. Но мимо пробегал какой-то мелкий школяр, и я подозвал его к себе.

— Топай сюда.

Малой подбежал, уставился на меня. Огромный рюкзак, килограмм на десять точно, будто тянул его к земле.

— Здравствуйте, Владимир-р Петр-р-рович! — в буквальном смысле прорычал он.

— Ага, здорова, мелкий. Партийное задание — метнись кабанчиком до урны и выкини вот это, — я, не дожидаясь согласия, вручил пацану пакет с чипсами.

Школяр взял чипсы, посмотрел сначала на них, потом на меня и отрывисто закивал.

— А можно захавать? — прям с воодушевлением спросил он.

— Не советую, а то жорик будет как у Владимира Петровича, — подмигнул я.

— Жопик? — заулыбался пацан беззубым ртом.

— Иди уже!

Малой вприпрыжку (несмотря на тяжёлый рюкзак) подбежал к мусорке. Чипсы выкинул, но зараза перед этим взял себе из пачки целую охапку. Думал, не замечу…

Я вставил ключ в личинку замка зажигания и завёл мотор. Старенький двигатель кашлянул, затрясся, будто в него вместо бензина залили микстуру от бронхита.

Машину повело мелкой дрожью, которая отдавалась в руль. На миг показалось, что ещё чуть-чуть — и весь кузов осыплется ржавыми хлопьями.

Я вцепился в руль и уставился в лобовое стекло. Ну что, поехали? Вот только вопрос — куда? До меня тотчас дошло, что я понятия не имею, где живу. А мой адрес «не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз» уже не прокатит.

Я почесал затылок. Жильё у меня точно есть, осталось выяснить — где! Догадка кольнула тут же, и я захлопал себя по карманам. Прописка должна быть в паспорте, вряд ли в этом плане хоть что-то изменилось.

К удаче, паспорт оказался при мне и лежал в одном из карманов пиджака. Я достал его, пролистал страницы, но на миг остановился на фотографии. Со снимка на меня смотрел вполне себе худой пацан. И сколько, интересно, этой фотографии?

Я скривил взглядом по дате выдачи документа — 2018 год… ну, если судить по моим нынешним меркам, то времени прошло всего ничего. Сам я оказался 2001 года рождения. Я сразу посчитал, что мне исполнилось двадцать четыре года.

Песня, конечно…

Зато теперь понятно, что у меня полнота новорождённая, и свою трудовую мозоль я просто-напросто наел. А значит, похудеть не просто надо, а обязательно.

Я пролистал страницы паспорта дальше и нашёл адрес: улица, дом, квартира. Местом жительства значился Краснознаменск. Выходит, я местный, раз у меня прописка есть.

— Ну, хоть что-то, — шепнул я.

Оставалось понять, как доехать до этого адреса. Судя по возвышающимся на горизонте высоткам, город был довольно крупный. Да и сама школа, где я теперь батрачу, тоже огромная.

Я снова задумался. В моём нынешнем положении без карты я был как без компаса в тайге. Но каждый уважающий себя автолюбитель хранил автомобильную карту прямо в машине. Так что не исключаю, что найду карту где-нибудь тут. Я снова открыл бардачок, порылся.

Рука нащупала… аккуратно сложенный женский лифчик. Леопардовый.

— Ну ни фига себе… — протянул я.

По размеру сразу было ясно, что хозяйка лифчика — дама худенькая, но с грудью у неё полный порядок.

И ещё…

В бардачке лежал ещё один конверт!

В смысле конвертов было два. Полностью одинаковых — белых, ничем не выделяющихся.

Любопытно.

Я взял оба конверта, открыл. Бабок, к моему сожалению, ни в том, ни в другом конверте не оказалось. Если в первом лежал сертификат на «посещение канцелярского магазина „Буратино“ на сумму 2500 рублей», то во втором… я аж вздрогнул от неожиданности.

Внутри второго конверта я наткнулся на фотографию. Снимок интимного характера. Лица не было, кадр был обрезан. Зато остальную часть чьих-то телес я видел наглядно и во всех подробностях. В руке у женщины с фотографии была плётка, а на теле чулки и трусики леопардовой расцветки. Лифчика не было… ну потому что вот он — рядом лежит.

Я перевернул карточку и на обороте увидел надписи шариковой ручкой — набор букв и цифр. Для меня это был просто бессмысленный код. Прочитать хоть что-то связное было попросту невозможно.

Я положил находку обратно, прикрыл бардачок. Жаль, память прежнего хозяина ко мне не перешла. Многое бы пояснило…

Я по привычке хотел врубить первую передачу на коробке, но обнаружил, что в моём «воробушке» стоит автомат. Неожиданно, но приятно. Я включил режим D и отпустил педаль тормоза. Матиз дёрнулся вперёд так, словно его пнули сапогом под задний бампер. Рывок едва не швырнул меня в металлическое ограждение у школьного двора. Я дал по тормозам в последний момент, колёса заскрежетали.

— Ёпрст! — вырвалось у меня.

Раздался смех. Несколько школьников показывали на меня пальцами. Один сложил ладони, будто крутил руль.

— Владимир Петрович, аккуратней! А то в космос улетите! — протянул он тонким голосом.

— Слышь, Союз-Апполон, дернули отсюда! — рявкнул я.

Пусть смеются. Смеётся тот, кто смеётся последним. Да, вроде и прописная истина, но факт. Но если даже школота меня за клоуна держит, значит, придётся поднимать авторитет. И быстро.

Я выровнял машину, тронулся и посмотрел в сторону школы. Опа… из дверей вышел Исмаилов. Шёл важно, с пацанами — трое шагали слева, двое справа, и ещё парочка сзади.

Свита прям, как у барина из холопов.

Я тронулся, поехал за ними. Машину, как только она прогрелась, перестало колбасить. Надо на ум намотать, что корыту следует неплохо давать прогреться.

Через несколько минут Исмаилов разогнал свою свиту по домам. Сам пошёл дальше. Очень хорошо, разговаривать с ним при свидетелях — себе дороже. Тут же сольют свои «видосики» в чат.

Я добавил газу, держась на расстоянии и провожая Борзого взглядом. Поэтому только в последний миг заметил движение прямо перед капотом.

— Твою мать! — выдохнул я, вдавив тормоз.

Колёса взвизгнули, машина клюнула носом. Сердце ухнуло в пятки.

Прямо перед капотом стояла классная руководительница 11 «Д». Она перепуганно прижала сумку к груди, глаза сверкали. Смотрела она на меня так, словно я целился в неё нарочно.

— Вы что, с ума сошли⁈ — прошептала она. — Или решили меня задавить⁈

Я поднял ладони над рулём.

— Да ты что, никаких задавить… отвлёкся.

— Вы… вы… я вас боюсь! — и то ли от обиды, то ли потому что нервы сдали, врезала сумкой по капоту моего «воробушка».

Я заглушил двигатель и вышел из автомобиля. Осмотрел девчонку. Задеть я её не задел, но мало ли, помощь нужна.

— Ты в порядке?

— Мы вообще-то на «ты» не переходили! — возмущённо выдала она.

— Не могу сказать, что повод идеальный, но почему бы не сделать этого сейчас, — я улыбнулся, стараясь разрядить обстановку. — Готов понести заслуженное наказание и начать исправляться прямо сейчас. Для начала предлагаю вас подвезти и по пути выпить по чашечке кофе?

Я обошёл свой Матиз и открыл пассажирскую дверь, приглашая её присесть.

— Карета подана!

Классуха вскинула подбородок. В её взгляде сквозило презрение, ирония и злость сразу.

— Подвезти? После такого? Благодарю, Владимир Петрович, но у меня инстинкт самосохранения работает. В вашу машину я не сяду.

Она развернулась и пошла прочь быстрым шагом. Я посмотрел ей вслед. Неудобно получилось, не стану отрицать. Но с этой барышней надо попытаться наладить связи. Достаточно мне Сони во врагах. К тому же училка — классная у того класса, с которым мне ещё Олимпиаду выигрывать. Так что придётся налаживать мосты. Хочет она того или нет.

Я вернулся за руль, завёл «воробушка» и медленно покатил за ней, придерживая руль одной рукой. Догнав, опустил стекло и чуть наклонился к ней.

— А зря не хотите. Я именно вас и ждал.

Училка посмотрела на меня так, что мурашки побежали по спине. В её глазах было всё: и недоверие, и раздражение, и немой вопрос, какого чёрта я прицепился.

— Это ещё зачем? — отрезала она, даже не сбавив шаг.

— Затем, что хотел обсудить Олимпиаду и будущих в ней победителей, ваших учеников, — пояснил я, делая невозмутимое лицо. — Но если вам неинтересно…

Я пожал плечами, показывая, что готов закрыть тему.

Сработало.

Вообще закинь девчонке что-нибудь такое, что возбудит её интерес, и считай, что она у тебя на крючке. Старые дедовские методы работают даже сейчас.

Классуха резко остановилась и повернулась ко мне.

— Какую Олимпиаду?