Физрук: на своей волне

Глава 1

Пацаны занимались в нашей подвальной качалке. Тянулись на турниках, били по мешку, обмотанному изолентой.

Я прошёл вдоль ряда, посмотрел на каждого.

— Чего ты её как бабу гладишь! Давай: голова — голова — туловище, трижды на взрыв, — сказал я, глядя на парня, что бил грушу.

Он мотнул головой и прибавил, кулак уже красный, костяшки ободраны.

— Лучше тут себе руки в кровь разобьёшь, чем завтра на улице разобьют о твою голову, — я съездил ему подзатыльник, подбадривая.

Зал мой был открыт 24/7 и по сути был моим домом, крепостью, в которую превратился за последний год. Время было непростое, мы выживали как могли. А имея под рукой два десятка крепких бойцов, выживать было проще. К тому же и пацанам хорошо — никто по подворотням не разбредается. Мы тут как одна команда, и я, как локомотив, пру вперёд…

Дверь в подвал скрипнула.

На пороге стояла женщина. Обычная, в простом пальто по погоде, но глаза… красные, губы дрожат. Я узнал её мгновенно. Маша, сестра моего боевого товарища. Того самого, с кем мы делили сухпай и сигареты в Чечне, кого хоронили все вместе…

Она переминалась с ноги на ногу, не решаясь пройти. Я махнул пацанам:

— По парам. Бинтуем руки, надеваем перчатки. Кто филонит — и увижу, побежит три круга вокруг зала.

Пацаны начали готовиться к спаррингам.

— Заходи, — кивнул я на дверь в подсобку. — Вижу же, не просто так пришла.

Маша шагнула внутрь, и свет лампы осветил её лицо. По щекам блестели дорожки слёз.

— Володя… — её голос дрогнул. — Мне… мне надо поговорить.

Я сразу понял, что новости будут плохие. И что бы это ни было — спокойной жизни мне уже сегодня не видать.

Я провёл её через зал, мимо пацанов, в «кабинет». Узкая комнатка с железным сейфом в углу, на стене — пыльные кубки и медали, давно никому не нужные. Чуть выше — рамка с фотографиями тех, с кем мы когда-то стояли плечом к плечу. Под фото висел ещё советский флаг, потемневший от времени.

Маша присела на край стула, попыталась унять дрожащие руки.

— Володя… Лёньку избили.

Я молчал, только сжал зубы.

— Эти… возле школы, — она затаила дыхание. — Дурь толкают. Он не стерпел, влез. А они его… ногами, по лицу.

Маша запнулась, спрятала лицо в ладонях, борясь с душащими слезами. Я молчал, понимая, что она не договорила. Лёнька был моим крестником, сыном Яши… которого с нами больше нет.

— Леньку в больницу увезли. В милиции говорят: «Не лезь, у них крыша»…

Я вроде и смотрел на Машу, но взгляд застыл на снимке на стене за её спиной. На нём мы с Яшей стояли в обнимку в военной форме. Я дал ему слово, что присмотрю за пацаном, помогу Маше, которая взяла над Леней опекунство. Пацан был полным сиротой — мать умерла при родах, а Яша сгинул на войне.

В памяти всплыла и другая картина: моя больная мать, я бегал и искал работу ещё до войны. Но работы нигде не было и денег на лекарства у меня не было тоже. Яша помог… принёс пачку таблеток, оплатил лечение и сказал тогда: «Держись, Вован. Мать твою вытянем». А потом нехотя признался, что, чтобы мне помочь, продал свой старый «Москвич».

Я перевёл взгляд с фотографии на Машу. Губы у неё всё ещё тряслись, глаза блестели.

— Разберёмся.

В подвале качалки сеть ловила плохо. Я поднялся наверх, вышел на улицу. На углу ларька толпились мужики. На витрине продавали паленую водку, на этикетках красовались криво наклеенные фальшивые акцизки. Пацаны из соседней школы, шмыгая носами, крутились рядом, делая вид, что не при делах. А я знал, что там им «по знакомству» могли налить стакан палёного спирта «для храбрости».

Я задержал взгляд. Возле школы, угол которой я хорошо видел, в «копейке» сидели двое барыг. Они не прятались, не зондировали почву и работали в открытую, как хозяева.

Один высунул руку в окно, поманил школьника, что проходил мимо. Тот замялся, но подошёл.

В этот момент по улице медленно проползла ментовская «шаха» с мигалкой. Ларёчник шустро нырнул внутрь, вытащил из-под прилавка заранее приготовленную сумку. Мент вышел, будто для проверки, но вместо того, чтобы прикрыть лавочку, молча забрал сумку и, даже не взглянув на товар, вернулся в машину. На барыг он даже и внимания не обратил…

Я молча смотрел.

Зараза проникала на улицы постепенно. «Сверху», со стороны «старших», мне было рекомендовано не дёргаться, если что-то подобное начнётся. Потому что так решили «серьёзные люди». А меня просто поставили перед фактом, видимо сочтя, что я буду терпеть.

Не буду.

Да по закону тут ничего не решить. Всё схвачено… и единственный вариант — выжигать это дерьмо калёным железом.

Я отошёл за угол, достал из кармана старый «кирпич» — тяжёлый, с протёртыми кнопками. Нажал вызов. Гудки тянулись долго, наконец щёлкнуло соединение.

— Алло, — раздался голос бригадира.

— Кто это к нам зашёл? — я сразу перешёл к делу.

На той стороне повисла пауза.

— Это люди Бармалея. Воло, а чё кипишуешь? Сказано же всем поддержать… А тебе разве ещё не звонили по ситуации? — осторожно спросил он.

— Нет, — отрезал я.

— Ну… скоро позвонят. Разъяснят, как работать теперь.

— А ты теперь работаешь с ними? — прямо спросил я.

И опять повисла тишина.

— Да, Вова… Ты смотри там… не шуми. Башку открутят на счёт три.

Я ничего не ответил. Просто нажал «сброс».

Экран мигнул, телефон замолчал.

Я стоял, сжимая его в ладони, ощущая, как неприятно засосало под ложечкой. Я постоял ещё минуту, переваривая новые вводные. А потом спрятал трубу в карман и пошёл во двор. Там под облезлым фонарём стояла «копейка» с тонированными стёклами. Двигатель тарахтел, из-под колёс тянуло дешёвым бензином. Двое барыг сидели в салоне, окна приоткрыты, дым сигарет в салоне висел облаком.

Рядом крутились пацаны лет пятнадцати. Один из барыг высунулся из окна, ухмыльнулся:

— Ну чё, попробуй не ссы, малой. Тебе ж дружок рассказал, как кайфово? Да бесплатно, чё ты менжуешься…

Сопляки тянулись к «дури», как мотыльки на свет. Малой подошёл, схватил ее и было попытался свалить куда-нибудь в подворотню.

Правда далеко не ушёл.

— Стоять! — рявкнул я.

Малой застыл, и прежде чем успел убежать, я вытянул ладонь.

— Сюда дай.

— Э… э… — замялся пацан.

Но меня он знал, и знал, что я могу повторить просьбу по-другому. Сунул мне небольшой сверточек и дал дёру.

Я посмотрел на сверточек из фольги, сжал в кулак и подошёл ближе к «копейке», в свет фонаря.

— Э, братан, давай подходи, — крикнул барыга, глядя на меня. — Тебе тоже «на пробу»?

Я молча подошёл к машине, схватил барыгу за шиворот и, не открывая дверь, вытащил этого урода через окно. Второй не успел понять, что происходит — я ударил его ногой, выключил.

— Ты чё, мужик, совсем волю почувствовал⁈ Ты не в курсе, на кого мы работаем⁈

— Жуй, сука… — отрезал я и запихал барыге в рот свёрток из фольги.

Вытащил ствол, пальнул в землю — земляной фонтанчик брызнул в десятке сантиметров от барыги. Он начал отползать, упёрся спиной в колесо «копейки», и я навёл ствол ему на лоб.

— Передай своим, что здесь дури не будет. Ни грамма, слышишь?

Он захрипел, закивал.

Из «копейки» донёсся сиплый голос второго, видимо очухавшегося:

— Тебе крышка, понял⁈

Первый барыга вскочил на ноги, запрыгнул на водительское кресло «Жигулей» и дал по газам, даже не закрыв дверь.

Я развернулся и пошёл обратно.

Я видел смерть, и видел не раз. Но эти двое куда страшнее, чем пустая гильза под ногами… Если дать им дорогу, то завтра весь район будет подсажен на эту дрянь.

Телефон завибрировал прямо в кармане, когда я ещё не успел вернуться в зал. Я достал «кирпич» и услышал из динамика уверенный голос, с привычкой не говорить лишнего.

— Вован, — послышалось без приветствий. — Ты чё там воду мутишь, не понял? Тебе знак уже давали.

Неожиданно… мне позвонил авторитет Аля Крещёный.

— Дури у меня на районе не будет, — спокойно заверил я.

— Да погоди, не мороси, Вован, сегодня вечером будет стрелка. Люди уважаемые, конкретные, пояснят тебе по ситуации… — начал вертеться ужом Аля. — Короче, чёрный «мерин» увидишь и подсаживайся. Только с пацанами подъезжай, груз принять надо.

Я промолчал пару секунд, будто обдумываю. Понял, что Аля уже прогнулся под гастролеров.

— Буду, — сказал я коротко.

— Вот и молодец. Только без глупостей давай, — голос Крещёного стал резче. — Теперь порядок новый. Не дёргайся, а то сам себе яму роешь.

Я сбросил вызов.

Стоял, слушая, как ветер гнал пустую банку «колы» по асфальту. Мои близкие пацаны из спортзала сейчас бьют грушу, думают, что район держится на стенах нашего подвала. А район уже поделили, расписали, кому где травить.

Все отступили.

Даже Аля, который прошёл Афганистан и в конце восьмидесятых выжигал наркотрафик калёным железом.

Остался я.

Но если я тоже шагну назад… значит, предам пацанов, с кем воевал в Чечне, которым обещал, что защищу район от мрази…

Я вернулся в комнату, запер за собой дверь. Погрузился в тишину — только старые часы на стене тикали так, будто отсчитывают последние минуты.

Подошёл к сейфу. Внутри, среди пачек потрёпанных бумаг и баксов, лежала граната. Старый трофей. Я привёз её из Чечни на память. Когда мы попали в засаду, я хотел ей подорваться и прикрыть отход пацанов… не понадобилось. Яшка тогда меня спас. И вот теперь настала моя пора спасать. Его сына, сестру, пацанов… да и самого себя, в конце концов.

Я взял гранату, перекатил в ладони, словно взвешивая собственную судьбу. Сел на край кровати и сжал гранату так, что пальцы побелели.

Я прекрасно понимал, что на «стрелке» разговаривать никто не станет. Аля, по сути, своим звонком прислал мне чёрную метку. Он знал, что я не для того спортзал держал и пацанов по дворам собирал, чтобы смотреть, как их завтра сажают на иглу.

Я посмотрел в зеркало на стене. Оттуда смотрел человек с тяжёлым взглядом. Лицо уставшее, морщины в уголках глаз.

— Ну что, Вован, — прошептал я. — Конец так конец. Но правильный.

Я сунул гранату в карман пальто.

Я вышел на улицу один. Пацанов брать не стал. Карман пальто оттягивала граната.

Над головой мигала вывеска ларька, буквы гасли и вспыхивали. Во дворе тусовались подвыпившие работяги, курили дешёвые сигареты, смеялись громко и пусто. Один из них на секунду поймал мой взгляд и сразу отвёл глаза.

На лавке в другом конце двора сидела молодёжь. Подростки шаркали ногами, матерились, делая вид, что «живут по-взрослому»… завидев меня, они притихли сразу же. Знали, что я против разговоров «по понятиям». Увы, в девяностые выбор был невелик — либо ты лох, либо бандит. Я это слишком хорошо понимал.

Двор был знаком до каждой трещины в асфальте.

Я вышел из двора на пустырь у недостроенной многоэтажки. Фонари вдоль дороги не горели, но чёрный «мерин» стоял с включёнными габаритами. Тонированные стёкла, мотор урчит ровно… вокруг ни души.

Меня ждали.

Я шёл медленно, руки в карманах пальто, пальцы касались гранаты. Меня заметили сразу.

Дверь приоткрылась, и наружу высунулся Аля, привстав из машины.

— Давай, Вован, садись. Ждём тебя, брат, — и чуть тише добавил. — Не ссы, я уже обо всем перетер, все будет тип-топ…

Я сел на заднее сиденье, рядом с Крещёным, захлопнул дверцу. В салоне сидели трое. Двое спереди и Аля рядом со мной.

Толстые, рожи ухоженные и наглые мигом обернулись и посмотрели так, будто они тут хозяева жизни. Я узнал эту парочку — авторитеты. Один из них и был Бармалей. Думают, что им всё позволено… а остальные всё проглотят.

Но я им всё испорчу.

— Ну что, Вова. Пришёл всё-таки. Правильно сделал. По-людски побазарим, — прохрипел Бармалей прокуренным голосом, щуря свинячьи глазки.

Я молча кивнул. Это они позвали меня на стрелку, пусть базарят, а я послушаю до чего там они договорились с Алей у меня за спиной.

— Ну что, Вова, ты же умный парень, — продолжил второй авторитет. — Чего ломаться, не телка же? Будешь с нами, и всё будет тип-топ. Пацанам твоим хватит на хлеб, а тебе ещё и икоркой сверху помазать. Все будут довольны.

Бармалей усмехнулся шире, блеснул золотым зубом. Сладко стелил. Знаю я такой «подкат». Навалит кучу комплиментов, горизонты с золотыми горами очертит, а потом…

Потом скажет, что будет, если не согласиться.

— А если не добазаримся… — он почти хрюкнул, как самый настоящий хочу. — Не обессудь, завтра всё тут сгорит к буям. И твой подвал, и твои мешки, и пацаны твои сами к нам в очередь встанут.

Я слушал. В кармане пальто пальцы играли кольцом гранаты.

— Не дёргайся, — продолжил второй авторитет. — Сейчас все по одним правилам живут. Тут или ты сам по правилам двигаешься, или в землю ложишься. Третьего не дано. Да и, Вован, насильно дурь никто никому не запихивает, это если по морали рассуждать…

— Давай короче, конкретно, ты же пацанов своих дёрнул? У нас в багажнике дури на год на район хватит… — вещал Бармалей. — Тебе пять процентов с каждой партии, цену сам у стравливай…

Я уже не слушал, потому что прекрасно понимал, к чему всё идёт. Либо я здесь и сейчас соглашусь прогнуться под них, либо не уйду с этого пустыря. Сквозь затемнённые окна я боковым зрением увидел, как к пустырю подъехал ещё один автомобиль. За его рулём и был мой палач…

В багажнике «мерса» лежала дурь. В машине сидели боссы… я прекрасно понимал, что если сейчас бахнет, то Москва встанет на уши. Так что я уже всё решил.

Я повернул голову к окну. За стеклом застыл двор, такой знакомый. Там, в полутьме, я увидел силуэт Машки на втором этаже, возле окна. На углу двора, в беседке, толпились мои пацаны. Они смотрели на «мерса», словно знали, что решается что-то большее, чем просто разборка.

Они должны запомнить, что за своих надо идти до конца.

— Аля, ты за? — я повернулся к Крещенному.

— Вован, от таких предложений не откалываются, — заверил он.

Падла ты Аля, конченная.

Я вернул взгляд на авторитетов и уже не видел в них людей. Передо мной сидели шакалы, жрущие мою страну, город, моих пацанов и их будущее.

Я чуть наклонился вперёд, стискивая в кармане гранату.

— Вы правила свои другим рассказывайте, — спокойно заверил я авторитетов. — Я свои выбираю сам.

Авторитеты переглянулись. Нахмурились.

— Слышь, ты как базаришь, шпага… Аля, ты же говорил, понятливый пацан…

— Я пацанов от дури тянул. А вы хотите, чтобы я сам их травил? — я вскинул бровь.

Аля побледнел… а я вытащил гранату из кармана — зелёный корпус блеснул в полумраке салона.

Секунду никто не понял, что происходит.

Потом я дёрнул чеку. Металл звякнул, и тишина в салоне стала вязкой.

Первый авторитет, что сидел на водительском сиденье, взвыл как свинья перед убоем:

— Ты чё, псих⁈

Руки у этой свиньи задрожали, глаза забегали.

Второй, за рулём, медленно потянулся к пистолету в бардачке. Лицо его налилось кровью.

— Ты че брат⁈ — Аля было бросился на меня.

Но я коротко угомонил его локтем по переносице.

— В Чечне я вас не добил… — процедил я. — Значит, здесь добью.

Один из главарей дёрнулся, хотел выскочить наружу. Другой всё ещё тянулся к пистолету, а я выкинул руку вперёд и отпустил гранату.

— За своих — до конца, — были мои последние слова.

Мир вспыхнул белым.