Я достал свой мобильный телефон и показал экран, чтобы он видел красную точку записи.
— Наш разговор идёт под запись, — сообщил я. — А видеосъёмка — вон от того ракурса.
Я кивнул в сторону Ани. Она, не отрываясь, держала телефон и делала это так, чтобы мент сразу не увидел.
— Я говорю это не для понта. Хочешь пойти по беспределу — и это видео ляжет на стол везде, куда нужно. Сначала тебя, конечно, прикроют. Но дальше начнётся бумажная канитель: жалобы, запросы, проверки, отчёты. Я и тебя, и твоё начальство, и начальство начальства так утоплю в бумагах, что им придётся выбирать — или защищать тебя и делать вид, что всё на мази, или уволить тебя с позором.
Я сделал паузу, широко улыбнулся, но улыбка эта была не дружелюбной, и мент это хорошо понял.
— И тогда, — продолжил я, — возникнут вопросы: откуда у тебя кепка «Armani», которую на две твоих зарплаты не купишь? Откуда часы?
Опер побледнел, хотел что-то сказать в ответ, но слова застряли в горле.
— Так что, — закончил я, — если ты думаешь, что ты здесь один умный — ни хрена, братец, ты не угадал.
Глаза мента сузились, а рука потянулась к кобуре табельного оружия. Понял, гад, что вляпался… и, похоже, прямо сейчас принимал решение, что с этим делать.
Сначала послышался протяжный скрип зубов, а затем полицейский медленно убрал ладонь с кобуры, пальцы сжались в кулак. В его лице мелькнуло что-то новое — понимание, осознание своей неправоты, скорее — последствий, с которыми можно столкнуться.
— Я поговорю, — бросил он, отводя взгляд.
Я только улыбнулся в ответ. Ничего не сказал. Слова в таких случаях лишние.
Опер развернулся и пошёл к дознавателю. О чём они говорили, я не слышал, хоть они и стояли в нескольких шагах от меня. Дознаватель бросил на меня быстрый взгляд, что-то сказал оперу — видно, советовал или предлагал жёсткий вариант. Но опер только качнул головой.
После короткого обмена словами опер направился к хулиганам, которые перестали жаться к стенке и делать вид, что они образцовые граждане. У них снова проснулось внутреннее быдло.
Второй замешкался. Ручка зависла над бумагами, потом он резко отложил её в сторону, оглянулся по сторонам. Встал так, чтобы не попадать в объектив камеры. И прямо там, у стола, разорвал пополам листы, которыми только что занимался.
Клочки заявлений упали в урну рядом с ним. Это были те самые бумаги, те самые жалобы от хулиганов, что минуту назад висели надо мной, как петля.
Аня подскочила ко мне почти бегом, прижав телефон к груди.
— Я всё записала, — шепнула она.
— Спасибо, выручила, — ответил я, кивнув. — Теперь сохрани запись, чтобы не потерялось.
— Ага… — она смотрела на меня внимательно, глаза блестели. — Ну ты прямо как Чак Норрис.
Я хмыкнул.
— Почему это?
— Потому что ты очень крутой, — выдала она с такой искренностью, что даже не выглядело смешно.
— Посмотрим, чем всё закончится, — заверил я. — Рано пока праздновать победу.
Одновременно я повернулся к директору и продавщицам. Поднял большой палец вверх. Женщины, увидев это, заулыбались.
Надо будет их как-то отблагодарить. Девчонки не испугались и не отступили, а пошли против ментов. Хотя могли отмолчаться, спрятаться за прилавок и сказать, что ничего не видели. В любое время такие люди ценятся дорого.
Опер пошёл к хулиганам. В них потихоньку начинала просыпаться прежняя наглость. Пока я разговаривал с оперком, парочка упырей спокойно сходила за минералкой — видно, сушняк мучил после пьянки. И никто даже вопросов не задал — куда они идут? Ну… перед законом все равны, но есть те, кто ровнее.
Теперь эти «кто ровнее» хихикали, переглядывались, то и дело бросали косые взгляды в мою сторону. На рожах у них искрилось понимание, что вопрос уже решён и «дядя» всё подмазал.
Опер подошёл к ним вплотную. Сначала они слушали его через губу, с ухмылками, даже позволяли себе переглядываться. Но по мере того как он говорил, улыбки начали исчезать. Плечи поникли, а их взгляд становился всё более озадаченным, потом — откровенно встревоженным.
Я сразу понял, что мент принял единственно правильное решение. Да, я рискнул, когда давил на него, но это сработало.
Упырь, что недавно орал про «дядю», снова полез за мобилой. Но опер медленно покачал головой — нет. Он ясно дал понять, что разговоров больше не будет, никакие «дяди» здесь решать не станут.
Интересно, кстати, кто же у такого шалопая может быть дядя? Большой вопрос.
Но на этом спектакль не закончился. Упырь, раскрасневшись, начал размахивать руками и что-то цедить прямо в лицо менту, тыкая пальцем в грудь. Я не слышал слов, но по выражению лица ясно — угрожал, строил из себя героя.
Мент оглянулся, проверил слепые зоны камер. Сделал шаг в сторону, будто позвал хулигана на разговор. Тот поведал, а оперок внезапно заломал ему руку, выбивая телефон из пальцев. Упырь ойкнул, согнулся. Мент что-то резко сказал ему, у хулигана мигом округлились глаза.
Забавно было за этим наблюдать. Теперь эти шакалы поняли, что их «дядя» и пустые угрозы здесь не прокатят.
Опер возвращался ко мне быстрым шагом. Видно было, что он на нервах — лицо раскраснелось, глаза нехорошо блестели, но он держал себя в руках.
— В общем так, — заговорил он. — Эти… согласны компенсировать ущерб и… накрыть поляну.
— Как понимаю, заявление забрали? — я вскинул бровь.
Опер медленно кивнул.
— Никакого заявления больше не будет.
— Сразу бы так, — ответил я сухо.
На секунду мент замялся, будто хотел что-то добавить. Зажевал губу, переступил с ноги на ногу и наконец выдал:
— Нехорошо получилось… Вы правы.
Я отметил про себя перемену: он больше не «тыкает», а обращается на «вы». Уважение сквозь зубы, но уважение. Значит, понял, куда дорога ведёт.
— Ладно, иди уже. Только в следующий раз помни, что ты не работаешь, а служишь.
Переходить с ним на «вы» я точно не собирался.
— А ножичек я себе оставлю, — улыбнулся я кончиками губ.
Мент ничего не ответил. Только дернул уголком рта и отвернулся. Кивком подозвал директора:
— Алевтина, подойдите, пожалуйста.
Управляющая подошла, в её взгляде ещё оставалось напряжение.
— В общем, — начал опер, подбирая слова, — после проведённых следственно-оперативных мероприятий было установлено, что виновники — вот эти молодые люди.
Он указал на хулиганов.
— Заявление они писать передумали… и если вы не против, давайте на них тоже писать не будем. Я сделаю вид, что не видел вашего заявления… — выдал он. — Не хочется молодым ребятам жизнь ломать.
Я понимал, почему он так юлит — дядя одного из упырей, видимо, всё-таки имел реальный вес. И за этих дурачков оперку придётся оправдываться перед этим самым дядей.
Алевтина прищурилась, услышанное ей явно не понравилось.
— Вот вы этим молодым жизнь ломать не хотите. А школьникам и их преподавателю ломать хотели?
Мент замолчал. Слова застряли у него на языке — потому что возразить было нечего.
Я решил вмешаться:
— Всё правильно, Алевтина. Пусть компенсируют ущерб, и вопрос закрыт. А заявления с девочками заберите.
Она внимательно посмотрела на меня, поколебалась, но всё-таки кивнула.
— Ладно…
— Тогда посчитайте убытки, — попросил мент, изо всех сил стараясь говорить так, чтобы голос звучал официально.
— У нас уже всё подсчитано, — ответила Алевтина. — Двадцать тысяч рублей.
Опер кивнул и замахал рукой, подзывая упырей. Те подошли сразу, опуская в пол глаза.
— Так, ну что, правонарушители, — начал мент, смеряя упырей взглядом. — Слово вам.
Шакалы по-прежнему смотрели в пол.
— Мы… — забубнил один из уродов, сбивчиво. — Мы неправильно себя повели… теперь нам за это очень стыдно… простите нас, пожалуйста… Если надо, мы даже извинения на камеру снимем…
— На камеру не надо, — перебил я. — Главное, что глаза в глаза извинились. Этого достаточно. А теперь двадцатку компенсации магазину — и всё будет путём.
Они засуетились, достали деньги.
Купюры слегка дрожали в руках. Директор взяла деньги, пересчитала, посмотрела на меня и молча убрала в папку. Потом забрала своё заявление, сложила и тоже спрятала в папку. То же самое сделали девчонки-продавщицы.
— Всё, — заключила управляющая.
Я перевёл взгляд на хулиганов.
— Перед девчонками не забудьте извиниться.
Те переглянулись, потом неуверенно подошли к продавщицам и Ане. Мямлили, распинались. Один из них, видимо самый хитрожопый, попытался извернуться и показал пальцем на Аню:
— Мы… мы видим, вам очень идёт это платье… мы готовы вам его купить…
— Иди уже, покупатель, — холодно отрезал я. — Без тебя разберёмся.
Аня только фыркнула, отвернувшись. Девчонки-продавщицы улыбнулись — в их глазах было больше презрения, чем прощения.
Я снова посмотрел на хулиганов.
— Самое тяжёлое осталось, — сказал я. — Перед пацанами извинились, руку пожали.
Упыри сглотнули, втянули головы в плечи и подошли к моим ученикам. Для хулиганов эта часть действительно была тяжелее и сложнее всего: сломать гонор и пожать руки тем, кого они считали школотой. Но благо мои ученики не стали чинить препятствия и пожали руки.
Когда «представление» закончилось, я подозвал упырей к себе.
— Запоминайте, — жёстко заговорил я. — В этот раз вам всё сошло с рук. Но в следующий раз может и не сойти.
Быдло молча кивало, возражения не последовало, а я перевёл взгляд на их основного боевика.
— И если ещё раз нож достанешь, готовься к тому, что он у тебя в пузе окажется.
Его глаза бегали.
— Виноват… — пробормотал он.
Он набрался мужества и протянул руку. Другие тоже подтянулись.
— Готовы накрыть поляну… или… можем деньги перевести, — сказал один.
— Поляну накройте, — отрезал я.
— А можно деньгами? — вдруг вставил один из моих учеников.
Я покосился на него. В моё время именно накрытием поляны закрывались подобные вопросы. Нет, деньги тоже можно было взять, но именно поляна, вернее её размер и цена, определяли искренность извинений.
Впрочем лично для меня это было не столь принципиально. Хочет молодёжь деньги — пусть берут деньгами.
— Ладно. Деньгами, так деньгами, — согласился я. — Переводите, как вы там переводите. И ещё, пацаны, подумайте на досуге вот над чем… дядю вашего пожалейте, что он в такие ситуации впрягаться должен за вас, дураков. Нет-нет, а ему по шапке прилетит.
Упырь, тот самый «племяш», вздрогнул, видно было — слова дошли.
— Подумаю… — шепнул он.
Потом снова протянул руку. Я пожал крепко, глядя в глаза.
Минута — и бабки улетели на карточку одному из моих учеников. Хулиганы, побитые, с опущенными головами, медленно двинулись к выходу. Думаю, что урок они усвоили: в следующий раз хотя бы будут сначала думать, а потом делать. Хотя, конечно, так просто дурь из горячих голов не выбить. Это я тоже хорошо понимал.
Когда они ушли, я повернулся к директору.
— Алевтина, заявление не надо пока выбрасывать. Пусть полежит в папке. Вдруг ещё всплывёт какая-то ситуация.
— Хорошо, — сразу согласилась она, а потом посмотрела на меня оценивающе. — Знаете, Владимир Петрович, вам очень идёт эта одежда.
Она кивнула на одежду, которую я так и не снял после всей катавасии. Тоже, блин, решал вопросы с висящими бирками!
— От лица торгового центра, в качестве искренних извинений и глубочайшей благодарности, я хочу подарить вам этот комплект. Совершенно бесплатно.
Я окинул себя взглядом и, усмехнувшись, покачал головой.
— Спасибо, но за себя я заплачу. Пусть девчата-продавщицы выберут себе платьишки. И Аня тоже.
Продавщицы переглянулись, глаза у них загорелись. Аня прикусила губу от неожиданности, потом всё же улыбнулась. Все трое радостно пошли по рядам выбирать себе обновки.
Я обернулся к пацанам:
— Ну что, казаки, навоевались? Хватит уже. А то, небось, и уроки сегодня ни хрена не учили.
— Спасибо, Владимир Петрович. Если бы не вы, нас бы точно в ментовку забрали, в «обезьяннике» сидели бы.
Я не стал говорить, что обезьянник в сравнении с тем, что пытался шить мент, — самое безобидное из возможных последствий.
— Не вопрос, — махнул я рукой. — Друг другу помогать надо. А почему в ресторан не захотели после такой движухи?
— Да какие рестораны… — буркнул один. — Бабки в семье нужны, Владимир Петрович, тяжёлое сейчас положение.
В сердце аж ёкнуло приятно.
— Правильно. Родителям помогать — святое.
Но одно всё-таки не вязалось — на кой-чёрт тогда они пришли в магазин, если нет денег что-либо покупать? Я решил не тянуть кота за яйца и прямо об этом спросил.
— Так мы просто поглазеть хотели, Владимир Петрович, чтобы когда возможность появится — купить, — признались ученики.
Я задумался ненадолго, буквально на пару секунд, потом сунул руку в карман и достал пару пятитысячных купюр.
— Это от меня, по тряпке каждому купить хватит, — сказал я.
Пацаны замялись, поехали, сами не обиделись, что они уже собрались отказываться от денег. Но я настоял.
— Я настаиваю, — отрезал я.
Никогда особо не заморачивался по деньгам. Есть деньги — хорошо, нет денег — заработаем.
— Спасибо, — поблагодарили ученики.
— На здоровье, но есть одно дельце. Братва, для нас, мужиков, такие качели — как с гуся вода. А вот бабы… им это всё — лишние нервы. А женщин надо беречь. Согласны?
— Согласны, Владимир Петрович.
— Так что метнитесь в ближайшую цветочную лавку и организуйте нашим девчонкам по букетику.
Я дал им ещё одну пятёрку. Радовать женщин — это святое.
— Хорошо, Владимир Петрович, — закивали ученики и почти строем двинулись к выходу.
Я проводил их взглядом и повернулся к женщинам. Девчонки уже выбрали себе платья. По сути, нас с Аней ничего в магазине больше не задерживало.
— Так, ну что, Алевтина, девочки, — сказал я, обводя их взглядом. — Хорошего вам завершения рабочего дня. Спасибо за шикарные вещи. До свидания.
Попрощавшись, мы с Аней вышли из торгового центра. Оказавшись на улице, я вздохнул свежий воздух полной грудью. Аня шла рядом, потом обернулась ко мне и тихо сказала:
— Вова… я всегда думала, что ты такой… ну, который за себя постоять не может. А сегодня… ты постоял не только за себя, но и за нас всех. Ты открылся для меня совершенно с другой стороны, — призналась она.
Она остановилась, глаза блестели от подступивших слёз.
— Мне очень хочется тебя обнять, — призналась она и шагнула ближе.
Я позволил. Её руки обвили меня, и в этот момент в её сумочке завибрировал телефон. Лицо Ани сразу изменилось — улыбка исчезла, взгляд потух.
Я мельком глянул на экран и прочитал имя звонившего: Котя.
— Чё ты мне названиваешь? У меня совещание! — донёсся из трубки визгливый мужской голос, злой и раздражённый.
— Ничего уже не надо, — Аня гордо вскинула подбородок и сбросила звонок.
Что тут сказать — бывают в жизни огорчения. Комментировать это я никак не стал — не моё дело, а Аня, если захочет, сама сделает выводы.
Думать надо было о другом. Время перевалило за полдень, а у меня по делам касаемо школьного субботника конь не валялся. Я не обозначил время, когда надо на субботник приходить, и никого даже в курс не поставил, что вообще куда-то надо идти и что-то делать. Пока весь этот цирк творился в торговом центре, я как-то выкинул субботник из головы.
И если прямо сейчас упущенное время не наверстать, некому будет приводить всё в порядок.
Я достал телефон, пролистал контакты. Нашёл — «Классная, 11Д». Набрал.
— Алло? — сдержанно, с лёгкой досадой, ответил голос на том конце. — В воскресенье вечером звоните… вы что, шутите, Владимир Петрович?
— Не шучу, — заверил я. — Слушай, мне надо прибраться в школе к приезду этого самого предпринимателя. Надо собрать учеников.
В ответ повисла тишина. Секунд на пять. А потом Марина заговорила так, что в её голосе буквально сквозило недоверие:
— Так вы же сами вызвались этим заниматься. Так и собирайте.
Чувствовалось, что она до сих пор обижена на меня за тот инцидент у школы.
— Да и меня всё равно никто слушать не будет, и в школу никто не придёт, — продолжила классная.
— Ну ты-то сама придёшь? — уточнил я.
— А у меня выбора нет, — призналась Марина.
— Ладно, — ответил я. — Приходи. А остальными я займусь — у тебя есть телефоны нашей шпаны?
— Есть, — сказала она. — У вас, Владимир Петрович, есть тоже, они в медиафайлах в нашем учительском чате.
— Отлично. Я разберусь, — сказал я и сбросил вызов.
Аня, прекрасно слышавшая весь разговор, тут же повернулась ко мне.
— Что нужно, Вов, давай помогу?
— Завтра в школе надо собрать учеников, — пояснил я.
Посмотрел на телефон, на Аню, снова на телефон.
— Слышь, Аня… а подскажи мне, где посмотреть «медиа» в учительском чате?
Протянул ей мобильник. Аня зашла в программу с сообщениями. Чат оказался не наверху, а где-то внизу, в архиве. Видно, прежний обладатель этого тела не особо горел желанием получать учительские сообщения и просто спрятал их подальше.
Но Аня с лёгкостью нашла чат, будто она делала это уже не один раз и точно знала, где и что искать.
Блин, по-ходу она ещё и в моём телефоне ковырялась раньше…
— Держи, Вов.
— Спасибо, — сказал я, забирая у неё мобильник.
На экране высветился список из двух десятков учеников, все по именам, с номерами мобильников.