Я шагал по коридору, пустому после перемены, когда заметил знакомую фигуру. Сразу вспомнились строки из песни — она прошла, как каравелла по зелёным волнам…
Завуч.
Соня отстукивала каблуками по линолеуму, гордо вздёрнув подбородок. Шла прямо на меня, сверля взглядом так, как будто я ей задолжал пару миллионов и ещё проценты сверху. Шла она прямиком к директорскому кабинету.
Ну и думала, что я, как красная тряпка, ретируюсь при виде разъярённого быка.
Но нет, не угадала.
Старые привычки взяли верх. Я выставил руку поперёк коридора, преграждая завучу проход.
— Стоять, — бросил я. — Надо побазарить с глазу на глаз.
Соня впилась в меня холодным взглядом.
— Вы что себе позволяете, Владимир Петрович?
Я улыбнулся и чуть наклонил голову набок, как гопник из подворотни, который только что «присмотрел жертву».
— Соня, — продолжил я. — Я человек простой и с бабами не воюю.
— Что вы такое говорите, Владимир Петрович…
— То, моя хорошая, что я в курсе, как ты меня попыталась кинуть, и на первый раз закрою на это глаза, — пояснил я. — Но я тут олимпиаду собрался с парнями и девчатами выигрывать. Так что твоя помощь мне лишней не будет. Мир, дружба, жвачка?
Завуч вскинула брови так, что даже маска холодности на секунду дала трещину.
— Мир, дружба… Да вы про что?
— Соня, дурочку не включай, тебе не идёт, — я широко улыбнулся.
Повисла напряжённая пауза. Я сверлил завуча взглядом, отрезая любые возможные пути для отступления.
— Ну вы и хам трамвайный, Владимир Петрович, — она всплеснула руками. — И как вы, простите, собрались выигрывать олимпиаду? Что, учеников бить будете, чтобы они уроки учили?
Показалось? Или в глазах Сони блеснула искринка, указывающая на то, что её заводит наш разговор.
— По-разному можно, — хмыкнул я, всё ещё не убирая руки. — Главное в нашем деле — результат.
— Уберите руку, — процедила Соня сквозь зубы, фыркнула и попыталась пройти.
Я подождал секунду, нарочно медленно отнял ладонь от стены.
— Ты бы над моим предложением подумала, а то оно истекает завтра.
— Ещё чего! — завуч снова задрала подбородок и зацокала каблуками дальше по коридору.
Я посмотрел ей вслед, как она уходит, покачивая бёдрами, с таким видом, будто на голове у неё корона из килограмма золота.
У самой двери в кабинет она бросила через плечо, даже не оборачиваясь:
— Лучше бы вы, Владимир Петрович, расписание запомнили. Сегодня, между прочим, класс остался без истории и ОБЖ.
Дверь в приёмную хлопнула, и я остался в коридоре один.
— Ну ладно, Соня… значит, война продолжается.
С бабами воевать — сомнительное удовольствие, но если их не пресекать, то кровушки они посворачивают…
Плавали — знаем.
Я коротко пожал плечами и, сунув руки в карманы, присвистывая, пошёл дальше. Уже думая о том, что расписание и правда бы не помешало посмотреть. Я ведь даже не в курсе, когда, какой и в каком классе у меня урок. Учитель, блин…
А что до Сони, понятно, что у нас ещё будет разговор. Не сегодня, так завтра.
Учительская встретила меня гулом женских голосов.
— Знаете, девочки, а я вот через совместные закупки духи на распив беру! — как Ленин с трибуны вещала полноватая тётка, встав посреди учительской.
Очки в роговой оправе, дулька на голове и орлиный нос — из тех, что бросает тени в солнечный день.
Несколько учительниц сидели за столами, делая вид, что слушают. На деле же они ковырялись в тетрадях и телефонах.
Но стоило мне переступить порог, и в учительской будто выключатель щёлкнули. Разговоры сразу стихли. Несколько женских взглядов уставились на меня колюче. И почти сразу две «дамы» — математичка в строгой кофте и физичка с фиолетовым платком в горошек на плечах. Кто они — было написано на бейджах, приколотых к груди.
Понятно всё. Я обернулся, провожая их взглядом. Завуч уже постаралась навести тень на плетень. Так сказать, посеяла недоверие и теперь ждёт, пока оно пустит корни.
— Ты там про духи вещала, продолжай, — подмигнул я совершенно опешившей химичке. — Извини, перебил.
Она бочком-бочком, вдоль стены, тоже выскочила из учительской. Как ветром сдуло.
Я не стал никого останавливать. Подошёл прямо к стенду, где висело расписание. Глаза быстро скользили по таблицам. И сразу возник резонный вопрос — а как меня теперь звать-то? То, что я Владимир Петрович — понятно, а какая у меня фамилия в этом теле?
Я нахмурился, пытаясь припомнить. Вот только вспомнить не получалось. Тогда в голову пришла мысль: логично, что тот, кто ведёт историю, тот я! Я нашёл нужную строчку: «История — Гордеев В. П.»
— Ага… значит, Гордеев, — прочитал я вслух. — Владимир Петрович Гордеев. Ясно-понятно.
Конечно, фамилия была для меня чужой, и к ней следовало привыкнуть. Зато вместе с тем это и маска, за которой удобно спрятаться.
В этот момент дверь в учительскую с грохотом распахнулась, словно её толкнули плечом. Так и было, судя по тому, что на пороге возник мужик лет шестидесяти, держа в обеих руках охапки цветов. Причём явно сорванных прямо с клумбы у школы. Земля ещё осыпалась с корней. Сам мужик был рыхлый, с красным носом, и от него тянуло перегаром.
— Дамы!.. — начал он торжественно, выпрямившись, как на линейке. — Хочу всем пожелать…
Он запнулся, шаря глазами по пустым столам. Женщин в учительской уже не было, все по сигналу Сони свалили. Мужик растерянно мигнул и перевёл взгляд на меня.
— Владимир Петрович! — воскликнул он радостно, будто встретил родного брата. — А где же все наши представительницы прекрасного пола?
Я пожал плечами.
— Сдрыснули, — бросил я, всё ещё рассматривая стенд с расписанием.
Мужик крякнул, понуро посмотрел на несчастные цветы в руках и сунул их в ближайшие мусорное ведро.
— Эх, хотел нашим девчатам радостных мгновений подарить, — выдохнул он.
Я скользнул взглядом по бейджику на его груди. «Друздь Иван Григорьевич. Учитель географии».
— Слышь, Глобус, у тебя распечатки расписания не завалялось? — переключил его я.
— Чего-чего? — Иван Григорьевич прищурился, морщинки возле глаз поползли веером.
— Ну, распечатки, — повторил я. — А то один хрен все уроки в голове не удержишь, а переписывать не по кайфу.
— А-а, в смысле расписание вам распечатать?
Глобус оживился.
— Ну валяй, распечатай, — кивнул я.
— Сделаем, Владимир Петрович! — засуетился Иван Григорьевич. — Сейчас, погодите, щёлкну на принтере, и всё будет.
Я наблюдал, как он неуклюже жмёт на клавиши клавиатуры, потом закладывает бумагу в принтер. Пошумело, потрещало, и вот Глобус уже держал в руках лист с таблицей расписания.
Он с довольной рожей протянул его мне.
— Держи, Владимир Петрович!
Я взял лист и, пробежав глазами, невольно присвистнул про себя. Удобно, блин, и ничего переписывать не надо от руки в тетрадь… Живут же люди.
У нас, конечно, принтеры были, но хрен их ещё найдёшь.
Я вчитался внимательней. Нагрузка была следующая: по два урока истории в неделю у каждого класса, один ОБЖ, плюс по два раза физра. В сумме — каждый день по пять-семь уроков.
— Конкретно так в оборот берут, да, Глобус? — хмыкнул я.
— Ой, не говорите! Я еле отбрехался от завуча, чтобы на две ставки весь год не пахать, — он даже перекрестился.
— Ну ладно, раз ввязался, значит, придётся приспосабливаться, — я сложил лист вчетверо.
И уже хотел сунуть его в карман, как Глобус подошёл ко мне чуть ближе и заговорщицки шепнул:
— Петрович… может, сообразим по пятьдесят граммов? Для настроения, так сказать.
Я глянул на его красный нос и едва заметный блеск в глазах.
— Не, брат, — отрезал я. — Я на машине, за рулём. Так что ни капли в рот.
Глобус только пожал плечами и тут же достал бутылку из своего дипломата. Литровая пластиковая, с мутной жижей внутри. Географ налил себе сам и дрожащей рукой осушил рюмку.
— Уф-ф, хорошо пошла!
Я всё-таки сунул расписание в карман и направился к выходу. Но когда уже взялся за ручку двери, то вспомнил, что обещал вахтёру зайти после уроков в чулан. Была одна небольшая проблема с этим связана — я не знал, где находится этот самый чулан.
Потому я не стал открывать дверь, убрал руку с ручки и снова обернулся к географу.
— Слышь, а где тут чулан? — спросил я.
Иван Григорьевич, в этот момент занятый тем, что плеснул себе ещё самогона в рюмку, аж подпрыгнул. Рюмка брякнула о стол, он икнул и выпучил глаза.
— Тсс… — прошипел он, быстро озираясь. — А если услышит Софа?..
Я вскинул бровь. Ясно, значит, тема какая-то мутная, раз о чулане нельзя говорить при всех. Ну я примерно что-то подобное и предполагал.
— Ей сейчас не до этого, — заверил я. — Так что не переживай. Нас никто не услышит.
Глобус сглотнул, вытер столешницу, на которую пролился самогон, рукавом пиджака.
— Ладно, я-то забуду… я ж пьяница. А ты-то чего, молодой же ещё, а память не ахти?
— А я, Глобус, после больнички, с памятью беда. Всё забываю, всё путаю. Так что считай, два инвалида встретились, — объяснил я свою легенду.
— Во-о-от! А я говорю, что нас не лекарствами пичкают, а отравой! А сосиски вон я вчера хотел купить — 200 рублей стоит за 5 сосисок, а как состав почитал, так волосы на затылке зашевелились. Представляете, Владимир Петрович, мяса ни грамма, только механическая обвалка из шкуры, клювов и когтей…
— Чулан где? — я мягко перебил старика, который забыл, что я ему вопрос задал.
Географ какое-то время смотрел на меня мутным взглядом, потом махнул рукой.
— Ясно где… выходишь из учительской, налево, до спортзала. Там сбоку техническое помещение. Вот и твой чулан.
— Благодарю, — кивнул я.
— А женщины-то наши где? — географ наконец спохватился, что мы в учительской одни. — С утра же очередь до компутера занимали…
Я не стал отвечать, вышел из учительской и направился искать чулан. Спустился на первый этаж и первым делом заглянул в спортзал. Конечно, учеников там уже не было. Урок давно закончился, потому всё, что осталось, — лежащий на полу баскетбольный мяч. Надеюсь, что ребята поиграли в баскетбол… а ещё я надеялся, что в самое ближайшее время встречусь с Борзым. Не лишним было пояснить ему, что не по-пацански так делать, как сделал он. Руку пожал — слово держи. В моё время за такое люди пропадали, а тут слово дал, слово забрал. В общем, нехорошо как-то получается. Сразу отношения не заладились.
Я прошёл вдоль коридора, ведущего в спортзал. Сразу нашёл то самое «техническое помещение». В него вела металлическая дверь с облупившейся краской. Опознавательной таблички никакой не было, только следы ржавчины.
Я дёрнул ручку на себя.
Закрыто.
Встречи, видимо, не будет…
— Ну ладно…
Я уже развернулся уходить, когда дверь за спиной со скрипом приоткрылась.
— Чи-чи…
Я замер, обернулся и увидел, как из темноты выглянула рожа вахтёра.
— Заходи, Володька, — прошептал он.
Дверь снова скрипнула и приоткрылась ещё шире. Я оглянулся и шагнул внутрь.
Внутри было обычное техническое помещение: по углам стояли вёдра и швабры. Но сразу в глаза бросилась плотная серая шторка в углу.
— Бабки принёс? — заговорщицки спросил вахтёр.
— Ты про что? — уточнил я, продолжая оглядываться.
Вместо ответа вахтёр отдёрнул шторку, и у меня аж брови полезли вверх. За ней оказался целый склад. Коробки, баночки, какие-то пакеты с маркировкой на китайском. Пахло из-за шторки дешёвым одеколоном, табаком, спиртом и чем-то приторным, как лапша из бич-пакета.
— Ни хрена у тебя тут Черкизон, — сказал я.
— Ну, — самодовольно хмыкнул вахтёр. — Жить-то как-то надо. У меня зарплаты на вахте хватает только за квартиру заплатить!
Говоря, он порылся в коробке и вытащил круглую баночку с иероглифами. Протянул мне.
— Вот, брателло. То, что ты заказывал. Мазь.
Я взял, покрутил в руках. На крышке — красная звезда и дракон, всё написано по-китайски. Ни одного слова на русском языке.
— И чё это за «звёздочка» такая?
— Мазь от ожирения, — пояснил вахтёр. — Втираешь в пузо — и жир как тает.
Я сдержал смешок. Вот красавчик предшественник. Вместо того, чтоб в спортзале попотеть, он жрал булки и мазью пузо натирал. А этот вахтёр на этом бизнес мутит.
— И сколько стоит это чудо?
— Три тыщи, — сказал он буднично.
Я фыркнул и сунул баночку ему обратно.
— Не… брателло, я что-то передумал.
Вахтёр нахмурился, брать банку не спешил.
— Бери, говорю, пока даю.
— В смысле ты передумал, Вов⁈ — вахтёр округлил глаза и аж шагнул ко мне, прижимая баночку к груди.
Я смотрел на его изумлённый взгляд… знакомая, кстати, схема радовала. В девяностых такие жулики воду «заговаривали» или амулеты толкали. Что тут скажешь — лох не мамонт, не вымрет. Любят наши люди верить в чудеса. Приоритет вдруг — волшебник в голубом вертолёте и всё такое.
— В прямом, — ответил я, глядя в хитрые глаза вахтёра. — Себе на жопу помажь. А я посмотрю на эффект. Может, и возьму.
Вахтёр скривился, но спорить не стал. Только снова спрятал банку за шторку, а сам остался стоять, будто не всё ещё выложил.
— Ладно, дело хозяйское, Володь, не хочешь — не бери… — он замялся чуть и добавил: — Я не за этим тебя звал, разговор серьёзный есть.
— Выкладывай, — согласился я. — Только максимально концентрированно. Я спешу.
Вахтёр заговорил ещё тише, так, что пришлось прислушиваться.
— Слушай, Володь, у меня с прежним физруком была договорённость… Я у него ключи от спортзала брал. Ну, три раза в неделю по вечерам.
— Так.
— Я ему пять штук в месяц за это отстёгивал… — неуверенно продолжил вахтёр.
Правда, неуверенность его явно была деланной. Таких охламонов я по своей жизни перевидал не счесть и потому знал, как с ними разговаривать.
— Слышь, я не баба, чтобы ты меня прелюдиями обхаживал, говори, что хочешь, — отрезал я. — И на хрена тебе зал?
— Да мы с мужиками в футбол гоняем, — замялся вахтёр, отводя глаза.
Я прекрасно видел по его роже, что вахтёр врёт, как дышит. Ни в какой футбол в зале никто не играл, а если и играл, то для вида. На деле же тут шла какая-то «подпольная» движуха. Только вопрос — какая именно?
Впрочем, я прекрасно понимал, что на блюдечке с голубой каёмочкой мне никто ничего выкладывать не будет. Да и не надо, сам узнаю. Знакомство с вахтёром — штука полезная, это я уже понял…
Я кивнул, оглядывая «супермаркет», скрывавшийся в подсобке.
— Ладно, ключ дам. Только чтоб без кипиша. Я ж с тебя лично спрошу, усёк?
Вахтёр обрадовался и часто-часто закивал.
— Спасибо большущее, Петрович! Я тебе завтра бабки переведу…
— Куда? — уточнил я, не совсем понимая, про что он говорит.
— Ну как куда… по СБП или СПБ… пфу ты, блин… По номеру, короче!
Что такое «СБП» или «СПБ» я знать не знал.
— Завтра сам зайду и заберу налом, — я потрепал его по плечу.
— А ключ…
— А ключ, как будут бабки. Утром деньги, вечером стулья. Слышал?
Я уже собирался уходить, но взгляд зацепился за полку в углу. Там стояли пластиковые бутылки с мутноватой жидкостью. Та самая самогонка, что я видел у Глобуса. Рядом лежал блок сигарет, на нём — сигареты без пачки, перехваченные резинкой.
— Слышь, предприниматель, а самогонка у тебя в какую цену? — спросил я.
— Да так, чисто символически, за пятьсот рублей литр отдаю. Сам с этого ничего не имею…
Я не стал слушать эти откровения бывалого зачесывателя. Но задумался, причём крепко.
Понятно, что Глобус свой нос красный не с минералки получил. Значит, закупается тут же. Но не уверен, что он столько алкоголя пьёт. Тупо денег не хватит… или он, может, поставляет свой «продукт» на продажу. Нет, ничего страшного в этом я не вижу, каждый вертится так, как умеет.
Меня другое волновало — чтобы эту дрянь вахтёр детям не толкал. Однако спрашивать у него на эту тему я не стал, всё равно соврёт, у него язык без костей. Но в память себе отложил — надо обязательно проверить при первой возможности.
— Ладно, братец. Запомнил я твой Черкизон. Бывай! — бросил я, наконец попрощавшись с ушлым вахтёром.