Физрук: на своей волне

Глава 21

В зал магазина зашли двое молодых, в руках папки. Один в ментовской форме с погонами лейтенанта и с папкой в руках, второй одет по-гражданке.

Следственно-оперативная группа. Или сокращённо СОГ. И хоть как теперь их называют — милиция, полиция… для меня они всегда менты. И точка.

Тот, что в форме, был либо следаком, либо дознавателем — лицо вытянутое, серьёзное, очки на переносице блестят. Другой, явно оперативник, двигался более дергано, руки в карманах, оглядывал зал быстрыми, скользкими глазами. Оба держались так, будто им тут всё принадлежит.

Доверие к этой парочке у меня как-то сразу не возникло. В девяностых честного мента можно было сразу узнать — у него вечно рубашка мокрая на спине, ботинки стоптанные, часы самые простые. Да и сам он вечно усталый, голодный. Честный мент тогда денег не видел. Эти же… совсем другой сорт.

На запястьях у обоих блестели дорогие часы, явно ценой как машина среднего сегмента. Волосы уложены, будто перед съёмкой в рекламе. В руках у одного — кофе в бумажном стаканчике, у второго — телефон с яблоком на крышке, последний айфон или как там его звать, самый дорогой. Шмотки тоже брендовые… Я отметил всё это сразу и понял, что такие менты явно живут не на оклад.

Конечно, может быть всякое. Ну вот хрен его знает, может им зарплату подняли в ментовке, могли реформы сработать, и теперь у некоторых нормальная жизнь. Но мне в это верилось с трудом. Следак — да, у него работа больше кабинетная: бумажки, допросы, протоколы. Но опер, блин, — это всегда человек дороги, человек ног, его кормят ноги.

А этот опер выглядел так, будто ног у него нет: лакированные туфли, начищенные до зеркала, маникюрные ногти, подкрашенная борода. Словом, этот крендель не тот, кого я ожидал увидеть…

Менты явно не спешили. Совсем. Следак отвлёкся — залип в телефон и набирал голосовое сообщение какой-то «кисе». Оперок, проходя мимо стеллажа с кепками, автоматически взял одну, покрутил её в руках, но недовольно скривил лицо и вернул на место. На его собственной кепке, к слову, было видно логотип — «Armani». Так что размеры претензий к выбору головных уборов у него были высокие.

В общем ясно — такие люди пахать в поле не привыкли. С ними кашу не сваришь. Не скажу, что я имел особую симпатию к ментам девяностых… зато видел, как легко отличить тех, кто привык к работе, от тех, кто привык к витринам и кофейням.

— Что случилось, кто вызывал? — наконец подал голос один из ментов, лениво скользнув глазами по залу.

Я сразу отметил, что когда менты вошли, автоматчики из ГБР встретили их без особого почтения. Ограничились сухим кивком, за руку здороваться не стали.

— Я вызвала! — шагнула вперёд директор, с перекошенным от злости лицом. — Они мне разнесли полмагазина! Тут чуть поножовщина не случилась, люди напуганы! Очень надеюсь на то, что…

— Разберёмся, — перебил её опер, слегка приподняв ладонь.

Администраторша осеклась и заметно смутилась. Опер кивнул ей в сторону, давая понять: «пошли, поговорим».

Они отошли к стеллажам. Мент, попивая кофе, слушал рассказ. Администраторша кивала, сбивчиво пересказывала события, время от времени косясь в мою сторону. Второй мент принялся обходить торговый зал, всё также одновременно переписываясь со своей «кисой».

— Блин… мне нельзя в ментовку, Владимир Петрович… помогите, — подёргал меня за рукав один из пацанов.

Я повернулся, взглянул на ученика. Тот бледный как полотно, переминался с ноги на ногу.

— Почему? — шепотом спросил я, чтобы остальные не слышали.

— У меня… условка есть, — выдавил он и громко сглотнул.

Вот как… но неудивительно. Этот класс у меня проблемный, а теперь понятно насколько.

— А за что вляпался? — уточнил я.

— Да тоже за драку… — пацан вздохнул и потупил глаза.

Я кивнул, приняв информацию.

— Значит, скажем, что ты не участвовал, — заверил я. — Не дрейфь, и подбородок выше, а то менты, как собаки — такое дело мигом почуят.

— Да тут камеры же, — он пару раз коротко кивнул на камеру, висящую под потолком.

Точно… камеры. Каждый раз забываю, что тут 2025-й, а не девяностые. Я взглянул на чёрный глаз объектива. Сейчас любое движение писалось, и потом хоть кол на голове теши — не отвертишься.

— Понял, — сказал я, положив руку ему на плечо. — Ну разберёмся. Ты главное раньше времени не кипишуй.

Парень кивнул, но всё равно дрожал. Видно было, как страх условки давит сильнее, чем драка, нож и кровь вместе взятые.

Один из ментов, тот самый модник в дорогой кепке, закончил шептаться с администраторшей и достал из папки бланк.

— Всё ясно, — сказал он ровным голосом. — Берёте заявление, заполняете.

И вручил лист женщине.

— А как писать-то? Может, образец есть? — осторожно спросила администраторша, неуверенно рассматривая бланк.

— Да как мне рассказали, так и пишите, — пожал плечами мент.

Администраторша кивнула, взяла лист, велела девчонкам-продавщицам принести ручку и прошла к углу. Там у витрины стоял маленький столик. Села за него, положила лист и принялась старательно выводить строки.

Мент тем временем обернулся, глянул на нас с пацанами, но, подумав, свернул в другую сторону — туда, где жались к стене хулиганы, те самые козлы, что и развязали драку.

— Блин… я думала, их сразу в участок заберут! — зашептала Аня, почти прижавшись ко мне.

Я и сам примерно на то же рассчитывал. Но опыт подсказывал, что по закону оснований у ментов сейчас нет. Последние полчаса, после появления группы быстрого реагирования, эти быки сидели тише воды, ниже травы. Ни криков, ни угроз, даже материться перестали. И потому для ментов всё выглядело так, будто они тут просто случайно постояли рядом.

Тоже, блин, ситуация: в девяностых таких уже давно бы в «бобик» затолкали и вопрос закрыли. А тут, когда вокруг камеры, менты без повода рисковать не будут.

Я наблюдал, как мент общался с хулиганами. О чём именно шёл разговор, разобрать было невозможно — слишком далеко, да и гул в зале стоял. Но одно сразу бросилось в глаза.

Тот самый козёл, что раньше орал про «дядю», вдруг достал мобильник. Глянцевый, с огромным экраном. Быстро что-то набрал, прижал к уху и, выждав, когда на другом конце провода возьмут трубку, начал тараторить.

Мент не мешал. Стоял рядом, терпеливо ждал, пока хулиган договорит. А потом упырь протянул трубку прямо менту.

Оперок даже не поморщился. Взял мобилу, приложил к уху, слушал, кивал, иногда вставлял короткое «угу».

Я смотрел на это, и у меня внутри неприятно кольнуло. Минуты через две мент вернул мобильник и сразу же передал хулиганам листы бланков. Видимо, теперь уже их очередь что-то писать.

Что ж… очень хочется верить, что звонили не тому самому «дяде», которым тут недавно пугали. Хочется верить, что через тридцать лет после моих девяностых закон хоть немного работает так, как должен.

Хулиганы, скривившись, принялись черкать что-то ручкой по листу. А мент, оставив их с бумагами, неспешно развернулся и направился ко мне. Неторопливо, совсем уж по-пижонски, будто прогуливался по парку. В руках — всё та же папка, а на лице — выражение равнодушия: плевать ему на всех.

— Ну что, — сказал он, лениво щёлкнув ручкой. — У вас есть какие-то претензии к этим ребятам? Заявление писать будете?

Я медленно покачал головой.

— Сами разберёмся. Молодых пацанов, конечно, надо было проучить — они своё получили. Но ломать им жизнь мне неохота.

Мент кивнул, уголки губ чуть поползли вверх. Но это была не улыбка, а скорее ухмылка — мерзкая и неприятная.

— Как хотите, — сказал он. — Ваше право.

А следом он неожиданно добавил, уже другим тоном:

— А вот у этих товарищей вопросы есть. Они заявление на вас писать будут.

Я даже не сразу понял, что он сказал. Аня, которая стояла рядом, вспыхнула:

— Так они же сами в драку полезли! Они нож достали! Вы же видели!

Я молчал. Слова тут были лишние. Всё стало ясно без слов — моё предположение, что этот мент — не мент, подтвердилось. Это мусор. И, видимо, тот самый «дядя», которому хулиган звонил по телефону, всё уже порешал.

— Нож, — продолжил «доблестный» представитель правопорядка. — Холодным оружием не является. А вот заявление о краже ножа они написали. Ещё написали, что вы вдвоём били одного в целях, так сказать, овладения ножиком. А это уже разбой. И, между прочим, вы первым начали драку.

Он чуть прищурился, явно получая удовольствие от того, как выкладывает это.

— А дальше, — продолжил он, — следствие покажет. Может, даже разбой в составе группы лиц и по предварительному сговору.

Он говорил размеренно, будто всё уже решено. Я видел, что для него мы здесь не люди, а всего лишь строки в бумагах, которые можно перевернуть так или эдак. В зависимости от того, кто сверху позвонит.

Впрочем, неожиданностью для меня это не стало. Скорее из разряда «что и требовалось доказать». Дальше, скорее всего, начнётся самый настоящий ментовской беспредел. Плавали — знаем. Я с такими раскладами сталкивался не раз. Главное теперь — не дать им сесть себе на голову. А если попытаются — отвечать жёстко и сразу, иначе сомнут.

— Погоди… разбой? — наконец заговорил я. — Ты, похоже, ситуацию не понял.

Полицейский медленно обернулся.

— Всё я понял, — протянул он, с удовольствием смакуя каждое слово. — Сейчас потерпевшие заявление напишут — и будем разбираться.

Он развернулся на каблуках, картинно поправил лакированную кепку и пошёл обратно к своим «подопечным».

Мой вывод к этому моменту созрел — по части беспредела ничего не изменилось. Как был он, так и остался. Есть такие менты, которые что хотят, то и воротят.

— Вова… — Аня торопливо коснулась моего локтя. — Он что, издевается? Какой нафиг разбой? Эти уроды первые полезли! Так, я сейчас позвоню Коте, и он нам адвоката найдёт!

— Не надо, — я покачал головой. — Не надо никому звонить. Ты уже ему пыталась звонить, помнишь? Только толку не вышло. Видимо, у Коти есть дела поважнее. Поэтому давай разберёмся сами. А Котя пусть своими делами занимается.

Аня прикусила губу и замолчала. Я видел, как в ней боролась злость с пониманием.

Я обдумывал ситуацию. Вариант был всего один — показать менту, что он ошибся, и сделать это так, чтобы у него больше не возникало желания играть в судью и палача на месте.

— Владимир Петрович… — послышался шепот моего ученика. — Похоже, мы конкретно попали?

Пацаны начали нервничать. Понятно — не занервничаешь тут, когда тебе дело белыми нитками шьют.

— Может, родителям позвонить? — предложил один из них.

— А что твой отец сделает? — подколол другой. — Выпить предложит?

— Цыц, — резко пресёк я. — Родители — это святое.

— Да я ж так, прикидываюсь, Владимир Петрович…

— Осторожнее с приколами, — вздохнул я и посмотрел на них поочерёдно. — Слушайте сюда. Никто никуда не звонит. Ни адвокатов, ни знакомых. Вы — мои ученики, значит я за вас и отвечаю. Сами разберёмся… я так не оставлю.

Ученики отрывисто закивали, готовые мне довериться. Ну а я далее включил холодный расчёт, прикидывая, как перекрыть версии, которые мент может вписать в протокол.

Прокрутив пару вариантов в голове, я подошёл к продавщицам, которые всё это время прятались у кассы.

— Девочки, — начал я. — Мне ваша помощь нужна.

Первая, миленькая, курносая, с волосами, подстриженными под каре, чуть вздрогнула и сразу расплылась в благодарной улыбке.

— Конечно, Владимир, — заверила она. — Вы за нас заступились, мы вам ответим благодарностью.

Вторая, миниатюрная, чёрнявка с густой чёлкой, скрестила руки на груди, явно нервничая.

— Даже если Алевтина Михайловна уволит, — подтвердила она.

— А это Алевтина — директор, да? — уточнил я.

— Да, — кивнула курносая. — Она управляющая этим торговым центром.

Ясно… ну баба она боевая, я что-то примерно такое и представлял, если говорить о её должности.

— Хорошо, спасибо, — сказал я. — Смотрите, девчата, сейчас расклад такой.

Я объяснил им чётко и по делу: менту здесь и сейчас будут шить дело белыми нитками. Они постараются повесить на нас «разбой» — словом, перепишут факты так, как нужно им. Поставят подписи, составят протокол… короче пойдут по беспределу.

Я проговорил всё коротко, но ясно и по существу, чтобы ни у кого не осталось иллюзий о том, что происходит и почему нам нужно действовать.

— Мы готовы помочь! — выпалила курносая, переглянувшись с подругой.

— Отлично, тогда сейчас, девчата, я расскажу вам как, — сказал я.

Я снова начал говорить по сути, как на тренировке объясняешь комбинацию: шаг сюда, удар туда. Только вместо ударов были слова.

Девчонки слушали внимательно, не перебивая. Курносая кивала в такт моим словам, чёрнявка кусала губу, но глаза у неё горели решимостью.

— Сделаем, Владимир, ровно как вы сказали, — произнесла чёрнявка, когда я закончил.

— Спасибо, девчата, — коротко поблагодарил я. — В долгу не останусь.

Девчонки, полные решимости, пошли прямо к ментам.

— А можно нам тоже бланки? — спросила курносая, мило улыбаясь оперку.

— Хотите заявление написать? — лениво спросил тот.

— Да, — ответили продавщицы в унисон.

Я же не терял время и подошёл к директору; она была занята как раз заполнением ментовского бланка.

— Алевтина, — позвал я. — На секунду тебя отвлеку.

Она не отрывала глаз от бумаги, ручка скребла по бланку. Как я понял, управляющая уже составила список убытков: «поломка стеллажа — столько-то, повреждение товара — столько-то». Ну и вписывала всё это в заяву. Строки с цифрами следовали одна за другой, а в конце гордо маячила итоговая сумма.

— Говорите, но быстро, — буркнула она. — Как видите, я сейчас занята подсчётом убытков, и мне видится, что итого будет немаленькая сумма компенсации.

Я сразу смекнул, что Алевтина настроена категорично и была не прочь вступить в перепалку. Но я-то не ругаться пришёл.

— Послушайте, — спокойно возразил я. — У вас же есть камеры. Пусть охрана даст запись — посмотрите, как всё было на самом деле, как вы и хотели. Я понимаю, что если эти бакланы не компенсируют вам потери, то платить придётся вам из общего кармана. Это вам не нужно — вы человек наёмный, пришли сюда работать, а не компенсировать убытки.

Алевтина вздрогнула, подняла взгляд. В глазах мелькнуло подозрение и расчётливость одновременно. Ядерная смесь. Но вопросов не задала, показала, что слушает дальше.

— Вы ж понимаете, что по камерам будет видно, кто виноват? — продолжил я.

— Полицейский сказал, что здесь всё очевидно… — прошептала она, и в её голосе послышалась неуверенность.

Я вздохнул, понимая, что здесь моё слово идёт против слова мента. И я сейчас далеко не в той позиции, чтобы моё слово перебивало его и было хоть как-то значимо. Задумавшись, понял, что можно и дальше пытаться уговорить управляющую… но нет. Так далеко мы не уйдём. Алевтина тряслась за компенсацию больше, чем обо всём остальном.

— Алевтина…

Я сделал паузу, вытащил из кармана свои бабки и показал их директору.

— А… — она жадно впилась взглядом в купюры и на секунду охмурела от увиденного; пальцы вцепились в ручку.

— Предлагаю консенсус, — продолжил я.

— Я лично гарантирую, что хулиганы вам все компенсируют, какая там сумма?

— Д-двадцать… тысяч, — шепнула она.

— В деревянных или баксах?

— Рубли…

Ясно. Деньги, конечно, считай половина учительской зарплаты, но деньги подъемные. Я думал больше будет. Я отсчитал ровно четыре пятитысячных купюры и положил на стойку перед директором.

— Давайте так: мы смотрим запись, а вы в заявлении пишете всё так, как увидите. Не буду говорить, кто прав, кто виноват, просто напишете всё, что увидите. А если по факту эти гаврики вам не компенсируют, то… — я подвинул четыре пятитысячных купюры ближе к ней. — Держите, это моя вам гарантия, что от ответственности они не уйдут. Деньги вернёте, когда они вам все компенсируют.

Алевтина замерла, нерешительно посмотрела на деньги. Потом перевела взгляд на меня и коротко кивнула.

— А так можно? — робко спросила она.

Мгновение, и деньги исчезли со стойки.

— Теперь пойдёмте смотреть запись камер, — улыбнулся я вкрадчиво.