Насчёт детей… я бы, пожалуй, так не стал утверждать. В спортзале находились уже вполне себе сформированные тётки и дядьки. Не все, конечно, но в большинстве своём. Бородатые, фактурные пацаны и стройные, фигуристые девчонки с ногами от зубов. По крайней мере, именно такой контингент был на первых ролях, и что-то мне подсказывало, что эти ребята уже давно совершеннолетние. Второгодники так-то…
Ну или за 30 лет моего, скажем так, отсутствия люди начали взрослеть куда быстрее, что вряд ли
Шум немного стих. Подростки нехотя обернулись.
— Чё надо? — спросил здоровый бородатый «ребёнок».
— Исмаилов, я тебе почекаю, забыл, что ли, что у меня в кабинете повестка из военкомата лежит? — зашипела завуч.
— А чё сразу военкоматом пугаете? — буркнул Исмаилов, но сразу стал вести себя чуточку скромнее.
— Так, дети! Внимание! Поскольку ваш физрук получил травму, уроки физкультуры и ОБЖ временно будет вести наш уважаемый историк Владимир Петрович, — объявила завуч.
В зале пронёсся смешок, в задних рядах шепнули: «Пончик!» — и смех прокатился по рядам. Хм, уже как минимум три погремухи ко мне прилипло.
— Прошу любить и жаловать! — София не обратила внимание на недовольства.
Я стоял рядом и смотрел на класс. Оболтусы чистые. Волосы у пацанов под машинку, вместо школьной формы спортивные костюмы — по крайней мере, среди заводил. Девчонки в ярких кофточках, с телефонами в руках, грызут жвачку.
Любопытный контингент тут подобрали — я в их глазах просто толстый распустившийся «лохопед». Не более того. Ну… так-то всегда встречают по одёжке. Будем разбираться.
Мой взгляд остановился на молодой учительнице, классном руководителе. Она стояла сбоку, пальцы нервно теребили край тетради. По лицу читалось волнение: глаза бегают, губы поджаты. Красавица девчонка… глаза большие, волосы блестят, понятно, почему завуч её принижает. Тут естественная красота, безо всякой косметики, чувствует Соня конкурентку. Но держится Марина и правда неуверенно.
Я спросил, чуть повернув голову к классухе:
— А вы что ведёте, любезная?
Марина вздрогнула, на секунду опустила глаза, будто стеснялась.
— Я… русский язык и литературу.
— Ясно, — бросил я и снова посмотрел на класс.
Завуч протянула мне пухлый классный журнал с таким видом, словно передавала не бумаги, а бомбу с часовым механизмом.
— Разбирайтесь, Владимир Петрович, — сказала она с натянутой улыбкой. — Я думаю, у вас получится… не с первого, так со второго раза.
Я взял журнал, почувствовал под пальцами его тяжесть. Листы были исписаны мелким корявым почерком: оценки, замечания, подписи. Мельком его пролистав, закрыл.
Завуч поспешила к двери.
— Я вас оставляю. У меня совещание, — бросила она торопливо и выскочила в коридор, будто сама боялась этих учеников.
Дверь хлопнула, и мы остались вдвоём — я и молодая классная руководительница.
Марина поправила волосы, посмотрела на меня виновато.
— Ой… у меня тоже урок. Русский язык. Мне нужно идти…
— Идите, — я пожал плечами. — Я сам справлюсь.
— Правда? — в её голосе прозвучала надежда.
— Правда, — подтвердил я.
Она улыбнулась, неловко, но искренне.
— Спасибо вам большое, Владимир Петрович. Вы даже не представляете, как выручаете.
Она помялась, переступила с ноги на ногу.
— Дети не забудьте выучить стихи к следующему уроку, — неуверенно проблеяла она, как овечка перед стадом волков.
— Хочешь я щас расскажу? — руку вытянул какой-то шкет формата метр с кепкой. И не дожидаясь разрешения зачитал с выражением и расстановкой. — Е… баб на свежем сене, с приветом к вам — Сергей Есенин.
Слово загремел хохот.
Классуха почти галопом выбежала в коридор, оставив меня одного перед десятками глаз, что теперь смотрели прямо на меня.
— Ну чё, Пончик, — тот самый бородатый, которого завуч припугнула военкоматом, поставил ногу на баскетбольный мяч и как-то нехорошо улыбнулся. — Добро пожаловать.
— Пончик! — снова раздался смех всего класса.
Исмаилов, видимо взявший на себя роль вожака, сделал несколько шагов назад. Я сразу смекнул, что он хочет. «Ребёнок» разогнался и лупанул по мячу с пыра. Метил, естественно, в меня.
Будь я в прежнем теле, и я бросил бы этого Исмаилова вместо мяча в баскетбольное кольцо. Но мне нынешнему пришлось изрядно напрячься, чтобы успеть вскинуть руки до того, как тяжёлый баскетбольный мяч влетел мне в лицо.
Клац!
Хлопок мяча по ладоням растёкся по залу. Я взял мяч и ловко, как умел ещё в прошлой жизни, закрутил его на указательном пальце. Надо было видеть лицо Исмаилова — брови его поползли вверх по лбу.
— Встали. Смирно, — распорядился я так, как говорил во взводе во время первой Чеченской.
Шум оборвался. Коробочки с яркими экранами опустились. Те, что сидели, машинально вскочили.
Я видел в глазах «детей» замешательство. Они сами не понимали, почему подчинились. В их картине мира «Пончик» должен был лежать на полу с расквашенным носом.
— Ровнее, — рявкнул я.
Впервые за урок никто не смеялся.
— Во-первых, не Пончик, а Владимир Петрович! Во-вторых, кто тут основной? — я обвёл тяжёлым взглядом исподлобья класс. — С кем могу перетереть по ситуации?
Я понимал, что подростки в таком возрасте крайне своевольные. И жизнь видят категорично, деля на белые и чёрные цвета. С этой точки зрения, как в девяностых — либо ты лох, либо бандит. Третьего не дано по определению. Вот и сейчас — либо я жёстко и сразу ставлю класс на место, либо сядут мне на шею. Конечно, осложняется тем, что мой предшественник всё запустил и позволил молодёжи к себе так обращаться. Но думаю, не всё потеряно.
Сейчас надо вычленить среди этого разношёрстного коллектива лидера и… занять его место. Остальные сами смекнут, что лучше головы не поднимать — в стае новый вожак.
Исмаилов вышел вперёд, высоко задрав подбородок. На его лице застыла ухмылка. Он покосился на одноклассниц и подмигнул, явно работая на публику.
— Ну я, допустим, Пончик. А чё такое? — протянул он, делая вид, что он в классе самый главный.
Я крутанул баскетбольный мяч и сделал вид, что собираюсь бросить его Исмаилову. Он дёрнулся, руки подставил и уже собрался ловить.
Но я лишь усмехнулся.
— Расслабься, молодой, — бросил я.
И вместо броска в Исмаилова отправил мяч в кольцо. Чётким, точным движением, как будто всю жизнь только это и делал.
Мяч прошёл по дуге и упал в сетку, даже не задев щит и обод кольца.
Чисто.
Зал тотчас стих.
Я обвёл взглядом пацанов и девчонок. Морды их от удивления вытянулись, рты приоткрылись. Похоже, от «Пончика» такого никто не ожидал. Ну, не зря играл в баскетбол с пацанами по прошлой жизни.
— Пойдём, — я кивком позвал Исмаилова. — Перетрем с глазу на глаз.
Он попытался улыбнуться, но по глазам я видел, что Исмаилов изумлён. Я огляделся, приметил коморку физрука, и мы зашли внутрь. Ремонт внутри не делали давно. В углу стоял шкафчик с инвентарём. Мячи, гантели по пару килограммов, скакалки… На стене висел детский рисунок «Здоровый образ жизни» с кривым солнцем.
Я подошёл к столу, сел за стол, заодно бросив туда классный журнал. На столешнице лежала гора бумаг вперемешку с журналами и чей-то недопитый пакет сока.
Сев, я кивком пригласил Исмаилова разместиться на табуретке. Постучал пальцами по столешнице и смерил «дите» взглядом. Он расположился напротив, скрестил руки на груди, но взгляд отвёл.
— Как тебя зовут, Алладин? — спросил я.
— Барозмон, — буркнул он.
— Ну вот и хорошо, Борзый, значит, будешь. Слухай сюда внимательно, Борзый, — я подался вперёд. — Ща мы с тобой по-базарим по-людски.
— Давай… — он явно хотел ляпнуть на «ты», но быстро поменял тон. — Давайте попробуем.
Я заметил, как он положил на стол свою «коробочку». Похожие я видел почти у каждого ученика.
— Давать жена будет, Борзый. А я вопросы буду задавать, а ты отвечай. Это чё за пейджер такой? — я ткнул в «коробочку» пальцем.
— Это… смартфон, — ответил он.
— Труба, что ли? Телефон?
— Ну… типа того, только умный.
Я промолчал и не подал вида, что удивился… «Умный» телефон? Прикольно, раньше-то какие мобильники были — кирпич в полкило, антенна торчит, зарядки хватает на десять минут. Прогресс, что называется, семимильными шагами.
— Слышь, Борзый, а умный почему? — спросил я.
— Не знаю, — честно признался пацан.
Я не стал задавать уточняющих вопросов. Интересно, правда, сколько ещё таких сюрпризов будет впереди?
Я откинулся на скрипучем стуле, переплёл пальцы на животе и перевёл взгляд на Борзого.
— Ну что, Алладин, — начал я. — Какой сейчас год?
Он моргнул, будто не понял вопроса.
— Две тысячи двадцать пятый, — сказал ученик неуверенно.
Я чуть подался вперёд.
— Где школа стоит?
— Краснознаменск… — в его глазах мелькнуло недоумение. — Вы меня стебёте, Пончик… то есть Владимир Петрович. Можно я такие вопросы пропущу?
Стебал как раз он — меня. По крайней мере, активно пытался это делать.
— Можно Машку за ляжку, — отрезал я. — Еще раз Пончиком назовешь и…
Я огляделся, выбирая вид наказания.
— Че, два в журнал поставите? — хмыкнул Исмаилов, ерничая.
— Ну не только, — мой взгляд остановился на металлическом штыре, на котором были нанизаны блины для штанги, и я кивнул на него. — Вот этой приблудой тебе в башке дырку проковыряю. Или в одно ухо засуну, а в другое высуну.
Исмаилов аж в кулак кашлянул. Я же развил эффект.
— Короче у тебя вариантов всего два: ответить быстро и ответить ещё быстрее. Я после больнички не отошёл, клинит меня, как контуженного. Сначала делаю, потом думаю. Прикинь нежданчик? Так что не испытывай, Борзый.
У пацана аж кадык дёрнулся. Исмаилов сглотнул, будто у него ком поперёк горла встал.
— Ладно… спрашивайте….
Я подумал, прежде чем спросить.
— Кто у нас президент? Страна за кем?
— Путин, — ответил тот без заминки, как на автомате выдал.
— Не фуфло тулишь? — я вскинул бровь. — А Борис где?
— Э… какой? — удивился пацан.
— Николаевич который.
— Хрен его знает… Владимир Владимирович уже двадцать пять лет страной правит.
Теперь уже я чуть не закашлялся… Боря, походу, всё, отпрезидентствовал. Хотя, что тут удивительного? Я хорошо помнил, как Ельцин был не промах заложить за воротник. Ну и возраст тоже, да и здоровье хлам. Мы еще в 90-х ждали, когда Борис коней двинет, да так и не дождались.
— Вы меня что, по истории проверить решили? — Борзый усмехнулся.
— Ага, по истории родного края, — вздохнул я. — Только знания у тебя хреновые, Борзый. Не знаешь ничего.
— Владимир Петрович, — хмыкнул он. — Я если чё и загуглить могу, что не знаю. На фиг мне запоминать!
— Чё? — переспросил я. — Кого ты там собрался…
Я запнулся, не запомнив слово, которое слышал впервые.
— Ну мобильник достаньте и загуглите, чё по кайфу, — Исмаилов коротко повёл плечами. — Вон у вас мобила из кармана рубашки торчит, ага.
Я похлопал по карману и действительно нашёл телефон. Почти такой же, как был у Исмаилова. Достал, положил на стол, пытаясь понять, как это чудо техники включается. Ни кнопок, ничего… но в этот же момент экран на моей трубе вдруг вспыхнул. Я едва со стула не подскочил.
— Это чё за каранавал? — буркнул я.
— Да обычный телефон. Введите код, — спокойно сказал Борзый, явно не понимая, почему я так реагирую.
— Знал бы я ещё, какой тут код… — проворчал я.
— Ну тогда по Face ID. Я тоже свой код постоянно забываю!
— Ты по-русски можешь сказать, чё надо⁈ — раздражённо буркнул я.
— Камеру к лицу поднесите, Владимир Петрович, — объяснил ученик. — Вас, походу, в больничке хорошо прокапали, да?
Я не ответил, взял мобильник, покрутил и увидел то, что, видимо, было камерой, поднёс к лицу, как сказал Борзый.
Ничего не произошло.
— И чё, молодой? — я покосился на своего ученика, который, похоже, с трудом сдерживал смех.
Примерно так же выглядел пенсионер в моё время, когда видел мобильники. Пенсионером мне было рано становиться, поэтому придётся приспосабливаться.
— Владимир Петрович, — наконец прыснул смехом Борзый, но осёкся под моим взглядом. — Вы это… другой стороной поверните!
— Так тут камеры нет!
— Фронтальная там, — пояснил ученик.
Я повернул трубу и действительно разглядел наверху экрана точку, видимо объектив. Поднёс лицо, и экран мигнул, а передо мной открылись какие-то разноцветные значки.
— И чё дальше?
— Теперь скажите: «Слушай, Алиса».
Я снова строго посмотрел на Исмаилова.
— Ты чё гонишь? Я ещё с телефоном базарить буду? А потом скажете, что физруку надо жёлтую карточку вручить?
Но судя по физиономии Исмаилова, не похоже, что мой ученик шутил. Он на полном серьёзе предлагал мне начать разговаривать с телефоном.
— Так, а как… ну хотите, через браузер поищите, я ж хочу как проще…
Я задумался, пытаясь смекнуть — прикалывается Борзый или нет? Честно? По-первых, чувствую себя слепым котёнком. Будущее тут, конечно, не такое, как у фантастов было описано, но привыкать есть к чему. Поэтому допускаю, что с телефоном здесь тоже можно разговаривать.
А если нет? Что ж… окажусь в моменте простофилей, а потом Исмаилов поймёт, что да такие шутки в зубах бывают промежутки.
— Слушай, Алиса, — процедил я сквозь зубы.
Я уже приготовился спускать с Борзого три шкуры, как «коробочка» вдруг ожила приятным женским голосом.
— Привет, это Алиса, — разнеслось по каморке. — Чем я могу помочь?
Я с трудом удержался, чтобы не подскочить, стул подо мной заскрипел.
— Твою мать… — прошептал я.
Это что, восстание машин⁈ Внешне я всё же постарался сохранить спокойствие. Хотя, положа руку на сердце, сам едва удержался, чтобы не разнести эту хреновину об стену.
— Чем могу помочь? — вежливо продолжил тот же женский голос.
— Алиса, кто у нас президент? — пришёл на подмогу Борзый.
— Наш президент — Владимир Владимирович Путин, — уверенно ответила коробочка.
Я зыркнул на пацана.
— Как эту муть выключить?
— Зря вы считаете, что я муть, как я могу к вам обращать…
— Хватит, скажите, — пожал плечами Борзый, перебивая «Алису».
Коробочка наконец замолчала. Я поскреб макушку. Впечатления? Раньше подобное я видел только в кино. Я положил эту «смартфонку» обратно на стол. Прогресс всё-таки надо потреблять умеренными темпами, а то чокнусь.
— Ладно, потом пообщаюсь с кибер-бабой, — выдохнул я. — Оно ж это… никуда не передаётся?
Борзый только пожал плечами, с любопытством буравя меня взглядом. Думает, наверное, что физрук с ума сошёл. Представляю, что у него сейчас в голове. Пацан как-то нервно сглотнул. Да… походу мир сильно изменился. И придётся привыкать, если я хочу выжить.
Я снова посмотрел на ученика.
— Слушай сюда, Борзый. Теперь ты лично передо мной в ответе. Если сработаемся — я тебе по физре пять поставлю. Интересно?
Он пожал плечами, стараясь скрыть нервозность.
— Да не особо.
— Ну а зря. Слышал, тебя в армию забирают?
— Да, — буркнул он.
— Хочешь в армейку?
— Не особо, Владимир Петрович…
Я усмехнулся уголком губ:
— Армия, Борзый, делает из пацана мужика. В ВДВ пойдёшь, чё нет-то? Там с первого дня поймёшь, кто чего стоит.
— Не хочу я в ВДВ, Владимир Петрович, — он упрямо тряхнул головой, но в голосе послышалась неуверенность.
— А раз не хочешь, я тебе пять по истории и чё там ещё у нас…
— ОБЖ?
— Ага, по нему тоже пять поставлю в году. Поступишь в бурсу и получишь отсрочку, а там сам решишь, куда жизнь свернёт.
Я замолчал, наблюдая за его реакцией.
— А чё делать надо, Владимир Петрович? — заинтересовался Исмаилов.
— Вот это уже правильный вопрос, братец.
В этот момент его телефон, эта чёртова коробочка, дёрнулся на столе и засветился. Я напрягся, всё ещё помня голос Алисы. Вот хрен его знает, может, подслушивает?
— Чё она дёргается? — спросил я.
— Смска пришла, наверное… А чё делать надо, Владимир Петрович?
— Будешь мне с классом помогать, — я отвёл взгляд от мобильника. — Слышь, а почему ваш класс неблагополучным зовут?
— Ну… нас собрали из тупых и раздолбаев, — он будто сам не верил, что говорит это вслух. — Типа семьи неблагополучные…
— А знаешь, чем тупые и раздолбаи заканчивают?
— Батя говорит, дворником буду. Батя тоже дворником был… Потом сел, а как крайний раз откинулся — не работает ни хрена.
— Базар фильтруй, — буркнул я.
Внутри кольнуло знакомое — слишком много таких судеб я видел ещё в девяностые. Передо мной сидел пацан, который сам ещё не понял, что на развилке стоит. И походу таких красавцев в один класс упаковали. Понятно теперь чего класс экспериментальный. И почему Соня их дебилами зовёт.
— Значит так, Борзый. Дворником будешь только в одном случае — если сам себе яму выкопаешь. А если мозги включишь — ещё человеком станешь. Я таких пацанов за уши вытаскивал и раньше. Смекаешь?
Он не ответил. Только кивнул коротко, будто боялся, что скажет лишнее. Но что-то здесь явно было не то, я прям чувствовал, но объяснить не мог. Есть у меня нюх на такое вот — когда в уши одно льют, а на деле все наоборот.
Последний раз это чувство с Алей сработало. Черт ты Аля, а не крещенный… ну да ладно. О мертвых либо хорошо, либо никак.
Коробочка на столе снова завибрировала…
А вот следующие слова Борзого заставили меня удивиться и оторваться от размышлений о вечном.
— Владимир Петрович, вы что, боевиков пересмотрели?