Экспедиция «Велес»

Глава 12 Начало расследования

Корабль «Велес»

— Мы хотели встретиться, — Данил говорил еле слышным шепотом. — Точнее, она хотела встретиться, сказала, что вызовет меня, когда освободиться, но…

— Но она тебя не вызвала, — закончил Ит.

— Верно. Я её не видел после того, как мы побывали у Шестопалова. А вы?

— Мы тоже, — Ит оглянулся. — Рыжий, иди сюда.

— Я и так здесь, — Скрипач подошел к ним, и, понизив голос, произнес, — вы бы потише болтали.

— Мы вообще неслышно говорим, — возразил Данил.

— Вы под камерой стоите. Дань, ты думаешь, что «Велес» не сумеет прочитать по губам, о чём вы трепались? — спросил Скрипач.

— Вообще, да, ты прав. Пошли к столовой, там ещё часа полтора не будет никого, завтрак уже кончился, а обедать будут не все, — предложил Данил.

— Чего они говорят? Что её дверью раздавило? — удивился Скрипач. — Серьезно?

— Ага, — кивнул Данил. — Вот только Зоя с Варей, которые её нашли, сказали, что это точно не дверь, — Данил тяжело вздохнул. — Получается, что её убили. Ведь так?

— Видимо, так, — согласился с ним Ит. — Как Варя сказала, где она была?

— В самом центре отсека…

Несчастную Аню нашли Варя и Зоя, которых в отсек отправила Любаша — ей понадобился в срочном порядке откалиброванный манометр. Зачем — она не объяснила, а спрашивать никто бы не рискнул. Девушки отправились в отсек, и наткнулись на ужас, который там находился. Дальнейшее было вполне понятно, но совершенно непонятным стало первое объяснение, которое кто-то запустил в народ, и которое сейчас пересказывали друг другу все подряд. Якобы Аню раздавило дверью шлюзового отсека, которую она зачем-то открыла. И Варя, и Зоя сказали Данилу, что эта версия не выдерживает никакой критики, и собирались уже начать рассказывать правду, но Данил успел их остановить. Не нужно, сказал он. Никому не говорите пока. Когда будут спрашивать — а спрашивать точно будут — скажите, что испугались, и толком ничего не разглядели.

Ит и Скрипач, разумеется, молчали, впрочем, их никто ни о чем не спрашивал. И, кажется, не собирался, потому что руководство в лице Дмитрия с помощниками из уровня «а» уже успело посмотреть, кто где был в момент происшествия, и то, что братья были у себя и играли в «Хоровод», уже знало. Точно так же, как оно знало всё и обо всех остальных людях, которые жили в секторе.

— Если в центре отсека, то это точно не дверь, — заметил Ит. — Кошмар какой. Не понимаю, кому это могло понадобиться. Она же хорошая была, и красивая, и не ссорилась ни с кем.

— А ещё она была умная, — тихо сказал Данил. — Не такая умная, как Зоя, но уж точно не дурочка. К нам сюда, в этот холл, я дураков не приглашаю, если ты заметил.

Ит посмотрел на него, и нахмурился.

— Это ты к чему? — спросил он.

— К тому, что Аня, видимо, что-то узнала, — ответил он.

— Про аварию? — удивился Ит.

— Скорее всего. После этой беседы с Шестопаловым она была сама не своя. У Вари спроси, они в соседних каютах живут… то есть жили. Она… как Варя сказала? Она догадалась о чём-то, и хотела поговорить.

— С тобой?

— Ну да, со мной. Я же это расследование затеял, — Данил опустил голову. — Не сама она погибла. Точно не сама. Игорь, ты с головой дружишь, и отлично понимаешь, что дверь шлюза никого раздавать не может в принципе.

— Конечно, не может, — согласно кивнул Ит. — Никак не может. Там несколько цепей защиты, и куча датчиков, которые просто не позволили бы двери закрыться, если бы в проеме был человек. Да, их можно аварийно отключить, но для этого нужно время, нужен доступ, а ещё нужно, чтобы оборудование знало, что оно вышло из штатного режима. То есть ситуация должна идти по градации «экстра». Тогда да, было бы возможно, наверное, чисто теоретически предположить, что…

— Для этого человек должен быть в обмороке, — покачал головой Данил. — Дверь закрывается не мгновенно. Это не лезвие гильотины, которое быстро падает, и отрубает голову, она движется, пусть и не очень медленно, но убежать, или даже отползти вполне возможно.

— Дань, я с тобой согласен, — успокаивающе произнес Ит. — Я не спорю. Кого и в чём ты хочешь убедить?

— Никого и ни в чём, я просто пытаюсь понять, что случилось, — ответил Данил. — Интересно, когда Варю и Зою выпустят? Долго Димка будет им мозги полоскать?

— Хочешь, мы с Серегой сходим и узнаем? — предложил Ит.

— Только потихоньку, — предупредил Данил. — А я пока посмотрю спецификации оборудования, которое есть в отсеке.

— Он сказал, что её откинуло дверью, поэтому она там и оказалась, — Варя сидела у стены, на корточках, закрыв лицо руками, и говорила едва слышно. — Дверью откинуло, понятно? Дверью, которая закрывается с черепашьей скоростью, и…

— Варь, ты можешь нормально говорить? — спросила Зоя. — Убери руки, пожалуйста, а то не разобрать, что ты сказала.

— Хорошо, — Варя глубоко вздохнула, и, опираясь на Зоину руку, поднялась. — Он мне сказал, что её убило дверью. Убило и откинуло. Зой, а тебе?

— То же самое, — ответила та. — Это бред, ребята. Совершеннейший бред, потому что такое невозможно.

— Конечно, невозможно, — согласился Данил. — Варь, ты успокойся, ладно? Мы уже проверили всё, спецификации подняли, не могло её дверью искалечить, ну никак. Нереально.

— А другие верят, — сказала вдруг Зоя. — Мы когда обратно шли, послушали, что говорят. Несчастный случай, дверь, и всё в том же духе.

— Даже те, кто знает, что такого не может быть, потому что не может быть никогда? — спросил Скрипач. Зоя кивнула.

— Да. Закрывающий механизм вышел из строя, и её ударило, причем настолько сильно, что она сломала спину. Мы не стали никого разубеждать, потому что, кажется, это бесполезно.

— Скорее всего, да, — кивнул Скрипач. — Девчонки, а что там было… на самом деле?

Ит понял — Скрипач решил проверить сразу несколько вещей, которые его интересовали. Он одобрительно кивнул. Да, правильно. С помощью этого простого вопроса можно понять многое. Спят ли обе девушки, как у них обстоят дела с наблюдательностью, и какие выводы они сумели сделать. Травматично ли это? Безусловно. Но в наших обстоятельствах выбирать не приходится.

— Она лежала в центре отсека, лицом к двери, — сказала Зоя. — Точнее, её голова была повернута к нам, ну… словом, у неё была сломана шея, поэтому… в общем, лицо было повернуто, и перемазано кровью. Тело… оно было передавлено в нескольких местах, живот разорван, кажется, ноги сломаны… поперек…

— В смысле — поперек? — спросил Ит.

— По ним как будто ударили огромной палкой, немного выше коленей, и сломали кости, — Зоя зябко передернула плечами. — Там ведь очень прочные кости, вы понимаете. Никакая дверь так не сумела бы.

— Это мы уже поняли, — кивнул Ит.

Всё верно. Она всё увидела правильно, и всё запомнила в точности. Молодец. Только вряд ли это поможет в данных обстоятельствах.

— И Дима сказал, что это повреждения от двери? — спросил он.

— Да. Он сказал… что её осмотрели, ну, то есть осмотрели то, что от неё осталось, врачи, которые работают в центре, ну, из главных. И это их версия, про дверь. Что ничем, кроме двери, это быть не могло. Якобы она зачем-то открыла шлюз, а он затем резко закрылся, и…

— Стоп, — приказал Ит. — Она открыла, по их мнению, внешний шлюз? Не дверь в сам отсек, а шлюз? Который ведет в камеру для выхода наружу? Без скафандра? Зачем?

— Не знаю. Она открыла, что-то не сработало, или сработало неправильно, её ударило и отбросило. Эта версия названа официальной, скоро будет объявление, они предупредили. Сейчас готовят текст, как я поняла. Да, они именно так сказали. А ещё…

— Что? — спросил Скрипач.

— Они сказали, что её похоронят в пространстве. Завтра. Сделают для неё саван, и выкинут в космос, — Зоя отвернулась. — Я спросила, почему нельзя отвезти её на землю, домой, ведь у неё мама есть, папа, младшие братья, бабушка… Дима ответил, что им её тело без надобности, достаточно будет знать, что дочь погибла, как героиня.

— Концы в воду, — беззвучно произнес Скрипач. — Если они избавятся от тела, доказать что бы то ни было потом станет уже невозможно.

— Ну да, так и есть, — кивнула Зоя.

— И нам никто не поверит, — закончила Варя. — Все будут верить в то, что это была дверь.

— … трагическое событие, унесшее жизнь нашей прекрасной молодой сотрудницы Анны Ветлугиной, — голос, вне всякого сомнения, принадлежал Шестопалову. — Изучение обстоятельств этой трагедии привело к выводу, что скоропостижная смерть настигла Анну Ветлугину из-за неисправности оборудования, которая, вне всякого сомнения, стала следствием аварии и взрыва, разрушившего реактор и двигатель номер четыре…

— Которая чего? Или которая кто? — шепотом спросил Скрипач. — Которая смерть, или которая авария?

Ит незаметно ткнул Скрипача кулаком в бок — заткнись, мол. Скрипач в ответ зло на него глянул, и шепнул:

— Я просто хотел разрядить обстановку.

— Для кого ты этого хотел? Нас тут в каюте только двое. Заткнись, и дай послушать.

— … есть основания полагать, что подобные происшествия могут повторяться, — продолжал Шестопалов. — «Велес» подвергся разрушительному воздействию от взрыва реактора номер четыре, и оборудование начинает постепенно выходить из строя. Происшедшая трагедия тому примером. Руководящий состав «Велеса», под началом нашего уважаемого Никифора Всеславовича Тугаринова, готовится в скором времени огласить единственно верное решение, которое требуется для спасения корабля и команды. В настоящее время проводится дополнительное расследование причины поломки оборудования, о результатах которого будет сообщено отдельно. О похоронах безвременно трагически погибшей Анны Ветлугиной будет сообщено завтра. Вы сможете отдать ей дань уважения, и проводить в последний путь. И пусть её гибель послужит нам предостережением. Не нарушайте правила безопасности, соблюдайте осторожность, придерживайтесь расписания работ, и сохраняйте спокойствие. Судьба корабля находится в надежных руках. Всего наилучшего.

— Шикарно, — заключил Скрипач. — Это просто шикарно. Они подтянули под версию о взрыве это убийство, и картинка у них прекрасным образом сложилась. Ведь не придерешься, ну ни к чему. Вообще.

— Разве что к состоянию тела, — напомнил Ит.

— От которого они завтра избавятся, — развел руками Скрипач. — И у нас на самом деле остается четыре незаинтересованных человека, которые будут знать, что с ней на самом деле случилось.

— И двое из них — мы с тобой, — Ит безнадежно вздохнул. — То есть, по сути, остаются только девчонки. Которых никто не станет даже слушать, и не позволит говорить, потому что рот им закроет тот же Данил. Или мы, просто потому что за них сейчас страшно.

— Именно, — Скрипач покачал головой. — А лихо они это придумали.

— Они — это кто? — спросил Ит. — Руководство? У меня есть подозрение, что ничего другого им не оставалось. Сам посуди. Вышел бы тот же Шестопалов, и сказал правду. Так и так, ребята, у нас тут разгуливает убийца, который расправился с девушкой, и в мы в душе не знаем, кто это, и зачем он это сделал. Результатом такого заявления будет паника. И паранойя. Все и так устали, всем тяжело, а тут еще и фактор страха прибавится. Так что с точки зрения сохранения спокойствия на корабле они поступили правильно. Однако есть ещё момент, о котором они, кажется, не подумали. Или пренебрегли им сознательно.

— Это какой? — спросил Скрипач.

— Она была первой. Но точно не последней, уж кто, а ты это отлично понимаешь, — сказал Ит тихо. — Этот некто будет убивать и дальше. А ещё она знала что-то, точнее, поняла что-то. Она не просто не спала, рыжий, вот клянусь чем хочешь. Был ещё какой-то фактор, я более чем уверен в этом.

— В таком случае надо быстро разобраться, что это такое, — предложил Скрипач. — Будем расследовать, нам с тобой не привыкать к таким делам.

— Давай тогда пробежимся по тому, что нам известно, — предложил Ит. — Первое. Ситуация с аварией, которую выдают за взрыв, которого на самом деле не было. Второе. Отсечка любых попыток прояснить происходящее. Третье. Физическое уничтожение тех, кто может о чем-то догадываться.

— Четвертое. Воздействие, которое произведено на весь экипаж, — напомнил Скрипач. Ит согласно кивнул.

— Пятое. Некий план, который нам пока не озвучили, — продолжил Ит. — Шестое. Непонятная необходимость сохранить корабль и команду, по крайней мере, на данном этапе.

— Салат «оливье», — констатировал Скрипач.

— Самое точное определение, — согласился Ит.

— Ну а как же. Так, с этим понятно. С линией нашего поведения, думаю, тоже понятно, — сказал Скрипач.

— Линия поведения для нас возможна только одна. Соглашаемся со всем, что говорят, и наблюдаем за всеми, за кем получится, — справедливо заметил Ит. — Да, с Данилой и девчонками придется вести себя иначе, но…

— Я за них боюсь, — Скрипач помрачнел. — Как бы они не подставились. И Данил, и девушки точно не спят, ну, по крайней мере, они осознают сам факт обмана, а это, как ты можешь догадаться, опасно. Как бы им тонко намекнуть, чтобы поменьше болтали?

— Данил не дурак, думаю, сам сообразит. Зоя тоже. Вот на счет Вари у меня сомнения, — признался Ит. — И на счет группы, с которой мы ходили к Шестопалову. Я им не верю.

— Аналогично. Будем смотреть, в общем. Ну что, пошли в народ? Потусуемся, и послушаем, что и как?

В коридорах «Велеса» царила странная атмосфера, которую Скрипач назвал «унылое оживление». Всем было понятно, что произошло нечто экстраординарное, но при этом никто не знал настоящей правды, и пытался для себя как-то осмыслить и притянуть к подобию правды то, что было только что озвучено.

Тут, на «Велесе», действительно не было дурков и дур, что верно, то верно. И абсолютное большинство понимало, что версия, которую им только что предложили, не может быть рабочей по определению. Никак. Версия не соотносилась с нормальным логическим построением, она была абсурдна, нелепа, она никак не могла быть настоящей. Ну не может, просто физически не может маленькая кошка за пять минут съесть огромного быка, не может муравьишка растоптать слона, не может незакрытый кран в ванной стать причиной всемирного потопа, не может годовалый младенец поднять груз весом в тонну, не может ни с того, ни с сего загореться лёд, не может из ниоткуда возникнуть материя, и не может тяжелая дверь, лишенная механизма, позволяющего ей мгновенно закрыться, это сделать; этого всего не может быть, потому что не может быть никогда. А сейчас им всем сказали, что именно так и было. Кошка съела быка, младенец поднял тонну, муравьишка растоптал слона, а дверь свихнулась, и захлопнулась, убив на месте их коллегу. Не может, но может. Да, вот так. Им, этим людям, отнюдь не глупым, сейчас предлагалось поверить в невозможное, мало того, им предписывалось принять это невозможное, как данность, и это не подлежало обсуждению. Мы сказали, что это вот так, значит, оно вот так и есть.

Разум склонен сопротивляться подобным вещам, но он не может делать это бесконечно. Нужен какой-то компромисс, потому что если ты вынужден верить вот в такое, в определенный момент разум просто не выдержит, и что будет дальше — никому не известно. Да, возможны обходные пути, когда ты говоришь одно, а думаешь другое, но и это тоже нельзя делать до бесконечности, потому что двоемыслие рано или поздно приведет твою бедную голову к поистине ужасающим последствиям. Иту и Скрипачу сейчас только и оставалось, что мысленно сочувствовать людям, оказавшимся в столь незавидной ситуации.

— Хотя, если вдуматься, — сказал Скрипач, — мы с тобой в точно такой же ситуации, братец. Другой вопрос в том, что мы не индоктринированы, то есть нам эта вера без надобности, она над нами не властна, а ещё мы понимаем, для чего конкретно нам следует молчать о правде.

— У нас слишком сильная мотивация, — добавил Ит. — Она, сам понимаешь, способно перешибить всё и вся.

— Да, это верно.

Они бродили по коридорам своего сектора уже больше часа, и везде было одно и то же — небольшие, человека по три-четыре, группки, обсуждавшие происшествие и сообщение. Разговоры сводились к одному и тому же: очень девушку жалко, с оборудованием после аварии точно что-то не то, были какие-то сбои, и будут ещё, вот тут начальство право, ох, как право. Дверь? А вот чёрт его знает. Ну, чисто теоретически, если у этой двери вообще всё отрубилось и отвалилось, может быть, с какой-то долей вероятности, она, предположительно, может быть и могла бы…и вообще, мы-то ничего не видели, так имеем ли мы право сомневаться в том, чего не видели, и, следовательно, не можем доказать? Тем, кто видел, виднее, уж простите-извините за тавтологию, а нам раз так сказали, то, скорее всего, так и есть. Ведь не могло что-то ещё произойти, верно? Если не это, то что? Ну вот что? Убили? Ну, это уж точно невозможно, да и кто бы стал её так убивать, чтобы чуть не на куски? Ревность? А она с кем гуляла? Ах, ни с кем, говорила, что ещё не нашла своего человека? Понятно. Тогда точно не убили. Да и ревность. Ну, придушили бы, ну, прирезали, но не вот так же. Эта версия всеми говорившими практически сразу была отброшена, как несостоятельная, и не выдерживающая никакой критики. Это же «Велес», о чём вы, люди добрые? Кто на «Велесе» кого будет убивать? Зачем? Для чего? Не любовь причиной, а что тогда? Имущество? Ну, сами посудите, какое у нас тут имущество? Каждому было позволено взять на борт по небольшой сумке штатного размера с личными вещами, и у всех в этих сумках что-то, связанное с домом. Фотографии родных, какие-то памятные сувениры, у некоторых даже игрушки, у кого-то родовые иконки, небольшие совсем, у погибшей Ани, по слухам, три фарфоровые гжельские фигурки, говорят, она гжель любила. За это убивать? Чушь и бред. Никто её не убивал, конечно. Несчастный случай. А поскольку кроме двери ничего в этом отсеке такие повреждения причинить не способно…

Зою они встретили на нижнем ярусе. Точнее, они добрались до отсека нижнего яруса, в котором был иллюминатор, и застали у этого иллюминатора Зою, которая неподвижно стояла рядом с ним, и смотрела в пространство. Ит поймал себя на том, что давно уже не видел здесь людей, а ведь раньше паломничества к этому иллюминатору случались часто, сюда ходили многие. Зоя, высокорослая, красивая девушка, с темно-русыми волосами, забранными в простую гладкую прическу, с серыми глазами, одетая в комбинезон, точно такой же, как у всех остальных, стояла у иллюминатора прямо, неподвижно, взгляд её был отрешен, а поза выглядела немного странно — через секунду Ит понял, что Зоя почему-то изо всех сил держится за вделанный в стену мягкий поручень, который предназначен только для периодов невесомости, сейчас же держаться за него не было никакой необходимости. Она действительно красивая, подумалось Иту, ей бы не этот комбинезон носить, а платье, старинное, украшенное богато и вычурно платье, и распущенные волосы, потому что ей такая прическа подошла бы намного больше.

— Привет, Зой, — сказал Скрипач, подходя поближе. — Чего ты там увидела такое?

— Солнце, — ответила Зоя. — Я знаю, что это ненастоящее солнце, но всё равно…

— В смысле — ненастоящее? — опешил Скрипач. — Вполне себе настоящая звезда, ты чего?

— Оно ведь не наше, это другая звезда, — ответила Зоя. — Настоящее — это то, что осталось дома. Но и это тоже красивое.

— Не смотри долго, глаза заболят, — предупредил Ит. — Чего ты вообще на него смотреть вздумала?

— Ну… так. У меня возникла мысль, и я удивилась этой мысли, — сказала Зоя тихо. — Как бы выглядел восход — оттуда? С планеты? Какие вообще там восходы? Как наши, или иные? А потом я вдруг поняла, что никто больше не говорит ни про новое солнце, ни про планету, ни про миссию. Почему? Мы ведь с огромным трудом добрались сюда — и для чего? Чтобы слушать эту девицу в «Хороводе», или обсуждать взрыв, которого на самом деле не было? А тут ещё и это убийство… про планету все вообще словно почти позабыли, а теперь, наверное, забудут окончательно.

— Убийство? — переспросил Ит. В голосе его зазвучала тревога.

— А что ещё? — Зоя, наконец, отвернулась от окна, и посмотрела на него. — Я её видела, Игорь. Вот как тебя сейчас. Я её видела, и я готова поклясться чем угодно, что это никакая не дверь, и никакая не случайность. Пусть они говорят что угодно, но я видела правду, и от меня её уже не скроешь. Никакой ложью. Никогда.

— Зой, а ты можешь рассказать подробно, что ты видела? — спросил вдруг Скрипач. — Не так, как этим рассказала, не так, как Дане. Что ты видела… на самом деле?

— Запах, — она поморщилась. — Даже нет, не запах. Вонь. Жуткая совершенно вонь, Сережа. Там воняло ацетоном. У меня… есть младшая сестра, и она… она не очень умная девочка. Милая, добрая, детишек любит, маму, отца, меня, но… словом, она часто красила ногти, понимаешь? И я каждый раз просила её… да какой просила, мы постоянно ссорились из-за того, что она устраивала в ванной химлабораторию. Он же пахнет, ацетон, и лаки тоже пахнут. Она оправдывалась тем, что ей, мол, хочется замуж поскорее выйти, а для этого надо быть красивой. Ну так будь, но при чем тут эти постоянные ногти? Нет, у неё действительно красиво получалось, но я буквально ненавижу этот запах, а там… я подумала, что там, в этом отсеке, побывало сто моих сестричек, и все с флакончиками ацетона, причем флакончики эти дурищи пролили. Понимаете? Мы с Варей стоим, на этот кошмар смотрим, а я думаю — точно, тут моя сестра была, ногти красила, — Зоя нервно усмехнулась. — И кровь. Там пахло ацетоном и кровью. Почему, когда говорили про то, что Аню убило дверью, они ничего не сказали про запах ацетона?

— Не знаю, — покачал головой Ит. — Сильно пахло, да? Очень?

Они со Скрипачом знали — очень. Но сейчас, в этот момент, он должен был это спросить. По совершенно понятной причине.

— Не то слово — очень, — Зоя опустила голову. — Ребята, знаете, я хочу… не подумайте только, что я сошла с ума, но я хочу разобраться, хочу поискать на «Велесе» этот самый ацетон. Тот, кто это сделал, это он его принес туда. Я уверена.

— Зой, на «Велесе» не может быть столько ацетона, — осторожно сказал Ит. — Для чего? Он же действительно чаще всего нужен, чтобы лаки всякие растворять, а тут что растворять, скажи на милость? К тому же такие вещи всегда подотчетные. Даже если бы он был, про него обязательно была бы запись — кто взял, зачем, вернул ли остаток, и так далее. Он же ядовитый. Ну не может этого быть.

— Да? — с вызовом спросила Зоя. — А чем, в таком случае, пахло? Я больше чем уверена, что там и сейчас воняет, там долго будет вонять. Сходите сами, и понюхайте, а потом говорите!

— Мы тебе верим, — поспешно сказал Скрипач, увидевший, что Зоя рассердилась и крайне раздосадована. — Зой, да не волнуйся ты так, а? Мы верим, говорю тебе, и мы тебе поможем поискать. Потому что мы сами, знаешь ли, тоже про это всё думали на днях.

— О чём? — спросила Зоя.

— О планете. Не про восходы и закаты, конечно, а про высадку, — объяснил Ит. — Никто действительно не говорит больше ничего ни про планету, ни про десант, ни про то, что были какие-то планы, ни про то, для чего мы сюда шли с таким риском два с половиной года. Словно у людей в головах что-то поломалось, понимаешь?

— Словно все сошли с ума, — жестко сказала Зоя. — Свихнулись. И с этой Тенью, и с этим вот всем, — она глянула куда-то в сторону. — Слушайте, у меня идея. А давайте сейчас туда сходим? Вместе? Втроем?

— Куда? — не понял Скрипач.

— Ну, туда. Где она… где её…

— В отсек? Там закрыто, наверное, — справедливо предположил Ит.

— Ну и что? — с вызовом спросила Зоя. — Ну, пожалуйста, давайте сходим вместе. Я… хочу посмотреть. Ещё раз. Со стороны.

— Снаружи? — уточнил Скрипач.

— Да пусть снаружи, как угодно, — в голосе Зои звучала сейчас едва ли не мольба. — Мне просто нужно понять.

— Что именно? — спросил Ит.

— Я не знаю. Но я хочу понять и убедиться. Игорь, не спрашивай, что именно понять, и в чём убедиться. Я и сама не знаю.

В нужном им коридоре, ведущем к отсеку, никого не было, и Ит этому факту удивился — почему-то он думал, что здесь кто-то обязательно должен быть. Ещё до того, как войти, они, пользуясь уже хорошо известным группе Данила методом, переключили камеры, и потихоньку пошли вперед, не торопясь, и пока что молча. Скрипач шел первым, за ним шла Зоя, а Ит немного отстал, и не просто так — на полу коридора он приметил нечто, которое они со Скрипачом второпях не увидели, когда поспешно уходили, и сейчас Ит решил рассмотреть это нечто получше.

— Чувствуете запах? — спросила Зоя, когда они подошли к повороту коридора. — Сейчас он слабее, но тогда был сильный, очень сильный…

— Чувствуем, — кивнул Скрипач. — Да, ты права, действительно. Ацетон. И когда была авария, ребята тоже говорили про ацетон, Зой. Не знаю, слышала ты про это или нет…

— Слышала, конечно, сто раз. И… не знаю, как сказать, — Зоя замялась. — Это всё связано, ребята.

— Мы тоже так считаем, — решился, наконец, Скрипач. — Зой, мы снаружи кое-что видели. Но говорить никому не стали.

Ит предостерегающе глянул на Скрипача, но тот взгляд проигнорировал.

— Там, где скобы, обшивка была ободрана. Не сильно, но всё-таки. Словно по ней провели чем-то тяжелым, — сказал он. — Это выглядело более чем странно, и мы решили промолчать.

— Вот даже как? — удивилась Зоя. — Вообще, правильно. Я бы тоже, наверное, не стала говорить.

— Других повреждений не было, — добавил Ит. — И люк заклинен. Изнутри.

— Нам кто-то врёт, — сказала Зоя. — Точно говорю. Кто-то нам врёт, мы с Данилой уверены в этом на сто процентов.

— У меня идея, — сказал вдруг Ит. — Зой, ты ведь живешь в том же отсеке, где жила Аня, верно? Давай ты расспросишь девушек, не говорила ли она что-то, что для нас может быть важно, а мы с Данькой и с кем-нибудь ещё попробуем проверить, что там на камерах могло остаться.

— Они, скорее всего, уже всё вычистили, — справедливо заметил Скрипач.

— А мы всё равно попробуем, — Ит усмехнулся. — Может, и не всё.

— Зой, нам тут надо дальше быть? — спросил Скрипач. — Отсек закрыт, причем, кажется, намертво, его заблочили. В пространство теперь никого не выпустят отсюда больше, как мне кажется. Значит, и нам тут делать нечего. Пойдемте?

— Пойдемте, — согласилась Зоя. — Мне почему-то казалось…

— Что? — спросил Ит.

— Что здесь может быть что-то. Ну, царапины на двери, на полу, какие-то следы… не знаю. Но здесь ничего нет.

— Да, здесь ничего нет, — ещё раз оглядевшись, согласился Скрипач. — Ребята, идёмте. Тут действительно сейчас лучше лишнего не светиться.

— Зой, вот ещё чего. Будь лучше всегда на виду, — попросил Ит, когда они вернулись на прежнее место, к иллюминатору. — Не ходи одна никуда. И девчонкам потихоньку скажи, чтобы тоже не ходили. Не знаю, поверят они в то, что дверь виновата, или нет, но лучше не надо бы.

— Они поверят, — Зоя опустила голову. — А знаешь, почему? Ты, Игорь, умный, думаю, ты догадался.

— И почему же? — спросил Ит, который и так уже знал ответ.

— Потому что хоть во что-то надо верить, — вздохнула Зоя.

— Ит, чего ты там нашел? — спросил Скрипач, когда они, проводив Зою, вернулись в свою каюту.

— То, что очень надеялся не найти, — ответил Ит. — Рыжий, там точно такая же вмятина, которую мы видели на корпусе снаружи.

— От рабочего скафандра нэгаши? — спросил Скрипач. Ит кивнул.

— Знаешь, что я думаю? Версия, конечно, не очень, но лучше, чем вообще ничего, и логичнее, чем прежняя. Некто хотел прогуляться. А там, откуда он собирался выйти, оказалась Аня, которую прислали за манометром.

— То есть ты думаешь, что её никто не вычислял, а убил просто из-за того, что она оказалась не в том месте и не в то время? — спросил Скрипач. — Хм… а ведь ты прав. Такой вариант никак нельзя скидывать со счетов.

— Другой вопрос — как он в скафандре прошел довольно большое расстояние никем не замеченный, этот некто, — Ит задумался. — Вот смотри. В порядке бреда, конечно, но… некто держит в своей каюте скафандр, и собирается куда-то отправиться. Он одевается, выходит наружу, и — ему надо спуститься на три яруса вниз, пройти длинный коридор, пару раз повернуть, миновать вход в зону управления, и только потом оказаться в нужном отсеке. Слишком долгая дорога. Он, конечно, мог отключить камеры, согласен, но людей-то куда девать?

— Верно мыслишь, — покивал Скрипач. — Но это только в том случае, если скафандр в его каюте. А если он ближе?

— Где? — тут же спросил Ит.

— «Велес» большой, — напомнил Скрипач. — Поищем?

— Поищем, — согласно кивнул Ит. — Господи, во что мы ввязались.

— И не говори, — покачал головой Скрипач. — Радовались ещё, два идиота. Долетели хорошо, живы, здоровы, последний этап остался. Ага, последний. Конечно.

— Надо ещё подумать, что нам нужно будет делать, если мы найдем этого гипотетического медведя, — справедливо заметил Ит. — А то, сдается мне, мы оказались несколько ближе к этому анекдоту, чем думали раньше.