«Хоровод»
— Задавай вопрос, путник.
Ит с интересом посмотрел на сказительницу, а затем спросил:
— Можно, я сяду? Ну, на землю, или на бревно, вон оно, неподалеку валяется. Это же всё опять будет надолго, а стоять столько времени… в общем, это утомительно. Так можно, или нет?
— Нельзя, — покачала головой сказительница. — Это бессмысленное действие.
— Почему? — прищурился Ит. — Есть такая поговорка: в ногах правды нет. Мы ничего не делаем, только говорим, а говорить удобнее сидя.
— Удобно может быть в любой позе. И сидя, и стоя, — возразила сказительница, и Ит тут же понял, что она попалась.
— Ну, в таком случае, я сяду, — решительно сказал он. — Раз удобно и так, и этак, то я пока что посижу.
Он сел по-турецки на тропинку, и посмотрел на сказительницу снизу вверх. Та, помедлив, опустила взгляд.
— Так вот, на счёт вопроса, — Ит помедлил. — Вопрос, получается, следующий. Удалось ли правителю разделаться с друзьями Тени?
— Удалось, — кивнула сказительница. — Правитель был мудр, и устроил всё так, что одних извели, а другие погрязли в распрях и усобице, и про Тень больше не вспоминали.
— Ясно. И что же, помогло ли это правителю? — спросил Ит.
— Слушай…
— Всё так же он при мне. Всё те же десять мер, и тот же взгляд, пустой и равнодушный. Всё так же сквозь него могу я видеть предметов очертанья, и всё так же он недвижим, — правитель говорил глухим, невыразительным голосом, размеренно, негромко, и вдруг Ит понял, что сказительница сейчас читает монолог, потому что правитель в этой сцене один, и разговаривает он сам с собой. — Уж времени прошло порядком, и способы различные я пробовал, их много, и разные, но ничего не вышло. Что ты хочешь? Скажи мне, что ты хочешь — дам тотчас же, лишь только ты уйди. Но… может быть, ты хочешь покаянья? Так знай, его не будет. Никогда. Уж если кто и в чём виновен тут, то точно уж не я. Зачем ты это делал? Зачем смущал умы, и что им ты пытался втолковать? Твоя идея о передаче света и вечности была абсурдной в сущности своей! Кому и что отдать ты собирался? К чему готовил малых сил, пытаясь объяснить им, что они лишь веха — и на пути к чему? Мне кажется порой, ответа ты и сам не знал. И что сейчас ты хочешь? Зачем ты здесь? Неужто ты думаешь, что я в присутствии твоем вдруг изменюсь, и буду делать что-то… но что? Что именно? Опять молчишь… А может, ты думаешь что до́лжно мне умереть, и этим от себя меня ты наконец избавишь? С чего бы? Ну уж нет, пожалуй, обойдешься… хотя в идее привлекательность и есть. В отличье от тебя я умер бы достойно, и потом, за гранью смерти, я принял бы судьбу свою такою, какая есть, и точно бы не стал стоять холодной тенью ни перед кем…
Пауза. Длительная, долгая пауза, и темнота перед глазами — Ит уже было подумал, что сейчас он снова окажется на тропинке перед сказительницей, но нет, монолог продолжался.
— Ведь кто ты был? — спросил правитель, и в голосе его послышалась вдруг злость. — Презренный раб, ничтожество, как все, тебе подобные. Не боле, чем пыль! Вас миллионы, были, есть, и будут, предназначенье ваше просто, век короткий, и вы не остаетесь ни в памяти друг друга, ни в легендах, ни в сказках, да нигде! Вы были — вас и нет, и вас никто не помнит. Вот как тебя сейчас. Тебя, дружок, забыли! Да, ты пропал, исчез, растаял, и тебе нет более в умах народа места! Нет, и не будет боле никогда! Нет больше ничего — ни света, ни преддверья, ни вечности, ни символов твоих, что ты навязывал и вкладывать пытался в доверчивые слабые умы! Ты мёртв, ты погребен, ты замолчал навеки!
Правитель кричал, но вдруг осекся, и снова смолк, словно бы опомнившись.
— Уйди, — прошептал он. — Уйди, иначе… а иначе что? Да, тут ты выиграл, это признаю. Я не могу тебе больнее сделать, чем было, и не могу с тобою поступить, как я хочу. Ох, как мне жаль… что ты неосязаем, ведь если бы ты был телесно здесь, уж я б не поскупился. Я б нашел, чем смог я тебя развлечь. Да так развлечь, чтоб вовсе никогда забыть такое ты бы не сумел… Что, опять молчишь? Ну, хорошо, молчи. Есть у меня идея, но нужно сперва мне будет получить совет.
— Можно узнать детали? — спросил Ит, когда темнота рассеялась, и он снова оказался на тропинке рядом со сказительницей.
— Спрашивай, — разрешила та. — Но учти, что эпизод ещё не окончен.
— Я так и понял. Так вот, я хотел узнать — правитель сейчас разговаривал сам с собой?
— Да, совершенно верно, — кивнула сказительница. — Правитель находится в своих покоях, он один, и он рассуждает о себе и Тени.
— Рассуждает? — Ит нахмурился. — Как по мне, так это больше похоже на истерику. Он в тупике. Точнее, до последней фразы кажется, что он в тупике, но на деле это, видимо, не так. Он что-то придумал?
— Да, он что-то придумал, — подтвердила сказительница.
— Я уже боюсь спрашивать, что, — Ит покачал головой. — Хотя кое-какие мысли на этот счет у меня появились.
— И какие же? — спросила сказительница.
Ит вздохнул, сел поудобнее, и снова посмотрел на неё.
— Пока что правитель, с его точки зрения, конечно, не перешел грань, — осторожно начал он. — Свою собственную грань, разумеется. Но… по ощущении, он стал ближе к тому, чтобы её перейти. У его есть своя система дозволенного, свои «можно» и «нельзя», и свои «нельзя» он пока что не нарушал. Это так?
— Да, это верная мысль, — согласилась сказительница. — Правитель действительно не делал вещей, которые для себя считал порицаемыми. Но постоянное присутствие Тени стало сказываться на нём, и он уже подошел вплотную к той грани, которую считал для себя ранее запретной.
— Вот даже как, — покачал головой Ит. — Значит, я прав. Во время его монолога мне показалось, что он нервничает, причем очень сильно. И понимает, что он на самом деле проиграл, ведь бо́льшего вреда, чем причиненный, он Тени сделать уже не может, что Тень теперь неуязвим, ведь нельзя убить кого-то второй раз.
— Ты верно мыслишь, — покивала сказительница. — Именно так всё и есть.
— Слушай, а вот скажи мне честно. Это ведь не сказка, да? Ты рассказываешь какую-то реальную историю, которая происходила на самом деле? — спросил Ит.
— Что есть реальность? — спросила вдруг сказительница. — Скажи мне, путник, «Хоровод» реален?
— Ну… это как посмотреть, — Ит задумался. — Серверы, на которых он находится, реальны. Физически они ведь существуют.
— Это техника, — покачала головой сказительница. — А сам «Хоровод» уже не техника, это, по сути, набор импульсов, о реальности которых можно поспорить. Реальны они или нет?
— Тогда не знаю, — признался Ит. — Любая информация, она… она тоже, в некотором смысле, набор импульсов. Не только «Хоровод». Я немного не готов к такому разговору, но… пожалуй, можно сказать так. Существует версия, что весь материальный мир тоже является набором импульсов, в той или иной степени. Импульсов, и… пустоты.
— Великая пустота, разделенная на фрагменты, — вдруг тихо произнесла сказительница. — Ответ будет таков. Эта сказка есть одна пустота в другой пустоте, обрамленная пустотой. Звучащая пустота, зовущая пустоту, порожденная пустотой, и в пустоту уходящая. И реальна она в той же степени, как и всё, что тебя окружает.
— То есть то, о чём ты рассказываешь, всё-таки существовало на самом деле? — напрямую спросил Ит.
— Возможно, — ответила Сказительница. — А может быть, и нет.
— То есть говорить ты не хочешь, — подытожил Ит. — Ясно. Ну, хорошо. Тогда для себя я буду думать, что это не сказка, а рассказ о том, что существовало в действительности. В принципе, вполне может такое быть, потому что в мировой истории похожих сюжетов немало. Не в смысле преследующей правителя Тени, а в смысле того, что всякие деятели начинали вдруг совершать всякое и разное, причем вроде бы без внешнего мотива. В истории полно алогичных и странных поступков, правда, ни про какие Тени, которые кого-то изводят, я раньше ничего не читал.
— Ты волен думать так, как тебе удобно, — ответила сказительница. Её маска качнулась, Ит попробовал присмотреться, но опять претерпел неудачу. — Я могу сказать тебе только одно. Реальность и нереальность порой идут рука об руку, и находятся столь близко, что бывает сложно отличить одно от другого.
— На том и порешим, — согласился Ит. — Ты сказала, что фрагмент не окончен. Мне можно задавать вопрос, в таком случае?
— Да. Задавай вопрос, путник.
— Сейчас задам. Но прежде закончу то, что начал говорить о правителе. Как я уже сказал, правитель подошел к некоей внутренней грани, которую до того не хотел переходить, но, как мне кажется, самостоятельно решить эту внутреннюю дилемму он не может. Видимо, ему нужно для этого чьё-то одобрение. Я прав?
— Верно, — кивнула сказительница. — Правитель решил снова обратиться за советом к пророку.
— Я о подобном думал. Да, непросто тебе приходится, мой дорогой правитель, — пророк говорил вкрадчиво, негромко. — Но что нам делать дальше? Друзей мы истребили, а ему ты подарил прекрасную подругу. Всё тщетно. Точно так же стоит с тобою рядом эта тень.
— Да, верно, — голос правителя звучал, против ожиданий, уверенно, он опять говорил сухо, собранно, почти без эмоций. — Это ты подметил правильно сейчас. Друзья, подруга — не имели смысла. А знаешь, почему?
— И почему же?
— То было слишком мелко. Я долго думал, что не так сложилось в этих планах, и понял: мы с тобой тогда хотели пройти дорогу эту малой кровью. А так не выйдет. Вспомни, что хотел он. Иного! Он хотел иного, а именно — смущать умы, причем во множестве.
— Я не совсем пойму, к чему ты клонишь, — осторожно произнес пророк. — Быть может, ты устал, и выражаешь сейчас неясно мысли? Поясни, что ты хотел сказать…
— А ты не понял? — усмехнулся правитель. — Коль он желал во множестве умы смущать, нам должно такое множество отдать ему, и после, наверно, он уйдёт.
Пауза. Кажется, пророк напряженно размышлял о том, что ему сказал правитель, и боялся произнести вслух то, что было очевидно.
— О чём ты говоришь? Ужель ты хочешь, чтобы мы принесли ему такую жертву? Немыслимо и страшно. И, к тому же, где взять нам столько…
— Существуют войны, — жестко произнес правитель. — В которых жертв немало возникает со всех сторон. Мне кажется, возможно так будет разрешить мою проблему.
— Наверное, ты прав, но, может, всё же подумаем ещё? — спросил пророк.
— О чём тут думать? Он утомил меня, так пусть же он получит всё то, о чём мечтал.
— Ты так уверен? Ты думаешь, что если много жизней ему отдать, то он уйдет? А, впрочем, здесь есть резон… — пророк задумался. — К тому же ты тут в своем священном будешь праве.
— Тем более. Давай сейчас оставим все чувства, и решим, как действовать.
— Я разошлю указы, — решительно произнес пророк. — По всем общинам о войне грядущей. Ещё, конечно, я страха нагоню на тех, кто ропщет.
— Отлично. Я же девам, и женам, и сестрицам велю тотчас произвести потомство, и много, потому что, боюсь, не только неприятель пострадает, — решил правитель. — И здесь есть смысл, ведь новые не будут о Тени помнить вовсе ничего.
— Да, это верно, — согласился пророк. — Тут я согласен. Время будет сложным, но, думаю, сумеем мы решить нам предстоящие проблемы.
— Конечно, — усмехнулся правитель. — Не в первый раз. Итак, мы начинаем. Как только у тебя готово будет всё, ты дай мне знать.
— Прошу прощения, — Ит потряс головой. — Они там что, охренели оба? Правитель собирается затеять войну, чтобы избавиться от Тени? Это не слишком?
— С твоей точки зрения это слишком, — спокойно ответила сказительница. — Но с точки зрения правителя нет, разумеется.
— То есть он уверен в том, что имеет моральное право приносить кого-то в жертву ради своей прихоти? — спросил Ит. — Причем массово, а не так, как это произошло с певицей?
— Ну, как видишь, да, именно так он и считает.
— Что-то мне подсказывает, что это тоже не поможет, — Ит поднялся. Сказительница стояла напротив него молча, ожидая продолжения. — Война не сработала, ведь так? Прости, я не хочу знать о ней подробности, да они и не важны, как мне кажется. Сейчас я был прав?
— Да, — кивнула сказительница. — Война не помогла. Позволь, я зачитаю тебе финальный отрывок этого фрагмента.
— Давай, — согласился Ит. Придется послушать, иначе она перенесет чтение на следующий визит, а это лишняя трата времени.
— Слушай.
— Толпа ликует! Весь народ в экстазе! Все славят вас, ведь враг повержен, и с новой силой все… о, нет, не может быть! Вы мрачны, нет лица на вас, — залебезил пророк. — В чём дело?
— В чём дело? Будто сам не догадался, в чём может дело быть, и почему я стал мрачнее тучи. Он не ушёл, — с неприязнью произнес правитель. В его голосе послышалась, впервые за всё это время, самая настоящая злоба. — Он там стоит, как раньше, и так же молча и неподвижно он смотрит на меня. Так вот, друг мой. Пусть все твои идеи во благо были, но они никчёмны!
— М-м-мои? — кое-как выдавил из себя пророк. — М-м-мои идеи?.. Но… но вы позвольте вам возразить, ведь про войну идея была и вовсе не моя…
— А чья, позволь спросить? — всё так же зло спросил правитель. — Сперва убить певичку, друзей, потом погнать народ на бойню; хорошо, что та была короткой, и кончилась легко, и в нашу пользу… неважно. Важно мне сейчас одно. Как от него избавиться?
— Я… я понял, — голос пророка стал таким же, как раньше, видимо, он быстро взял себя в руки. — Наверно, нам следует попробовать иное, совсем иное средство…
— Ты о чём?
— Возможно, вам поможет воздержанье, и долгая молитва, — смиренно произнес пророк. — Ещё раскаяние, ведь иногда бывает, что если попросить у павшего прощения, он, может, и простит, и тот час вас покинет.
— Раскаяние? — правитель усмехнулся. — Шутить со мной изволишь? Так знай же, если вдруг ты позабыл — я не из тех, кто будет извиняться пред тем, кого до этого убил. Я более скажу тебе — коль смог бы, я б его прикончил снова.
— Значит, не верен этот путь, — тут же согласился пророк. — Раскаянье нам не подходит вовсе. И ладно, мы придумаем другое. Но… мой правитель, можно мне спросить?
— О чём?
— Я записать хотел, где чья идея, чтобы не путать, как сегодня, кто, когда, и что кому сказал, — предложил пророк. — Боюсь, что невзначай могу присвоить я заслугу не по чину. Не хотел бы. Как покорный раб, я должен…
— А ты хитёр, — правитель усмехнулся. — Ну что же, будь по-твоему. Запишем. Но должен ты учесть: твою округлость, и твой достаток я держу в руках, и если что не так, ты не сумеешь отпор мне дать, ведь никакая запись не сможет повлиять на мой вердикт.
— Я понял, понял, полностью согласен, — снова залебезил пророк. — А что же до идеи, то есть ли у тебя что новое? О чём ты думаешь сейчас?
— Идея есть. Мы призовем науку к себе на помощь, — сказал правитель. — Раз бессилен ты, то, может быть, они помочь сумеют.
— Но как же тайна?
— Тайну сохраним.
— Значит, я понял всё правильно, — подытожил Ит. — Идея с войной не сработала, Тень никуда не делся, и они решили продолжать экспериментировать. Собственно, это тоже было вполне ожидаемо, однако на счет науки мне не очень понятно.
— Этот фрагмент окончен, нужно дождаться продолжения, — предупредила сказительница.
— Понимаю. Но как бы уже было произнесено слово «наука», вот мне и стало интересно, каким образом наука, причем неизвестно какая, может в принципе повлиять на призрак.
— Тень не призрак, — покачала головой сказительница.
— А кто же он тогда? — удивился Ит.
— Он Тень. Призракам свойственно появляться и потом исчезать, Тень же постоянно находится рядом с правителем. Поэтому определение «призрак» ему точно не подходит.
— Ладно, пусть так, — кивнул Ит. — В принципе, это неважно. В общем, с наукой пока ничего не понятно.
— Нетерпение никого не украшает, — сказительница покачала головой. — Тебе придется дождаться продолжения, путник.
— Это понятно, собственно, я и не возражал вроде бы, — справедливо заметил Ит. — Но, если честно, я пока так и не понял, к чему это всё идёт? Как-то странно, честно говоря. Развитие событий… ну, сомнительное, скажем так. Мораль — её вообще нет, как таковой. Жестокость — для сказки она явно излишняя. Я про современные адаптации сказок, конечно. В старинных вариантах жестокости хоть отбавляй, но там она тоже несколько иная.
— Например? — прищурилась сказительница.
— «Мертвое тело», — пожал плечами Ит. — В сборнике Афанасьева есть два варианта этой сказки. Там некий человек либо сам убивает мать, либо она просто умирает, а он хитростью наживается на этом. Подстраивает разные ситуации. То сани сбили мать, и ему платят. То попадья паленом по голове ей дала, и от него откупаются деньгами… в общем, если не вдаваться в подробности, то в этой сказке речь идет о жестокости бытовой, и выгода от этой жестокости самая что ни на есть прямая. Деньги. А тут что? Весьма сомнительное предприятие по избавлению от приведения, которое торчит рядом. Надел бы этот правитель темные очки, чтобы хуже было видно Тень, и жил бы себе дальше спокойно.
Сказительница усмехнулась.
— Многие именно так и поступают. Живут себе спокойно в тёмных очках, чтобы не видеть, что происходит. До встречи, путник. Я буду ждать тебя, — сказала она, и рассыпалась каскадом золотистых искр.
— Рыжий, там сегодня ну очень интересно получилось… — начал Ит, едва сняв визор, и тут осекся и остановился. — Ты чего? Что-то случилось?
Скрипач кивнул.
— Да, — сказал он тихо. — Сейчас переодевайся, и пойдем, прогуляемся. Только быстро. Мне надо тебе кое-что показать.
— Срочно?
— Да. Ит, я не шучу.
— Ясно, — коротко ответил Ит. Скинул игровую рубашку, и быстро надел обычную. Он понял: произошло что-то действительно очень серьезное, Скрипач действительно не шутит, он крайне напряжен, и до предела собран. — Сказать можешь?
— Он начал действовать первым, — ответил Скрипач. — Идём. Ты должен увидеть сам.
…Это был нижний ярус, та его часть, которая прилегала к отсеку со скафандрами, и к шлюзу. Людей тут сейчас не было, потому что сюда приходили только для работы снаружи, а эти работы в данный момент попали под запрет. Уже на подходах к модулю Ит замедлил шаг, принюхался, и нахмурился.
— Ацетон, — сказал он тихо. — Ты это имел в виду?
— Нет. Не только.
— Постой, — попросил Ит.
К сильному, резкому запаху ацетона примешивался ещё один.
— Там… — начал Ит.
— Да.
— Кто?
— Надо, чтобы ты увидел это сам, — жестко сказал Скрипач.
Запах ацетона, нестерпимо сильный, смешивался с таким же сильным запахом крови — Ит тут же понял, что запах этот появился меньше часа назад, кровь была ещё свежей. Они стояли сейчас у входа в нужный отсек, люк оказался приоткрыт, поэтому можно было войти так, чтобы не наследить — и это хорошо, потому что в нынешних условиях зачистить следы качественно будет практически невозможно. Но, в принципе, зачистки бояться им особенно и не нужно — их следы тут и так были в количестве. То есть если кто-то будет снимать генетику, то следы легко объяснятся. Они оба именно отсюда выходили в пространство. Там, дальше, «шкафы» со скафандрами, и шлюз.
— Я первый, — сказал Скрипач. — Ит, один шаг вперед от двери. Только один. Дальше…
— Понял. Идём.
Там, за люком, в этом отсеке, был кровавый ад, и Ит в первую секунду не сообразил, чьё именно тело лежит на полу небольшого помещения, точно по центру, настолько сильно оно было обезображено. Шаг он делать не стал, потому что не хотел рисковать, он замер у входа, и внимательно вгляделся в жуткую картину, которую представлял сейчас собой отсек.
— Это… — начал он, но Скрипач перебил.
— Да. Это Аня. Идём, задерживаться здесь нельзя.
— Наблюдение ты снял?
— Да, но ненадолго. Сам понимаешь.
— Идём, — через несколько секунд сказал Ит. Он уже увидел достаточно.
— Она была с нами, там, на этой встрече, — Скрипач сидел на своей койке, и смотрел неподвижно куда-то в стену. — Не выступала. Но была.
— Да, выступала Зоя, Аня, по её словам, была просто в группе поддержки, — согласился Ит. — Значит, её заметили. И она… она не спала. Ты говорил с ней до этого? Ну, до того, что случилось?
— Нет. Мы с тобой решили, что говорить будем вдвоем, поэтому пока ты был в «Хороводе», я просто слонялся туда-сюда, делать мне было совершенно нечего.
— А как ты оказался в этом отсеке? — спросил Ит.
— Запах, — Скрипач вздохнул, и, наконец, перевел взгляд на Ита. — Запах ацетона. Про него говорили, помнишь?
— Да, — кивнул Ит. — Конечно, помню. То есть ты почувствовал запах, и пошел проверить, откуда он там?
— Вроде того. Но уже на подходах я понял ровно то же, что и ты. Что там не только запах ацетона. Это было за полчаса до того, как ты туда попал, и кровь была совсем свежей, получасовой, максимум, может быть, даже меньше.
— И ты тогда…
— Сделал ровно то же самое, что сделал бы ты, — хмыкнул Скрипач. — Отрубил через коммуникатор камеры и датчики, и пошел смотреть. Ну и вот. Посмотрел, — он покачал головой.
— Рыжий, ты успел увидеть, что с ней произошло? — Ит задумался. — Это ведь не просто убийство, то есть картина, мягко говоря, необычная. Её словно пережало в нескольких местах, и раздавило. Раздавлена грудная клетка, передавлена шея, брюшная полость… и эти сдавления были настолько сильными и резкими, что ткань комбеза тоже разорвалась, а она, между прочим, более чем крепкая.
— Ещё бы я не заметил, — невесело усмехнулся Скрипач. — Там всё тело словно изжевано, не повреждены, по-моему, только лицо и ступни. Она словно попала в какую-то машину, которая её так искромсала, причем, как минимум, два повреждения были нанесены одновременно.
— Какие? — спросил Ит.
— Грудная клетка и область живота. Хотя о чём я, спина там тоже… чёрт. Не представляю себе, как такое вообще можно сделать, — Скрипач зябко передернул плечами. — И за что? Вот так с ней — за что? Я был больше чем уверен, что она спала, точно так же, как и остальные.
— Значит, она не спала, — возразил Ит. — Она была умной девушкой, больше скажу, тут, на «Велесе», дур и дураков нет. Вполне возможно, что спящей она только притворялась.
— И это кто-то понял раньше, чем мы, — закончил за него Скрипач. — Так, получается?
— Да, именно так. Понял, заманил в отсек, и расправился с ней.
— Угу. Натравив огромного робота с клешнями, — покивал Скрипач. — Ой, чуть не забыл. Тут, на «Велесе», нет роботов с клешнями. Кстати, тебе не кажется, что «Велес» начал оправдывать своё название?
— Не смешно, — покачал головой Ит.
— Это я так, от безысходности, — Скрипач вздохнул. — Конечно, не смешно, о чём ты вообще.
— Она действительно могла притворяться, — Ит нахмурился. — У многих из тех, кого мы знаем, очень силён инстинкт самосохранения. Не выделяйся, будь как все, чувствуй общее настроение, веди себя, как большинство, не проявляй инициативу, не делай необдуманных шагов, не будь ни слишком плохим, ни слишком хорошим. Если она действительно была такой, как я сейчас сказал, то это вполне укладывается в схему. Думать она могла иначе. Чувствовать иначе. Но при этом она не подавала вида, что поняла что-то, или в чём-то разобралась.
— Она одна из первых получила Тень, — вдруг вспомнил Скрипач. — Она и Зоя, если точно. Я вспомнил обсуждение, которое они устроили в столовой на второй день после аварии. Помнишь, ты мне рассказывал, как вы сидели вместе, и говорили? Аня ещё сказала, что спросила у Зои, как добраться до эпизода с пророком.
— Точно, — согласился Ит. — Разумеется, помню. И сейчас думаю, что она не спрашивала ничего у Зои, а дошла до пророка тогда сама. Но сделала вид, что не смогла, и пришлось просить совета. Умный ход, кстати. И снова мимикрия — не выделяйся, целее будешь.
— Девушка, хорошенькая, — с жалостью произнес Скрипач. — Тоже мне, угроза. За что с ней так?
— Берта тоже девушка, и очень даже хорошенькая, — напомнил Ит. — Но с её мозгами она была для Официальной службы на некоторых этапах нашей работы такой угрозой, что и в тюрьму сажали, и убить грозились. Забыл?
— Аня — это не Бертик, — покачал головой Скрипач.
— К счастью, — Ит опустил голову. — Я почему-то думаю, что Берту так заманить не получилось бы. Если только…
— Если только — что?
— Если только Аню не притащили туда силой, — сказал Ит. — Кто-то, кто сумел распознать в ней угрозу, каким-то образом доставил её туда, и от неё избавился.
— Она могла верить этому человеку, — тихо сказал Скрипач. — Или… или он мог ей приказать. Хотя на счет приказа я сомневаюсь. Вот сам подумай, по какой причине химик — Аня ведь была химиком — мог во внерабочее время пойти в этот отсек?
— Не знаю. Системы регенерации в скафандрах проверить, например, — предположил Ит. — Заменить фильтры.
— Это всё делают техники, — покачал головой Скрипач. — Причем по расписанию, и обычно под работу.
— Я просто предположил. Нет, рыжий. Не знаю. Пока не знаю. Да, на счет техников ты прав, их там не могло быть, потому что в пространство никого пускать пока что не собираются.
— Что дальше будем делать? — спросил Скрипач.
— Ждать, — вздохнул Ит. — Ждать, пока её найдут. Что ещё? Нам, знаешь ли, тоже нужно притворяться, и нам с тобой её находить нельзя ни в коем случае.
— Вот тут ты стопроцентно прав, — согласился Скрипач. — Сидим у себя, и ждём развития событий. По камерам мы, кстати, всё это время у себя и сидим. И всё это время сидели. Ты был в «Хороводе», а я забавлялся, слушая твои рассуждения о сказках.
— Любопытно совпало, — заметил Ит. — Мы говорили о жестокости.
— Я слышал.
— Мы говорили, а потом происходит вот это, — Ит кивком указал на дверь каюты. — Хотя нет, не потом, тут я не прав. Это происходит одновременно.
— Ты же сам сказал — совпало, — напомнил Скрипач.
— Сказать-то я сказал, но… — Ит задумался. — Нет, ерунда. Правда, ерунда, рыжий. Это что-то другое.
— Вот сейчас я тебя совсем не понял, — признался Скрипач.
— Я себя тоже не понял, — вздохнул Ит. — Рыжий, до бесконечности тут сидеть нельзя, как ты понимаешь. Сейчас пойдем в столовую. Сам понимаешь, лучше быть на виду, прятаться в такое время не вариант. И… ещё момент. Запах.
— Ты про ацетон?
— Да. Я очень сильно сомневаюсь, что это преступление совершила толпа диабетиков с кетоацидозом, или что кто-то пришел туда, и вылил на пол канистру ацетона, — сказал Ит тихо. — На «Велесе» нет больных, как ты понимаешь, и никто не использует ацетон в таких количествах. Да его просто здесь и нет столько, он никому не нужен. Я бы еще понял, если бы тут кто-то занимался органическим синтезом…
— Аня была химиком, — напомнил Скрипач.
— И что с того? Да, была, но мы с тобой за два с половиной года полёта не видели её с канистрой ацетона наперевес, и… рыжий, это бред какой-то, тем более что про запах говорили люди, с которыми Аня в тот период не контактировала и не работала. Этот запах был в помещениях, которые мы по сей день разбираем. Да, в комнате с консолью, и в узле управления реактором. Ребята, которые заходили туда в самом начале, в первые сутки, говорили, что от скафандров пахло ацетоном, и сильно. И сейчас я на девяносто девять процентов уверен, что этот запах связан с тем, кто сделал… и одно, и другое.
— Угу. Кто-то надышался ацетоном, и его проперло на злобное зло. Ит, знаешь, хорошо, что мы с тобой рауф, пусть и на половину, — заметил Скрипач. — Будем ходить, и всех потихоньку обнюхивать. Обоняние у нас лучше человеческого.
— Это само собой, — кивнул Ит. — Но сейчас мне в большей степени хочется понять, каким образом этот некто сумел её вычислить, причем так быстро. Если, конечно, мы берем за аксиому то, что она была не спящей.
— Вычислить, и расправиться, — добавил Скрипач. — Он нас опережает, этот некто. И существенно. Это плохо. Ладно, пойдем в столовую, действительно. Сдается мне, что её скоро найдут. И лучше бы нам в это время быть там, где нас будут видеть. На всякий случай.