Дроны над Сталинградом

Глава XXXIV. "Новое задание"

Кремль встретил Громова ледяной тишиной. Пройдя через ворота, он миновал проверку, затем — длинный коридор с массивными дверями. Сотрудник кремлевской охраны, не говоря ни слова, провёл его к небольшой приёмной, обитой зелёной тканью. За столом сидел секретарь — молодой, в очках, с аккуратной причёской.

— Садитесь, — сказал он, указывая на стул. — Вас пригласят.

Громов опустился на простой деревянный стул. В приёмной было тепло, пахло свежей бумагой и табаком. На стене висели часы - стрелки медленно считали минуты, словно говоря о том, что конец войны еще не скоро. Инженер сидел молча, папка с документами лежала на коленях. За дверью, в глубине здания, иногда доносились приглушённые голоса, звон телефонов.

Прошло около двадцати минут, прежде чем дверь открылась. Появился другой сотрудник — постарше, с плотной фигурой.

— Проходите, вас ожидают — сказал он просто.

Громов вошёл в кабинет.

Перед ним оказался длинный стол, покрытый зелёным сукном. Несколько кресел по бокам. На стенах — портреты Маркса и Энгельса. Справа — массивный письменный стол, уставленный телефонами. В дальнем углу кабинета, у окна, стоял человек в серой тужурке и сапогах. Он держал трубку, которую набивал табаком. Потом положил её, повернулся и пошёл навстречу.

Громов сразу узнал Сталина. Лицо, знакомое по газетным снимкам, вживую казалось строже и с худыми чертами. Взгляд цепкий, внимательный, будто проникающий в самое нутро.

— Здравствуйте, товарищ Громов, — приветливо сказал Сталин, с лёгким грузинским акцентом, протягивая руку.

Громов спокойно ответил.

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

— Присаживайтесь, — Сталин кивнул на кресло у стола. Сам сел напротив, неспешно закурил трубку.

Наступила короткая пауза.

— Мы ознакомились, — заговорил он спокойно, — с вашими аппаратами. Видел фотоотчеты и доклады специалистов. Мнение у нас простое: дело нужное. Бить фашистов - вот что от нас всех сейчас требуется.

Он сделал затяжку, выпустил дым.

— Теперь, товарищ инженер, скажите нам прямо: насколько надёжно ваше изобретение? На какое количество мы можем рассчитывать? И что нужно, чтобы таких аппаратов было не одна-две сотни, а тысячи?

Громов держался прямо.

— Товарищ Сталин, аппараты можно производить серийно. Основные материалы доступны: авиационные сплавы, радиоаппаратура, оптика. Понадобится заводское производство, бригады наладчиков. Потребуются инженеры для систем связи и корректировки.

Сталин слушал внимательно, слегка покачивая головой.

— То есть вы уже продумали, как производить эти беспилотники массово. Это хорошо. — Он наклонился вперёд. — Война, товарищ Громов, ещё долго будет идти. Сталинград — это только начало. Впереди Курск, Днепр, Польша, Германия. Надо готовить такие вещи, чтобы били по врагу без лишних потерь.

Он сделал короткую паузу.

— Но это все впереди. А сейчас вашей главной задачей будет обустройство заводского цеха по серийному выпуску беспилотников. Будут и другие задачи, связанные напрямую с боевыми операциями. И одна из них будет связано с налетом на Берлин. Но это пока между нами. Вам ясно?

— Так точно, — ответил Громов.

Сталин встал, прошёлся медленно вдоль стола, остановился, глядя в окно.

— Я знаю: новаторам всегда трудно. На месте скажут: зачем новизна, когда есть старое. В штабе спросят: где устав. На заводе: где план. Но войну выигрывает не план, товарищ Громов. Войну выигрывает тот, думает на два, три, четыре шага вперед.

Он вернулся к столу, опустился в кресло.

— Вы сможете подготовить инструкции для производства? Чертежи? Порядок сборки? Обучение?

— Да, товарищ Сталин. Уже начал составлять.

— Вот и хорошо. Мы создадим отдельную структуру, которая будет подчинятся напрямую Ставке Верховного командования. Так как внедрять беспилотные подразделения в отдельные рода войск пока незачем. Это еще впереди.

Громов молча кивнул.

Сталин на минуту задумался. Потом спросил, почти между прочим:

— Какие награды у вас есть, товарищ инженер?

Громов выпрямился.

— Орден Красной Звезды, товарищ Сталин.

Сталин поднял брови.

— И только?

— Так точно.

— Хм, — Сталин снял трубку, задумчиво повертел её в руках. — Это... наша недоработка.

Он положил трубку обратно.

— Ничего. Исправим.

Он встал, подойдя к Громову.

— Работайте, товарищ Громов.

Он протянул руку. Громов пожал её.

— До свидания, — Попрощался Верховный.

— До свидания, товарищ Сталин

Громов поклонился и вышел.

Как только дверь за ним закрылась, Сталин вызвал секретаря.

— Нужно утвердить представление товарищей из 64-й армии по званию Героя Социалистического Труда для Громова. Пусть Верховный совет сделает это побыстрее.

*****

У К А З

Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик

О присвоении звания Героя Социалистического Труда инженеру-конструктору тов. Громову Алексею Андреевичу

За выдающиеся заслуги в разработке, создании и успешном применении на фронтах Великой Отечественной войны нового вида вооружения — специальных беспилотных летательных аппаратов для воздушной разведки и корректировки артиллерийского огня, внесших значительный вклад в разгром немецко-фашистских войск в районе Сталинграда, за проявленные высокую инициативу, техническую изобретательность, самоотверженность и доблестный труд в условиях военного времени,

Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик постановляет:

Присвоить инженер-конструктору ГРОМОВУ Алексею Андреевичу высокое званиеГЕРОЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДАс вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин/

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР Александр Федорович Горкин

Москва, Кремль 18 февраля 1943 года

*****

Тёплый воздух в лаборатории пах бумагой, маслом и свежей фанерой. Громов стоял у длинного стола, на котором лежали десятки отпечатанных чертежей — аккуратные, на ватмане, размноженные уже не вручную, а типографским методом. У каждого листа был свой номер. У каждого — допуск.

— Это всё ваши схемы, товарищ Громов, — произнёс голос за спиной. — Только теперь они не «ваши», а государственные. Завод № 264, подчинение — Наркомат авиационной промышленности.

Перед ним стоял лысоватый мужчина в халате, в очках на резинке. Представился просто:

— Профессор Чубаров. Ответственный по внедрению. Слыхал про вас. Прямо скажу: скептически сначала отнёсся. Потом, когда плёнки показали — изменил мнение. Теперь будем работать вместе.

Громов кивнул. За стеклом соседнего цеха — уже собирали первый образец. Он узнал детали с полувзгляда: аэродинамическая схема сохранена, корпус усилен, камера теперь штатная — советская, улучшенная. Всё не так, как на войне, но суть осталась прежней.

— Коллектив работает в усиленном темпе. Все же война, — сказал Чубаров. — У нас в бригаде ребята с Ленинградского института, трое из Харькова, один из ЦАГИ. Так что кадрами мы обеспечены. Но вот времени… времени вечно мало.

— На войне и не бывало иначе, — ответил Громов.

Первое совещание провели в тесной комнате с картой и проектором. Погасили свет, пошли кадры съёмок со Сталинградского фронта. В зале сидели инженеры, два представителя НКВД, один из Генштаба — полковник в шинели без петлиц.

Когда экран засветился с изображением ночного сигнала из-под развалин — в зале стало тихо.

— Это без экипажа? — спросил кто-то из заднего ряда.

— Без, — подтвердил Громов. — Управляется с земли. Пеленгатор и оптика работают автономно. Радиус — до 15 км, но можно расширять.

— А если связь заглушат?

— Мы разработали запасную частоту. Переход — через задержку сигнала.

Сомнений больше не было.

— Если он правда так работает, — сказал молодой инженер с охрипшим голосом, — то это... как глаза Бога.

Громов усмехнулся:

— Нет, товарищ. Не Бога. Солдата. Просто солдату дали хорошее зрение.

Испытания провели через три дня — в снежном поле под Подольском. Мороз, ветер, наст. Аппарат — серийный, покрашенный, но ещё без маркировки. Бригада на земле: три связиста, оператор, техник. Громов стоял рядом, напряжённый.

— Готовы? — спросил он.

— Готовы.

Мотор загудел. Аппарат сдёрнулся с рельсов и плавно пошёл в воздух. Секунду — другую — он качался, словно не знал, лететь или нет, а потом уверенно потянулся вверх.

— Держит! — выкрикнул техник. — На высоте! Сигнал чистый.

На экране — поле, лесополоса, потом — муляжи техники, установленные для проверки. Аппарат облетел, сбросил данные. Всё как в Сталинграде. Только — по-настоящему.

Случился сбой — на шестой минуте пропал сигнал. Оператор вспотел, замер.

— Переход на запасную!

Щелчок. Пауза. И снова изображение.

— Он вернулся, — прошептал связист. — Он ушёл и вернулся.

Громов выдохнул и сел прямо в снег.

— Работает, — тихо сказал он.

Вечером он вернулся в лабораторию один. Смены ушли, дежурные отдыхали. За окнами — ночь. За ней — Москва. Далеко — фронт.

Он подошёл к окну. Свет от ламп дрожал на стекле. В небе — ничего. Чисто. Тишина.

Но он знал, что теперь в этом небе уже не только Сталинград. Это небо — Брянска, Харькова, Ленинграда, будущего Курска, и, рано или поздно — Берлина. Везде, где пойдут наши, нужно будет знать, где враг. Где он спрятался. Где он боится.

Он взял с полки ещё не открытый лист — чистый ватман. Повёл по нему карандашом. Черта. Ещё. Контур. Подпись.

Внизу он написал:

Проект № 17. Серия фронтовая. «Гроза».

Он встал. Выключил свет.

Сказал вслух, тихо, почти как про себя:

— Только вперед.

*****

Москва встречала ясным, хрустящим утром. Мороз стоял под двадцать градусов, но солнце било сквозь стекло машины ярко, почти ослепительно. Громов сидел в "эмке", мимо проплывали улицы с сугробами у тротуаров, патрули в полушубках, редкие прохожие.

На Красной площади ни души. Кремль возвышался величаво и спокойно, словно сам снег склонился перед его стенами.

У Спасских ворот машину остановили. Офицер патруля в валенках и тулупе, проверив пропуск, негромко сказал:

— Проезжайте.

Дальше — охраняемый подъезд. Серые шинели и пристальные взгляды.

Внутри Кремля было на удивление просторно. Коридоры — сводчатые, высокие, пахнущие старым деревом и печным углём. По стенам — портреты вождей, лозунги о победе.

Громова провели мимо широкой лестницы, дальше по коридору, к залу Верховного Совета.

Зал был просторным и строгим: высокие окна, зелёное сукно на трибуне, красные знамёна с золотыми кистями вдоль стен. На одной стороне — президиум. В центре стоял стол с государственным гербом. Людей было немного: представители армии, инженерного корпуса, труженики тыла. Все в шинелях, многие с орденами.

Громов занял место в ряду, не привлекая к себе внимания.

Из соседней двери появился Михаил Иванович Калинин — в сером костюме, с застёгнутой на все пуговицы тужуркой, маленький, худощавый, с густой сединой на висках. Он медленно прошёл к трибуне, остановился, снял очки, посмотрел в зал.

— Товарищи! — сказал он негромко, но так, что зал сразу стих. — Сегодня мы собрались, чтобы от имени Советского государства выразить благодарность тем, кто своим умом, трудом и самоотверженностью приближает нашу общую Победу.

Он сделал небольшую паузу, глядя прямо перед собой.

— Красная Армия на полях Сталинграда показала силу духа, силу советского оружия. Но наша сила, товарищи, — это не только мускулы, это — разум. Разведка, наводка, техника — всё, что даёт солдату преимущество над врагом. Сегодня мы хотим отметить человека, который внёс в это дело свой весомый вклад.

Он посмотрел в листок на трибуне.

— Инженер-конструктор Алексей Андреевич Громов.

Громов поднялся. Шаги гулко отдались по залу. Он шёл твёрдо, но без бравады. Перед трибуной остановился, вытянулся по-военному.

Калинин вынул из коробки золотую медаль «Серп и Молот», затем орден Ленина. Аккуратно прикрепил их к груди Громова.

— За выдающиеся заслуги в разработке и внедрении новых средств борьбы с врагом, — негромко произнёс он.

Михаил Иванович протянул руку. Громов пожал её крепко, твёрдо.

Калинин наклонился чуть ближе и сказал почти шёпотом:

— Поздравляю вас, товарищ Громов. Ждем от вас новых успехов в вашем интересном деле.

Громов чуть склонил голову.

— Буду работать ещё лучше, товарищ Калинин.

— Верю, — коротко ответил Михаил Иванович.

Когда Громов вернулся на своё место, церемония продолжилась. Вручили ещё несколько наград: заслуженному мастеру-литейщику с Урала, санинструктору с Волховского фронта, директору авиазавода из Куйбышева. Все выходили молча, спокойно принимали награды и возвращались в ряды.

Церемония длилась меньше часа. Когда Калинин объявил об окончании, зал встал. После был недолгий банкет и общая фотография для газеты. Вскоре все разошлись.

*****

Москва. Ставка Верховного главнокомандующего. Март 1943 года.

Кабинет был просторным, но обстановку нельзя было назвать богатой: тяжёлый стол с зелёным сукном, две лампы с тёмными абажурами, огромная карта Европы на стене. На карте, толстой красной линией, был обведён Берлин.

Громова провели молча, без лишних церемоний. Секретарь остановился у двери, дал знак ждать.

Через несколько минут в комнату вошёл Иосиф Виссарионович Сталин. В серой гимнастёрке без знаков различия, в сапогах. Он шёл спокойно, держа трубку в руке..

Остановившись у карты и поздоровавшись, Сталин слегка обернулся:

— Ну что, товарищ инженер. Для вас есть отдельная задача, о которой я говорил ранее.

Он ткнул мундштуком трубки в обведённый круг.

— Можно ли забросить ваши беспилотники прямо сюда? В небо над Берлином? Чтобы видеть, куда потом бить. Заводы, вокзалы, казармы. И кроме того, правительственный квартал.

Верховные взглянул на инженера и начал набивать трубку табаком марки "Герцеговина Флор".

Громов сделал шаг вперёд.

— Товарищ Сталин, задача довольно сложная, но в принципе выполнимая. С земли, с наших нынешних рубежей — дроны не дотянут. Расстояние слишком велико.

Сталин смотрел на него, не перебивая.

Громов продолжил:

— Однако есть иной способ. Использовать дальние бомбардировщики в качестве носителей. Доставить аппараты до границы в десятке километров от Берлина. Оттуда запустить.

— Как запустить? — спросил Сталин негромко.

— Есть два варианта, товарищ Сталин, — спокойно объяснял Громов. — Первый: с платформы, установленной в грузовом отсеке. Второй: через бомболюк, на специальной раме. Аппарат отделяется в воздухе, запускается электромотором и набирает высоту.

— Управление?

— Основное — по радио. С бортового ретранслятора на самолёте. Или через автономный автопилот с заданным маршрутом по компасу.

Сталин медленно прошёл вдоль стола. Дым из трубки медленно поднимался вверх.

— С какой высоты вы хотите запускать ваши аппараты?

— Пять — шесть тысяч метров, товарищ Сталин. Это выше зоны плотной зенитной обороны. При старте аппараты почти не заметны.

Сталин остановился, повернулся.

— А связь? Что если потеряете сигнал?

— На случай потери сигнала дрон продолжит полёт по программе. Есть также вариант аварийного сброса на парашюте с подрывом — чтобы техника не досталась врагу.

Сталин задумался. Долго смотрел на карту.

— Немцы, — тихо сказал он, — тоже не лыком шиты. Поймают сигнал, догадаются.

— Мы используем нестандартные частоты, товарищ Сталин. Переменный код шифра, маломощный передатчик. Даже если перехватят, расшифровка займёт время, а аппарат уже выполнит задание.

Сталин снова посмотрел на карту.

— Нам нужны фотографии немецкой столицы в хорошем качестве. Железнодорожные узлы. Заводы. Правительственные здания.

— Установим серийные аэрофотоаппараты АФА-Б. Ведение съёмки автоматическое, через интервал. Есть возможность вести и съёмку киноформата на коротких отрезках.

— Сколько их можно поднять с одного самолёта?

— При должной подготовке — два, максимум три аппарата на один носитель.

Сталин повернулся к столу, положил трубку на подставку.

— Ну что ж, товарищ инженер. Вам и карты в руки

Он взял карандаш, обвёл ещё раз красную линию на карте.

— Работу начнёте немедленно. Готовьте ваши беспилотники и фотоаппаратуру. Полетите на бомбардировщиках авиации дальнего действия, только нужно будет отработать боевое слаживание с летчиками.

Громов вытянулся.

— Есть, товарищ Сталин.

Сталин на мгновение задержал взгляд на нём.

— Желаю удачи. Вся ответственность будет на вас.Конец 1-й части книги "Дроны над Сталинградом"