Дроны над Сталинградом

Глава XXIX. Накануне Великого перелома

К утру 22 января мороз усилился настолько, что даже дышать становилось трудно. Ветер гнал по улицам разрушенного Сталинграда мелкие, колючие снежинки, забивая трещины в стенах полуразрушенных зданий, покрывая толстым слоем обломки кирпича и разбитые окна. В блиндаже штаба 64-й армии было тепло, но и здесь чувствовалось напряжение, вызванное близостью решающих событий.

Генерал Шумилов стоял возле большого стола, на котором разложили несколько карт местности. На картах — бесчисленные отметки разведданных, линии окопов и позиции артиллерии.

— Алексей Андреевич, — генерал кивнул Громову, — ваши аппараты уже не раз нас выручали. Теперь дело дошло до самого главного. Нужно разделить группировку Паулюса на две части, а для этого необходимо найти слабые места в немецкой обороне.

Громов внимательно смотрел на карту, изучая обозначения, и наконец спросил:

— Понимаю, товарищ генерал. Нужно проверить район между северной и южной группировками немцев. Они, скорее всего, сейчас пытаются укрепить там оборону. Но какая обстановка на месте сейчас?

Шумилов повернулся к начальнику разведки армии полковнику Акимову:

— Михаил Сергеевич, доложите по обстановке.

Полковник вышел вперёд, поправив очки:

— По нашим данным, противник активно строит оборонительные рубежи в районе балки, вот здесь, — он указал на карту, — и укрепляет переправы через овраги. У них не хватает ресурсов и техники, чтобы полностью закрыть весь фронт. Резервов у противника давно нет, и мы полагаем, что они вынуждены где-то оставлять прорехи.

— Эти прорехи нам и нужны, — заметил Шумилов. — Громов, сможете сегодня отправить свои аппараты на разведку?

— Уже подготовлены, товарищ генерал, — ответил Алексей. — С нами также бойцы ОСНАЗ, которые будут фиксировать любые переговоры противника. Так мы поймём, что у них происходит изнутри.

Генерал кивнул:

— Хорошо. Тогда начинайте немедленно. Нам важны любые подробности. Немец не должен успеть залатать прорехи.

Громов, выходя из штаба, встретил Дурнева, который ждал его снаружи. Сержант кивнул, передав инженеру сложенный листок:

— Товарищ инженер, машины готовы. Операторы на месте. Когда дадите команду на взлет?

Громов быстро просмотрел записи на листке и сказал уверенно:

— Через двадцать минут. Погода идеальна для нас, метель не даст немцам заметить аппараты. Надо поспешить.

В помещении, отведённом под командный пункт беспилотников, операторы уже ждали команды. Рядом с ними стояли солдаты из ОСНАЗа, настраивая аппаратуру радиоперехвата.

— Васильев, — обратился Громов к главному оператору, — веди два аппарата над балкой и через переправы на север. Там, где заметите слабину, отмечайте сразу координаты. Слышите немецкие переговоры, сразу фиксируйте. Всё ясно?

— Так точно, товарищ инженер, — ответил Васильев, проверяя аккумуляторы дронов.

Громов подошёл к радисту, молодому лейтенанту Бутову из ОСНАЗ:

— Николай, следите внимательно за радиоэфиром. Немцы в этих условиях наверняка будут паниковать и допускать ошибки. Нам нужна любая полезная информация, особенно что касается резервов и обороны.

— Понял, товарищ инженер, — подтвердил Бутов. — Мы уже засекли их переговоры о недостатке боеприпасов и проблемах с топливом. Сегодня постараемся ещё раз зацепить что-то важное.

Громов кивнул и дал команду на запуск. Аппараты один за другим поднялись в воздух, тут же скрывшись в низкой снежной пелене. Операторы склонились над картами и приборами, внимательно наблюдая за маршрутами полётов.

Через час Васильев возбуждённо сообщил:

— Есть! Одна из переправ практически не прикрыта. Два танка стоят без движения, скорее всего, поломаны или без топлива. Пехота немцев редкая, орудий нет.

Громов записал координаты и тут же передал их в штаб армии. Через несколько минут в эфире зазвучали голоса немецких солдат — аппараты перехвата записывали их тревожные разговоры:

— «Топлива почти нет… Командование обещает, но ничего не приходит… Сколько ещё держаться?»

Громов взглянул на Бутова:

— Запишите всё подробно и немедленно передайте генералу Шумилову.

Когда сведения попали в штаб, генерал Шумилов изучил донесения и с лёгкой улыбкой сказал начальнику разведки:

— Похоже, противник дал нам возможность расколоть себя надвое. Громову передайте благодарность — он снова нас не подвёл.

— Сделаем, товарищ генерал, — ответил полковник Акимов, и тут же передал по телефону сообщение в командный пункт беспилотников.

Алексей, получив сообщение, только кивнул — он уже думал о следующем шаге. Время было на стороне Красной армии, но его дроны должны были обеспечить, чтобы это преимущество сохранилось до самого конца операции.

*****

В ледяном воздухе раннего утра 24 января 1943 года аэродром Питомник, одна из последних нитей, связывающих окружённую 6-ю армию Паулюса с внешним миром, выглядел как призрачная, заснеженная поляна. Шум моторов самолётов Люфтваффе перебивал ледяной ветер, свистящий между разбитыми строениями.

Экипаж бомбардировщика Heinkel He 111 готовился к вылету. Пилот, обер-фельдфебель Ханс Лойтль, методично проверял приборы в кабине, сверяясь с картами. Рядом с ним наблюдатель, гауптман Бона, что-то быстро записывал в блокнот, а бортрадист Унтер-офицер Шёнхерр настраивал аппаратуру связи. Бортстрелок, ефрейтор Хаас, привычно проверял пулемёты MG-15, проверяя ленточное питание.

На борту были контейнеры с боеприпасами и продовольствием для осаждённых частей Вермахта. Под аккомпанемент коротких, резких команд экипаж занял свои места. Вскоре He 111 оторвался от полосы и начал набирать высоту, покачиваясь от порывов ветра.

Путь до Сталинграда был полон опасностей. Уже через полчаса после взлёта экипаж заметил вдали очертания советских истребителей, приближающихся со стороны солнца.

— Истребители справа! Шесть машин! — закричал наблюдатель Вавра.

Лойтль стиснул штурвал и резко накренил самолёт, пытаясь уйти в сторону густого облачного покрова, находящегося примерно в 25 километрах от их текущей позиции.

Первые очереди пулемётов застучали по обшивке фюзеляжа. Бортстрелок Хаас мгновенно ответил огнём. Один из советских истребителей задымился и ушёл вниз, но остальные продолжали атаку, ведя самолёт по курсу.

Внезапно сильный взрыв потряс самолёт. Снаряд попал в носовую часть, ранив нескольких человек внутри. Хаас замолчал, его пулемёт оборвал стрельбу. Бона вскочил, проверяя экипаж.

— Карл убит, — коротко сообщил он.

— Мотор справа повреждён! — крикнул бортмеханик Клауснитцер. Лойтль немедленно выключил повреждённый двигатель, чувствуя, как самолёт теряет скорость и устойчивость.

— Идём в облака! Держитесь! — прокричал Лойтль.

Истребители не рискнули преследовать их в густой облачности, и вскоре Heinkel оказался в относительной безопасности. Но проблемы только начинались. С одним работающим двигателем и пробоинами в корпусе, до аэродрома ещё было далеко.

После тяжёлого полёта на одном двигателе, когда земля показалась уже близко, стало ясно, что шасси не выходят.

— Будем садиться на брюхо! — громко сообщил Лойтль, сжимая зубы.

Самолёт тяжело ударился о землю, скользя по снегу и остановившись, наконец, у кромки полевого аэродрома в Сталинградской степи. Экипаж с трудом выбрался наружу, помогая друг другу.

Здесь их уже ждали. Толпа раненых солдат, измученных холодом и боями, в отчаянии рвалась к самолёту. Но их встречал кордон из бойцов СС.

— Только по разрешению командования! — строго выкрикивал эсэсовец с автоматом наперевес, отталкивая самых настойчивых.

Экипаж мрачно наблюдал эту картину. Пилот Лойтль покачал головой:

— Они обречены. Мы не сможем их всех спасти...

Гауптман Бона, сжимая раненую руку, ответил хрипло:

— Мы выполняем приказ. Был бы у нас военно-транспортный самолет, взяли бы больше людей.

На борту разместили с десяток тяжело раненых солдат и офицеров, тщательно отобранных эсэсовцами. Остальные обречённо смотрели вслед самолёту, который медленно набирал высоту и направлялся прочь от окружённого Сталинграда. Беспощадный холод и вой ветра остались позади, но и внутри самолёта царило мрачное, тяжёлое молчание. Экипаж и раненые понимали: это был лишь один из множества подобных рейсов, каждый из которых мог оказаться последним.

*****

Громова вызвали в штаб 64-й армии глубокой ночью. Генерал Шумилов в предвкушении грядущей стратегической победы ставил инженеру новую задачу.

— Алексей Андреевич, время у нас на вес золота. Немцы продолжают снабжать Паулюса через воздушные мосты. Если мы хотим быстрее завершить эту битву, надо перекрыть им воздух.

— Понял, товарищ генерал, — кивнул Громов. — Нам нужно найти их аэродромы?

— Именно. Эти полевые аэродромы постоянно перемещаются, маскируются. Если ты сможешь выявить их точные координаты, наши бомбардировщики из АДД сделают остальное.

Вернувшись в мастерскую, Громов быстро собрал операторов.

— Задача не из простых, товарищи, — сказал он, расстилая карту на столе. — Мы должны найти вражеские аэродромы. Их может быть несколько, и все они тщательно скрыты.

— Но как? — спросил один из операторов. — Немцы умело маскируют посадочные полосы. Мы не раз летали над этой зоной и ничего не видели.

— Это потому, что искали не то, — улыбнулся Громов. — Мы будем искать не только полосы. В первую очередь — следы активности: бензозаправщики, штабные машины, следы от шасси самолетов, технический персонал. Наши аппараты должны быть глазами, которые различают даже тончайшие детали.

На рассвете несколько разведывательных дронов, оснащенных новыми фотокамерами АФА-И, поднялись в воздух. Их маршруты пролегали над предполагаемыми районами расположения полевых аэродромов. Каждый аппарат тщательно сканировал местность, фиксируя малейшие признаки жизнедеятельности противника.

Операторы нервничали, наблюдая, как дроны идут по намеченным маршрутам. Внезапно один из операторов воскликнул:

— Товарищ инженер, посмотрите сюда! Что-то интересное!

На фотографии были отчетливо видны следы от колес тяжелых грузовиков и несколько замаскированных строений. Через пару часов еще один дрон зафиксировал группу немецких солдат, которые разгружали ящики возле неприметного лесного участка.

— Это то, что нам нужно, — подтвердил Громов, быстро сравнивая карты. — Вот здесь точно аэродром, хотя и умело замаскированый.

Когда фотографии были проявлены и проанализированы, Громов немедленно направил доклад в штаб.

Генерал Шумилов, изучив материалы, вызвал представителя авиации дальнего действия.

— Вот координаты, товарищ генерал. Здесь некоторые аэродромы 6-й армии, который нужно уничтожить. Теперь очередь за вами.

— Принято, — ответил командующий авиацией. — Наши экипажи уже готовы. Через час мы поднимем в небо эскадрильи и уничтожим эти объекты.

Тем временем на аэродромах АДД кипела работа. Летчики проверяли моторы и бомбовые отсеки своих Ил-4 и Пе-8. Вскоре самолёты поднялись в воздух, направляясь к целям.

Громов и его операторы, замерев, ожидали результатов. Вскоре по радио начали поступать сообщения о первых взрывах на немецких аэродромах. Разрывы бомб были видны даже с позиций операторов, словно огненные цветы расцветали на горизонте.

Генерал Шумилов, получив подтверждение успеха, лично позвонил Громову:

— Благодарю, Алексей Андреевич. Вы и ваши аппараты сегодня сделали огромное дело. Теперь асам из Люфтваффе придется очень постараться, чтобы помочь своим.

— Служим Советскому Союзу, товарищ генерал, — ответил Громов, чувствуя облегчение и гордость за свою команду.

*****

Холод пронизывал насквозь, пробираясь в каждую складку одежды, кусая обмороженную кожу. В полутёмном блиндаже с трудом различались лица — бледные, с впалыми щеками и недельной щетиной, измученные. Здесь, на окраине осаждённого Сталинграда, остатки немецкой снайперской группы под командованием обер-лейтенанта Клауса Риттера отчаянно боролись за выживание.

Клаус осмотрел своих людей. Радист Хельмут Шольц старательно регулировал свой передатчик, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал извне. В дальнем углу блиндажа несколько солдат сидели, закутавшись в потрёпанные шинели, не двигаясь, словно боялись, что каждое лишнее движение отнимет драгоценные силы.

— Как там твоя нога? — спросил Риттер одного из раненых, молодого ефрейтора.

— Проходит, господин обер-лейтенант, — простонал ефрейтор, хотя по лицу было ясно, что боль не отступала.

Шольц поднял голову, его глаза блестели в полумраке.

— Поймал сигнал, самолёт идёт сюда. Сбрасывают припасы! — сказал он с трудом сдерживаемой надеждой.

Не успел Риттер ответить, как сквозь тишину прорвался отдалённый гул моторов.

— Контейнеры! Быстрее наружу! — скомандовал Клаус, рванувшись к выходу из блиндажа.

С трудом пробираясь сквозь глубокий снег, Риттер и Шольц бежали к точке сброса. Ноги утопали по колено, дыхание сбивалось, но надежда толкала их вперёд. Над головой раскрылись купола парашютов. Контейнеры тяжело опускались на землю, поднимая снежные фонтаны.

Первым добравшись до ближайшего контейнера, Риттер сорвал с него крышку. Внутри была провизия: консервная тушёнка, галеты, несколько бутылок рома, сигареты и табак. Руки дрожали от голода и возбуждения.

— Скорее, обратно! — скомандовал он Шольцу.

Вернувшись в блиндаж, солдаты оживились, увидев содержимое контейнеров. Банки с тушёнкой были тут же вскрыты штык-ножами, кто-то уже жевал галету. Небольшая печурка, едва теплившаяся в углу, снова была затоплена, наполнив помещение запахом горячей пищи.

Шольц раздал всем по куску шоколада и налил немного рома в металлические кружки.

— За то, чтобы выбраться отсюда живыми, — тихо произнёс он, поднимая кружку.

— За Германию, за наши семьи — отозвался Риттер, хотя голос его звучал тихо и задумчиво.

После приёма пищи силы начали возвращаться. Шольц снова настроил радио. Вдруг, из динамика полился знакомый женский голос:

— «Vor der Kaserne, vor dem großen Tor...»

Это была «Лили Марлен». Песня, ставшая символом надежды и возвращения домой для тысяч немецких солдат на Восточном фронте.

Солдаты замолчали. Некоторые отвернулись, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы. Риттер молча смотрел на тусклое свечение лампы, его лицо было напряжено, но взгляд отражал глубокое внутреннее смятение.

— Как давно это было… — тихо сказал он, словно разговаривая с самим собой.

Шольц не ответил, лишь закрыл глаза, погружаясь в мелодию, которая переносила его далеко отсюда, в тихий берлинский вечер, в тот мир, которого больше не было.

Когда песня закончилась, все продолжали сидеть в молчании. Радио потрескивало в эфире, но никто не шевелился. Каждый был погружён в свои мысли, вспоминая о доме, о семье, о жизни, которая теперь казалась далёкой, почти нереальной.

Возле казармы, в свете фонарякружатся попарно листья сентября,Ах как давно у этих стеня сам стоял,стоял и ждалтебя, Лили Марлен,тебя, Лили Марлен.Если в окопах от страха не умру,если мне снайпер не сделает дыру,если я сам не сдамся в плен,то будем вновькрутить любовьс тобой, Лили Марлен,с тобой, Лили Марлен.Лупят ураганным, Боже помоги,я отдам Иванам шлем и сапоги,лишь бы разрешили мне взаменпод фонаремстоять вдвоемс тобой, Лили Марлен,с тобой, Лили Марлен.Есть ли что банальней смерти на войнеи сентиментальней встречи при луне,есть ли что круглей твоих колен,колен твоих,Ich liebe dich,моя Лили Марлен,моя Лили Марлен.Кончатся снаряды, кончится война,возле ограды, в сумерках одна,будешь ты стоять у этих стен,во мгле стоять,стоять и ждатьменя, Лили Марлен,меня, Лили Марлен.

*****

Друзья, если вам понравилась книга, просьба подписаться на страницу автора - https://author.today/u/androvwriter