Дроны над Сталинградом

Глава I. "Прыжок через грозу"

Глухой гул трансформаторов вибрировал в металлическом каркасе ангара, отдаваясь в бетонном полу и стенах. За оконцами, запотевшими от конденсата, мерцал рассвет. Небо над полигоном стягивали плотные тучи — низкие, тревожные, будто надвигающаяся буря.

Алексей Громов стоял у командного пульта, зажатого между двумя верстаками, на которых вперемешку лежали плоскогубцы, ноутбук, паяльная станция и остатки вчерашнего ужина. В кружке давно остыл кофе.

— Погоду бы почище… — пробормотал он, глядя на монитор, где вращалась 3D-модель его нового детища: беспилотный разведывательно-ударный дрон с автономной системой навигации.

Прототип “Грак-17” был результатом года непрерывной работы. Компактный, с углепластиковым корпусом, инфракрасной оптикой и сменным боевым модулем — он должен был стать технологическим скачком для отечественной оборонки.

Сегодня — первый полноценный полет.

— Лех, ты уверен, что в такую погоду стоит запускать? — спросил из-за спины Михаил Корнеев, его старый напарник. — Гроза уже подбирается.

— Тем и лучше. Надо же проверить, как он себя поведёт в нестабильной атмосфере. По идее, алгоритм стабилизации должен компенсировать турбулентность.

Корнеев пожал плечами и вышел из ангара, натягивая капюшон.

Алексей подключил аккумуляторы и проверил питание. Все линии зелёные. Бортовые системы дрона ожили — короткий писк, вращение стабилизаторов, поворот камеры.

Он щелкнул пальцами по микрофону:— "Грак-17", контроль связи. Ответь.

На экране появилась надпись: СИСТЕМА ГОТОВА. СВЯЗЬ ЕСТЬ.

Алексей невольно усмехнулся. Как ребёнок, заговоривший первыми словами.

В это время за стенами ангара громыхнуло. Яркая вспышка выхватила из темноты очертания антенны на крыше, рванула тенью по стенам. За ней — удар грома, глухой, будто кто-то пробил небеса молотом.

— Ну, началось, — пробормотал он, бросив взгляд на тучи.

Он нажал клавишу запуска.

На взлетной полосе за пределами ангара дрон дрогнул, подался вперёд, взвыл турбовентилятором и, спустя секунду, оторвался от земли. Вспорхнул, как птица.

— Полет нормальный, высота пятьдесят метров, стабилизация работает, — проговаривал Алексей в микрофон.

Он наблюдал, как на экране проплывают изображения с камеры: крыши ангаров, раскисшая полоса, еле различимые силуэты сосен вдали. Всё шло по плану.

И вдруг — вспышка. Не от камеры.

Настоящая.

В небе над дроном, прямо в плотных тучах, выстрелила искра — молния, рванувшая из облаков вниз, как кнут. Она ударила не в дрон, не в антенну — а прямо в землю, метрах в тридцати от ангара.

От грохота задрожали стены. Экран дрогнул, картинка на долю секунды исказилась.

Алексей рефлекторно отшатнулся.

— Система, восстанови канал! “Грак-17”, приём!

На экране побежали искажения, пошли артефакты, как при помехах сигнала. А затем — еще одна вспышка. Но теперь — внутри ангара.

Он успел увидеть, как пульт перед ним искрит. Воздух наполнился треском и озоном. В уши ударил высокий, неестественный звук, будто мир скрипел.

И в этот миг Алексей понял — это не просто гроза.

Пол из-под ног будто провалился. Все звуки сжались в один — звонкий, сдавленный, будто кто-то резко опустил крышку рояля. Глаза застлало белым.

Он почувствовал, как его тело словно вытягивается, как по каплям исчезает ощущение реальности. Всё исчезало: лаборатория, гроза, пульт…

Последняя мысль перед тем, как тьма накрыла его с головой, была удивительно спокойной:

"Только бы дрон не разбился."

*****

Первое, что почувствовал Алексей — тяжесть. Не в груди, не на плечах. А в воздухе. Он был влажным, глухим и каким-то… плотным. Как перед грозой. И холодным — промозглым, до костей.

Он открыл глаза. Над ним — деревянный потолок. Потемневшие от времени доски, кое-где — следы копоти. В углу торчал облупившийся сучок. Откуда-то сквозило.

Он попытался подняться, но затылок пронзила боль. Алексей застонал, с трудом сел и осмотрелся.

Помещение — деревянная изба. Вдоль стены стояла лавка, рядом — стол, на котором валялись обрывки газет. На полу, между обломками штукатурки и мусора, виднелся алюминиевый котелок. Из стены торчали гвозди. К печке, черной и ржавой, вела прогоревшая труба.

Запах в воздухе — сажа, дым, немного плесени. Но не было ни пластика, ни свежей электроники. Ни разъёмов, ни запаха паяльной кислоты.

Алексей осторожно встал. Под ногами заскрипели доски.

Он выглянул в окно.

Поля. Дорога, разбитая, с лужами и грязью. Несколько домов — искореженные крыши, сорванные ставни. Дальше — березы. Воздух неподвижный, сырой.

Где я?..

Он выглянул за порог.

На крыльце — пусто. Под ногами — прогнившие доски. Сбоку — рухнувшая изгородь. В нескольких метрах валялась разбитая корыта.

— Алло?! Есть кто?! — окликнул он.

Тишина. Даже птиц не было слышно.

Он прошел по деревенской улице. Несколько телег, перевёрнутых, одна с колесом, увязшим в грязи. Вдалеке — разрушенная церковь, крест наполовину сломан, колокольня с пробитым сводом.

Алексей дошёл до центра деревни. Здесь он увидел главное: следы гусениц, ещё не залитые дождём. Мокрая земля вмята, по краям — отпечатки сапог. .

Тогда же он услышал:Плиииинк!

Отчётливый металлический лязг где-то впереди. Он присел. Посмотрел между заборами.

Колонна.

Грузовики. Танкетка. Тяжелой солдатской поступью идут солдаты. Шинели. Каски. Один нес MG-34, другой держал в руках "панцерфауст".

Алексей побледнел. Это был не сон. Не игра сознания. Он знал эти модели, изучал на полигоне в Кубинке, видел архивные кадры. Это была немецкая армия… и она была в действии.

Он инстинктивно отступил. Спрятался за покосившийся сарай. Сердце колотилось.

“Я в прошлом. Это невозможно. Но это так.”

Он снова выглянул. Немцы проходили деревню — методично, аккуратно. Один остановился у колодца, другой ковырнул штыком землю. Похоже, что патруль. Значит, линия фронта — рядом.

БУХ!

Раздался далекий артиллерийский выстрел. За ним — другой. Земля еле ощутимо дрожала. Где-то в километрах пяти, не больше.

Алексей инстинктивно прижался к стене.

Он понял, что находиться здесь одному — сродни самоубийству. Нужно найти своих.

Но как? Он понятия не имел, где находится. Карты нет. Коммуникаций — никаких. Одежда на нём — городская: куртка softshell, штаны с мембранной пропиткой, кроссовки. Вещи, которые могут вызвать слишком много вопросов.

Он вернулся в избу. В углу нашел сундук. Распахнул — там были вещи. Потрепанная гимнастёрка, брюки, ремень, сапоги. Выбора не было. Он надел всё — и почувствовал, как в спина начинает согреваться. Настоящее, плотное. Будто стал кем-то другим.

Свою куртку инженер свернул аккуратно и спрятал под доски. Туда же — кроссовки. На память. Или… если вдруг удастся вернуться.

Из одежды остались только футболка под гимнастёркой да нижнее белье.

Внутри всё дрожало. Алексей чувствовал — ещё немного, и он сорвётся. Но откуда-то изнутри, из того места, где инженеры держат расчёт, осталась ясная мысль:

Выживи. Потом разберёшься.

Он вышел. Направился в сторону, откуда слышались выстрелы — к линии фронта.

Вокруг — настоящая, грязная, пахнущая смертью деревня. Не та, что в книгах или фильмах. Настоящая.

Алексей шел по колено в грязи. Крысы шныряли между развалинами. Крыши домов были пробиты, будто над ними пронёсся ураган. В стороне виднелись фигуры — люди, мертвые, закоченевшие.

Громов отвернулся. К этому нельзя привыкнуть. Но нужно смотреть.

Потому что он знал: теперь он — на войне.