Дроны над Сталинградом

Глава XXVIII. Конец радиоигры и охота на Паулюса

Громова вызвали в штаб 64-й армии на рассвете. Полковник разведуправления, суровый человек с глубокими морщинами вокруг глаз, выложил перед инженером распечатанные донесения.— Алексей Андреевич, поступило предложение использовать ваши радиопередатчики по-новому. Мы знаем, что немцы внимательно слушают эфир. До сих пор мы только подавали ложные команды, чтобы отвлечь их от реальных частот. Но теперь ситуация изменилась.Громов поднял голову от листов. Его взгляд встретился с усталыми, но напряжёнными глазами полковника.— Операция «Кольцо» вступает в решающую фазу. Нам нужно ещё больше дезориентировать немцев. Если вы сможете направить их в неправильное место, мы сможем захватить их в ловушку. Другими словами, ваша задача — устроить настоящую радиоигру.

Подвал, отведённый под радиотехническую мастерскую, едва освещался жёлтым светом лампы. По углам стояли деревянные ящики с аккумуляторами, катушки проволоки, провисшие карты и схемы. На длинном столе — паяльник, обрывки изоляции, свёртки с лампами и стеклянными резонаторами. Над всем этим склонились инженер Алексей Громов и старший техник-лейтенант Лавров, недавний прибывший из состава ОСНАЗ — войск связи специального назначения.

— Значит так, — Громов проводил пальцем по схеме. — Рабочая частота — в районе 31,5 мегагерц. Их радиостанция SE 90/40 работает на ней. Если подадим сигнал, совпадающий по модуляции, при этом с «искажённым контекстом», немец примет за свою.

— Этого мало, — отозвался Лавров,. — Надо построить правдоподобный протокол: обращения, термины, даже ритм передачи. У немецких радистов не просто связь, у них дисциплина. Если учуют фальшь, всё будет насмарку.

— Поэтому и нужен ты, — кивнул Алексей. — Остальное сделают беспилотники.

Рядом жужжала ламповая станция. Старая, но надёжная. Её передатчик был вмонтирован в корпус, который ещё неделю назад использовался под катушки с плёнкой. Антенну вывели наружу, проложив кабель через вентиляционное окно.

В тот день радиоигра началась. Сначала в эфир вышел позывной, вымышленный, но подходящий в полном соответствии к немецким стандартам. Речь шла о «неустойчивости восточного участка», «отходе советских частей» и «снижении миномётной активности». Через сутки поступил доклад: немецкая группа пошла в разведку на указанный рубеж и попала под огонь.

— Подразделение уничтожено, — произнёс Лавров, кладя на стол шифровку. — техника сожжена. Всё по плану. Пичугин передал: «Работа признана результативной».

— Значит, сработало, — сухо произнёс Громов, не отрываясь от паяльника. — На войне как на войне. Посмотрим, чья возьмет.

На следующий день Громов усовершенствовал генератор ложных координат. Он ввёл систему «троек» — трёхуровневых сообщений, где одно касалось направления, другое — состава подразделения, третье — условий. Так передача выглядела убедительнее. Текст составляли на немецком, используя справочник военной лексики. Рядом сидел переводчик из разведотдела, выпускник института иностранных языков.

Ближе к полуночи второй сигнал пошёл в эфир. Его приняли на немецкой стороне, судя по реакции — с интересом. Там упоминалось «передвижение группы русских с переправы», и Шумилов тут же направил на это место миномётную батарею. Результат — уничтожены два немецких батальона с техникой и личным составом

Лавров откинулся на ящик, вытер лоб.

— Они начинают верить. А это уже не просто радиоигра. Это управление войсками.

Громов посмотрел на карту, на которой красными флажками были отмечены те места, где немецкие части попадали в ловушку.

— Пока они слушают — мы их ведём. Пусть слушают.

Он надел наушники, и эфир вновь ожил сухим металлическим голосом. Немцы переговаривались о подтягивании подкреплений. Где-то далеко, в темноте, двигались машины, гусеницы чертили снег. А в подвале, сквозь треск радиопомех, начиналась новая атака — невидимая, но точная.

— Мы их уже сбили с курса, — тихо сказал Громов. — Теперь главное — не сбиться самим.*****

Под утро 12 января в блиндаже связи, обустроенном в полуподвальном помещении разрушенного техникума было ощутимо холодно. Радиостанции работали на пределе — обмерзшие пальцы едва попадали по тумблерам, но операторы ОСНАЗ не теряли концентрации. Старший лейтенант спецсвязи Рубен Хачатуров, опытный радиотехник, замкнул последний шлейф на распределительном пульте и глянул на Громова:

— Готово. Частота 12.14 мегагерц. Начнем отсюда. Передатчик завуалирован под бытовую помеху. Немцы не сразу распознают, если вообще распознают.

Громов кивнул, поправил перчатки:

— Главное — не повторяться. Иначе сложат мозаичный график, вычислят источник.

— Потому мы и здесь, — сухо ответил Хачатуров. — Все как на охоте: подманиваем — и смотрим, кто клюнет.

Первый «сеанс» начался с короткой радиограммы, имитирующей экстренную сводку штаба. На чистой, нарочито «небрежной» волне звучал голос, записанный заранее: «Ориентир 63, линия лесопосадок — передвижение танков. Возможный фланговый удар. Поддержка артиллерии нужна. Повторяю — возможный фланговый удар...»

Потом — тишина. Радиооператоры ОСНАЗ слушали, ловили обратный отклик. Спустя минут пятнадцать в радиоэфире начались первые возмущения. Немецкий эфир заговорил.

— Есть движение, — сообщил техник у шифровального приёмника. — Короткие коды, скорее всего, пехота. Немцы сдвигают часть подразделений на указанный враньём фланг.

Громов отстранился от приёмника и обернулся к бойцу в сером полушубке.

— Связь с артиллерией на этом секторе налажена?

— Так точно. Подразделение капитана Чекунова, батарея 76-миллиметровок. Готовы по первой.

— Ждать не будем, — тихо сказал инженер. — Они идут туда, где их и ждут.

Всё происходило с предельной чёткостью. Радиоигра превращалась в работу тонкую и опасную, но эффективную: фальшивая передача вгоняла врага в ловушку, где уже выверены сектора обстрела и пристреляны дальности.

После второго сеанса немцы попытались контрмеру: эфир вдруг загудел «белым шумом», хлёстким, как гудение трансформатора. Один из бойцов, краснощёкий парень с украинским акцентом, воскликнул:

— Давят! Глушат нас, как на Западном!

Хачатуров только усмехнулся и протянул другой шифровальный шлейф:

— Мы знали, что будут давить. Вот тебе и запасной канал. У нас ещё три наготове. Громов, можешь продолжать.

Позже, в штабе, заместитель начальника разведки доложил Шумилову:

— Немцы начали активно менять позиции. Они верят в достоверность перехваченных радиограмм. Перемещаются так, будто командование получает прямые указания с фронта.

Генерал аккуратно прижал пальцем новую карту:

— А наши наблюдатели подтвердили — движение настоящее?

— Так точно. И беспилотник Громова сработал. Снимки с ночной камеры подтвердили: колонна с боеприпасами пошла в обход, точно по маршруту, который мы указали в радиопередаче.

Шумилов приподнял бровь:

— Значит, ловушка сработала. Молодцы. Отмечайте позиции, где можно повторить.

*****

Бункер связи штаба группы армий "Дон" окутал густой запах перегретого трансформаторного масла. Вентиляция едва справлялась с работой многочисленных радиостанций, и гул эфира заполнял помещение глухими, почти ритмичными всплесками волн. Лейтенант Курт Хаузер стоял у стенда, на котором светились индикаторы сигналов. Он щурился, пытаясь разобрать размытые пиковые амплитуды.

— Повтори захват, на частоте 12.14, — приказал он, не оборачиваясь.

Молодой радист кивнул, ручка настройки дрогнула в его пальцах.

— Есть... тот же импульс. Короткий. Повторяется с интервалом в восемь минут.

Хаузер кивнул. Это была не помеха. И не атмосферный шум. Слишком организованно, слишком уверенно. Он подошёл к столу, на котором капитан Вильгельм Штромфогель рассматривал карту с нанесёнными за последние сутки перемещениями.

— Они снова подают ложные сигналы. Вчера колонны двух батальонов Вермахта попала под артиллерийский обстрел. Наши двигались по маршрутам, которые, по идее, должны были быть безопасными. В итоге угодили в ловушку.

Штромфогель отложил карандаш.

— Думаешь, это те же самые русские, что вели нас за нос во время попытки прорыва к аэродрому?

— Почерк тот же, — ответил Хаузер. — Радиоигру ведут профессионально. Не похоже на простую дезинформацию. Они знают, что мы слушаем. И ведут нас. Как на поводке.

К ним подошёл оберштурмбаннфюрер Ланге. Его лицо, как всегда, было спокойным, но взгляд — сосредоточенным.

— Что вы предлагаете?

— Запустить контрмеру. Пусть Абвер подключит свои мобильные станции глушения. И ещё... — Хаузер запнулся. — Возможно, пришло время применить то, что мы обсуждали.

Ланге с интересом поднял брови:

— Система подавления на базе радиотехнической роты?

— Да. Поставим несколько передатчиков, которые будут срезать весь диапазон. Если у них аппараты радиоуправляемые, мы увидим результат почти сразу.

Штромфогель пожал плечами:

— А если они используют сменные частоты?

— Будем искать и подстраиваться. У нас достаточно приёмников. Главное — начать.

— И не забудь, Хаузер, — добавил Ланге, — если найдёшь источник сигнала, сообщи мне лично. У меня есть пара людей, которые знают, что с ним делать.

Тем временем, в одном из передовых наблюдательных пунктов, унтер-офицер радиогруппы Бауэр фиксировал в журнале координаты. Он слушал эфир почти непрерывно, чертил маршруты, и с каждым днём всё больше убеждался: где-то на другом конце линии сидит такой же профессионал — только в советской шинели.

— Господин лейтенант, — сказал он, когда Хаузер приехал лично, — эти русские не просто передают. Они наблюдает за нашим ответом. Похоже противник водит нас за нос.

Хаузер взглянул на карту. Маршруты совпадали. Ложные координаты, перемещения войск, засеченные радиосигналы. Всё сходилось.

— Значит, пора сыграть по их правилам, — тихо сказал он. — Но с нашими картами.

Он подошёл к радиостанции и передал короткий приказ в эфир:

— "Операция Штиль". Немедленное развёртывание станции подавления. Сектор 4-B, 6-E. Перекрыть весь диапазон."

Штромфогель, наблюдавший за Хаузером, усмехнулся:

— Теперь посмотрим, кто кого перехитрит. Но мне всё больше кажется, что на этом фронте война ведётся не только пушками.

Ланге молча закурил и бросил взгляд на потолок бункера:

— Настоящая битва — это всегда битва умов. И чем дальше, тем меньше в ней дыма, и больше тишины эфира.

А в этой тишине, среди треска радиошума, начиналась новая фаза противостояния: не глазами — по сигналу, не винтовкой — по волне.

*****

Когда третий передатчик ОСНАЗ вышел из строя почти одновременно с двумя другими, в укрытии под радиощитом установилась зловещая тишина. Шорохи бумаги, перекличка позывных, металлический щелчок тумблера — всё исчезло. Вместо этого в наушниках операторов звучал лишь ровный, чужой гул помех.

— Пятый канал — мёртв, — сухо отрапортовал радист Седых, сбросив наушники.

— Седьмой тоже, — вторил ему сержант Уланов. — Глушат. Причём грамотно.

Громов, стоявший у распределительного щита, медленно выпрямился, вытер руки тряпкой, испачканной в графите. Он молчал. Сказать было нечего — исход был ясен. Противник понял, что его бьют с помощью эфира, и нанёс удар в ответ. Квалифицированный, технически грамотный, без грубых шорохов — с точной подстройкой на частоты ложной передачи.

— Радисты жалуются, что немец усиливает помехи с переносных станций. Работают короткими импульсами, подвижными группами, — доложил майор из ОСНАЗА. — По предварительной оценке — минимум шесть точек активного подавления.

— Значит, научились, — кивнул Громов. — Радиоигра себя исчерпала.

Через полчаса информация поступила в штаб 64-й армии. В штабе было холодно — сквозь щели в стенах пробивался январский ветер. Генерал-лейтенант Михаил Степанович Шумилов стоял у карты, над которой горела тусклая керосиновая лампа. Он выслушал доклад молча, лишь качнул подбородком.

— Ну что ж, — сказал он наконец. — Немец противник серьезный. А пока — хватит радиоигр.

Он повернулся к Громову и ударил пальцем по точке на карте — квадрат с подписью «Центральный сектор».

— Вот теперь ваша цель. Штаб. Штаб Паулюса. Теперь вашей главной задачей будет разведка и местонахождение Паулюса. Командный состав 6-й армии насчитывает одних только генералов более двадцати. Это все высший офицерский состав, который нужно будет взять живым.

В мастерской снова скрипели лебёдки, запах металла перемешался с озоном, камеры были перезаряжены. Новые маршруты прокладывались с учётом свежей снежной линии. Дрон уходил в небо, скользил над мёрзлыми деревнями, вдоль Волги, где сражались части 21-й армии, и далее — вглубь, к западному обводу кольца.

С воздуха открывалась картина, которую не передавала ни одна карта: искорёженные дороги, пятачки замерзших лагерей, тёмные точки людских скоплений, костры, следы от танков, палатки... И кое-где — слишком много антенн и слишком мало оружия. Подозрительно ровные участки, аккуратные штабные столы, укрытые брезентом машины связи.

— Вот это место. — Громов ткнул карандашом в снимок. — Похоже на командный узел. Есть охрана, радиомачта, щитки, пост охраны... и ни одного танка.

Операторы в укрытии проявляли снимки. Один из них, младший сержант Сафронов, отложил лупу и проговорил:

— Это не просто штаб. Здесь — всё. Склад связистов, кухня, бронемашины связи. И грузовики с обозначением «Führungsstab» — штабное сопровождение.

На снимке была видна обледеневшая площадь, с несколькими замаскированными ангарами. Возле одного стояла машина с крытым кузовом и антеннами, кабина развернута к выходу. Слева — часовой. Справа — полевой телефонный кабель, уходящий в сторону.

Когда Громов представил фото Шумилову, тот всмотрелся и тихо сказал:

— Да, вероятно это штаб 6-й армии. Будем проверять это место, в том числе и с помощью радиоразведки. Паулюс и его генералы не выскользнуть из Сталинграда.*****

Радиограмма. Передано: Ставка фюрера. Дата: 22 января 1943 года. Передано из района Сталинграда. Кодовое обозначение: “Северный Щит”. От: командующего 6-й армией, генерал-полковника Ф. Паулюса.

Адресат: Верховное командование вооружённых сил (OKW), лично фюреру.

*****

Радиограмма. Передано: Ставка фюрера (Wolfsschanze). Дата: 23 января 1943 года. Передано в штаб 6-й армии, район Сталинграда. Кодовое обозначение: “Железный фронт”. От: Верховного главнокомандующего вооружёнными силами Германии. Адресат: Командующему 6-й армией генерал-полковнику Фридриху Паулюсу.