Глава 9

Глайдер скользил по улицам беззвучно – плавно, как призрак, парил над мостовой в нескольких сантиметрах от поверхности.

Я сидела, прижавшись спиной к мягкому кожаному сиденью, и смотрела в окно, пытаясь запомнить путь.

Каждый поворот. Каждую улицу. Каждый ориентир.

Если придётся бежать – мне нужно знать, куда.

Вайлет рядом дрожала – всё ещё, не переставая, прижавшись ко мне так крепко, что я чувствовала каждый её вздох, каждое содрогание маленького тела.

Слёзы высохли – просто кончились, выплаканы до последней капли. Теперь она молчала, уткнувшись лицом мне в бок, цепляясь за тунику обеими руками.

Я обнимала её одной рукой, гладила по спутанным волосам – неспешно, ритмично, пытаясь успокоить, хотя сама нуждалась в утешении не меньше.

Другая рука сжата в кулак.

Руны пульсировали под кожей – тёплые, живые, связь с Орионом тонкой нитью тянулась через город.

Я послала через узы всё, что могла – я жива, я держусь, не делай глупостей.

Ответ пришёл мгновенно – волной ярости такой силы, что на секунду перехватило дыхание.

Он был в бешенстве. Абсолютном, всепоглощающем бешенстве, что грозило сжечь всё вокруг дотла.

Но под яростью – страх. За меня. Отчаянный, беспомощный страх, что он не сможет защитить, не успеет спасти.

И решимость. Железная, непоколебимая.

Я приду. Скоро. Держись.

Смысл читался ясно, даже без слов.

Я послала в ответ – уверенность, спокойствие, что не чувствовала.

Я справлюсь. У меня есть план.

Ложь. Никакого плана не было. Но ему не нужно было знать это сейчас. Не нужно было ещё больше терять контроль.

Связь потеплела на миллиметр – он почувствовал моё спокойствие, поверил или сделал вид, что поверил.

Глайдер свернул направо, на широкую улицу – вымощенную белым камнем, чистую, с деревьями вдоль краёв. Фонари уже зажглись – светились мягким золотым светом.

Северный квартал.

Я видела через окно – особняки за высокими стенами, кованые ворота, ухоженные сады. Богатство, выставленное напоказ.

Люди на улицах одеты дорого – шёлк, бархат, украшения, что блестели даже в тусклом свете заходящего солнца. Прогуливались неспешно, как те, у кого слишком много времени и слишком мало забот.

Рабы шли следом за хозяевами – с опущенными головами, в серых туниках, несли сумки, зонты, держали поводки собак размером с пони.

Никто не смотрел на глайдер – такие машины здесь обычное дело.

Мы свернули ещё раз – на узкую улицу, более тихую. Особняки здесь были ещё больше, стены выше, деревья гуще.

Улица Аврелия.

Таблички с номерами на воротах – золотые, с вензелями.

31… 35… 39…

Глайдер замедлился.

43… 45…

Остановился.

47.

Я смотрела на ворота перед нами – массивные, кованые, три метра высотой, с золотым гербом наверху. За ними – мощёная дорожка, ведущая к особняку.

Особняк был огромным – три этажа, белый камень, колонны у входа, балконы с резными перилами. Окна большие, со ставнями, светились изнутри тёплым светом. Сад вокруг ухоженный – подстриженные кусты, клумбы, фонтан посередине.

Красиво.

Слишком красиво.

От этой красоты тошнило.

Дверь глайдера открылась – плавно, беззвучно.

Посыльный вышел первым, поправил манжеты костюма небрежным жестом.

Обернулся, кивнул охранникам:

– Выводите девочек. Аккуратно. Товар дорогой – не повредите.

Один из охранников полез внутрь, схватил Вайлет за руку – грубо, тянул наружу.

Она вскрикнула, вырываясь:

– Нет! Не хочу! Эйра!

Я инстинктивно потянулась за ней:

– Не трогай её!

Второй охранник толкнул меня в грудь – сильно, я упала обратно на сиденье.

– Сиди. Твоя очередь следующая.

Вайлет вытащили наружу – она билась, извивалась, но маленькие силы ничего не значили против взрослого мужчины.

Охранник держал её одной рукой за запястье, другой прижимал к боку, не давая вырваться.

– Пусти! ПУСТИ!

Посыльный подошёл, присел перед ней на корточки. Достал из кармана конфету – большую, в яркой обёртке. Протянул:

– Тише, милая. Не кричи. Видишь ли, господин Хаг очень хочет познакомиться с тобой. Он добрый человек. Накормит, оденет, даст тёплую постель.

Голос был мягким, ласковым – тем самым тоном, каким взрослые говорят с детьми, притворяясь добрыми.

Он покачал конфетой перед её лицом:

– Возьми. Сладенькая. Вкусная.

Вайлет плюнула ему в лицо.

Посыльный замер.

Постепенно вытер плевок платком, и улыбка исчезла с лица – как сорванная маска.

– Дикая, – голос стал холодным. – Ну ничего. Господин умеет воспитывать таких. Любит даже. Чем больше сопротивление – тем слаще победа.

Он выпрямился, кивнул охраннику:

– Веди её внутрь. В подготовительную комнату. Пусть служанки приведут в порядок – вымоют, причешут, оденут. Завтра вечером она должна выглядеть прилично.

Повернулся ко мне, протянул руку:

– А теперь ты, красавица. Выходи. Без глупостей.

Я смотрела на протянутую руку – холёную, с ухоженными ногтями, с золотым перстнем на среднем пальце.

Хотелось укусить её. Сломать каждый палец по отдельности. Посмотреть, как изменится его лицо.

Но я не двигалась.

Считала секунды. Думала.

Вайлет уже тащили к воротам – она всё ещё билась, кричала, но её не слышали. Или не хотели слышать.

Если я попытаюсь бежать сейчас – охранники схватят за секунды. Мы в закрытом дворе, ворота за спиной закрылись, впереди – особняк, охрана, неизвестность.

Шансов ноль.

Нужно ждать. Изучить место. Найти слабину. Тогда действовать.

Я взяла его руку – размеренно, каждым движением показывая покорность.

Вышла из глайдера.

Вечерний воздух был прохладным, пах цветами из сада и чем-то сладким – духами, дорогими, приторными.

Посыльный не отпускал мою руку – держал крепко, ведя к особняку.

Охранник шёл следом – рука на рукояти бластера, готов выхватить в любую секунду.

Я оглядывалась, запоминая всё.

Двор – метров тридцать на сорок, окружён высокой каменной стеной. Ворота сзади – единственный видимый выход. Сад – деревья, кусты, фонтан. Можно спрятаться, если побежать.

Особняк – три этажа, десятки окон. Некоторые светятся, другие тёмные. Главный вход – широкие двери, резные, с охранником по обе стороны.

Запомнила.

Мы поднялись по ступеням.

Двери открылись – изнутри, будто ждали нас.

Прихожая была огромной – мраморный пол, блестящий, отражал свет люстры под потолком. Люстра хрустальная, с сотнями подвесок, переливалась всеми цветами радуги. Стены украшены картинами в золочёных рамах – портреты, пейзажи, абстракция. Лестница в центре – широкая, с резными перилами, вела на второй этаж.

Богатство. Роскошь. Власть.

Всё, что можно купить за деньги.

И рабы.

Двое стояли у стен – девушки лет шестнадцати-семнадцати, в тёмных платьях, с опущенными головами. Ошейники на шеях – тонкие, но видимые.

Ждали приказов молча, неподвижно, как статуи.

Посыльный провёл меня через прихожую, к лестнице.

– Господин Хаг сейчас в кабинете, – сказал он, поднимаясь по ступеням. – Готовится к приёму завтра. Очень важное событие. Гости высокого уровня. Он хочет произвести впечатление.

Мы поднялись на второй этаж.

Коридор – длинный, с дверями по обе стороны. Ковёр на полу – толстый, мягкий, приглушал шаги. Картины на стенах. Вазы на столиках.

Остановились у одной из дверей.

Посыльный постучал – дважды, вежливо.

– Войдите, – голос изнутри был глубоким, бархатным, с той особой интонацией людей, привыкших быть услышанными.

Дверь открылась.

Кабинет.

Большой – метров десять на двенадцать. Книжные полки вдоль стен, заполненные до потолка – кожаные переплёты, золотое тиснение. Письменный стол у окна – массивный, резной, из тёмного дерева, заваленный бумагами. Картины на стенах – не просто украшения, а настоящие полотна, от которых невозможно оторвать взгляд. Камин сбоку – мрамор, резьба, горел приглушённо, отбрасывал тёплые отблески.

И у окна, спиной к двери, стоял мужчина.

Высокий – метр девяносто, может выше. Фигура стройная, подтянутая – не мускулистая, но крепкая, с той особой осанкой, что даётся хорошим воспитанием и уверенностью в себе. Одет безупречно – костюм тёмно-бардовый, почти чёрный, сидел идеально, как вторая кожа. Рубашка белоснежная. Волосы тёмные с благородной проседью, зачёсаны назад, блестели в свете заката.

В руке – бокал с вином. Янтарным, дорогим, что переливалось в лучах последнего солнца.

Он смотрел в окно – на сад внизу, на город вдали, на небо, окрашенное закатом в оттенки розового и золотого.

Не обернулся сразу.

Стоял, наслаждаясь моментом – вином, видом, тишиной.

Как человек, у которого слишком много времени и слишком мало забот, чтобы спешить.

Посыльный остановился у порога, ждал терпеливо.

Мгновение растянулось.

Наконец мужчина сделал глоток вина – не торопясь, смакуя.

Затем обернулся.

Дориан Хаг.

Лицо было… красивым. Не просто привлекательным – красивым той холодной, отточенной красотой, что встречается у мраморных статуй в музеях. Правильные черты – высокие скулы, прямой нос, волевой подбородок. Кожа гладкая, холёная, без единой морщины, словно время не касалось его. Глаза тёмные – почти чёрные, глубокие, внимательные, смотрели с лёгким любопытством.

Улыбка тронула губы – мягкая, располагающая, почти отеческая.

– А, наконец-то, – голос был таким же бархатным, как и выглядел издалека. – Новые приобретения. Ты справился быстрее, чем я ожидал.

Посыльный поклонился:

– Господин, я старался угодить. Партия только прибыла. Успел забрать лучшее до распределения.

Хаг кивнул, сделал ещё глоток вина, и взгляд наконец остановился на мне.

Скользнул по лицу – неспешно, оценивающе, но не жадно. Скорее… изучающе.

Как смотрят на картину, пытаясь понять, подойдёт ли она к интерьеру.

Секунда тянулась.

Две.

Я стояла, опустив голову покорно – как учил Вейлан. Не смотри в глаза. Не показывай силу.

Товар не имеет силы.

Но чувствовала его взгляд физически – тяжёлый, пристальный, задерживающийся дольше, чем должен.

Хаг плавно поставил бокал на край стола.

Подошёл ближе – каждый шаг отмерен, контролируем.

Остановился передо мной.

– Подними голову, – приказал он мягко, но твёрдо.

Я подняла – встречая его взгляд.

Тёмные глаза изучали моё лицо – каждую черту, каждую линию.

Брови постепенно поползли вверх.

– Интересная внешность, – пробормотал он, наклонив голову чуть в сторону. – Очень интересная.

Шагнул ближе – слишком близко, нарушая личное пространство.

Поднял руку, коснулся моего подбородка пальцами – заставил повернуть лицо влево, затем вправо, изучая профиль.

– Черты… необычные. Не типичные для окраин. Есть что-то… аристократическое. Почти благородное.

Его взгляд задержался на моих глазах – слишком долго.

Прищурился.

– И глаза… золотые искры в глубине. Редкость. Очень редкая.

Что-то изменилось в его выражении – мелькнула тень узнавания, неуверенности.

Он отпустил мой подбородок, отступил на шаг.

Продолжал смотреть – уже не оценивая, а пытаясь вспомнить.

– Лицо кажется знакомым, – произнёс он размеренно, задумчиво. – Словно где-то видел тебя раньше. Но где?

Сердце ёкнуло, пропустило удар.

Холод пополз по позвоночнику – неспешно, липко, сковывая движения.

Он узнаёт.

Не до конца. Ещё не уверен. Но что-то в памяти зацепилось, потянуло за собой нити узнавания.

Семь лет в бегах. Семь лет, прячась на окраинах галактики, избегая столицы, избегая центра Империи.

Но, теперь, портреты были везде.

Императорский указ – разыскивается Астра Вега, последняя из рода Звёздных Палачей. Награда за поимку и доставку Императору – исполнение одного желания. Любого. Без ограничений.

Желание от бога.

Многие искали. Охотники за головами, наёмники, даже простые люди, мечтавшие о богатстве или власти.

Портреты повесили в официальных зданиях, передавались по сетям, распространялись среди стражи.

И Хаг – член Высшего Совета, связанный с Императором лично – наверняка видел их. Много раз.

Он смотрел на меня, и в глазах читалась работа мысли – сопоставлял черты, вспоминал детали, пытался понять, откуда это лицо в памяти.

Прищурился сильнее.

– Где я тебя видел… – пробормотал себе под нос, почти не обращаясь ко мне.

Повернулся к посыльному резко:

– Откуда она? Какая колония?

– Терра-9, господин, – посыльный ответил быстро, заглядывая в планшет. – Аграрная колония на окраинах. Захвачена пиратами два года назад. Продана через стандартные каналы.

Хаг кивнул, но взгляд не отрывался от моего лица:

– Терра-9… окраины… – повторил он задумчиво. – Но лицо не из окраин. Слишком… благородное.

Время замедлилось.

Каждый вдох казался вечностью.

Он неторопливо обошёл меня – изучая со всех сторон, как изучают произведение искусства, пытаясь понять, подлинник или подделка.

Остановился сбоку, и взгляд его упал на моё запястье.

Браслет.

Грубый, кожаный, потёртый.

Странный для рабыни.

Пальцы легли на мою руку – крепко, поднял запястье к свету.

Я напряглась инстинктивно, но не вырвалась.

Хаг изучал браслет – провёл пальцем по коже, по застёжке.

– Почему ты носишь это? – спросил он едва слышно. – Украшения рабам не положены.

– Подарок, – солгала я быстро, голос вышел приглушённее, чем хотела. – От… матери. Единственное, что осталось. Пожалуйста, не забирайте.

Он посмотрел на меня – оценивающе.

Затем отпустил руку.

– Оставь пока, – кивнул он. – Сентиментальность трогает. Но завтра, перед приёмом, снимешь. Гостям не нужно видеть следы прошлого. Только настоящее.

Я кивнула быстро, прижала руку к груди инстинктивно – защищая.

Хаг отвернулся, вернулся к столу.

Взял бокал, допил вино одним долгим глотком.

Поставил на стол с приглушённым звоном стекла о дерево.

Обернулся, и взгляд его был уже другим – холоднее, расчётливее.

– Завтра вечером приём. Важные гости. Ты будешь одной из главных достопримечательностей. Вместе с девочкой.

Пауза.

– Мой посыльный сказал – ты назвалась её сестрой. Пыталась заменить. Жертвовала собой.

Он усмехнулся – лёгкой, почти незаметной усмешкой, от которой кожу передёрнуло.

– Благородство. Самопожертвование. Редкие качества среди рабов. Гости оценят. Это добавит… драматизма представлению.

Он кивнул посыльному:

– Уведи её. В подготовительную комнату, к девочке. Пусть служанки приведут в порядок. Завтра утром начнём готовить – макияж, причёска, платье. Всё должно быть безупречно.

Посыльный поклонился:

– Слушаюсь, господин.

Схватил меня за локоть, потащил к двери.

Я обернулась через плечо – последний взгляд.

Хаг стоял у стола, наливая себе новый бокал вина.

Смотрел на меня – задумчиво, прищурившись, всё ещё пытаясь вспомнить.

Где-то видел это лицо.

Где-то видел меня.

Дверь закрылась.

Мы шли по коридору – быстро, молча.

Сердце колотилось где-то в горле – громко, глухо, отдавалось в висках.

Он почти узнал.

Ещё немного – и он вспомнит. Сопоставит черты с портретом. Поймёт, кто я.

А когда поймёт…

Желание от Императора. Любое. Без ограничений.

Что попросит Хаг?

Власть? Богатство? Бессмертие?

Неважно.

Главное – он выдаст меня. Немедленно. С триумфом.

И тогда всё кончится. Не только для меня. Для Ориона. Для Вейлана. Для всех, кто связан со мной.

Охота начнётся масштабная, беспощадная.

Нужно бежать. Сейчас. До того, как он вспомнит окончательно.

Или…

Или убить его. До того, как он расскажет кому-либо.

Руны под браслетом вспыхнули жаром – магия откликнулась на мысли, готовая действовать.

Кровь Веги запела в венах – требуя крови, мести, защиты.

Я стиснула кулаки, заставляя себя дышать ровно.

Не сейчас. Ещё не время.

Сначала изучить. Найти слабые места. Понять, как выбраться.

Тогда действовать.

Мы дошли до двери в конце коридора.

Посыльный открыл, втолкнул меня внутрь.

Комната – средних размеров, метров пять на шесть. Без окон. Одна дверь – та, через которую вошли. Стены голые, белые. Пол каменный, холодный.

Три койки вдоль стен – узкие, с серыми одеялами.

И Вайлет.

Она сидела на одной из коек, обхватив колени руками, уткнувшись лицом.

Я бросилась к ней:

– Вайлет!

Обняла её, прижала к себе крепко.

Она всхлипнула, обхватила меня обеими руками:

– Эйра… я так боюсь…

– Тише, – я гладила её по волосам, – тише. Я здесь. Не оставлю тебя.

Дверь за спиной захлопнулась – с громким щелчком замка.

Мы остались одни.

Я оглядела комнату снова – более внимательно, оценивающе.

Дверь одна – металлическая, запирается снаружи. Петли с той стороны. Не выбить.

Окон нет. Стены толстые – каменные, не пробить без инструментов.

Потолок высокий – метра три, может больше. Вентиляционная решётка в углу – маленькая, двадцать на тридцать сантиметров. Может, ребёнок пролезет. Может.

Запомнила.

На третьей койке сидела девушка – та самая, что забрали с нами из ангара. Лет четырнадцати, худая, бледная. Сидела, обхватив колени, смотрела в пол невидящим взглядом.

Я подошла, опустилась рядом:

– Привет. Как тебя зовут?

Она не ответила. Даже не шевельнулась.

– Меня зовут… Эйра. – Чуть не сказала настоящее имя, вовремя спохватилась. – Эта малышка – Вайлет. Мы… мы вместе сбежим отсюда. Ты с нами?

Девушка постепенно подняла голову.

Посмотрела на меня – пустыми глазами, мёртвыми.

– От хозяев не сбегают, – голос был беззвучным, безжизненным. – Никто никогда не сбегал. Пытались. Всех поймали. Наказали. Очень больно наказали.

– Значит, они пытались неправильно, – я встретила её взгляд. – А я попробую правильно.

Она покачала головой неторопливо:

– Ты не понимаешь. Здесь… здесь нет выхода. Только смерть. И это лучшее, на что можно надеяться.

Отвернулась обратно к стене.

Замолчала.

Я посмотрела на неё – на согнутую спину, опущенные плечи, безнадёжность, что сочилась из каждого движения.

Сломлена. Полностью.

Сколько она в рабстве? Месяцы? Годы?

Не важно. Важно, что она больше не верит в спасение.

Но я верю.

Я поднялась, подошла к двери.

Прислонилась ухом, слушая.

За дверью – шаги. Приглушённые, редкие. Охрана патрулирует коридор.

Я коснулась замка – металл холодный, прочный. Не сломать руками.

Но я не просто руки.

Кровь Веги.

Древняя магия.

Закрыла глаза, сфокусировалась.

Почувствовала жар под кожей – знакомый, родной, что спал последние часы, ждал момента.

Руны под браслетом вспыхнули – тёплым, пульсирующим светом.

Я направила магию в замок – тонкой нитью, что потекла из кончиков пальцев, тёплая, живая.

Почувствовала механизм изнутри – металл холодный, чужой. Засов. Пружина. Штифты.

Магия коснулась каждой детали, изучала, запоминала структуру.

Я попыталась подтолкнуть —

Замок щёлкнул. Едва слышно. Отозвался на магию, как на ключ.

Не открылся. Ещё нет. Но теперь я знала – смогу открыть, когда понадобится.

Отстранилась, открыла глаза.

Вайлет смотрела на меня широко распахнутыми глазами:

– Что ты делаешь?

– Изучаю, – ответила я просто. – Ищу способ выбраться.

– Но та девушка сказала…

– Она сломлена, – перебила я мягко, но твёрдо. – А я нет. И ты не будешь. Обещаю.

Вернулась к койке, села рядом с Вайлет.

Обняла её, прижала к себе.

– Я не останусь здесь. Не стану частью чьей-то коллекции. Не позволю тебе стать ею.

Даже если придётся сжечь этот особняк дотла вместе со всеми внутри.

Вайлет прижалась ко мне крепче:

– Эйра… ты правда думаешь, мы сбежим?

Я посмотрела на неё – на маленькое лицо, полное страха и робкой надежды.

– Да, – ответила я твёрдо. – Правда. Обещаю.

Она кивнула размеренно, уткнулась лицом мне в плечо.

Минуты тянулись в тишине.

За дверью шаги – мерные, регулярные. Охрана меняется. Каждые полчаса, может час. Запомнила.

Где-то далеко часы пробили – мелодично, красиво. Девять вечера.

Замок щёлкнул – громко, неожиданно.

Дверь распахнулась.

В проёме стояла женщина – средних лет, полная, в строгом чёрном платье. Волосы седые, собраны в тугой пучок. Лицо суровое, без улыбки. Ключи на поясе звенели при каждом движении.

Старшая служанка. Надзирательница.

За ней – две молодые девушки в серых платьях, с опущенными головами. Рабыни.

– Вставайте, – голос женщины был резким, командным. – Быстро. В купальню. Вымыть вас нужно. Воняете как скот с окраин.

Мы поднялись – неуверенно.

Женщина окинула нас оценивающим взглядом, поморщилась:

– Отвратительно. Грязь въелась в кожу. Волосы как крысиные хвосты. Много работы.

Кивнула девушкам позади:

– Берите всех троих. В общую купальню. Вымыть тщательно – с мылом, щётками. Волосы тоже. Потом чистую одежду. Накормить. И спать укладывать. Завтра с утра начнём готовить.

– Да, госпожа, – хором ответили рабыни.

Они подошли – одна взяла Вайлет за руку, другая меня, третья девушку.

Повели по коридорам – длинным, освещённым магическими лампами. Особняк был тихим, сонным. Вечер. Только редкие слуги сновали по своим делам, не обращая на нас внимания.

Спустились на цокольный этаж – по узкой каменной лестнице, что вела в подвальную часть.

Здесь было прохладнее. Пахло влагой, мылом, чем-то затхлым.

Дверь в конце коридора – широкая, деревянная.

Рабыня открыла, провела нас внутрь.

Купальня.

Большая комната с низким сводчатым потолком. В центре – каменный бассейн, встроенный в пол, наполненный водой. Пар поднимался лениво. Вдоль стен – скамейки, крючки для одежды, полки с мылом и щётками. Пахло лавандой и мятой – резко, почти удушающе.

– Раздевайтесь, – приказала рабыня. – Всё снимайте. В воду.

Вайлет прижалась ко мне:

– Эйра…

– Тише, – я обняла её, – всё хорошо. Просто вымоют нас. Это не страшно.

Но руки дрожали, когда я снимала грязную тунику.

Не от холода. От беспомощности, что накатывала волной – густой, липкой, что оседала в груди тяжестью.

Мы голые. Беззащитные. В чужом месте. Под чужим контролем.

Товар, что готовят к продаже.

Я стянула штаны, осталась только в нижнем белье – потрёпанном, грязном.

Руки потянулись к браслету на запястье инстинктивно.

– И это, – рабыня указала на кожаный ремешок. – Снимай. Намокнет, испортится.

– Нет, – вырвалось резче, чем хотела. – Это нельзя снимать.

Она нахмурилась, шагнула ближе:

– Господин не разрешает рабам носить украшения. Снимай сейчас, или я сама сниму.

– Это не украшение, – я прижала руку к груди, защищая. – Это… подарок. От матери. Единственное, что осталось. Пожалуйста.

Рабыня колебалась – смотрела на браслет, на моё лицо.

Затем махнула рукой раздражённо:

– Оставь.

Облегчение хлынуло так сильно, что колени подкосились.

Я сняла последнее, прикрывая грудь рукой.

Вайлет рядом тоже раздевалась – дрожала всем маленьким телом, старалась не плакать.

Девушка с третьей койки раздевалась механически – без эмоций, как автомат, привыкший к процедуре.

– В воду. Быстрее.

Мы спустились по каменным ступеням в бассейн.

Вода была горячей – почти обжигающе. Я опустилась по шею, и тепло ударило в мышцы, заставило их расслабиться против воли.

Первый раз за два дня моё тело почувствовало хоть что-то похожее на комфорт.

Рабыни взяли губки, намылили щедро.

Начали тереть – грубо, методично, как моют пол или стены.

Губка скребла по коже – жёстко, почти больно. Я стиснула зубы, не шевелилась.

Терпела.

Они мыли везде – спину, руки, ноги, не пропуская ни сантиметра. Скребли грязь, что въелась за время в трюме. Вода вокруг темнела, становилась мутной.

Затем волосы.

Рабыня лила воду на голову из ковша – тёплую, обильно. Намыливала, терла кожу головы пальцами так сильно, что больно. Споласкивала. Повторяла.

Вайлет всхлипывала приглушённо, когда ей мыли волосы.

Я протянула руку под водой, крепко держала её ладонь:

– Потерпи. Скоро закончат.

Наконец рабыни отступили:

– Выходите. Быстро. Вытираться.

Мы вылезли – вода стекала с тел, оставляла лужи на каменном полу.

Рабыни кинули полотенца – грубые, серые, но чистые.

Я вытерлась быстро, завернула Вайлет в полотенце, растёрла её спину, чтобы согрелась.

– Одевайтесь, – рабыня кинула стопку одежды на скамейку.

Я взяла одежду – простую, но чистую. Серое платье из грубой ткани, длиной до колен. Нижнее бельё. Тонкие чулки.

Надела быстро.

Вайлет дали похожее платье – детского размера, с короткими рукавами.

Девушке тоже.

Мы оделись молча.

Рабыня оглядела нас, кивнула:

– Сойдёт. Идёмте. Накормим, потом спать.

Повела обратно наверх – по лестнице, через коридоры.

Привела в маленькую комнату – столовую для прислуги. Длинный стол, скамейки, запах еды.

На столе стояли миски с супом – горячим, густым, пахло мясом и овощами. Хлеб – свежий, мягкий. Кувшин с водой.

– Ешьте. Быстро. Десять минут.

Я схватила ложку, начала есть жадно – не помнила, когда ела последний раз нормально.

Суп был вкусным – простым, но сытным. Обжигал рот, но я не останавливалась.

Вайлет ела постепенно, маленькими глотками, но доела всё до последней капли.

Девушка ела механически – не глядя, не чувствуя вкуса.

Десять минут пролетели.

– Хватит. Спать теперь.

Нас повели обратно – в ту же комнату без окон, с тремя койками.

– Ложитесь. До утра не шуметь. Охрана у двери. Попытаетесь бежать – пожалеете. Поняли?

Мы кивнули молча.

Рабыня вышла.

Дверь закрылась. Замок щёлкнул.

Я опустилась на койку, притянула Вайлет к себе.

Укрыла одеялом – серым, грубым, но тёплым.

– Спи, – прошептала я ей в волосы. – Завтра будет тяжёлый день. Нужны силы.

Она кивнула, зарылась лицом мне в плечо.

Через несколько минут дыхание её выровнялось – уснула.

Девушка на третьей койке легла, отвернувшись к стене.

Я лежала, глядя в темноту потолка.

Руны под браслетом пульсировали тепло – связь с Орионом тянулась через город.

Я прикрыла глаза.

Но даже в темноте, на краю сознания, я видела его лицо.

Хага.

Задумчивого. Прищуренного. Вспоминающего.

Где-то видел меня раньше.

Часы тикали.

Завтра он вспомнит.

Или я убью его раньше.

Усталость потянула вниз – тяжёлая, неумолимая.

Я позволила ей забрать себя.

Сон пришёл – беспокойный, полный обрывков образов.

Золотые глаза в темноте. Цепи. Клетки. Вайлет, что плачет.

И Орион – далёкий, но близкий через узы.

Держись, послал он последнее перед тем, как я провалилась.

Я иду.

Загрузка...