Дочь звёздного палача 2

Глава 7

Корабль содрогнулся, и металл взвыл – протяжно, почти по-живому, когда стыковочные зажимы впились в гнёзда станции.

Я почувствовала это всем телом – вибрацию, прокатившуюся волной по переборкам, поднявшуюся через пол, пронзившую кости. Гул двигателей оборвался разом, оставив после себя тишину – такую плотную, что она давила на барабанные перепонки.

Мы пристыковались.

Вокруг трюм замер в напряжённом ожидании.

Никто не шевелился. Никто не дышал слишком громко.

Женщина с ребёнком застыла у противоположной стены – прижимала девочку к груди так отчаянно, словно могла впечатать её в собственную плоть, спрятать там навсегда. Губы беззвучно шевелились – молитва богам, что давно перестали отвечать.

Старик вцепился в край скамейки побелевшими костяшками, и руки его тряслись непрерывно – мелкая дрожь человека, слишком долго живущего в страхе.

Вайлет рядом со мной превратилась в натянутую струну – всё её маленькое тело вибрировало от напряжения. Пальцы впились в мою ладонь с силой отчаяния.

Я сжала её руку в ответ, пытаясь передать хоть каплю спокойствия, которого сама не чувствовала.

Орион справа от меня был неподвижен как изваяние, но через узы я ощущала – бурю. Ярость, что клокотала под поверхностью покорности, готовая вырваться и сжечь всё вокруг дотла.

Держись, – послала я через связь. Ещё совсем немного.

Ответ пришёл жёстким, почти болезненным всплеском эмоций. Он держался. Но едва.

Минуты тянулись.

Каждая – как вечность.

Я считала удары собственного сердца, пытаясь успокоиться. Не получалось. Пульс бился всё быстрее, глуше, отдавался в висках.

За переборками послышались голоса – приглушённые сначала, затем всё громче.

Тяжёлые шаги приближались, гулко отдаваясь по коридорам корабля.

Вайлет сжала мою руку сильнее. Я ответила тем же, не глядя на неё. Слова сейчас были бы ложью.

Звук ключа в замке прорезал тишину – металл скрипнул так пронзительно, что я вздрогнула.

Засовы отошли один за другим – лязг, лязг, лязг.

Три удара судьбы.

Секунда тишины – последняя перед неизбежным.

Затем дверь распахнулась с грохотом, ударилась о стену, и свет хлынул внутрь – тусклый, желтоватый, но после красных ламп трюма ослепительный.

– Все сидеть! Руки на виду! – голос ворвался вместе со светом, грубый и усталый, с той особой интонацией власти над беззащитными.

Я медленно открыла глаза, щурясь сквозь слёзы от яркости.

В дверном проёме вырисовывались три силуэта.

Валтор стоял позади, массивный и равнодушный, скрестив руки на груди. Наблюдатель. Продавец. Тот, кто привёз товар и ждёт оплаты.

А перед ним – двое инспекторов.

И один взгляд на них сказал всё, что нужно было знать.

Форма серая, когда-то, может быть, выглядевшая пристойно, теперь была грязной – пятна масла, потёртости, дыра на плече, зашитая кое-как. Сапоги в засохшей грязи. Лица усталые, с той особой печатью людей, застрявших на работе, которую ненавидят, но от которой не могут уйти.

Низший уровень. Те, кого отправляют туда, куда никто не хочет идти – в вонючие трюмы, к грузу, который даже не считается человеческим.

Первый инспектор шагнул внутрь – невысокий, коренастый мужчина лет сорока с чем-то. Жирные щёки. Жидкие усы. Волосы прилизанные маслом. От него несло кислым потом и перегаром – дешёвой выпивкой, что пили докеры в забегаловках у порта.

В руках – планшет с паутиной трещин на экране, липкий от жирных отпечатков пальцев.

– Инспектор Гаррет Воул, – объявил он скучающе, даже не глядя на нас. – Станция «Аврора-5», третий уровень.

Самый низший.

Второй инспектор был моложе, выше, с острыми чертами лица и крючковатым носом. Тёмные волосы торчали грязными прядями. Маленькие глаза блестели – не усталостью, как у первого, а чем-то другим. Предвкушением власти.

В руке – потёртая дубинка.

Он постукивал ею по ладони – медленно, ритмично, словно отсчитывая время.

– Проверка, – бросил Гаррет, тыкая в планшет. – Сидите тихо. Не рыпайтесь. Отвечаете, только если спрашивают.

Он сплюнул прямо на пол у своих ног.

– Тридцать восемь голов. Быстренько пройдёмся. У меня ещё два транспорта.

Второй инспектор двинулся внутрь с дубинкой наготове – медленно, взглядом хищника, что выбирает добычу.

Я проглотила ком в горле, заставляя себя дышать ровно.

Начинается.

– Номер R-3421, – вызвал Гаррет монотонно, не поднимая взгляда от планшета.

Старик у стены вздрогнул, с трудом поднялся на дрожащих ногах.

Второй инспектор встретил его на полпути, прошёлся вокруг – профессионально, методично, как осматривают скот перед продажей.

– Старый. Слабый, – констатировал он равнодушно, постукивая дубинкой по плечу старика. Тот вздрогнул всем телом. – Вторичный рынок. Год, может, протянет.

– Шея. Покажи.

Старик поднял подбородок дрожащими движениями.

Инспектор склонился, изучая кожу под ошейником.

– Воспаление. Гноится.

Выпрямился, достал помятый тюбик, бросил старику в руки небрежно.

– Мажь сам. Дважды в день. Чтоб не сдох раньше времени.

Старик поймал тюбик, прижал к груди и поспешно вернулся на место.

Я смотрела, как он опускается на скамейку – медленно, словно каждое движение причиняло боль. Лицо пустое. Глаза мёртвые.

Так вот как это выглядит. Оценка жизни. Год, может, протянет.

Гаррет вызывал номера вразнобой – то ли система глючила, то ли ему было всё равно. Планшет мигал, выдавая имена и цифры в случайном порядке.

– E-6624.

Вейлан.

Я видела боковым зрением, как он поднялся – плавно, контролируемо, каждое движение отточено под маской покорности. Но я знала – под иллюзией каждая линия его тела была напряжена до предела.

Инспектор осмотрел его быстро – профессионально, без особого интереса.

– Крепкий. Здоровый. Руки рабочие, – пробормотал он, сжимая плечо Вейлана, проверяя мышцы. – Первичный рынок. Разнорабочий, ремонтник. Оценка – пять тысяч. Может, шесть.

Вейлан вернулся на место, и я увидела – как он выдохнул, медленно, контролируемо. Прошёл. Первый барьер пройден.

– Следующий. Номер E-1138.

Молодой парень с синяками медленно поднялся. Подошёл – движения автоматические, лицо пустое, словно душа давно покинула тело.

Инспектор осмотрел его со всех сторон – ощупал рёбра, сжал плечи, заглянул в рот, проверяя зубы.

– Молодой. Здоровый. Синяки заживут. Первичный рынок. Разнорабочий или охрана. Оценка… – он прищурился, прикидывая, – три с половиной тысячи кредитов. Может, четыре, если повезёт с покупателем.

Парень не отреагировал. Стоял, уставившись в пол.

– Следующий.

Процедура повторялась – раз за разом.

Номер. Вызов. Подойти. Осмотр. Оценка. Категория. Цена.

Гаррет вызывал имена скучающим голосом, не глядя на людей. Для него это была рутина – ещё одна смена, ещё один трюм, ещё тридцать восемь единиц груза, которые нужно обработать.

Второй инспектор обходил каждого – щупал мышцы, проверял зубы, осматривал кожу под ошейниками, отмечая воспаления, ссадины, раны.

Словно на скотобойне.

Моё сердце билось всё быстрее с каждым вызванным номером. Мы были в конце списка. Но конец приближался – неизбежно, методично, с каждой секундой.

У женщины с ребёнком инспектор задержался дольше.

– Мать и дочь? – спросил он, разглядывая девочку с нездоровым интересом.

Женщина кивнула, прижимая дочь к себе крепче.

– Продаются вместе или раздельно?

– Раздельно, – буркнул Валтор из дверей. – Покупатель может взять обеих, если захочет. Но не обязательно.

Женщина вздрогнула, и по щеке скользнула слеза – одна, медленная, беззвучная.

Инспектор присел на корточки перед девочкой, изучая её лицо.

– Сколько лет?

– Пять, – прошептала женщина хрипло.

– Здоровая?

– Да. Пожалуйста…

Он провёл рукой по волосам девочки – медленно, оценивающе. Та замерла, прижалась к матери сильнее, и маленькое тело дрожало.

– Детский блок. Пойдёт быстро. Личная прислуга в хороший дом, может.

Он выпрямился, посмотрел на мать, и взгляд стал холоднее.

– Ты – вторичный рынок. Служанка. Если повезёт.

Женщина сжала губы так сильно, что они побелели. Не сказала ни слова. Что она могла сказать? Какие слова изменили бы хоть что-то?

Инспектор двинулся дальше, и я видела – как женщина опустилась на скамейку, всё ещё прижимая дочь к себе. Держась за неё, как за последнее, что у неё осталось.

Дошёл до нашей стороны трюма.

Вайлет рядом со мной дрожала – всем телом, без остановки. Я держала её руку крепко, не отпуская, пытаясь передать хоть каплю тепла, поддержки.

– Номер E-7119, – вызвал Гаррет, зевая.

Вайлет замерла.

Дыхание остановилось. Пальцы вцепились в мою ладонь так сильно, что стало больно.

Я сжала её руку в ответ.

– Иди, – прошептала я едва слышно, наклонившись к её уху. – Всё будет хорошо.

Ложь. Но добрая.

Она медленно отпустила мою руку, поднялась на подкашивающихся ногах.

Пошла к инспектору – маленькая фигурка в слишком большой тунике, что волочилась по полу.

Инспектор присел на корточки перед ней, изучая внимательно.

Слишком внимательно.

Взгляд скользнул по лицу, по фигуре – медленно, скрупулёзно, задерживаясь на деталях, что не должны были интересовать при простой оценке товара.

Что-то внутри меня сжалось.

– Худая, – пробормотал он, поднимая её подбородок пальцем, заставляя посмотреть на него. – Но кости правильные. Лицо… неплохое. Вырастет – будет неплохо смотреться.

Он провёл рукой по плечу девочки, спустился ниже – по руке, медленно, оценивающе.

Вайлет стояла неподвижно, но я видела – как сжались её кулаки, как напряглись плечи под туникой.

– Синяк на щеке. Недавний. Кто бил?

– Упала, – прошептала Вайлет тихо.

– Ага. Конечно. Упала.

Он покачал головой с усмешкой, выпрямился.

– Детский блок. Личная прислуга. Обучаемая ещё. Оценка – две с половиной тысячи. Может, три, если покупатель заинтересуется.

Он похлопал её по плечу – чуть сильнее, чем нужно, и Вайлет качнулась.

– Ступай.

Вайлет быстро вернулась ко мне – почти бежала последние шаги. Опустилась на пол рядом, и я обняла её одной рукой – быстро, крепко, прижала к себе.

Дрожала ещё сильнее, чем раньше.

– Следующий. E-6625.

Кайра.

И когда она поднялась, подошла к инспектору, что-то изменилось в воздухе.

Он смотрел на неё иначе – не как на остальных. Медленно обошёл, и взгляд скользил по фигуре откровенно – задерживался на изгибах под туникой, на линии бёдер, на груди.

– Молодая, – голос его стал ниже, интимнее, и в нём прозвучала нотка, от которой кожу передёрнуло. – Здоровая. Фигура хорошая.

Провёл рукой по её плечу. Сжал – не проверяя мышцы, а просто держа. Спустился ниже – по руке, по талии, медленно, слишком медленно.

Я почувствовала – как связь Вейлана дрогнула.

Серебристый свет мелькнул на краю моего зрения, прошёл дрожью по его силуэту – иллюзия затрещала, как горящая бумага.

Концентрация пошатнулась.

Инспектор обошёл Кайру сзади, остановился слишком близко – так близко, что его дыхание шевелило волосы на её затылке.

Рука легла на бедро – сжал, оценивая плоть под пальцами, словно проверял спелость плода.

А потом шлёпнул – резко, громко, ладонь хлопнула по заду с таким звуком, что эхо прокатилось по трюму.

– Упругая, – усмехнулся он, и в голосе прозвучало удовлетворение. – Очень хорошая. Шесть тысяч. Может, семь, если отмыть как следует.

Кайра застыла, стиснув зубы, пальцы сжались в кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

А иллюзия вокруг Вейлана замерцала сильнее – серебро прошило края его фигуры, исказило черты на долю секунды. Я увидела – на краткий миг, сквозь дрожащую завесу – настоящее лицо. Ярость. Чистую, белую ярость, что кипела под поверхностью.

Срывается.

Ещё секунда – и иллюзия рухнет.

Я не думала. Тело двигалось само – инстинкт, отчаяние, необходимость отвлечь.

Шагнула вперёд и споткнулась – нарочито неуклюже, рухнула на колени с глухим стуком, что привлёк внимание.

– Прости! – выдохнула я, поднимая голову, изображая смущение и страх. – Прости, я не хотела!

Инспектор обернулся резко, и внимание переключилось с Кайры на меня.

– Что за…

– E-7743, – прошептала я быстро, поднимаясь медленно, покорно опустив голову. – Прости. Споткнулась. Не хотела мешать.

Через узы я ощутила – как иллюзия Вейлана стабилизировалась. Серебро погасло. Трещины затянулись. Он держался. Едва, но держался.

Кайра быстро отступила, вернулась к нему, и он обнял её одной рукой – крепко, защитно, прижал к себе так, словно мог спрятать от всего мира.

– Тебя не вызывали, – буркнул инспектор, но уже шёл ко мне, и взгляд скользнул по фигуре оценивающе.

– Прости, – повторила я тише, не поднимая глаз.

– Ну раз уж встала…

Он остановился передо мной, и я ощутила его взгляд физически – липкий, тяжёлый, ползущий по телу.

Начал изучать меня медленно – каждую деталь, каждую линию.

– Молодая, – пробормотал он за моей спиной. – Здоровая на вид.

Рука легла на плечо – сжал, проверяя мышцы, но пальцы задержались дольше, чем нужно.

Спустилась ниже – по спине, медленно, слишком медленно, скользя по позвоночнику.

Я стиснула зубы, заставляя тело не напрягаться, не отстраниться.

Покорная. Ты привыкла. Ничего нового. Просто товар. Просто вещь.

Через узы хлынула первая волна от Ориона – жёсткая, острая, ощетинившаяся краями ярости.

Связь вспыхнула, и я ощутила – как он напрягся рядом, как каждый мускул превратился в камень, готовый взорваться действием.

Образ всплыл через связь – чёткий, детальный, яркий, словно я видела его собственными глазами.

Орион представлял, как ломает руку инспектору. Медленно. Кость за костью. Начиная с пальцев. Один. Второй. Третий. Хруст. Крик. Затем запястье. Локоть. Плечо. Методично. Не спеша. Наслаждаясь каждым звуком.

Я сглотнула, гоня образ прочь силой воли.

Не сейчас. Держись. Пожалуйста.

Рука инспектора скользнула к талии, обхватила – грубо, собственнически, пальцы впились в бока.

– Неплохо, – голос стал ниже, интимнее, почти шёпотом у самого уха. – Фигура рабочая.

Притянул меня к себе резко – спиной к его груди.

Запах ударил в нос – кислый пот, перегар, что-то затхлое. Желудок сжался, но я не шевелилась.

Рука сжала талию – пальцы впились почти до боли, оставляя отметины на коже.

Вторая рука поднялась выше – скользнула под край туники, нашла грудь.

Я замерла, перестав дышать.

Пальцы сжали через тонкую ткань нижнего белья – грубо, без намёка на деликатность, словно проверяя качество товара.

– Упругая, – выдохнул он мне в ухо, дыхание горячее, влажное, липкое. – Очень упругая.

Сжал сильнее, почти до боли.

Через узы – взрыв.

Ярость Ориона обрушилась волной такой интенсивности, что на секунду я задохнулась от её силы. Она захлестнула меня целиком, заполнила каждую клетку, выжгла воздух из лёгких.

Образы хлынули один за другим – яркие, детальные, жестокие.

Он представлял, как вырывает руку инспектору из сустава – медленно, выкручивая, наслаждаясь хрустом хрящей и криками.

Как ломает ему рёбра – одно, второе, третье – методично, терпеливо, пока дыхание не превратится в хрип, а лёгкие не наполнятся кровью.

Как сжимает горло – давит на трахею, смотрит в глаза, считая секунды, пока жизнь не погаснет окончательно.

Связь пульсировала яростью – я ощутила, как он дрожит рядом. Как иллюзия Вейлана едва держится, трещит по швам. Как контроль висит на волоске, готовый порваться в любую секунду.

Пожалуйста. Ещё немного. Не сейчас. Не здесь. Прошу.

Рука инспектора скользнула выше – провёл пальцем по моей нижней губе, надавил, словно проверяя мягкость.

– Губы хорошие, – пробормотал он, изучая моё лицо так близко, что я видела каждую пору, каждую морщину, сосудистую сетку в его глазах. – Пухлые. Рабочие. Это ценится.

Палец провёл по верхней губе, затем снова по нижней – медленно, оценивая текстуру, словно это было частью товара.

– Отмыть тебя, причесать, одеть прилично… – он прищурился, словно уже прикидывал выгоду. – Хорошие деньги принесёшь. Десять тысяч, может. Игорный дом, может, возьмёт. Для высокопоставленных клиентов. Те платят за качество.

Желудок сжался от понимания, что он имеет в виду.

Игорные дома. Где рабыни обслуживали богатых клиентов не только напитками. Где девушки становились частью развлечений – живыми игрушками для тех, кто мог заплатить.

– Или личная наложница кому-то из знати, – продолжал он, не убирая пальца с моих губ. – За такую цену купят только богатые. Очень богатые. Тебе повезло, красавица.

Повезло.

Наконец отпустил.

Шлёпнул по заду – резко, грубо, с такой силой, что я качнулась вперёд, едва удержав равновесие.

– Первичный рынок. Высокая категория. Оценка – десять тысяч минимум. Может, двенадцать, если повезёт с покупателем и отмоем как следует.

Он похлопал меня по плечу – как похлопывают особо ценную лошадь перед продажей.

– Ступай. Береги себя. Дорогой товар должен дойти до аукциона целым.

Я отступила на дрожащих ногах.

Каждый шаг давался с усилием – колени подкашивались, тело дрожало от остаточного ужаса и отвращения, что прилипло к коже, въелось в поры.

Вернулась на своё место, опустилась рядом с Орионом медленно.

Через узы хлынуло – всё сразу, без фильтров, без контроля.

Ярость. Чудовищная, абсолютная, всепоглощающая. Она клокотала в нём, рвалась наружу, требовала крови, мести, справедливости немедленно.

Образы не прекращались – один за другим, каждый подробнее предыдущего.

Он представлял, как убивает инспектора сотней разных способов. Каждый медленнее. Каждый болезненнее. Каждый изощрённее.

Как отрывает ему руки – рывком, слыша треск связок.

Как ломает позвоночник – позвонок за позвонком, оставляя его парализованным, но живым.

Как вырезает сердце и заставляет смотреть, как оно перестаёт биться в собственных руках.

Руки его лежали на коленях – но пальцы сжались так сильно, что костяшки побелели даже под иллюзией. Всё тело вибрировало от сдерживаемого напряжения, словно струна, натянутая до предела.

Я коснулась его руки – быстро, под прикрытием туник, скрывая жест от чужих глаз.

Он схватил мою ладонь, сжал с такой силой, что стало больно, кости хрустнули. Держался за меня как за единственное, что не давало ему встать и разнести этот трюм вместе со всеми, кто в нём находился.

Держись. Пожалуйста. Ещё чуть-чуть. Почти конец.

Ответ пришёл жёстким, рваным всплеском эмоций – почти нечитаемым от интенсивности.

Он держался. Но едва. На самом краю.

Связь пульсировала между нами – я продолжала ощущать, как внутри него бушует буря. Как каждая клетка требует действия. Как бог войны, вынужденный сидеть тихо и покорно, пока его женщину унижают на его глазах, медленно сходит с ума.

Его женщину.

Мысль прошла через связь чётко, яростно, собственнически – как клеймо, выжженное огнём.

Моя. Он тронул мою. Прикоснулся к моей женщине. И он умрёт за это. Медленно. Я найду его. Позже. И он будет молить о смерти днями, неделями, прежде чем я дам ему её.

Клятва. Обещание. Неотвратимое как судьба.

– E-7744, – вызвал Гаррет монотонно, зевая.

Последний номер.

Орион медленно разжал мою руку – пальцы отпускали неохотно, словно не желая терять якорь.

Поднялся – каждое движение предельно контролируемое, медленное, как у хищника, что сдерживается изо всех сил.

Подошёл к инспектору.

Тот остановился перед ним, и я увидела – как он невольно отступил на полшага, даже не осознавая этого.

Инстинкт. Первобытный страх перед чем-то опасным, что прячется под поверхностью.

Даже под иллюзией Орион излучал угрозу – в ширине плеч, в том, как он стоял, в напряжении каждого мускула, в самом воздухе вокруг него.

– Большой, – пробормотал инспектор, обходя его осторожно, держа дистанцию. – Очень большой. Мышцы отличные.

Постучал дубинкой по груди Ориона – проверяя, но уже менее уверенно, чем с остальными.

– Дисциплинарные проблемы?

– Были, – ответил Орион, и голос его был тих, почти мёртв, выжженный до пустоты. – Исправлено.

– Как?

– Дисциплинарный ошейник. Три года.

– Сломали, значит. Хорошо. Хорошо…

Инспектор шагнул ближе, изучая шею под ошейником, разглядывая шрамы.

– Шрамы старые. Носил долго. Значит, точно сломан.

Выпрямился, посмотрел Ориону в лицо.

– Смотри на меня.

Пауза затянулась – долгая, напряжённая, звенящая.

Орион медленно поднял взгляд.

И я увидела момент, когда контроль дал трещину.

Иллюзия держалась. Глаза оставались тусклыми, серыми, невыразительными – точно такими, какими должны быть у сломленного раба.

Но взгляд…

Взгляд был взглядом того, кто убивал тысячи. Кто знал сотни способов причинить боль и смерть. Кто прямо сейчас представлял каждую деталь того, как медленно, методично, мучительно разорвёт человека перед собой на части.

Холодный. Беспощадный. Абсолютный.

Обещание смерти, написанное в золотых глазах, что на мгновение прорвались сквозь иллюзию – вспыхнули и погасли, но инспектор успел увидеть.

Успел понять.

Он замер.

Застыл на месте, и я видела – как расширились его зрачки до черноты, как побледнело лицо, как задрожали руки, как по спине пробежала дрожь.

Затем резко отшатнулся – на шаг, на два, почти споткнулся о собственные ноги.

Рука метнулась к дубинке, схватилась за неё побелевшими костяшками, словно это могло защитить.

– Чёрт, – выдохнул он, и голос дрогнул впервые за весь осмотр. – Этот… этот не сломлен. Совсем. Только делает вид.

Посмотрел на Валтора, и в глазах читался неприкрытый страх.

– Вы уверены, что ошейник работал три года?

– Документы подтверждают, – Валтор нахмурился, шагнул вперёд. – Три года на максимальной мощности. Записи все есть.

– Ну документы врут, – инспектор не отводил взгляда от Ориона, держал дубинку наготове, словно это могло спасти. – Потому что этот не выглядит сломленным. Он выглядит как тот, кто разорвёт любого, кто ослабит хватку. Как зверь, что ждёт момента. Как…

Он осёкся, сглотнул.

Орион медленно опустил взгляд обратно в пол – покорно, послушно, идеально.

Но было поздно.

Инспектор видел. И не забудет до конца жизни.

Он отступил ещё на шаг, не поворачиваясь спиной, не рискуя терять его из виду.

– Вторичный рынок, – голос стал жёстче, официальнее, прикрывая страх профессионализмом. – Но не обычный труд. Этого продавать только знающим. Гладиаторские арены. Подпольные бои насмерть. Или шахты особо опасные, где все равно дохнут за месяц.

Взгляд метнулся к Валтору.

– Под усиленным надзором. С дисциплинарным ошейником постоянно. Активным. И предупредить покупателя – этот очень, очень опасен. Буйный. Может убить при первой возможности. Вы понимаете? Убьёт.

Он махнул дубинкой, уже отступая к двери.

– Ступай. И больше не смотри так. Вообще не смотри. Ни на никого.

Орион вернулся медленно – размеренными шагами, абсолютно контролируемыми.

Опустился рядом со мной, и я ощутила – как вибрирует всё его тело от сдерживаемого напряжения, как под кожей пульсирует готовность к насилию.

Через узы прорвалось – Мрачное удовлетворение под яростью. Он напугал ублюдка. Заставил его почувствовать страх, что чувствовали все в этом трюме. Дал ему понять, что смерть реальна. Близка. Неизбежна.

Но ярость не угасла. Только загналась глубже, спрессовалась, превратилась в холодную, контролируемую решимость.

Образ прошёл через связь – чёткий, детальный, выжженный в память навсегда.

Лицо инспектора. Каждая черта. Каждая морщина. Каждая родинка. Отпечатана в сознании так глубоко, что не стереть никогда.

Я найду тебя. Неважно, сколько времени пройдёт. Неважно, где спрячешься. Я найду. И ты заплатишь за каждое прикосновение. За каждый взгляд. За каждое слово. За каждый вдох, что ты украл у неё.

Обещание. Нерушимое. Абсолютное.

Проверка продолжалась ещё несколько минут – быстрее теперь, торопливее.

Инспектор явно хотел закончить и убраться подальше от Ориона, от этого трюма, от воспоминания о том взгляде.

Наконец Гаррет убрал планшет, захлопнув крышку.

– Всё соответствует. Разрешение выдано. Спуск через час-два. Ждите сигнала.

Второй инспектор уже стоял у двери, не отрывая настороженного взгляда от нашего угла, от того места, где сидел Орион.

Они вышли быстро – почти поспешно.

Дверь захлопнулась с грохотом.

Засовы. Один. Второй. Третий.

Замок щёлкнул.

Тишина обрушилась – тяжёлая, напряжённая, густая.

Вейлан выдохнул долго, дрожаще, откинулся головой к стене.

– Чуть не сорвался, – прошептал он в пустоту, глядя в потолок. – Когда он её… чуть не сорвался полностью. Ещё секунда, и иллюзия рухнула бы.

Кайра прижалась к нему крепче, обхватила обеими руками, уткнулась лицом в плечо.

– Ты справился. Держался. Всё хорошо.

– Ничего не хорошо, – голос был сырым, надломленным. – Ничего не будет хорошо, пока эта система существует. Пока они могут делать это безнаказанно.

Орион рядом со мной сидел неподвижно – но связь пульсировала между нами, и я ощущала всё.

Ярость не угасла. Не рассеялась. Не смягчилась.

Она осталась – холодной, контролируемой, абсолютной.

Ждущей своего часа.

– Когда выберемся, – прошептал он так тихо, что только я услышала, – я вернусь. За каждым. И они узнают, что значит гнев бога войны.

Не угроза.

Клятва, запечатанная кровью и болью.

Я взяла его руку, переплела наши пальцы осторожно.

Сжала крепко.

Послала через узы – всё, что могла.

Понимание. Поддержку. Согласие.

Я буду рядом. Когда придёт время. Мы вернёмся. Вместе. И сожжём эту систему дотла.

Он сжал мою руку в ответ – почти до боли, но я не пошевелилась.

Держался за меня как за якорь.

Проверка пройдена.

Впереди – спуск на планету.

Столица.

Дворец.

Лиана.

Я закрыла глаза, прислонилась к его плечу.

И позволила себе на секунду – просто дышать.

Чувствовать его рядом. Живого. Здесь. Со мной.

Держись, сестра. Я почти рядом.

Скоро всё изменится.