Дочь звёздного палача 2

Глава 11

Первый серый свет рассвета просочился в комнату – не через окна, их не было, но через щель под дверью, тонкой полоской, что медленно светлела.

Я не спала ни минуты.

Лежала, обнимая Вайлет, и слушала, как особняк просыпается.

Шаги в коридорах – сначала редкие, затем всё чаще. Голоса – приглушённые, деловые. Звон посуды где-то далеко – кухня, готовят завтрак. Скрип половиц. Хлопанье дверей.

Жизнь.

Обычная, размеренная жизнь богатого дома, где ночные ужасы прячутся под коврами, за закрытыми дверями, в подвалах, куда не заглядывают гости.

Вайлет проснулась – медленно, неохотно. Открыла глаза, посмотрела на меня.

– Эйра?

– Здесь, – я погладила её по щеке. – Доброе утро.

Она не ответила. Просто прижалась ко мне, обхватив за талию, зарылась лицом в плечо.

Мы лежали так несколько минут – молча, держась друг за друга.

Затем замок щёлкнул.

Дверь открылась.

Та же старшая служанка – суровое лицо, седые волосы в тугом пучке, ключи на поясе.

За ней – две рабыни с подносами.

Служанка вошла, и я увидела – как её взгляд скользнул по комнате автоматически, считая головы.

Остановился на пустой третьей койке.

Замер.

Одна секунда. Может, меньше.

Но я поймала – микровыражение, что промелькнуло на суровом лице прежде, чем маска вернулась.

Страх.

Не удивление. Не вопрос.

Страх. Чистый, инстинктивный, первобытный.

Губы сжались тоньше. Руки, державшие ключи, дрогнули едва заметно – звон металла, тихий, но я слышала.

Взгляд метнулся к рабыням позади – быстро, предупреждающе.

Обе девушки застыли на пороге.

Младшая – лет шестнадцати, с каштановыми волосами – побледнела мгновенно. Глаза расширились, губы приоткрылись, дыхание сбилось. Поднос в руках качнулся, чуть не выпал.

Вторая рабыня – постарше, – схватила её за локоть, сжала крепко. Предупреждение. Молчи. Не реагируй.

Но руки тоже дрожали. Я видела – как пальцы побелели на подносе, как напряглись плечи под серым платьем.

Они знали.

Знали, что означает пустая койка. Знали, куда увели девушку ночью. Знали, что с ней сделали.

И боялись.

Боялись так сильно, что каждая клетка кричала – беги, скройся, не попадайся на глаза, а то будешь следующей.

Старшая служанка выдохнула – медленно, контролируемо, загоняя страх вглубь.

Маска вернулась – суровая, непроницаемая, профессиональная.

– Завтрак, – голос вышел ровным, деловым, но я слышала – лёгкую хрипотцу, напряжение, что она давила изо всех сил. – Быстро ешьте. Через час начнём готовить. Времени мало, работы много.

Рабыни шагнули в комнату – синхронно, автоматически, как механизмы.

Поставили подносы на стол – аккуратно, стараясь не греметь, не привлекать внимания.

Только два подноса.

Младшая рабыня бросила взгляд на пустую койку снова – быстро, украдкой.

Губы задрожали. Глаза заблестели – слёзы, что она яростно сдерживала.

Старшая служанка заметила.

Шагнула ближе резко, схватила младшую за запястье – крепко, до боли.

– Выйдем, – процедила сквозь зубы тихо, но жёстко. – Сейчас же.

Потащила обеих к двери.

Вторая рабыня последовала покорно, опустив голову.

Младшая обернулась на пороге – последний взгляд на пустую койку.

И я увидела на её лице – то же самое, что чувствовала сама всю ночь.

Вину. Беспомощность. Знание, что ничего не сделала, чтобы помочь. Что просто слушала крики и молчала.

Потому что другого выбора не было.

Дверь закрылась.

Но не заперли. Замок не щёлкнул.

За дверью послышались голоса – приглушённые, яростные.

– Что ты делаешь?! – шипение старшей служанки, злое, испуганное. – Хочешь, чтобы заметили? Хочешь быть следующей?

Тишина.

Затем всхлип – тихий, задушенный.

– Нет….

Шаги удалились – быстрые, торопливые.

Я сидела неподвижно, глядя на дверь.

Вайлет прижалась ко мне:

– Они испугались, – прошептала она тихо. – Увидели пустую кровать и испугались. Почему?

– Потому что они знают, – ответила я так же тихо. – Знают, что может случиться с каждой из них. Что господин не различает любимых рабынь и новых. Все – товар. Все – заменимы.

Вайлет задрожала сильнее:

– Но они же служат ему. Слушаются. Делают всё, что велит.

– Неважно, – я погладила её по волосам. – Для таких, как Хаг, послушание не защищает. Это просто отсрочка. Рано или поздно он устанет. Захочет чего-то нового. И тогда…

Не закончила.

Не нужно было.

Вайлет поняла.

Я потянула поднос ближе:

– Ешь. Нужны силы. Сегодня всё закончится. В ту или иную сторону.

Она взяла ложку дрожащими руками.

Зачерпнула кашу. Поднесла ко рту, замерла.

– Они даже не спросили, – прошептала она, глядя в миску. – Где она. Что с ней. Принесли только два подноса. Словно… словно её никогда и не было.

Голос был тихим, но в нём сквозила такая боль, такое осознание жестокости мира, что сердце сжалось.

– Для них она была номером, – ответила я тихо, честно. – Одна из многих. Исчезла – значит, больше не нужна. Не важна.

Вайлет посмотрела на меня – глаза полные слёз, что не пролились:

– А мы? Мы тоже просто номера?

Я взяла её за подбородок осторожно, заставила смотреть на меня:

– Для них – да. Но не для меня. Для меня ты – Вайлет. Живой человек. С именем. С душой. С правом на жизнь, что у тебя украли. И я верну тебе это право. Обещаю.

Она смотрела – ища ложь, неуверенность.

Не нашла.

Медленно кивнула, засунула ложку в рот.

Жевала механически, не чувствуя вкуса.

Я ела свою кашу – пресную, липкую, противную. Заставляла себя глотать каждую ложку.

Права была – нужны силы.

Сегодня будет долгий день.

***

Десять минут прошли в тишине.

Дверь открылась снова.

Старшая служанка вошла – лицо снова непроницаемое, профессиональное.

Но я видела – как сжаты губы чуть сильнее обычного. Как напряжены плечи. Как руки на ключах держат крепче, чтобы не дрожали.

– Закончили? Хорошо. Идёмте. Пора готовиться.

Мы встали, последовали за ней.

Вайлет держала меня за руку – крепко, не отпуская ни на секунду.

Нас провели по коридорам – длинным, освещённым утренним солнцем через высокие окна.

Особняк просыпался полностью – слуги сновали туда-сюда, несли вазы с цветами, коробки, свёртки с тканями. Готовились к вечернему приёму.

Мы дошли до развилки.

Служанка остановилась, повернулась:

– Здесь разделимся. Девочку – налево. Тебя – направо. Разные комнаты, разная подготовка.

Вайлет вцепилась в мою руку сильнее:

– Нет! Я хочу с Эйрой!

– Не твоё решать, – служанка схватила её за плечо, потянула. – Господин велел готовить отдельно. Каждой своя роль.

– Эйра! – Вайлет вырывалась, цеплялась.

Я присела на корточки перед ней, взяла за лицо обеими руками:

– Слушай меня. Всё будет хорошо. Это ненадолго. Вечером увидимся. А до того… – я наклонилась к её уху, прошептала так едва слышно, что только она могла расслышать, – помнишь, что я говорила? Сегодня придёт помощь. Будь готова. Когда услышишь шум, крики – прячься. Или беги ко мне. Понятно?

Она кивнула, глаза полные слёз.

Я поцеловала её в лоб:

– Всё будет хорошо. Обещаю.

Служанка потянула её сильнее.

Вайлет пошла, обернулась через плечо – смотрела на меня, пока не скрылась за поворотом.

Я осталась стоять, глядя в пустой коридор.

– Идём, – служанка вернулась, дёрнула меня за локоть. – Нельзя задерживаться. Господин не любит ждать.

Повела меня направо – по другому коридору, к другой двери.

Открыла, втолкнула внутрь.

– Жди здесь. Господин скоро придёт. Объяснит, что от тебя требуется.

Замок щёлкнул.

Я осталась одна.

Комната была большой – метров десять на двенадцать. Высокие потолки. Огромные зеркала вдоль стен – от пола до потолка, отражали пространство, делали его бесконечным. Столы у стен, заваленные красками, кистями, инструментами. Манекены в углах. Ткани, развешенные на стойках – шёлк, бархат, кружева, перья.

Комната подготовки. Где из людей делают экспонаты.

Я неспешно обошла по периметру, изучая.

Окно – одно, большое, выходит на сад. Ставни открыты. Стекло толстое, но не магическое. Можно разбить, если понадобится. Высота – второй этаж, метров шесть до земли. Прыгнуть можно. Опасно, но возможно.

Дверь – одна. Массивная, деревянная. Замок снаружи. Можно вскрыть кровью Веги.

Зеркала – можно разбить, использовать осколки как оружие.

Инструменты на столах – ножницы, кисти с острыми ручками, шпильки. Импровизированное оружие.

Запомнила всё.

Минуты тянулись.

Я стояла у окна, глядя на сад внизу.

Солнце поднималось выше – золотило деревья, траву, цветы. Красиво. Мирно.

Обманчиво.

Шаги за дверью.

Ключ в замке.

Щелчок.

Дверь открылась.

Дориан Хаг вошёл.

Один.

Закрыл дверь за собой приглушённо, повернул ключ в замке – размеренно, демонстративно. Щелчок эхом отозвался в пустой комнате.

Холод пополз по коже – постепенно, липко.

Я одна. С ним. За запертой дверью.

Монстр в человеческом обличье.

Потому что так выглядели монстры – не уродливыми тварями из кошмаров, а красивыми, холёными, улыбающимися людьми, что прятали гниль под безупречной внешностью.

Он оглядел меня – долгим взглядом, что скользил от лица вниз по телу и обратно.

Сегодня он был одет ещё более роскошно, чем вчера. Костюм тёмно-синий, почти чёрный, расшитый золотыми нитями по воротнику и манжетам – сложные узоры, что переливались при движении. Рубашка белоснежная. Волосы уложены идеально. На пальцах – несколько перстней с крупными камнями.

Готовится к представлению.

Как будто вчера не было. Как будто он не слушал крики девушки в подвале всю ночь. Как будто не наслаждался её мучениями.

А сейчас стоит здесь – свежий, отдохнувший, довольный жизнью.

Желудок сжался, желчь поднялась к горлу.

Он подошёл ближе – каждый шаг отмерен, контролируем. Остановился в двух метрах.

– Доброе утро, моя дорогая, – голос был бархатным, вкрадчивым, с той же ласковой интонацией, что вчера вечером. – Надеюсь, ты хорошо отдохнула? Спала крепко?

Издевается.

Знает, что я не спала. Знает, что слышала всё.

И наслаждается этим знанием.

Я не ответила. Смотрела на него молча, стискивая кулаки под серым платьем так крепко, что ногти впились в ладони.

Вопрос вырвался сам – не мог больше оставаться внутри, жёг, требовал ответа:

– Та девушка…

Хаг замер.

Брови медленно поползли вверх – удивлённо, заинтригованно.

– Что?

– Та девушка, – я сделала шаг вперёд, голос дрожал от едва сдерживаемой ярости, – что была с нами в комнате. Её увели ночью. Что с ней?

Пауза.

Хаг наклонил голову – словно изучая интересный экспонат.

– А-а, – протянул он, и на губах расцвела улыбка. – Ты про третью. Интересно. Очень интересно, что ты спрашиваешь.

Шагнул ближе – неспешно, хищно.

– Почему тебя это волнует? Она же тебе никто. Просто девчонка, что оказалась в соседней койке.

– Она была человеком, – вырвалось резче, чем хотела. – У неё было имя. Жизнь. Она…

Голос оборвался, когда Хаг шагнул вплотную – так быстро, что я не успела отступить.

Рука взметнулась – крепко сжала моё горло. Не душила, но держала. Пальцы впились в кожу – холодные, жёсткие, властные.

Прижал к стене за спиной.

Я задохнулась – не от нехватки воздуха, от неожиданности, от близости.

Он стоял так близко, что я чувствовала запах его одеколона – дорогого, с нотами сандала и чего-то горького.

– Слушай внимательно, моя дорогая, – голос был приглушённым теперь, но каждое слово чёткое, отточенное. – Ты здесь не для того, чтобы задавать вопросы. Не для того, чтобы интересоваться судьбой других.

Пальцы на горле сжались чуть сильнее – не больно, но ощутимо.

– Ты здесь для одного – чтобы сегодня вечером сыграть роль, которую я для тебя написал. Понятно?

Я смотрела ему в глаза – тёмные, холодные, полные уверенности в собственной безнаказанности.

Хотелось вырваться. Разорвать руку на горле. Сжечь его магией дотла.

Но Вайлет…

Медленно кивнула – насколько позволяла хватка.

Хаг смотрел ещё секунду.

Затем отпустил – резко, отступил на шаг.

Я упёрлась спиной в стену, втягивая воздух, рука инстинктивно потянулась к горлу – там, где были его пальцы, кожа горела.

А он…

Он развернулся, словно ничего не произошло. Поправил манжеты, провёл рукой по волосам.

– Ну что ж, – голос снова стал бархатным, почти ласковым, – раз уж ты так настойчиво спрашиваешь…

Обернулся, и на лице играла усмешка – довольная, садистская.

– Та девушка… как же её… Лира, кажется. Или Лина. Не помню точно. – Пожал плечами. – В любом случае, она больше не твоя забота.

– Что вы с ней сделали? – голос вырвался хрипло.

Хаг усмехнулся:

– Ничего особенного. Проверил качество товара. Как положено. Когда покупаешь что-то новое, всегда нужно протестировать, не так ли?

Он прошёлся к окну, посмотрел на сад:

– К сожалению, она оказалась… хрупкой. Разочаровала. Не справилась.

Обернулся:

– Слабые не выживают в этом мире, моя дорогая. Это закон природы.

Не справилась.

Не выжила.

Мертва.

Жар вспыхнул под кожей – резко, обжигающе.

Кровь Веги вскипела в венах, побежала быстрее, горячее.

Щёки запылали – я чувствовала, как алое разливается по лицу, неконтролируемое.

– Ты… – голос сорвался, вырвался хрипло, дрожаще, – ты чудовище.

Слова вылетели сами – я не планировала, не хотела показывать эмоций.

Но сдержать было невозможно.

Хаг замер.

Посмотрел на меня – изучающе, с растущим интересом.

Затем засмеялся – негромко, довольно, звук был мягким, но от этого ещё более мерзким:

– Чудовище? – он наклонил голову, словно пробуя слово на вкус. – Как драматично. Как… живописно.

Шагнул ближе, глаза заблестели – с наслаждением:

– Вот оно. Вот то, что мне нужно. Этот огонь в глазах. Эта ярость, что прорывается сквозь контроль. Красиво. Очень красиво.

Он протянул руку, провёл пальцами по воздуху рядом с моей щекой – не касаясь:

– Смотри, как ты вспыхнула. Алое на этих бледных щеках. Золотой огонь в глазах. Дыхание участилось. Руки дрожат. Ты хочешь убить меня прямо сейчас, не так ли?

Усмехнулся, наслаждаясь:

– Но не можешь. Потому что боишься за девочку. И эта внутренняя борьба… эта ярость, что ты загоняешь вглубь… делает тебя ещё более совершенной для моего представления.

Отступил, сложил руки за спиной:

– Настоящие эмоции нельзя подделать, видишь ли. Гости чувствуют фальшь. Но то, что я вижу сейчас… это настоящее. Чистое. Искреннее.

Голос стал мягче, почти нежным:

– Так что да, называй меня чудовищем, если хочешь, – он пожал плечами. – Но чудовища не создают искусство. Чудовища разрушают. Я же… я создаю моменты, о которых будут помнить. Превращаю обычные жизни в нечто значимое.

Он прошёлся к зеркалу, поправил воротник:

– Эта девочка прожила бы и умерла никем. Грязной рабыней в чьём-то доме. Забытой через день после смерти. Но благодаря мне… она стала частью моего шедевра. Частью истории. Разве это не дар?

– Она была невинной, – вырвалось сквозь зубы, голос дрожал. – Ребёнок. Ей было четырнадцать. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ.

Хаг обернулся, пожал плечами – небрежно, как будто обсуждали погоду:

– Возраст – просто число, моя дорогая. А невинность… она всё равно не осталась бы невинной надолго. Я просто ускорил неизбежное.

Подошёл ближе:

– К тому же, она служила цели. Развлекла меня. Дала выход определённым потребностям. А её крики… – он усмехнулся, – создали нужную атмосферу. Заставили тебя понять, с кем имеешь дело. Подготовили к сегодняшнему дню.

Наклонился:

– Даже в смерти она была полезна. Видишь? Ничто не пропадает зря.

Он выпрямился, провёл рукой по волосам:

– Так работает мир, моя дорогая. Сильные используют слабых. Всегда было так. Всегда будет. Я не создал эти правила – я просто следую им. Эффективнее других.

Монстр.

Я смотрела на него – через ярость, через алое, что застилало зрение:

– Нет, – голос вышел тише, но твёрже, – это не мир. Это ты. Ты – болезнь. Гниль в человеческом обличье.

Шагнула ближе, не отрывая взгляда:

– И когда-нибудь кто-то вырежет эту гниль. Сожжёт дотла. И мир станет чище.

Хаг смотрел – долго, оценивающе.

Затем рассмеялся – громче, искреннее:

– О, ты мне действительно нравишься! Эта дерзость. Эта сила духа. Редкое качество среди рабов.

Шагнул вплотную, голос стал холоднее, жёстче:

– Но помни, моя огненная богиня. Пока та девочка в моих руках – ты будешь танцевать под мою дудку. Будешь улыбаться, когда велю. Плакать, когда скажу. Целовать мне руки и благодарить за спасение.

Наклонился так, что губы почти касались моего уха:

– Потому что каждое твоё неправильное слово будет стоить ей. Понятно?

Я стояла неподвижно – всё тело вибрировало от сдерживаемой ярости.

Размеренно кивнула. Один раз.

Хаг отступил, довольный:

– Отлично. Вижу, мы понимаем друг друга.

Хлопнул себя ладонью по лбу – жест театральный:

– О! Совсем забыл объяснить, зачем ты здесь. Прости, моя дорогая. Увлёкся… воспитательным моментом.

Развёл руками, голос наполнился гордостью:

– Видишь ли, сегодня не просто обычный день. Сегодня – особенный. Мой юбилей. Пятьдесят лет.

Он прошёлся к окну, посмотрел на приготовления в саду:

– Полвека жизни. Половина столетия достижений, власти, богатства… и коллекций. – Последнее слово произнёс с особым удовольствием. – И я решил отметить это не просто банкетом. Не просто приёмом с танцами и вином.

Обернулся, глаза загорелись:

– Нет. Я решил подарить себе и моим самым уважаемым гостям нечто уникальное. Живое искусство. Представление, о котором будут говорить годами. Десятилетиями.

Он начал расхаживать по комнате, руки за спиной, голос становился всё более увлечённым:

– Сегодня вечером, перед самыми влиятельными людьми столицы, я представлю живую картину. Историческую реконструкцию из священных хроник.

Остановился, повернулся ко мне:

– Великий Император Терион – да благословенно имя его – освобождает невинных от тирании древних богов. Самая знаменитая сцена нашей истории. Момент, когда милосердие побеждает жестокость. Когда свет торжествует над тьмой.

Усмехнулся, довольный собой:

– Я, разумеется, сыграю самого Императора. В день моего юбилея кто ещё достоин этой роли?

Подошёл ближе, начал неспешно обходить меня – изучающе:

– А ты, моя дорогая, – голос стал мягче, вкрадчивее, – будешь…впрочем, узнаешь чуть позже.

Остановился сбоку:

– Знаешь, почему я выбрал именно тебя? Среди десятков новых приобретений?

Пауза.

– Твоё лицо. Твои черты. Эти скулы. Эти глаза. Эта царственность в каждом движении.

Обошёл спереди, наклонился чуть ближе:

– Ты напоминаешь мне древние фрески. Изображения богинь из времён до Падения. Красота, что не принадлежит простым смертным. Что-то… божественное.

Провёл пальцем по воздуху рядом с моей щекой:

– Эти кости. Эта структура лица. Художники старой эпохи изображали именно такие черты, когда рисовали небожителей.

Фрески.

Богини.

Не Вега.

Облегчение – слабое, но реальное.

Но новый страх пополз изнутри – холодный, липкий.

Гости.

Сегодня вечером придут десятки, может сотни. Аристократы. Члены Совета. Те, кто близки к Императору. Те, кто наверняка знают, кого ищет император.

Хаг не узнал – он смотрит на меня как на красивую вещь, экспонат.

И тогда…

Желудок скрутило узлом.

Нужно сбежать до представления. До того, как выведут на сцену перед сотней глаз.

Иначе всё кончится.

–….Сегодня вечером ты будешь страдать красиво. Молить о спасении проникновенно. А затем благодарить меня – своего спасителя – с искренними слезами.

Голос стал конкретнее:

– Сейчас придут мастера. Художник, парикмахер, костюмер. Лучшие специалисты столицы. Они превратят тебя в произведение искусства. Каждая деталь будет совершенна.

Остановился передо мной:

– Ты будешь слушаться их беспрекословно. Терпеть любой дискомфорт. Делать всё, что велят. Затем выучишь свою роль – каждое слово, каждый жест, каждое движение.

Наклонился ближе:

– Ты упадёшь на колени передо мной. Протянешь руки в мольбе. Произнесёшь слова благодарности, что я напишу. Поцелуешь мне руки в знак вечной признательности за дарованную свободу.

Голос стал жёстче:

– И ты сделаешь всё это с настоящими эмоциями. С чувством. Гости должны поверить. Должны прослезиться от красоты момента.

Отступил на шаг:

– Твоя маленькая сестра тоже будет участвовать. Ребёнок-жертва рядом с тобой. Трогательная деталь. Усилит эмоциональное воздействие на зрителей.

Пауза.

Затем голос стал ледяным:

– И пока ты играешь правильно, делаешь всё, что я велю – с ней ничего не случится. Она просто постоит на сцене. Поплачет для эффекта. Всё.

Он шагнул вплотную, поднял мой подбородок пальцами – заставил смотреть в глаза:

– Но если ты откажешься… если попытаешься сорвать моё представление в такой важный день… если скажешь хоть слово не по сценарию перед моими гостями…

Наклонился так близко, что я чувствовала его дыхание:

– Девочка исчезнет. Беззвучно. Так что вопрос простой, моя дорогая. Ты будешь сотрудничать? Сыграешь роль жизни на моём юбилее? Порадуешь именинника?

Я стояла неподвижно – всё тело вибрировало от сдерживаемой ярости.

Постепенно кивнула. Один раз.

– Прекрасно! – он хлопнул в ладоши. – Знал, что ты разумная девочка.

Развернулся к двери:

– Ну что ж. Скоро придут мастера. Будь послушной. Делай всё, что велят. И помни – каждое твоё действие определяет судьбу той малышки.

Открыл дверь ключом:

– Сегодня мой день. Порадуй именинника.