Дневник времён заразы

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В аннотации к книге написано, что представленная в ней повесть начинается как гротеск, затем переходит в бытовую драму и, наконец, завершается подобно греческой трагедии. Мне трудно не согласиться с этим описанием, поскольку именно таков и был мой замысел: показать, что в нашей повседневной жизни (независимо от эпохи, культуры и континента) наблюдаемые нами события, как правило, неоднозначны. Вот, в одном доме умирает от смертельной болезни бедная, одинокая мать крошечного ребенка, а в другом доме в том же городе празднуют рождение окруженной любовью дочери миллионера. Где-то рядом кто-то усердно трудится над никому не нужным заданием, а чуть поодаль публика хохочет над канатоходцем, который упал на землю и свернул себе шею. И в своей радости эта публика не обращает внимания на отчаявшуюся дочку циркача. Подобные примеры можно множить, ибо жизнь общества, как правило, не развивается по схеме, как череда исключительно радостных или исключительно трагических событий. Часто люди, переживающие жизненные трагедии, живут в одном пространстве, в то время как те, кому сопутствует удача, живут в своем собственном, герметично замкнутом мире и даже не замечают или не хотят замечать первых. Поэтому мир, представленный как в этой книге, так и в других произведениях из инквизиторского цикла, не является одномерным, а поступки героев можно оценивать лишь сквозь призму, во-первых, самой эпохи, а во-вторых, драматических событий. Ведь известно, и мы видим это в десятках фильмов или читаем в сотнях книг, что люди, оказавшиеся перед лицом катастрофы, живущие в месте, где перестали действовать (или «забуксовали») общепринятые правовые нормы, начинают строить свой собственный мир. Он часто основан не на парадигмах, действовавших ранее (то есть во времена до катастрофы), а формируется волей сильнейших личностей, которые стремятся подчинить остальных граждан своему видению.

Разумеется, эта книга была вдохновлена нынешней эпидемией и сопутствующими ей общественными явлениями. Однако я очень прошу всех Читателей не пытаться трактовать содержащиеся в ней события в соотношении один к одному, а описанный в ней мир не стараться видеть как отражение нашей действительности в кривом зеркале. Нет, нет, «Дневник времён мора» должен быть прежде всего самостоятельной, универсальной бытовой и криминальной повестью. Во вторую очередь, это история мира (или, скорее, история определенного среза этого мира, каким является один город), пораженного эпидемией. И повествует она о различных индивидуальных и общественных моделях поведения, которые формируются под влиянием катастрофы. О попытках использовать кризис для захвата большей власти или приобретения большего состояния, о том, как воспользоваться временем хаоса, чтобы сокрушить врагов. О теориях заговора, о настроениях толпы, так легко подверженных изменениям — от ужаса до гнева и жажды разрушения. О поиске виновных в различных несчастьях и совершении самосудов. С другой стороны, о желании найти спасение в вере в Бога или богов, в религиозном мистицизме или в гедонистическом следовании принципу carpe diem и наслаждении прелестями жизни, пока ты еще жив (ведь эта жизнь может вот-вот закончиться). Все эти механизмы нам прекрасно известны не только по временам нынешней эпидемии (в большей или меньшей степени), но они также были описаны летописцами и историками, сообщавшими нам о годах черной смерти — чумы, опустошившей Европу. Сегодня некоторые историки полагают, что чума в период с 1346 по 1353 год унесла почти 50 миллионов человеческих жизней, что на тот момент составляло почти 60 процентов населения всего континента (число смертельных жертв черной смерти до сих пор является предметом ожесточенных дискуссий, но даже если эти данные завышены, то в самом оптимистичном варианте мы говорим о мире, в котором погибла треть жителей). В моем романе чума не собирает столь трагическую жатву, поскольку и ее вирулентность, и масштабы гораздо более ограничены.

Я также решительно предостерегаю от еще одного способа восприятия «Дневника времён мора», а именно от любых попыток «подписывать» современных, известных нам людей под созданных мною героев. И предостерегаю от этого не из-за возможных судебных разбирательств (как это часто делают создатели фильмов и книг), а по простой причине: в этой книге я таких приемов не использовал. Да, в описаниях некоторых персонажей этой повести вы, вероятно, найдете тень (более или менее гротескную) поступков или взглядов известных личностей, но я поместил их не из-за этих конкретных людей, а потому, что их взгляды стали в некотором роде популярными. Кроме того, когда мы глубоко вглядываемся в историю нашей цивилизации, мы прекрасно видим, что многие модели поведения современных людей и многие социальные механизмы нашего века очень похожи на то, что мы могли наблюдать несколько сотен или десятков лет назад. Просто и как люди, и как цивилизация мы изменились в меньшей степени, чем нам могло бы казаться.