Девять жизней

Жизнь вторая: среди людей

Новые люди пришли очень вовремя: мы как раз закончили обедать. И старшая тетка (которую звали Гух) попросила и «пришельцам» еду приготовить. В этой яме в вечной мерзлоте мясо, конечно, до каменного состояния не замерзало, но все же прилично так подмерзало и его туземцам было даже трудно на палку для того, чтобы над огнем поджарить, надеть было трудновато – а я его резал на мелкие куски и просто быстро обжаривал в кипящем жире. Которого у меня теперь было много: у этого оленя оказался приличный такой курдюк с салом, и я натопил из него жира, которым шесть молочных бутылок уже наполнил, а еще я и нутряной жир натопил. Он, конечно, источником меня не радовал, но если настанут голодные дни…

А еще я как смог проанализировал местный язык, от которого у меня иногда даже горло болело: гласных в нем было только три – причем звук «а» не использовался, хотя, как я проверил, все его произносили с легкостью. А вот «рычащих» согласных было аж пять, и много «шипящих» – и это мне как раз и создавало проблемы в общении: слов-то в языке было действительно немного, но вот некоторые были настолько похожи… там как раз «разные шипящие» использовались, а я их не то что правильно произнести не мог, но и на слух часто с огромным трудом различал. Точнее, вообще не различал, по контексту догадывался, что же люди говорят. Но, надеюсь, со временем освоюсь… если время у меня будет. В том смысле, если туземцы опять куда-то не уйдут.

А вот того, что они меня захотят, допустим, сожрать, я уже не боялся. Потому что отношение тех, кто со мной оставался, выглядело… уважительным, что ли, и все дело в том, что я «легко делал огонь». У них в семье огонь двое умели делать, но, как я понял, получалось у них это далеко не каждый раз, да и тратили они на добывание огня по полдня. И никаких «палочек о палочки» они не терли, тупо выбивали искры из камней. Я даже внимание обратил: у них парочка приличных таких кусков пирита имелось, и их они берегли как святыни, а искры из пирита высекали своими «ножами», причем для этой цели использовали ту часть, которую при использовании «ножа» именно для резки чего-то в руке держали. Но вот трута у них не было, они перед тем, как искры выбивать долго и нудно из какой-нибудь палочки очень мелкую стружку наскабливали – и именно этот процесс большую часть времени и занимал. Потому что стружка должна быть действительно очень мелкой, а малейший ветерок ее просто сдувал…

Вдобавок Гух своим сказала, что я «знаю, как есть грибы и не болеть после этого» – а для неандертальцев это оказалось крайне важным: грибов-то уже было вокруг море, но сырыми их есть было просто нельзя – а я их и варил, и жарил (как раз на жире)… Собственно, из-за этого они теперь и не возражали против того, что я жир вытапливал и в бутылки запасал: поняли, что он «делает грибы съедобными». И добавок «очень вкусными»: я все же жареху эту еще и солил…

Соль, как я довольно быстро сообразил, была огромной ценностью: единственным ее источником в окружающей природе было все же мясо, а откуда ее травоядные получали, было не очень понятно. Хотя наверняка и в траве сколько-то ее точно было, иначе бы все эти олени с носорогами и мамонтами давно бы уже сдохли от голода: без соляной кислоты в желудке еда-то не переваривается. Но эти звери процветали, а значит у них проблем с солью все же не было. А вот у меня – была. Хотя «эти» и тут позаботились: они мне «отсыпали» сто двадцать восемь молочных бутылок соли. Наверное, в расчете на мою долгую и счастливую жизнь, но я подумал, что раз неандертальцы мне мяска подкидывают, то было бы просто невежливо им жизнь немного не подсолить.

И когда пришли остатки семьи Гух, у меня в двух мисках еще был горячий жир, а пока они в речке мылись, еще две тетки и грибов наврали большую кучу. Так что я быстренько немного мяска поджарил, затем занялся грибами…

Тимка и Таффи очень к этому процессу отнеслись неодобрительно: то ли им запах грибов не нравился, то ли (наиболее вероятно) им не нравилось то, что готовую еду я раскладывал именно в «кошачьи миски». Ну да, других-то у меня вообще не было – но когда я использовал миски стальные, им было… безразлично, а так как на всех стальных уже не хватило, я взял керамические – и котики взвыли. Реально взвыли, да так, что Гух сказала – после того, как я пояснил причину их недовольства – что «не надо их миски брать, мы поедим из этих, мы-то уже сытые, нам миски не нужны уже».

Ну да, не нужны – но стальных мисок у меня было всего десять, из которых пять для готовки использовались, а голодных ртов… тоже десять осталось. Ну да ладно, тетка как-то среди этих «ртов» порядок навела и народ действительно ел по очереди. Хотя был, как я понял, очень голодным: они вроде несколько дней не ели. Сколько точно – было непонятно, у них из числительных были лишь один, два и много, а в отношении времени вообще у них это время делилось на «лето» и «зиму». Но из разговора Гух с пришедшим мужчиной я выяснил, что еще вроде бы вчера они, когда шли около берега реки, увидели, как «большой зверь» упал с обрыва и убился: на вопрос «почему вы там не ели» мужик ответил, что «голова оказалась снизу». Мне это было непонятно, но Гух вроде поняла, по крайней мере вопросов она больше не задавала по этому поводу.

И «пришельцы» доказали, что голодали они долго: сожрали они, по моим прикидкам, только мяса примерно по килограмму на рыло. Я-то им хорошо если грамм по двести нажарить успел, а они потом еще на палочках себе его нажарили… я думал, им плохо станет, но вроде стало им только хорошо. Настолько хорошо, что поставили одну из теток (из тех, кто со мной в эти дни оставался) «дежурить», а сами все спать завалились. Причем явно с прицелом на ночь: нарвали травы, под себя ее подстелили и сверху приличный стожок насыпали…

А когда все утром проснулись (а проснулись все с рассветом), я поинтересовался насчет мамонта. Потому что про мамонтову шерсть я и раньше слышал, что она очень теплая, а тут вроде такая куча шерсти неподалеку валяется! Да и, если он в реку свалился, хотя бы частично, то за день-другой мясо вроде не должно протухнуть. А котики… на них «старые» неандертальцы разве что не молились и одна тетка даже сама мясо им варила! Так что я с ней договорился, что она за котиками денек присмотрит – и отправился за мамонтятиной…

Ну что я могу сказать, бегали неандертальцы довольно медленно, но вот выносливости у них было хоть отбавляй. И я подозреваю, что меня они на полдороге не бросили только потому, что я «делал быстрый огонь» и «превращал грибы в еду» – а по дороге мы три раза останавливались и подкреплялись: я взял с собой три миски и бутылку с жиром – и грибы оказались очень кстати. И к вечеру дошли до самоубиенного мамонта. Да, зверь оказался действительно здоровый, и шерсти на нем на десяток свитеров хватит. А если с него содрать шкуру, то столько одежи из нее пошить можно!

Ага. Содрать шкуру. С мамонта. Да легко! Правда, только в случае, если у тебя есть дисковая бензопила или еще что-то подобное. Ножик у меня был очень острый, сталь великолепная – но я минут двадцать потратил, чтобы это кожу просто на ноге насквозь прорезать. Она толщиной оказалась в восемь сантиметров! А сопровождающий меня мужик сказал, что кожу (и помощью их «ножа») можно только на хоботе порезать и в основании ушей, и там как раз мясо даже есть можно. А вот тот кусочек, который я вырезать из ноги смог, они даже пробовать не стали – и, откровенно говоря, я их понял: свежатинка-то было свежатинкой, но резалась она не особо проще, чем эта абсолютно пуленепробиваемая кожа. Так что на наших предков зря ученые бочку катили: не убивали они мамонтов. Просто в связи с полной бессмысленностью этого занятия: все же убить его крайне непросто, а навару с мамонта – шиш да маненько. Впрочем, «сопровождающие лица», увидев, что я кожу все же в одном месте разрезал, очень этим заинтересовались – но как-то очень «абстрактно». А вот насчет шерсти…

Я так и не понял, поняли ли они, зачем мне эта шерсть сдалась, но с той части туши, которая землей все же не была засыпана (а мамонт, как я понял, просто рухнул с обрыва когда сам обрыв, речкой элегантно подмытый, под его весом обвалился) всю шерсть аккуратно (выданными им ножами) срезали. Жалко даже, что мамонты вымерли: при такой шерстеносности и овцы бы не потребовались…

С половины мамонта товарищи шерсти настригли пару тюков, каждый размером с овцу (то есть как я себе овцу представляю, живьем-то я их никогда и не видел), тюки перевязали жгутами из травы и трусцой отправились обратно к дому. На следующее утро отправились, потому что, ободрав шерсть, зачем-то мамонту еще три часа брюхо вскрывали. То есть вскрыли, но и там ничего для еды вырезать себе не стали. А когда мы уже в сумерках все же домой вернулись, Тимка и Таффи просто бросились мне на руки и спать оба котика решили у меня за пазухой. Видимо решили, что так я точно никуда не уйду…

Вообще-то спал я в своем домике, а товарищи неандертальцы в него даже войти (ну, или залезть) не пытались. И котики в доме все время спали, но раньше спали они все же в стоящей рядом со мной переноске, а теперь решили, что это «слишком далеко». А наутро, когда я только глаза продрал, увидел возле моей лежанки уже три тушки «свинок»: все же звери решили, что я уходил еду искать потому что они ее слишком мало мне приносят. И вот тут меня обуяла гордость: я когда-то читал (или где-то слышал), что такие подарки – знак чуть ли не высшего доверия со стороны котов, они людям добычу носят, чтобы показать, что человека они считают членом своей семьи. Они, конечно, мне уже давно свою добычу приносили, но вот так наглядно показывать, что они без меня сильно скучали – это случилось впервые, и котики теперь наглядно продемонстрировали, что я в их стае старший и им без меня плохо. Ну как тут не загордиться-то?

Но котики – это сейчас стало лишь малой частью моего «общества». А товарищи неандертальцы еще пару дней спокойно ели запасенное мясо и ко мне относились… в целом крайне вежливо. С вопросами не приставали, куски мяса мне приносили. И, в общем-то, ничего больше и не делали – но спустя три дня мужик (тот, кто выглядел постарше) спросил, как я «нашел свою пещеру» и не знаю ли я, где такие еще поблизости водятся. Я-то знал… вот только в их языке даже слов нужных не имелось, и объяснять им я стал путем наглядной демонстрации процесса. То есть просто лепить новые кирпичи…

Два дня этот мужик (а его звали Гхы) просто смотрел, как я их леплю и сушу, и мне казалось, что он так и не понял, зачем я это делаю. А остальные «члены коллектива» вообще на то, чем я занимаюсь, внимания не обращали. Но когда я начал ставить стены небольшой «пристройки» к своему домику, вокруг меня собрались уже вообще все. Что-то делать, когда на тебя пялится толпа народу, как-то не особо приятно, но я решил, что пусть это будет просто такой формой лекции и сразу дискомфорт ушел. Правда, ушел он вместе с кирпичами, я все же за пару дней их и налепил-то всего ничего. Но оказалось, что даже часа, в течение которого я ставил стенку, гражданам туземцам хватило, чтобы понять, что, собственно, я делаю (в строить я решил просто дровяной сарай) возле двери в свой домик, чтобы и дрова под дождем не мокли, если тут дождь все же пойдет, и чтобы зимой за ними далеко не ходить. А когда я положил сверху этого сараюшки (всего-то площадью в пару метров) палки и начал ветки накладывать, чтобы хоть какую-то крышу от «вероятных осадкой» соорудить, вся толпа отошла и, собравшись в кружок, долго что-то обсуждала. И, как я понял уже на следующий день, приняла определенное решение.

Детали решения мне прояснила Гух: она сказала, что я поселился в месте, которое и хорошее, и плохое, но хорошего здесь больше. Плохо с этим местом было то, что «еда сюда не ходит» и за едой нужно довольно далеко уходить. Холм, на краю которого я себе домик выстроил, весь был покрыт мелкими кустами и всяким оленям по ним ходить было очень непросто. Да и нафиг ненужно: за пределами холма, где кустов не было (точнее, где их было много меньше) трава росла выше человеческого роста, даже выше моего роста (а самые высокие туземцы мне по плечо были). Конечно, мамонты и носороги травку-то прилично так прореживали, в походе за шерстью я несколько «мамонтовых троп» заметил: на них, идущих чуть не до горизонта, стадо мамонтов буквально выкашивало эту траву на ширину в полсотни метров. Но степь-то вокруг была гораздо шире, и – хотя бешеных стай разных зверей, как рисовали на картинках про каменный век и мамонтов я не видел – зверья всякого было много и еды всем им хватало. Так что «за едой» нужно было от моего домика ходить за несколько километров, а потом ведь ее и приносить обратно к дому требовалось! Впрочем, последнее Гух вообще не волновало, ее беспокоило то, что путешествуя к месту охоты люди потели и их звери по запаху могли легче обнаружить – что делало охоту более сложным занятием. Но на этом список недостатков моего «выбора места» и заканчивался, а далее следовал список «достоинств». И для меня важным, но для аборигенов довольно незначительным достоинством было то, что раз тут зверья травоядного нет, то и хищникам тут делать особо нечего. Вторым – и довольно неожиданным для меня – достоинством было то, что на холме под землей почти везде была та самая «вечная мерзлота». Из-за которой тут и трава плоховато росла, и холм именно кустами этими покрылся – а вот в степи, оказывается, такой мерзлоты почти и не было нигде. А третьим достоинством было то, что здесь было много дров – ну а это было и для меня довольно важно, и уж для местных вообще критично, и вовсе не из-за царящей тут прохлады. И даже мясо они на палочках над огнем жарили вовсе не для «защиты от паразитов», и не для того, чтобы мясо легче жевалось или из-за каких-то других особых кулинарных пристрастий. Оказывается, запах именно горелого мяса и жира хищников очень сильно отпугивал (правда, и травоядных отпугивал тоже) – и я понял, зачем они все же притащили к дому тот кусок мамонтятины, который я смог отрезать: они его в костре сожгли, чтобы хищники не заинтересовались очень вкусными людьми.

А вот котиков запах горелой мамонтятины не отпугивал, хотя все же им он не очень нравился, что прилично добавило к ним уважения со стороны моих новых соседей: «маленькие рыси», огня совершен не боящиеся для них были «почти как люди», а потому в качестве дичи их вообще не рассматривали. Что, откровенно говоря, меня очень радовало…

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается – и запасы оленьего мяса тоже закончились. И у меня появился шанс своими глазами увидеть, как первобытные люди охотятся. По крайней мере я увидел, что они с собой на такую охоту берут: палки заостренные (и острия они своими «ножами» сначала выстругивали, а потом еще в костре их обжигали), ножи (те самые каменные). Вот только в этот раз ножи они взяли уже мои, стальные: я им из обрывков оленьей шкуры сшил небольшие чехлы, а к ним ремешки (и тоже кожаные) присобачил, чтобы ножи можно было на шею вешать. И вот со всей этой амуницией мы отправились на охоту. Почти все отправились: три тетки и мальчишки (оба) остались «караулить дом».

Ну а сама охота… все, что я увидел, было то, как Гух и другая тетка, Хых, тащили уже убитого олененка. Двух оленят – а как они их смогли поймать и забить, я так и не понял. Ну трудно в двухметровой траве что-то увидеть, а услышать профессиональных охотников было и вовсе невозможно: от легкого ветерка трава довольно сильно шумела (я обратил внимание, что она уже изрядно подсохла и, даже поднимающаяся над землей, по консистенции часто вообще готовое сено напоминала). Но я и не старался: заметил в этих зарослях несколько колосков того растения, которое решил считать рожью и увлекся поиском других таких же. И даже нашел…

А на следующий день товарищи пошли на другую охоту – и вот тут я уже в деталях смог рассмотреть, как первобытные на птиц охотятся. Никаких луков и пращей у них, понятное дело, не было, но они были действительно очень сильными и ловкими – и птичек специально подобранными камнями буквально влет сбивали. Они как-то выискивали место, где небольшие стаи этих птичек собирались, а потом так ловко камни кидали, что сбивали уже взлетающих птиц. Небольших, по размеру скорее ближе к скворцам каким-то, но насбивали они их явно больше десятка. А еще они уже на реке смогли завалить пару птичек, напомнивших мне не очень крупного гуся.

Правда, на вопрос, а зачем они на оленей охотятся, если так просто птицу набить, Гхы сказал, что после охоты «много дней» тут птицы больше не будет, но это не страшно, так как я смогу всем им сделать много еды из грибов. Вот хреново, когда невозможно узнать точнее, сколько это «много» продлиться, но тут уж ничего не попишешь. Точнее, быстро ничего не попишешь, но я быстрее, чем мог, результат ожидать даже и не надеялся. Но мог я все же немало – и результат довольно «немалый» уже получил. Даже два результата.

Первый результат получился после того, как я подробно объяснил Гух, что «дом» я для себя выстроил чтобы в нем зимой в тепле жить: оказывается, местные норы себе тоже рыли, но только для того, чтобы роженицы могли свое дело в тишине и покое сделать. И я ей отдельно сказал, почему у меня такой в общем-то небольшой дом получился: я потолочную балку подлиннее просто не нашел. В словаре неандертальцев появилось слово «балка», а у меня появилась лиственница (ствол лиственницы) длиной метров в двенадцать: все племя (точнее, все же вся семья) куда-то сбегала и бревнышко они принесли.

А второй результат заключался в том, что они решили и себе дом выстроить – и у языке у них появилось еще несколько слов. Вообще-то произносить они были в состоянии почти любые звуки русского языка, но просто их не использовали: их «глухой» язык все же был другим слышен на очень небольшом расстоянии, что позволяло ненужных зверей не привлекать, а нужных не отпугивать. Но возле моего дома ни тех, ни других не было, а объясняться-то как-то на строительстве надо? Причем часто «резко» объясняться, в смысле предупреждать товарищей по работе об опасностях например, так что появление нескольких новых слов было вполне естественным процессом.

Вот только букву «я» одна Быщ освоила, остальным это искусство оказалось не под силу. А все племя действительно оказалось одной семьей: две остававшиеся вместе с Гух тетки (как раз Быщ и Бых) были дочками Гух, мальчишки (вроде как вообще близнецы, я их так различать и не научился) были ее сыновьями, остальные члены племени были ее братьями и сестрами. Все это я узнал, когда попытался выяснить насчет «религиозных верований» и поинтересовался у Гух, откуда люди появились. Ну она мне все очень подробно и объяснила, откуда люди вообще берутся и откуда в частности каждый из ее семьи взялся. И объяснила, что вообще-то семья тут определяется «по матери», так как сразу понятно, кто именно тут новых людей производит, а одного из мужиков в племени держали «потому что пока не нашли другого племени, которое согласилось бы его поменять на своего». Тут царил полный матриархат, и Гух была главой племени, которой беспрекословно подчинялись все остальные. Но не потому, что она была самой старшей, а потому что она лучше всех умела «находить еду». Один из мальчишек вроде тоже к ее уровню приближался, но у него стать вождем шансов не было: Гух сказала, что его-то наверняка на другого представителя мужского пола поменяют потому что он «хороший охотник». И поменяют уже «скоро», но все же «после зимы».

Дом неандертальцы стали строить раза в четыре больше моего, но к моим советам прислушались и сначала насыпали «фундамент» толщиной сантиметров в тридцать: о том, что вода скапливается в низинах, они прекрасно знали. А вот стены они стали класть совсем толстые, кирпичи не экономя – у них эти стены получались толщиной около метра. Я поначалу над этим посмеивался (у меня-то стены были «в два кирпича» всего), но очень скоро и сам принялся стены наращивать.

Один из мальчишек как-то прибежал с криком о том, что «недалеко тур убил большую рысь», но не до конца убил и поэтому есть шанс, что мясо другие звери не сожрут. И все племя поголовно, схватив колья, камни и дубины, бросилось за ним «добывать рысь». Ножи они тоже захватить не забыли – но, как и всегда, сначала у меня спросили, можно ли им взять «мои». И убежали они почти на весь день, а когда вечером они вернулись с добычей, я понял, что жизнь моя уж точно томной не будет. Потому что эта «рысь» была огромным львом размером больше метра в холке и длиной за пару метров даже если хвост не считать. И, судя по тому, с каким трудом тушку все племя приперло, весила тушка явно под три сотни кило, если не больше. А потом – в ответ на мой вопрос – Быщ сказала, что «эти рыси» прекрасно выкапывают из нор мелких волков и еще каких-то неизвестных мне зверей (я слова такого не знал), и я на свои стены посмотрел уже иным взглядом. Да, от холода они, скорее всего, спасут – а вот от такой зверюги…

От такой зверюги, как я глубоко осознал во время разделки туши, даже лук не спасет: там и мех довольно густой был с очень плотным подшерстком, и кожа, конечно, не такая толстая, как у мамонта, но толще чем у оленя, никак не меньше сантиметра и очень прочная, нож ее с трудом резал. Но мясо оказалось вполне съедобным (или я уже привык все, что в рот пихается, с удовольствием есть), правда котикам я все же его давать не стал. А шкуру со зверя тетки из племени вычистили (ножами выскоблили изнутри очень тщательно), вымыли (в том числе и с щелоком), затем над костром прокоптили – и впервые за все время знакомства половина взрослых зашла ко мне во двор. А там, содрав с крыши накиданную мною солому, эту шкуру и положили, пояснив, что она – в отличие от соломы – от искры не загорится и воду куда как лучше удержит. А потом еще долго обсуждали, где взять какую-то шкуру на вторую половинку крыши…

Вот интересно: моя крыша их волновала, а о том, из чего они будут крышу над своим домом делать, они вообще не думали. Ну а я за август и начало сентября стены дома довел по толщине до более чем метра, подумав, пленочное окошко тоже ликвидировал: чтобы понять, что на улицу выходить не стоит, мне и крошечного стеклянного вполне хватит. Пристроил еще один сарайчик с противоположной стороны от «дровяного», между сараюшками тоже крышу выстроил. Второй сарайчик набил сушеными грибами, а дрова начал складывать возле дома снаружи – что у моих новых соседей определенное удивление все же вызывало, ну не было у них концепции «запасов на зиму». Точнее все же была, но она касалась лишь «еды», то есть мяса – и как раз в начала сентября, когда ночами уже морозцы были довольно ощутимые, они это мясо начали добывать в количествах, которые явно не предназначались для немедленного поедания. И уже к конце месяца эти запасы, по моим прикидкам, могли обеспечить не сильно голодное существование всего племени на зиму.

И когда «мясные склады» были уже наполнены, и – неожиданно для себя самого – спросил у Гух, почему в ее семье никого младше двух мальчишек нет, ведь теток-то тут относительно взрослых все же большинство. И ответ ее мне очень не понравился, хотя в общем-то сильно неожиданным он для меня не оказался. Но одно дело – читать что-то в старинном номере журнала «Вокруг света» (или еще какого-то, я точно не помню), и совершенно другое – оказаться, так сказать, в гуще событий…