Девять жизней

Жизнь третья: Первая страда

Сентябрь выдался довольно теплым: буквально до последних дней месяца часам к двум температура уверенно переваливала за двадцать градусов, а ночами не опускалась ниже десяти. Что было очень приятно в плане увеличения запасов корма на зиму: грибы в лесу не заканчивались, причем больше стало именно белых и подосиновиков. А подосиновики как правило растут рядом с осиной – и вот как раз осины в лесу росло довольно много. Не везде, но в понижениях местности осины было действительно много, и деревья там успели вырасти очень большими. А осина – это не только ценный мех… не только осиновая кора, которая по запасам салицила не уступает чему-то там, но и очень интересная древесина. И по моей просьбе этой древесины мне соседи нарубили… достаточно. Достаточно для того, чтобы я из нее сложил рядом с домом небольшую баньку, причем – благодаря нескончаемому запасу телефонов с телефонными стеклами – в баньке и окошко появилось. Небольшое, с тетрадный листок, но все же окошко.

А внутри баньки я сложил печь-каменку, причем ее сложил уже с трубой. В смысле, сделал из камней и глины что-то вроде вытяжки над топкой. Камней… я набрал таких же розовых камней, на которых раньше начинал свое железное производство: они были довольно прочными и от жара вроде не трескались, так что печка получилась в целом неплохая. С единственным недостатком: воду там можно было греть только в единственном горшке емкостью литра в четыре – но это был недостаток моей гончарной промышленности, а не печки или баньки в целом. Зато для баньки я сделал что-то вроде ушата (из той же осины и сделал), так что помыться можно было уже по-человечески.

Правда, в силу ограниченности времени, сил и средств у баньки предбанника вообще не было, а в качестве такового можно было использовать «зимнюю галерею», которая из тамбура дома вела прямо в баньку: лично я вообще не собирался после парилки зимой по улице в дом возвращаться. И я в баньке и в переходе в нее даже пол сделал! Из осины и сделал, причем скорее паркетный, чем дощатый: тесать топором одну доску из цельного ствола мне было лень, так что я напилил осиновые бревнышки на куски в районе полуметра, чуть побольше – а затем эти поленья аккуратно расколол на короткие досочки (которые пришлось потом, конечно, отдельно отесывать), и настелил их на слеги, сделанные из не особо толстых сосновых бревнышек. А затем получившийся пол еще и отциклевал – лезвиями от рубанков. Мне таких «эти» два десятка подкинули, правда только лезвия, сами рубанки они почему-то мне не дали. Но может у них ограничения на отгрузку какие были, по объему, например – но с другой стороны, они же мне одних пеллет для кошачьих лотков отсыпали кубометра три. Но рубанок я и снова самостоятельно сделать сумею: дерева тут, причем разного, было много…

Так что на предстоящую зимовку я приготовил все, что мне только могло понадобиться, и собрался зиму провести с определенным комфортом. Правда, мне бы пришлось динамку вертеть долгими часами, так как «естественного освещения» в комнате не имелось, а на улице все же зима ожидалась – но получилось так, что динамку нашлось кому крутить: Тимка привел мне девочку. На самом деле привел: тут народ (и мужчины, и женщины) шастали в одежде, напоминающей длинные халаты, и вот Тимка девочку ко мне приволок, крепко вцепившись в полу такого халата. Я-то догадался, что его так в девице привлекло: она, как я почти сразу выяснил, собирала для каких-то нужд корни валерьяны лекарственной (ее немало по опушкам росло) и собранное в подол халата и складывала. Правда, груз свой она успела в своем поселке сдать – но запах-то остался, причем такой, что даже я его почувствовал!

Девочке было лет восемь-девять, звали ее Вета, а из родни у нее имелся только брат (по имени Васа, лет, наверное двенадцати-тринадцати) и другой братишка, лет пяти, Важа – и Вета, после уточнения диспозиции, братьев тоже ко мне привела. А у соседей по этому поводу вообще ни малейших возражений или просто сомнений не возникло: все же (ну, почти все) своими глазами видели, как девочку «выбрал» Тимка…

В общем, динамку крутил большей частью Васа, а я с младшими детишками разговаривал обо всяком, и очень много интересного узнал – а том числе и об организации местного общества. Довольно простой организации, но весьма по нынешним временам эффективной. Например, в семье все дети получали имена на ту же букву (на тот же звук, тут пока письменность не появилась), что и имя матери – и поэтому все окружающие сразу же при знакомстве понимали, из какой семьи их собеседник. А это было важно, так как у разных семей были разные «права» на территорию и имя, по сути дела, говорило, следует ли нового знакомого сразу пинками (и не только ими) гнать взашей или наоборот, помочь ему завершить его непростое дело. И вот Вета с братьями происходили из семьи как раз «травников», то есть им позволялось на любой территории собирать разные травы и даже копать корешки (но только те, которые непосредственно в пищу не годились) – ну а на территории своего племени они были «равноправными» собирателями и охотниками.

А вот территория вокруг холма с непонятной хижиной даже «официально» никакому племени не принадлежала, и здесь вообще-то ни охотиться никому не дозволялось, ни растения, причем любые, собирать – хотя тут и зверья обитало немало, и росло всякого вкусного суть больше, чем дофига. Просто потому не дозволялось, что это была территория «разноцветных котиков», которых никто и никогда не видел, но «все знали», что такие есть. Каким-то совершенно для меня непонятным образом через тысячелетия дошла легенда, что есть такие котики, и ходят они с человеком, одетым в удивительную «серую» одежду, а когда они приходят к людям, то сделают жизнь людей сытой и счастливой.

«Серая одежда» возникла не просто так: в нынешнем языке «серый» и «голубой» обозначались одним словом, вообще-то описывающим цвет неба. Но когда небо два дня из трех затянуто тучками, то такая «синонимия» выглядела в целом обоснованной. И вот здесь появился я, с двумя именно разноцветными котиками – а местные, хотя и водились в приличных количествах, все были полосатыми и цвета… серые с легкой желтизной и с черными полосками. Так что Таффи и Тимка явно были «не от мира сего», да еще я тут с джинсовой рубашке и соответствующих штанах: значит, легенда-то не врет! Правда, когда и кем была выстроена та самая хижина с камнем, Вета не знала, но сказала, что «когда от старости умирает человек, бывший самым молодым при предыдущем ремонте хижины, все окрестные племена присылают людей и они хижину ремонтируют (а чуть позже я узнал, что по сути заново ее выстраивают), а лучшие художники обновляют картину». А насчет «самого старого»… оказывается, тут люди уже довольно неплохо считать умели, и возраст (по крайней мере свой) они чаще всего очень точно знали – правда, тут уже с точностью до года. И часто «самые старые» отходили в мир иной будучи уже под семьдесят…

Тут ведь еще вот какой фактор срабатывал: участники «реставрации» в племени становились очень почитаемыми, и они и ели всегда лучше прочих, и вкалывали меньше. То есть бывало, что и меньше вкалывали – но вот жизнь у них было более, что ли, комфортабельной, чем у прочих соплеменников. А то, что доживали они до глубокой старости, на общую картину жизни влияло незначительно: детей помирало слишком уж много. То есть я считал, что очень много, а для местных это было нормой – но, что самое интересное, все теперь считали, что дети умирать будут реже. В тех племенах, которые попадут под покровительство котикам разноцветным…

И они в этом даже ведь и не ошибались особо, хотя даже сами причин не понимали. А я – понимал, и то, что вынудил их приличные дома на эту зиму выстроить, в мой планируемый «комплекс мер по увеличению средней продолжительности жизни» очень четко вписывалось. Но дома были лишь «начальным этапом»: я, «пользуясь властью, данной мне легендой», распорядился и кровати сделать, чтобы люди не на полу спали. Ведь как ни крути, а земля была холодной (а полы в домах все же были именно земляными), так что такое спанье простуды постоянные практически гарантировало – а вот на кроватях спать уже было менее рискованно. Так что я распорядился нарезать много ивовых прутьев (ивой тут по берегу все заросло), показал как эти прутья (после того, как их в воде вымочили) разрезать вдоль и как полученными деревянными лентами привязывать друг к другу палки, из которых эти кровати собирались. Работенка не особо сложная, хотя и кропотливая, инструмент для работы имелся в изобилии – и уже к ноябрю (точнее, к середине ноября) кроватей было наделано достаточно, чтобы все население соседней деревушки в них уложить. Без особого комфорта – но пока о комфорте было даже думать рановато, однако народ простужаться стал все же пореже, и особенно реже стали простужаться дети: я кроватки-то «придумал» двухэтажные и верхние этаж велел именно детям и выделить. И потому что там все же теплее, и потому, что дети полегче были, а в исключительной прочности сооружаемых соседями изделий уверенности у меня не было. Еще я показал людям, как плести циновки из рогоза, так что уже было и что на эти кровати (связанные вообще-то из неструганных палок) постелить. В общем, зимовать всем стало приятнее, чем раньше – в смысле «бытовых удобств», а вот насчет пожрать «счастье для всех» пока не наступило.

И оно, счастье это, в нынешних условиях и не могло наступить, все же не просто так раньше племя из двух десятков человек занимало территорию явно за сотню квадратных километров: на меньшей площади оно просто прокормиться шансов не имело. И когда у меня в соседях собралось уже заметно больше сотни человек, это стало очень даже заметно: например, до наступления морозов соседи почти весь рогоз вдоль реки выкопали. Запася, конечно, немало корней на зиму – но вот что они будут жрать следующим хотя бы летом, было уже не очень и ясно.

То есть было ясно одно: до начала грибного сезона народ будет жить впроголодь: с появлением нормальных луков в окрестностях, мне кажется, вообще всех зайцев перестреляли, да и пернатых серьезно так проредили. А уж как тут лес перекопали и особенно лесные опушки, где хоть что-то съедобное из корешков росло – на следующий год там вообще хрен чего съедобного найдешь. И я еще сильно порадовался, что «мою» полянке местные вообще не тронули, так что заросли иван-чая на опушке у меня остались. Я успел даже запасти пару килограммов знаменитого «капорского чая» на зиму: на вкус, да без сахара, не особо приятный напиток, но ведь в нем витамина С в разы больше, чем в свежем лимоне, так что буду его пить. Сам пить и других заставлять…

За лето я вообще много чего интересного на окрестных лужайках нашел: лен (хотя совсем чуть-чуть, семян смог набрать небольшую горсточку всего), морковку (ее я от всех прочих растений с резными листьями отличил по красному одиночному цветку на большой головке из белых цветов) – у меня бабушка почему-то любила морковку на даче сажать «на цветы» и я об этой отличительной особенности знал. А вот репу не нашел, хотя несколько других «крестоцветных» капустоидов мне попались, и я с них семена собрал просто потому, что точно знал: в этих семенах разного масла много. Правда, пока что возможности это масло добыть не имел – но когда у меня здесь появится собственное железо, то его обязательно добуду. Уже скоро… скорее всего, все же через год-два, когда урожаи достаточные вырастут. А вот дикую рожь так найти и не удалось – но на самом деле она мне уже нафиг не сдалась, насчет хлебов у меня теперь даже вопросов не было. Потому что…

Всю предыдущую жизнь я считал карман на переноске извращением китайцев, желающим на этом убожестве немного цену на свою продукцию поднять, ведь в карман такой можно было засунуть разве что паспорт животинки, причем только одной: два в такой карман могли и не поместиться. Ошибку свою я понял, когда – за неимением лучшего варианта – я в карман все же запихнул фонарик (правда, после этого карман даже закрыться не мог). А когда я разыскивал «другие фонарики», я увидел в глубине кармана малюсенький пакетик, который и довел меня до экстаза самоуничижения: Сашка (или Сашка, теперь уже у них не спросишь) в карман запихали пакетик «для выращивания травы для котиков». Маленький, плоский, визуально на клетчатой ткани совершенно неразличимый – а в пакетике, согласно надписи, лежало десять граммов семян. И, судя по напечатанному на пакетике списку, семена там были пшеничные, ржаные, ячменные и овсяные. А так как переноски мне «эти» достали уже из времени совсем недавнего, семена там точно не испортились. И пакетиков у меня набралось тринадцать штук, то есть семенной запас очень даже радовал…

Я из семян вроде бы только рожь мог узнать – но обломись, ничего похожего на мою «прошлую рожь» я тут не нашел. Ну, во-первых, размером семена были гораздо крупнее – и уже этого было достаточно. Однако друг от друга семена все же отличались, и я не спеша разделил их на четыре кучки. Кучки получились очень разными по объему: наверное, на фирме, которая занималась изготовлением пакетиков, зерна из разных мешков просто на глаз выгребали и смешивали. Но все равно кучек было четыре, а что из каждой вырастет, я и потом посмотреть успею: предстоящее лето в любом случае вырастить зерна достаточно для употребления внутрь не позволит. Их всех вместе было-то с полстакана, и даже если урожай выйдет раз в двадцать больше, чем я зерен посею, есть все равно будет просто нечего. Но это только на первый год – и к нему нужно будет подготовиться максимально хорошо.

Ну да, глубокой осенью и зимой готовиться к посевной… можно, и даже нужно, тем более я же не целину бескрайнюю поднимать собирался. В смысле, целину, конечно, но очень даже «крайнюю», да и насчет почвы летом все понять успел. Судя по всему, «великое оледенение» закончилось совсем недавно, и почвы успело плодородной накопиться весьма немного: на моей полянке, например, что-то, по цвету от голой глины отличающееся, на земле лежало слоем около десяти сантиметров. И у соседей – тоже, так что будем считать гипотезу о не особом плодородии тутошних земель теорией. Ну а на практике это будет означать, что земельку нужно будет как следует удобрить. А так как рядом даже с болотами как-то сложиться не успело и торфа здесь накопать негде, придется пользоваться удобрениями органическими, причем большей частью «собственного производства», поскольку собирать в лесу лосиный и зубриный навоз было, в общем-то, некому и нечем (да и маловато его там было, честно говоря), а так же активно применять удобрения уже химические. Правда, пока из последних у меня только зола имелась, но и она тут лишней точно не покажется. В смысле, не сама зола, и содержащийся в ней поташ…

Я для добычи поташа (и последующего его использования) выкопал в одном из «дровяных сараев», приличную такую ямку, стенки ямки очень качественно (как мне казалось) глиной обмазал (все же грунт здесь был с большой примесью песка и воду как-то слишком уж хорошо пропускал). Дно ямы я на треть метра выстлал собранными в лесу опавшими листьями (без хвои), слегка присыпал все это землей и на полметра натрухал туда разной соломы. И в эту ямку выливал содержимое ночных горшков (которые после наступления холодов и дневными стали) и кошачьих лотков, обильно пересыпая это содержимое заранее нарванной травой и отходами «текстильного производства». Таких отходов у меня получалось много, даже больше, чем собственных, считая нас всех четверых или даже шестерых (потому что котики очень старались к посевной ценных удобрений дать как можно больше). Благодаря траве из ямы особо не воняло, в так как в сарае этом (и только в нем) я еще одну печку поставил, которую дважды в сутки топили, посаженые туда червяки (я их на дно вместе с небольшим количеством все же почвы заранее поместил) только радовались регулярному питанию.

А насчет поташа – так я всю золу из печек промывал в воде и то, что не растворялось, тоже в эту яму отправлял. А воду я не спеша выпаривал и уже сухой поташ аккуратно складывал в заранее сделанные коробочки. Пока складывал, имея в виду весной его все же с содержимым ямы перемешать: сам по себе он все же щелочь, если золу непосредственно в яму сыпать, то червяки в ней просто передохнут: я это уже в прошлой жизни проходил.

Зима началась в конце ноября, и началась как-то сразу: пошел снег, и шел он три для без перерыва, покрыв всю землю слоем сантиметров в двадцать. И крыши домов покрыл, так что мне пришлось срочно «изобретать» палку с перекладиной, чтобы снег с крыши все же сгребать: он все же был еще мокрым и липким, а у меня уверенности в том, что мои крыши (покрытые осиновой дранкой) под такой тяжестью не провалятся. Впрочем, это было самой маленькой заботой, и я почти все время занимался делами совершенно бытовыми: готовил еду, стирал… и ходил на охоту: котикам-то, несмотря на наличие запасов корма, нужно было и мясца свежего подкидывать, а сами они в таком снегу точно никаких мышей поймать себе не могли. И охотился я на все, что в лесу шевелится, так что все же на половину дневного рациона зверикам я мяска добывал. Не могу сказать, что в этом была такая уж острая необходимость, ведь одной коробки корма им хватало дней на пять, а пары сотен коробок им хватит… да и сколько еще этот корм сможет не испортиться… но если на следующую зиму звериков станет больше, что корм диетический и сбалансированный все же лишним точно не окажется. А от добываемых птичек тоже польза получится существенная: я все же старался зверям костей (крупных) не давать, а если эти кости в печке сжечь, то будет у меня хоть плохонькое, но фосфатное удобрения… ну, я так думал. И кости собирал, и даже в печке потихоньку сжигал. И не только птичьи: мне как-то повезло, и я подстрелил молодую лошадку. А лошадка зимой – штука очень полезная, в ней одного мяса больше полуцентнера. Вот только с конским волосом я тут точно обломался: грива у лошадки оказалась короткая, ни на что не годная, а хвост… хвост вроде нормальной длины был, но его кто-то еще до меня успел изрядно ободрать. Тем не менее мяском я прилично запасся, и его – мяса этого – нам хватило месяца на полтора. Конечно, не одного мяса, мы еще и грибы активно в зимнем рационе использовали – а из шкуры я сделал еще один ковер, чтобы по полу ходить было теплее. Еще один потому, что первым стала шкура случайно подстреленной мною лосихи: соседи ее как-то обработали и мне ее в дар преподнести. А я тоже ее обработал: промыл тщательно с щелоком. Потому что нынешние селяне шкуру как-то выскабливали, затем выдерживали в «каше» из какой-то перемолотой коры – а потом «для мягкости» ее пропитывали жиром. И еще над огнем коптили недолго – но такая шкура довольно быстро начинала определенным образом аромать. Не то, чтобы запах был отвратительным, но мне он не нравился… поэтому и всю одежду «примкнувших ко мне» детишек я тоже в щелоке выстирал. Тут все именно «в коже» и ходили – и я не совсем понимал, как они вообще на зверей охотятся. Неандертальцы ведь, чтобы к зверям подкрадываться, даже пот смывали – а эти…

Впрочем, чем пахнет в домах аборигенов, мне было плевать: лишь бы у меня в доме не воняло. А чтобы не воняло, я из своей одежды (которой мне «эти» поднавалили очень много) сшил уже одежду «нормальную», и гонял их в баню через день, где они свои одежки в обязательном порядке стирали. И я свою тоже стирал (все в том же щелоке: я знал, как его превратить в настоящее «мыло», но сырьем еще на разжился). А заодно (раз уж других дел особо у нас не было) и к тому, чтобы побольше нормальной одежды наделать, готовился. Для чего еще осенью сорвал (припахав под это дело чуть ли не половину соседских баб) всю крапиву в лесу а радиусе пары километров, а так же собрал весь кипрей, который соседки выкопали чтобы съедобными корнями разжиться. Им, получается, достались вполне съедобные корешки, а мне – ни на что не годные полувысохшие вершки.

То есть соседи считали, что не годные, а я-то уже прекрасно знал, как из этих стеблей достать хоть и грубое, но волокно, из которого получаются неплохие веревки. Нынешним людям они были и нафиг не нужны, у них была «культура кожи», а я, как человек «из высшей цивилизации», прекрасно знал, зачем нужны растительные веревки. Ту же когтеточку котикам ими обмотать – так она выйдет даже лучше, чем джутовая, да и много где в хозяйстве могут пригодиться веревки, которые от воды не растягиваются. А ведь из кипрейного волокна можно еще и мешковину изготовить, и даже не самую паршивую парусину! В смысле, я знал, из чего можно парусину сделать еще более паршивую, но когда другой просто нет…

Зима, конечно, была холодной: морозы иногда достигали минус тридцати (правда, всего такие пару дней продержались), а минус двадцать пять в январе вообще нормой было. В феврале слегка потеплело, днем температура до минус пятнадцати и даже до минус десяти поднималась – а март оказался неожиданно теплым, и уже в день весеннего равноденствия снег на моей поляне полностью сошел. И я выяснил, что за зиму земля вообще не промерзла, так что тут же бросился грядки копать (и активно их из своей ямы удобрять). И к началу мая у меня все было готово для посевной.

То есть земля была готова, и семена в готовности к посеву лежали – а вот с колхозным крестьянством было совершенно никак. Минимальный интерес к земледелию проявила Вета, да и Важа все же больше из любопытства помогал мне зернышки в землю закапывать. Правда, пришлось за ним следить усиленно: он после посадки очередного зернышка норовил его выкопать и съесть… однако, как я понял, «эти» не напрасно мне вместе со штанами и почти сотню брючных ремней передали, так что поползновения мальца пресечь удалось быстро: сестренка братцу очень доступно объясняла, как делать нельзя.

Так то я где-то к десятому мая посеял (все же именно посадил) все имеющееся у меня зерно, лен посадил, все «капустоиды» уже именно посеял – и уселся на попу ровно ждать и смотреть, что их всего этого выйдет. То есть все же не совсем ровно: я принялся строить сразу три новых печки. И занимался этим «индустриальным строительством» до самого начала июня – но именно первого июня равномерное движение жизни внезапно нарушилось – и я осознал, что неандертальцы все же жили в настоящем раю…