У сделанных мною стекол был один серьезный недостаток, и он заключался вовсе не в том, что они были неровными и сквозь них что-то толком разглядеть было невозможно. На это мне было вообще плевать: свет пропускают – и отлично. Но они были… какими были: я даже примерно не представлял, как их здесь можно разрезать. Так что получились у меня примерно квадратные стекла одного размера – значит и окна будут такого размера, тут рамы под стекла требовалось делать, а не стекло под раму подгонять. А это имело определенные неприятные последствия: окна-то в доме мне пришлось делать стрельчатые, так как бетонной балки для перекрытия проемов я не нашел (как и собственно бетона), и рамы сверху пришлось заколачивать досками – а вот с досками было крайне неважно из-за полного отсутствия толстых деревьев. Были бы деревья – так я уже и пилу подходящую сделать успел, ножовку с лезвием почти в полметра, но пока ей пилить было вообще нечего. То есть дрова ей все же пилили – но мне-то не дрова требовались, а стройматериал!
Стройка дома (домов) возобновилась уже в апреле, когда днем температура устойчиво поднималась выше нуля. И уже к середине мая я гордо расхаживал по выстроенной комнате – не до конца выстроенной, пока что стены я поднял до уровня подоконника и только в одном месте стена поднялась так, чтобы появился первый оконный проем. Шириной в сорок сантиметров (я на раму припуск дал) и вышиной в метр-двадцать… примерно. Столь неспешно процесс строительства шел скорее всего потому, что я строить дом решил «на века» (не потому что так решил, а потому что так получилось) и стены у меня ставились толщиной почти в метр. А почти – это, опять же, в какую сторону посмотреть: сама стена у меня ставилась «в три кирпича», то есть три тридцатисантиметровых кирпича, плюс швы между кирпичами. И эти кирпичи (на самом деле все же плинфы) я клал плашмя, но снаружи и изнутри дома я еще стены обкладывал этими плинфами, поставленными на ребро: изнутри, чтобы комнаты получились хотя бы «в стиле лофт», а снаружи – чтобы всякие там дожди и снеги меньше в легко впитывающие воду швы попадали. Между плинфами-то в основной кладке я раствор клал толщиной сантиметра два, а вот в облицовке я их делал как при укладке плитки в ванной: в пару миллиметров всего. Тут еще вот какой момент был: плинфы, которые Винни Пух творил, были только с одной стороны гладкими (и даже «лощеными», то есть воду практически не пропускающими), так что такая отделка точно имела смысл. Имела бы, если тут хотя бы иногда что-то, напоминающее тропический ливень случалось, но мне же «эти» не сказали, когда климат может внезапно измениться – а вдруг уже через несколько лет здесь дожди все же часто идти будут? А облицовка дома – труд невелик (особенно, когда другие трудятся), так что лучше уж сразу сделать лучше чем хуже.
А на стройке у меня только каменщиков трудилось уже десяток человек, и трудились они очень даже неплохо. Так что к концу мая я достроил еще два окна (то есть очень внимательно проследил за тем, как новые специалисты это делают, помогая им и объясняя, как делать правильно). А сам я до конца мая занимался другим полезным делом: прорубил в стенах «детского дома» два проема для окон, вставил туда рамы – и в комнате стало уже светло (днем, понятное дело, но дни уже довольно длинными стали), договорился с тетками о том, что они к детскому дому еще и пристройку сделают, точнее даже еще одну такую же комнату возведут, так как детишек в племени стало многовато и все они в доме уже просто не помещались. А затем собрал команду (из «предпоследнего пополнения», то есть из тех, кто знал, где растет лес с большими деревьями) и отправился в поход за ценным сырьем. А из «старичков» со мной только Бых пошла (то есть Диана): путешествие могло затянуться и нам нужно было еду прямо в пути и добывать – но много времени на это все же не тратить.
И Бых собралась в дорогу так, что какие-нибудь коммандос обзавидовались бы. И я даже не говорю о кожаных штанах и кожаной куртке (и кожаных сапогах выше колена), ведь сейчас народ предпочитал именно в коже и ходить. Но младшая за спину повесила два футляра с длинными луками, по бедрам ее били два тула, набитые стрелами (стрел она, мне кажется, больше сотни с собой взяла). На поясе у нее висели трое ножен со стальными большими ножами и «малая пехотная лопатка» в чехле (последняя попу прикрывала), топорик (тоже в чехле). А на груди, в некоем подобии «разгрузки» были две молочных бутылки (одна с солью, а одна пустая, точнее с водой) и еще один топорик (я отковал что-то вроде поварского топорика, которым она на месте любила добычу разделывать, так как им можно было легко почти любые кости перерубать). И все это при росте чуть больше полутора метров (я измерял, у младшей рост составлял метр-пятьдесят три). И ко всему этому добавлялся мой рюкзачок с разными нужными в походе вещами, так что вид у нее получился действительно устрашающий. Ну, я посмеялся (шли-то мы километров за двадцать, в таком походе без подобной амуниции-то никуда!) и мы пошли.
На двадцать километров, как же! Когда мы вышли у указанному месту, я специально посмотрел (у меня в одном их телефонов была программа-шагомер): протопали мы чуть меньше семидесяти пяти километров! Ну, тут конечно, надо учитывать, что шли мы не «по полету стрелы», но даже при самых плохих раскладах лес оказался километрах в пятидесяти-шестидесяти к юго-западу от нашей деревни. Но – оказался, и там действительно росли большие деревья. Было их не очень много, но штук шесть я почти сразу увидел – а лес даже на первый взгляд был заметно побольше того, что у деревни рос. То есть первый взгляд у меня закончился еще через неделю изучения этого славного местечка, после того, как я этот лес прошел вдоль и поперек. Поперека тут было около полутора километров, вдоля – явно больше восьми (мы дальше просто не пошли уже, видно было, что лес вроде как заканчивается так как там деревья уже совсем мелкими были и речная долина тоже вроде на нет сходила). А внутри росли довольно большие деревья, правда, не совсем те, какие я увидеть ожидал. Но тоже неплохие: я лесу водились ёлки, березы были, но очень маленькие пока, очень большие можжевельники (для можжевельников очень большие, около десяти метров высотой), а так же черемуха, рябина и ольха. И грибы, что нас всех очень порадовало, а так же много ягод (черники и брусники в основном). Так вот, большими были только елки и лиственницы, но лиственницы тут были действительно большими, даже огромными. Но я не понял, как из нее что-то полезное сделать. То есть если такую срубить все же получится, их нее много полезного сделать можно, но я даже примерно представить не мог, как толпа даже очень сильных неандертальцев небольшими топориками и хлипкой пилой-ножовкой завалит дерево со стволом чуть меньше метра в толщину. Конечно, были тут лиственницы и потоньше, ёлки опять же… Но решение я принял только после того, как на опушке увидел одну красивую травку. Невысокая была травка, около метра, и была она одна: я вокруг еще несколько часов бродил в поисках таких же, но совершенно безуспешно. Однако я точно знал: конопля – растение однолетнее, значит, где-то поблизости она точно водилась, так что я собрал народ (со мной, кроме Дианы, только одни мужики были), травку им показал, велел беречь ее и семена осенью собрать, а здесь пока ставить новую деревню. Дичь рядом водилась, ее Бых довольно успешно добывала, речка… немного странная и не особо большая, но воду обеспечивала. В лесу грибы имелись в изобилии – жить можно. И даже неплохо жить – а когда тут появятся дома, то и женщин сюда привезем. По моим прикидкам, деревню человек на тридцать тут получится без особого труда организовать, и деревня эта свое население точно прокормит.
И не только прокормит: я же не просто так по сторонам озирался, а смотрел, что тут еще полезного водится – и обнаружил, что из полезного тут водится что-то ну очень полезное: в одном из овражков я разглядел выход «луговой руды». То есть полной уверенности у меня не было, но я что-то подобное видел (у родителей на даче), и мне отец и сказал, что это та самая руда и есть. Правда на даче у нас был пласт этой руды сантиметра в два толщиной, а тут он точно был в районе метра…
Честно говоря, мне эта руда вот прям щяз точно была не нужна, в нашей деревне народ за прошлое лето кучу болотной руды набрал тонн так под пять, если не больше, даже ее переработать быстрее, чем за пару лет, было нельзя, а у реки было почти и незаметно, что ее кто-то там выгребал – но запас карман не тянет. И в любом случае в одной деревне всей толпе просто не прокормиться, а вот если несколько деревень выстроить, то и прокорма на всех хватит, и увеличившийся в таком случае «природный ресурс» позволит рост численности населения не сдерживать особо – а цивилизацию сотней человек не выстроить.
По моим расчетам для построения цивилизации нужно было минимум тысячу человек иметь, причем это только взрослых считая. Ну и скотину всякую, опять же поля и луга, прочие полезные угодья. Ну и пространство – и шагая по дороге домой я об этом и размышлял. По пути все же, никаких дорог тут пока что не существовало. Точнее, две дороги все же уже имелись: одна от деревни до угольного карьера, другая – в противоположную сторону вела, до известковой копи. Но их даже и считать было не обязательно, а вот дорога между старой и новой деревнями точно нужна. И вдоль дороги – минимум еще три деревеньки обязательно выстроить стоит, с постоялыми дворами, с трактирами, чтобы уставший путник мог перекусить и поспать: все же отмахать пёхом больше двадцати километров в день непросто. А лучше такие станции через десять километров ставить… а дорогу вообще железную сделать и паровозы по ней пустить. Ага, размечтался!
Однако кто-то когда-то нам упорно внушал, что мечты сбываются, так что если все пойдет хорошо… Тем более, что по рассказам местных тут в пешеходной доступности (в смысле, куда можно за лето дойти) еще с десяток мелких племен-семей бродило, и если их тоже привлечь…
Привлек один такой: когда я вернулся в деревню, взору моему предстали два уже почти достроенных дома. В смысле, два дома с почти достроенными уже первыми этажами (я на будущее собирался дома верх расширять, а не вширь наращивать жилую площадь). И перед уходом аккуратно наметил еще пять оконных проемов…
Домик я себе «спроектировал» «инженерной конструкции»: внутри большая прямоугольная комната шесть на десять, переходящая на торцах в полуцилиндровые эркеры. То есть в длину дом от стены до стены получался шестнадцать метров, а в западном торце (или эркере) у меня был уже сделан проем для входной двери. А слева от двери в эркере одно окно я уже сделал, справа – наметил, и еще два окна я наметил в боковых стенах. Примерно до половины дома наметил, имея в виду вторую половину просто «отзеркалить». Но пока я бродил (а бродили-то мы почти месяц) строители все стены достроили. Вот только где я окна наметил, они их сделали, а где не наметил – они возвели глухую стену. Метровой толщины, и раствор в кладке уже неплохо так схватиться успел…
Я даже не знал, смеяться мне или плакать, но в любом случае что-то переделывать было уже поздно. И ведь этих старательных мужиков даже идиотами назвать было бы неправильно, для них сама концепция окон была незнакома, ведь в ранее встроенных домах окон вообще не было. А детском доме вот они появились, но зачем они там, люди пока еще не поняли – и тем более не поняли, зачем мне окна в новом доме из очень прочного кирпича. Кирпич – это понятно, кирпич – это защита ото львов, медведей и носорогов с мамонтами. А окно – это ведь ход для тех же львов, нет?
Причем они уже оба дома так выстроить успели, два дома, стоящие метрах в пятнадцати параллельно друг другу на «степной» стороне деревни. И стоящие пока что «за периметром»: я думал, что перенесу глинобитную стену подальше чуть позже. Ну а теперь, глядя на эти дома, у меня другая мысль возникла: если между ними уже поставить стену с воротами, то дома могут использоваться и как сторожевые башни. Очень полезная архитектурная деталь, учитывая в том числе и то, что «сторожиться» тут было нужно разве что от хищников неадекватных, ну и от самцов некоторых травоядных в период гона…
О том, куда делось три десятка человек, ушедшие со мной «искать большой лес», меня кто-то спросил (да и то мимоходом) примерно через неделю после нашего возвращения. Ну ушли люди, не вернулись – мало ли почему им возвращаться не захотелось? Но я решил, что это непорядок, так что собрал всех оставшихся и им в деталях мою идею расписал. Не уверен, что слова мои хотя бы половина собравшихся поняли, но эффект вышел… несколько странным: после того как я речи свои закончил, человек двадцать, пошушукавшись, просто стали и ушли из деревни. Я подумал, что им концепция не зашла. Но оказалось, что ошибся: эта группа пошла строить отдельную деревню (причем исключительно «летнюю») возле угольного карьера чтобы времени зря на дорогу от деревни до копи не тратить. И строить они там стали именно деревню: два дома, небольшой «периметр» вокруг – но дома они построили именно «летние», без печей. А когда с этим строительством покончили (у них на все ушло дней десять), они прошли в обратную сторону до известковой копи и там стройку повторили. А в середина августа ко мне обратилась Гух с просьбой все же печки в новых домах поставить, и я узнал, что она уже отправила гонцов на какое-то ранее мне неизвестное «собрание по обмену генофондом» и ожидала, что на зиму к нам еще несколько семей придет, которые нужно будет где-то селить.
Ну что, печки-то выстроить недолго… вот только в конце августа ко мне прибежал (именно прибежал!) гонец из новой деревни у «большого леса» с той же просьбой: дома мужики там выстроить успели, а вот с печками у них полный облом вышел. Но это я сам был виноват, поскльку не взял с собой никого, кто хотя бы издали видел, как я печки кладу. Так что пришлось и туда сходить…
А целом, лето выдалось веселым и более чем творческим, зато зимовать я перебрался уже в новый дом. Большой, теплый и уютный – и котики (хотя и не все) тоже со мной туда же перебрались. Главный образом из-за того, что старый дом был разобран. А те, кто не пошел ко мне в новый дом жить, разбрелись по другим домам: народ изо всех сил старался все же котиков привечать и к себе забрать. Так что со мной остались только Таффи с Тимкой, Васька с Муркой (и сердитая Васькина дикая кошка, которая уже даже отзывалась на кличку «Тигра») и семеро котят: почему-то и Таффи, и Мурка, и даже Тигра решили котят рожать уже ближе к октябрю. И я в очередной раз убедился, что кошки остаются кошками всегда: хотя Тигра и очень заметно опасалась других взрослых звериков (включая Ваську), котят она – причем любых – кормила совершенно спокойно, не разделяя их на своих и чужих. Да и Таффи с Муркой так же себя вели…
А я, сидя у печки и поплевывая в потолок, размышлял о высоком. То есть о потолке и размышлял, насчет того, как это собранную из жердей конструкцию заменить на что-то прочное, что было бы не стыдно называть «перекрытием» и можно было бы использовать в качестве пола второго этажа. И, вероятно, раздумывал бы очень долго, но уже в декабре гонцы из новой деревни приволокли мне и новый камешек на предмет поглядеть, может и он на что-то сгодится. Вот до того не терпится людям глупый вопрос задать, что они в лютый мороз готовы за семьдесят километров через степь бежать!
Хотя, похоже, вопрос был и не особо глупый: камешек оказался песчаником. Довольно крепким песчаником, а на дополнительный (уже мой) вопрос гонец ответил, что таких камней там много, причем больших, а этот они с некоторым трудом отбили от глыбы с помощью молотка. И я понял, из чего я буду делать межэтажные перекрытия! Причем, надеюсь, очень скоро уже буду их делать…
Но это уже когда лето наступит и можно будет в новую деревню дойти без риска замерзнуть по дороге. А пока я снова разжег железную печку и приступил к добыче черного металла: чтобы сделать перекрытия, требовалось немало весьма специфического инструмента изготовить. Кирки, кувалды, зубила разные – и на все нужно железо, а лучше сталь. А чтобы сделать кило стали, сначала нужно получить минимум пару кил железа: при цементации и перековке потери составляли минимум половину исходного веса. Но деваться было некуда, а окалину – ее тоже можно обратно в железо превратить. Потом, когда до нее руки дойдут. А за зиму я железа наплавил… кто говорил, что кучи руды на несколько лет хватит? Что, я говорил? Ну ошибся, с кем не бывает – а руда вся закончилась уже в начале марта. А в середине апреля новая экспедиция с кучей тяжелого металла отправилась в новую деревню. Мне ее так надоело называть, и было принято решение ее отныне именовать Лесогорском, а старую для простоты я назвал Столицей. Еще два поселка получили таинственные названия «Угольная» и «Известняк», а появившиеся по дороге из Столицы в Лесогорск еще пять деревенек назвали Станциями: Первая, Вторая и так далее.
И народу на все эти деревни хватало: осенью к нам пришли по зову Гых человек семьдесят (из которых два десятка были детьми младше двенадцати примерно), а еще старушка сказала, что столько же и на следующую осень подойдут – но «это все, больше тут людей нет». Правда, чтобы люди на новых местах прижились, их отдельно мои соплеменники обучали всякому (а конкретно младшая учила их из луков охотиться и телят отбивать для последующего откорма). Федя и Фрол довольно быстро обучили пяток молодых парней (совсем детей еще) неплохие стрелы делать (благо, с инструментом для этого стало совсем уже хорошо), а несколько человек я научил печки класть… А Гух весной всех их учила, как правильно пахать (или лопатами землю вскапывать), как рожь и мятлик сеять. И как за котиками ухаживать: народ заметил, что зверики-то на предмет защиты урожаев от мышей всяких исключительно полезны! И теперь даже новая традиция сложилась: в новый только что выстроенный дом первым пускать котенка, который будет считаться в доме хозяином и охранять его от мышей и прочих напастей.
Дома (и деревни) все же ставились возле каких-то речек (или ручьев), но все же с дровами (и вообще с деревьями) в степи было очень не очень, так что в процессе строительства народ и о доставке топлива думал. Одно дела натаскать кучу угля на пару километров, а уже на десяток километров его в принципе натаскать можно, но трудно. А уж на два десятка…
Именно поэтому «Первая Станция» расположилась в двенадцати километрах от Столицы, а Вторая – в десяти километрах от Лесогорска (в последнем пока уголь не копали, но дров там было действительно завались). А немного погодя и уголек там наверняка появится…
Вот что неандертальцы умели прекрасно делать, так это копать. Ну и таскать всякое, но копать они умели просто великолепно. И я имею в виду не поля разрыхлять, а копать ямы, даже очень глубокие. В прежней-то дикой жизни они для зимовки именно ямы себе и выкапывали, перекрывая их костями и шкурами, причем ямы они рыли просто колом заостренным и руками – а когда им в руки попались кирки да лопаты с корзинами, для них и шахту метров в двадцать глубиной выкопать стало делом совершенно нетрудным. И Лесогорские мужики в окрестностях копнули – и много чего в земле нашли. Тот же песчаник они из-под земли выкопали, хотя он и не очень глубоко прятался, а в другом месте и чуть поглубже они и уголь отыскали. И мне его показали – но пока я попросил их дровами обходиться: для карьера там было глубоковато (метров шестнадцать минимум), а для шахты пока оснастки нужной не существовало. Но это все же временно: я уже точно знал, что нужно сделать и даже примерно представлял, как быстро это сделать получится…
Нужные камни в Лесогорске мне сделали уже к осени, но вот в Столицу их перетащить не получилось: там по дороге требовалось через пару не самых мелких речки перебраться. Но это сразу не получилось, а вот через год… а вот через два года…
Через два очень однообразных года дорога между Столицей и Лесогорском стала именно дорогой, с четырьмя настоящими мостами (деревянными, конечно), и по этой дороге уже без труда проезжала телега, запряженная коровками. Или запряженная лосихами: эти животины приручались легко (но только самки), и телеги за собой таскали прекрасно – а в период гона мы (точнее Диана) их просто в лес отпускала. И они где-то через пару недель обязательно возвращались домой… почти все возвращались, как и коровки, впрочем. Ведь у нас их и кормят сытно, и поят, а зимой в хлеву так и вовсе тепло…
А у Милки (это так первую турицы назвали) Диана научилась даже молочка немножко выдаивать, что сильно облегчило жизнь молодым матерям-человекам. И тетки теперь младенцев грудью вскармливали только до года, а потом их пересаживали на «взрослую еду». С молочком (турьим или даже лосиным, но последнего совсем немного было). Но больше всего из взрослой еды малышам помогала «манная каша»: ее варили из ободранных зерен мятлика и она от известной мне отличалась разве что цветом: обдирались зерна не очень легко, так что каша получалась немного коричневатой. То есть совсем коричневой, но если в нее даже немного молока добавлять, то она получалась сытной и.. это, как ее, легкоусвояемой. И детишки ее трескали аж за ушами пищало: сам слышал. То есть думаю, что слышал: за столом у меня дома всегда такой шум стоял, что не совсем понятно было что именно там пищит. Потому что народу за столом собиралось много: Диана с Афиной, Чух, Хых и Рыш, а еще дюжина разнокалиберных детишек. И до меня дошло, почему, собственно, мы все «по матери» кроманьонцы, а «по отцу» скорее неандертальцы: мужики местные были и покрепче, и повыносливее, и просто поумнее – так что они семью всем для жизни необходимым обеспечивали. И в жены брали любых самок человеков, но вот кроманьонки просто втрое чаще им детей рожали. Каждый год рожали, как Чух и Рыш, и дети кроманьонок всех прочих просто «количеством задавили». А если и неандерталкам условия не первобытные создать и молочка коровкина в рацион добавить…
Ведь рожать они переставали на период кормления, а когда этот период до года сократился, то картина тут же поменялась. Не коренным образом, но все же заметно: за это время у сестер и у Хых тоже дети успели родиться, и у меня за столом шестеро было «неандертальцев» и шестеро… уже не них. А что в доме тесновато стало, так это проблема все же решаемая. Просто решаемая: я намешал известь с глиной, сотворил в печке клинкер, размолол его в мельничке с жерновами из песчаника. Получившийся цемент смешал с песком и залил в заранее сколоченные опалубки, в которые и заранее скованные арматурины заложил. Сваял нормальную лестницу на второй этаж, на этаже этом втором выложил стены (уже с окнами на всех стенах), а в темной комнате на первом этаже сразу сделал и туалет нормальный, и ванну поставил. Ванна, конечно, была деревянной, а вот унитаз получился настоящий, керамический (его Винни после долгих мучений сделать все же сумел), правда пока спуска воды сделать было не из чего: тут ни резины, ни латуни я в магазинах еще не нашел. Как, собственно, и самих магазинов – но вот комфорт я все же определенный создать уже смог. У меня даже самовар появился! Ну да, тоже керамический, и краник на нем (а у самовара даже кран был из керамики, только не поворотный, а попроще, вроде крана на кулере по конструкции) постоянно подтекал – но в нем можно было кипятить чай и его с комфортом пить!
В общем, жизнь стала очевидно налаживаться, а что чая не было, так я знал, как изготовить чай копорский. И даже как кофейный напиток из рогозовых корней приготовить, знал. Знал и приготовлял – да и не я один. Гух теперь тоже жила в кирпичном доме и тоже пила чай из самовара. И она все же сумела, похоже, собрать всех неандертальцев на сотню километров вокруг. Маловато их, конечно, было для нормальной цивилизации, но уже хоть какая-то возникла, народ явно не диким стал. А это было лишь началом, а я уже придумал, как сделать паровую машину чтобы в водопровод воду из реки качать. И даже знал, кто мне в ее изготовлении поможет: все же после того, как Гхы не стало, я успел минимум четверых неплохих железячников подготовить.
Но изготовление паровоза пришлось отложить: вечером во второй половине июня с Третьей Станции примчался гонец, сообщивший, что на Станцию напала «стая каких-то дикарей»…