Черное золото (СИ)

Глава 7 Прорыв

Я проснулся от настойчивого стука в дверь палатки. За брезентом маячила долговязая фигура Островского.

— Леонид Иванович! Срочно взгляните на последние пробы.

В предрассветных сумерках химик выглядел непривычно возбужденным. Его тонкие пальцы, обычно столь уверенные при работе с лабораторной посудой, заметно подрагивали.

В лаборатории нас встретил характерный запах. На столе выстроились в ряд мензурки с буровым раствором. В каждой поблескивали радужные разводы.

— Обратите внимание, — Островский поднес к керосиновой лампе крайнюю пробу. — Маслянистая пленка. И запах… Совершенно определенный запах.

Я склонился над мензуркой. Сомнений не оставалось, это нефть. Пока еще следы, но они уже отчетливо проявлялись в растворе.

Входная полость лаборатории отдернулась, впуская Кудряшова. Геолог только что вернулся с ночного дежурства на буровой.

— А я как раз к вам, — он выложил на стол сверток с образцами породы. — Последний метр проходки дал интересные результаты.

В свете лампы отчетливо проступали темные прожилки в куске известняка. При легком нагреве от них поднимался едва уловимый нефтяной запах.

— Нужно срочно отправлять образцы в Москву, — Островский бросился заполнять специальные металлические контейнеры. — Ипатьев должен это видеть.

За окном лаборатории занимался хмурый октябрьский рассвет. Порывистый ветер трепал брезент палаток, доносил лязг механизмов с буровой, где заступала утренняя смена.

— Созывайте техническое руководство, — распорядился я. — И свяжитесь с Бугульмой, нужен специальный курьер для доставки проб в Москву.

В этот момент со стороны буровой донесся протяжный гудок. Рихтер подавал сигнал о начале новой проходки. Мы замерли, прислушиваясь к мерному гулу станка. Я против воли улыбнулся. В темной глубине скважины нас ждало главное открытие.

Через полчаса в штабной палатке собрался весь командный состав. Рихтер, только что спустившийся с буровой, все еще в промасленной спецовке, придирчиво разглядывал образцы через лупу. Островский раскладывал пробирки с различными фракциями бурового раствора. Кудряшов разворачивал геологические схемы.

— По моим расчетам, мы вскрыли первый нефтеносный горизонт, — геолог чертил карандашом на разрезе. — Здесь, на глубине около пятисот метров. Но основные залежи должны быть значительно глубже.

Зорина, присутствовавшая на совещании, внимательно записывала что-то в медицинский журнал. Ее тонкие пальцы крепко сжимали карандаш.

— Придется усилить контроль за газовой обстановкой, — произнесла она. — С появлением нефти концентрация сероводорода может резко возрасти.

Лапин прикидывал необходимые изменения в организации работ:

— Нужно срочно готовить емкости для нефти. И усилить пожарную безопасность.

После совещания я отправился на буровую. Ветер усилился, пронизывая насквозь. Наверху громыхало железо. Бригада наращивала очередную колонну труб.

Поднявшись на площадку, я увидел, как Рихтер колдует над манометром. Его седая бородка чуть подрагивала от напряжения.

— Давление понемногу растет, — сообщил он, не отрываясь от прибора. — Похоже, приближаемся к продуктивному пласту.

Внизу Островский уже упаковывал контейнеры с пробами для отправки в Москву. Каждый образец тщательно маркировался, сопровождался подробным описанием условий отбора.

К полудню прибыл курьер из Бугульмы, молодой татарин на резвом коньке. Контейнеры надежно закрепили в переметных сумках. Через три дня они должны оказаться у Ипатьева.

Я смотрел вслед удаляющемуся всаднику, и в голове крутилась одна мысль: теперь все зависит от скорости проходки. Надо торопиться, пока не ударили настоящие морозы.

После отъезда курьера настроение в лагере заметно изменилось. Даже хмурое осеннее небо казалось светлее. Рабочие на буровой трудились с удвоенной энергией. Слух о первых признаках нефти мгновенно облетел все бригады.

Я обходил территорию, отмечая необычное оживление. Возле полевой кухни Михеич, обычно скупой на угощения, раздавал дополнительные порции каши. У лаборатории толпились любопытные, пытаясь разглядеть заветные образцы через брезентовое окно.

Островский, против обыкновения, распахнул полог палатки настежь. Его тонкое лицо раскраснелось от возбуждения, пока он объяснял очередной группе рабочих значение радужных разводов в пробирках.

Кудряшов, обычно сдержанный, размахивал руками, показывая что-то молодым практикантам на геологическом разрезе:

— Вот здесь, смотрите, явные признаки нефтеносной структуры. А глубже залегает основной продуктивный горизонт.

Даже Рихтер, педантичный и осторожный в оценках, позволил себе легкую улыбку, когда докладывал мне об очередном замере давления.

К вечеру я вернулся в штабную палатку составлять отчет для Москвы. За стенками брезента слышались негромкие разговоры, смех, кто-то даже пытался играть на гармони. Впервые за долгие недели тяжелой работы люди почувствовали близость большой победы.

Я откинулся на походном стуле, разглядывая пожелтевшую карту на стене. Где-то под этими точками и линиями таились гигантские запасы нефти. Наконец-то мы впервые получили этому подтверждение.

В этот момент со стороны буровой донесся протяжный, тревожный гудок.

Неожиданный звук заставил меня вскочить. Что-то в этом звуке было непривычное, заставившее сердце тревожно сжаться.

Выбежав из палатки, я сразу почуял характерный запах. Не тот слабый нефтяной дух, что примешивался к буровому раствору весь день, а густой, тяжелый аромат настоящей нефти.

На буровой площадке царила суматоха. Рихтер, вцепившись в поручни, карабкался по лестнице к главному пульту. Лапин командовал бригадой:

— Всем надеть противогазы! Глушить скважину!

Из колонны вырывались черные маслянистые струйки, под напором разбрызгиваясь на доски настила. Манометр показывал стремительный рост давления.

— Александр Карлович, что там? — крикнул я, поднимаясь следом за Рихтером.

— Похоже, вскрыли линзу под высоким давлением, — старый инженер уже крутил штурвал превентора. — Надо срочно перекрывать.

Где-то внизу Островский пытался отобрать пробы бьющей нефти, рискуя попасть под струю. Зорина оттаскивала его в сторону:

— Отойдите немедленно! Такая концентрация сероводорода смертельно опасна!

Буровой раствор в желобах потемнел, покрылся радужной пленкой. Запах становился все сильнее. На площадке уже работали люди в противогазах. Рабочие без защиты отошли на безопасное расстояние.

— Давление продолжает расти, — доложил Рихтер, не отрываясь от приборов. — Нужно усилить раствор, иначе не удержим.

Лапин организовал подачу утяжелителя:

— Первая бочка пошла! Готовьте следующую!

Я наблюдал за слаженной работой команды. Несмотря на неожиданность ситуации, каждый точно знал свой маневр. Недели тренировок не прошли даром. Да и опыта у них хватает.

Постепенно давление начало снижаться. Нефтяные струи ослабели, превратились в редкие капли. Площадка буровой напоминала поле боя — черные лужи, забрызганные доски, запах нефти и сероводорода.

— Ну что ж, — Рихтер снял противогаз, вытирая вспотевшее лицо, — с первым выбросом поздравляю. Теперь начинается настоящая работа.

Я посмотрел на часы. С момента первого гудка прошло всего полчаса. Полчаса, за которые мы получили наглядный урок. Природа просто так не отдаст свои сокровища.

После выброса я задержался на площадке, наблюдая за очисткой оборудования. Вечерело. Закатное солнце пробилось сквозь тучи, окрасив стальные конструкции в медные тона.

После я зашел в медпункт проверить легкие травмы у рабочих. Зорина как раз заканчивала перевязку руки молодому бурильщику, обжегшемуся о горячую трубу.

— С победой вас, Леонид Иванович, — она подняла глаза от бинтов. — Хотя и досталась она нам недешево.

Парень поблагодарил врача и вышел, придерживая травмированную руку.

Я вдруг заметил, как необычно она выглядела. Рабочая куртка испачкана нефтью, на щеке темная полоска, видимо, случайно мазнула перепачканной перчаткой. Но глаза сияли каким-то особенным светом, а выбившиеся из-под косынки русые пряди придавали ее строгому лицу удивительно живое выражение.

Я тоже кивнул.

— Благодарю, Мария Сергеевна. Без вашей работы все могло закончиться куда хуже.

— Ну что вы, — она смутилась, торопливо протирая руки спиртом. — Я просто делаю свое дело. Вот только с каждым днем это дело становится все сложнее. После сегодняшнего придется всерьез пересмотреть систему безопасности.

В ее голосе слышалась тревога, но не страх.

— Знаете, — она вдруг улыбнулась, — а ведь это по-своему красиво. Нефть. Когда она вырывается из глубины, в ней чувствуется какая-то первобытная мощь.

Я невольно залюбовался этой улыбкой, так неожиданно преобразившей ее строгое лицо. Странно, что раньше не замечал, насколько она хороша собой.

За стенками медпункта шумел лагерь. Доносились голоса рабочих, лязг инструмента, гудки паровой машины. Жизнь продолжалась, но что-то неуловимо изменилось.

Наш разговор прервал тревожный стук в дверь медпункта.

— Леонид Иванович! — В проеме показалось встревоженное лицо Лапина. — На буровой давление снова растет.

Выскочив наружу, я увидел, как из-под превентора бьет тонкая струя нефти. Рихтер уже поднимался по лестнице, на ходу отдавая команды:

— Усилить раствор! Подготовить резервные задвижки!

Зорина быстро собирала медицинскую сумку:

— Я с вами. Судя по запаху, концентрация сероводорода повышается.

На площадке разворачивалась настоящая битва с нефтяным пластом. Бригада в противогазах спешно монтировала дополнительное оборудование. Кто-то тащил мешки с утяжелителем, другие крепили страховочные тросы.

— Давление семьдесят атмосфер и растет! — доложил Рихтер, не отрываясь от манометра. Его длинные пальцы, измазанные нефтью, крепко сжимали штурвал задвижки.

Островский, забыв про обычную педантичность, пробирался к струе с пробоотборником:

— Нужно взять образец, пока нефть идет напрямую из пласта!

— Куда вы опять лезете? — Зорина решительно оттащила его в сторону. — Всем надеть противогазы! Немедленно!

Лапин организовал установку временной емкости для сбора нефти:

— Первая цистерна готова! Запускай насос!

Черная жидкость с шипением била из-под превентора, разбрызгиваясь по настилу. Запах сероводорода усиливался даже сквозь фильтры противогаза.

— Сто атмосфер! — голос Рихтера звучал глухо через маску. — Нужно срочно усиливать раствор, иначе не удержим!

Я видел, как слаженно работает команда. Каждый четко знал свой маневр, действовал без суеты и паники. Даже молодые рабочие, еще недавно пугавшиеся малейшего газопроявления, теперь уверенно выполняли поставленные задачи.

— Сто двадцать атмосфер… Сто сорок… — Рихтер не отрывался от приборов. — Раствор пошел! Держите давление!

Постепенно натиск пласта начал ослабевать. Струя нефти становилась тоньше, потом превратилась в отдельные капли.

— Ну вот, — Рихтер наконец оторвался от пульта, — кажется, взяли под контроль. Теперь нельзя не расслабляться.

В свете прожекторов поблескивали лужи нефти. Первая цистерна была уже наполовину заполнена. Настоящей, живой нефтью, вырвавшейся из глубины земли.

— Александр Карлович, — я подошел к Рихтеру, — как оцениваете ситуацию?

— Пласт мощный, — он покачал головой. — И давление аномально высокое. Нам понадобится более серьезное оборудование.

Внизу Островский уже колдовал над пробами, а Зорина осматривала рабочих, получивших легкие ожоги от нефтяных брызг.

После того как ситуация стабилизировалась, я отправился в штабную палатку. Требовалось срочно составить подробную телеграмму в Москву. Но мысли путались. Слишком много событий произошло за один день.

На столе еще лежали утренние пробы, теперь казавшиеся такими незначительными по сравнению с тем, что мы получили сейчас. Рядом громоздились папки с расчетами Кудряшова, исписанные его мелким почерком.

За брезентовой стенкой слышались голоса. Островский горячо спорил с Рихтером о причинах такого высокого пластового давления. Издалека доносился приглушенный гул буровой. Ночная смена приступила к работе, но теперь каждое их движение контролировалось с удвоенной бдительностью.

Я машинально перебирал бумаги, пытаясь собраться с мыслями. Взгляд упал на старую геологическую карту. Теперь эти линии и штриховки обретали совсем иной смысл.

В дверь палатки просунулась голова Кудряшова:

— Леонид Иванович, нужно срочно посмотреть новые данные. Боюсь, мы недооценили масштаб.

Он вошел и разложил на столе свежие расчеты. Его обычно спокойное лицо выражало крайнее возбуждение:

— Смотрите, такое пластовое давление может означать только одно — огромную мощность нефтеносного горизонта.

В палатку вошел Рихтер, на ходу протирая запотевшие очки:

— Расчеты давления подтверждают, что мы имеем дело с чем-то грандиозным. Обычная линза просто не может создать такой напор.

Островский, примчавшийся из лаборатории с новыми результатами анализов, возбужденно размахивал пачкой бумаг:

— А вот данные по составу нефти. Плотность, вязкость — все указывает на мощную залежь. И судя по содержанию серы, это девонская нефть!

Я склонился над картой, где Кудряшов быстрыми штрихами наносил предполагаемые контуры месторождения:

— Если исходить из характера пород и давления, нефтеносная структура может простираться на десятки километров.

— Вы понимаете, что это значит? — геолог обвел карандашом огромную площадь. — Здесь может быть крупнейшее месторождение в стране!

В палатке повисла напряженная тишина. Каждый осознавал масштаб открытия и ответственность, которая теперь ложилась на наши плечи. Я же внутренне усмехнулся. То, что я звал, наконец приобрело реальные очертания.

Тишину нарушил голос Лапина, заглянувшего доложить обстановку:

— На буровой все стабильно, но… — он замялся. — Для разработки такого месторождения нам понадобится совсем другое оборудование. И другой уровень безопасности.

— Верно, — кивнул Рихтер. — Придется полностью перестраивать всю систему работы. Начиная от конструкции скважин и заканчивая организацией промысла.

Я посмотрел на усталые, но возбужденные лица соратников. Теперь все менялось. Мы не просто нашли нефть — мы открыли гигантское месторождение.

За стенками палатки шумел ночной лагерь. Ветер доносил запах нефти с буровой. Где-то в темноте настойчиво перестукивали молотки. Рабочие усиливали крепления площадки.

Я достал чистый лист бумаги:

— Начнем с плана первоочередных мероприятий. Времени у нас немного, скоро ударят морозы.

До рассвета мы составляли список неотложных задач. Бумага быстро покрывалась пунктами, каждый из которых требовал немедленного решения:

Нужно усилить конструкции буровой. Поставить дополнительные растяжки на вышке, укрепить фундамент, смонтировать более мощные превенторы.

Особо требуется улучшить защиту от сероводорода. Поставить новую систему вентиляции, датчики газа на всех уровнях, выдать рабочим противогазы с особыми фильтрами

Также возникли и проблемы с хранением нефти. Нужна срочная доставка большого количества цистерн, обустроить временное нефтехранилище, провести противопожарные мероприятия.

Рихтер добавлял технические детали, Лапин — вопросы организации работ, Островский — требования к лабораторному оборудованию. Зорина, заглянувшая после обхода ночной смены, внесла целый раздел по медицинской безопасности.

— А самое главное, — подытожил Кудряшов, разглядывая исписанные листы, — нужно срочно начинать разведочное бурение. Определить границы месторождения, составить карту залежей…

Я посмотрел в окно палатки. На востоке уже занималась заря, окрашивая низкие облака в розовые тона. Новый день нес новые заботы.

И словно в подтверждение этого, со стороны буровой опять донесся крик…

Шум заставил нас встрепенуться. Выбежав из палатки, я сразу почувствовал резкий запах сероводорода, куда более сильный, чем раньше.

На площадке царило смятение. Двое рабочих из ночной смены, пошатываясь, спускались по лестнице. Даже противогазы не спасли их от отравления, видно, что им очень плохо.

— Всем немедленно покинуть верхний уровень! — командовал Рихтер. — Концентрация превышает все допустимые нормы!

Зорина уже спешила к пострадавшим:

— В медпункт их, быстро!

Я поднялся на площадку. Газоанализатор показывал критические значения. От скважины поднимался пар, насыщенный сероводородом. Нефть, сочившаяся из-под задвижки, имела какой-то особенно зловещий оттенок.

— Это еще не все, — Островский протянул мне пробирку с темной жидкостью. — Посмотрите на состав. Такой высокосернистой нефти я еще не встречал.

Рихтер, надев свежий противогаз, осматривал оборудование:

— Придется полностью менять систему герметизации. Обычные уплотнения не выдержат такой агрессивной среды.

Лапин организовывал срочную замену бригады:

— Сокращаем время вахты до четырех часов. И усиливаем состав, теперь на площадке всегда должен быть опытный бурильщик.

К площадке подошел Кудряшов с новыми расчетами:

— Боюсь, это только начало. Судя по геологическим данным, глубже содержание сероводорода может быть еще выше.

В медпункте Зорина хлопотала над пострадавшими. К счастью, серьезных отравлений удалось избежать. Сработала система оповещения, люди успели надеть противогазы.

— Нужно срочно заказывать специальное медицинское оборудование, — девушка протянула мне список. — И готовить персонал к работе в новых условиях.

Я просмотрел бумаги, прикидывая масштаб необходимых изменений. Наше открытие оказалось не просто большим. Оно по-настоящему опасное. Высокосернистая нефть требовала совершенно иного подхода к добыче и безопасности.

— Собирайте экстренное совещание, — распорядился я. — Нужно полностью пересматривать все планы работ.

Восходящее солнце окрасило буровую вышку в кроваво-красный цвет. Начинался новый день, и он нес новые испытания. Битва за большую нефть вступала в решающую фазу.