Первые отблески рассвета окрасили восточный край неба в нежно-розовый цвет, когда я расстилал схемы на большом столе в штабной палатке. Угли в буржуйке едва теплились, и морозный воздух уже просачивался сквозь брезентовые стены. Я подбросил несколько поленьев и, разжигая огонь, погрузился в размышления.
Месторождение оказалось даже богаче, чем я предполагал. Высокое пластовое давление наконец удалось взять под контроль. Теперь предстояло решить следующую, не менее сложную задачу. Создать инфраструктуру, способную обеспечить полноценную разработку нефтяных пластов.
Через час-другой палатка наполнится людьми, начнется очередное обсуждение, споры. А пока я наслаждался редкими минутами тишины, перебирая в уме детали предстоящего разговора.
После недавнего совещания и теплого прощания с Марией у меня словно открылось второе дыхание. Чувствовалась энергия, готовность горы свернуть. И дело было не только в личной симпатии. Появилось ощущение фундамента, того, ради чего стоит бороться не только за успех промысла, но и за что-то большее.
Полог палатки откинулся, впуская клубы морозного пара вместе с коренастой фигурой Рихтера. Старый инженер, как всегда, явился раньше всех.
— Доброго утра, Леонид Иванович, — поприветствовал он, стряхивая иней с бороды. — Замерзла чернильница в моем вагончике. Пришлось отогревать на печке.
— Садитесь ближе к огню, Александр Карлович, — указал я на место рядом с буржуйкой. — Чаю?
— Не откажусь.
Я разлил по кружкам крепко заваренный чай из закопченного чайника, стоявшего на краю печки. Рихтер, сняв потертые перчатки, с наслаждением обхватил кружку замерзшими пальцами.
— Как ваши барометры? — спросил я, зная о его увлечении метеорологией.
— Падают, — инженер нахмурился. — К вечеру снова задует. Хорошо бы успеть с совещанием до непогоды.
Один за другим начали подтягиваться остальные. Лапин принес амбарную книгу с учетом материалов и продовольствия. Кудряшов притащил планшет с уточненными геологическими разрезами. Глушков положил на стол сводки по охране и безопасности.
Островский, как всегда, позвякивая, явился с пробирками и колбами, неизменными спутниками химика. Валиулин, только что с буровой, еще не успел стряхнуть с телогрейки буровой раствор. Последней зашла Зорина, неся папку с медицинскими отчетами.
Наши глаза на мгновение встретились, и в уголках ее губ мелькнула легкая улыбка, едва заметная для остальных, но такая красноречивая для меня.
— Товарищи! — я дождался, когда все расположатся вокруг стола. — Благодаря вашим усилиям мы смогли доказать наличие крупного месторождения, справились с аномально высоким пластовым давлением и получили поддержку центра. Теперь перед нами стоит не менее важная задача, построить инфраструктуру, которая позволит эффективно разрабатывать открытые нами запасы.
Я развернул карту района, на которой уже нанес предварительные схемы будущих сооружений.
— В настоящий момент у нас нет полноценного жилья, отсутствуют транспортные пути для вывоза нефти, не хватает хранилищ, — продолжил я, обводя указкой соответствующие участки карты. — Мы живем во временных палатках и бараках, нефть накапливается в примитивных земляных амбарах, а транспортировка осуществляется гужевым способом, что совершенно неприемлемо при промышленных масштабах добычи.
Лица собравшихся оставались серьезными. Каждый понимал масштаб предстоящих работ.
— Предлагаю рассмотреть план комплексного развития инфраструктуры, — я разложил на столе подготовленные чертежи. — Начнем с транспортировки нефти.
На первом чертеже виднелась схема будущего нефтепровода.
— Нам необходим трубопровод до железнодорожной станции в Бугульме. Расстояние около тридцати километров. Учитывая сложный рельеф и заболоченность отдельных участков, предлагаю разбить строительство на три этапа.
Я указал на карте ключевые точки маршрута:
— Первый участок — от основного промысла до возвышенности на Кичуйском хребте. Здесь строим промежуточный пункт перекачки с резервуарами. Второй участок — до реки Зай, где придется делать специальный переход. Третий — до самой Бугульмы.
Рихтер внимательно разглядывал схему:
— Проблема в материале труб, Леонид Иванович. Наша высокосернистая нефть разъест обычную сталь за пару месяцев.
— Верно, — кивнул я. — Поэтому предлагаю использовать специальное покрытие внутренней поверхности труб, над которым уже работает Гавриил Лукич.
Островский оживился:
— Да, я проводил эксперименты с силикатными составами. Предварительные результаты обнадеживают. Покрытие толщиной всего в два миллиметра продержалось в агрессивной среде больше месяца без видимых повреждений.
— А как быть с замерзанием нефти в трубах? — поинтересовался Валиулин. — При наших морозах она превратится в битум.
— Предлагаю комбинированный подход, — ответил я, разворачивая следующий чертеж. — На открытых участках трубы укладываем в специальные короба с теплоизоляцией и прокладываем рядом паропровод для обогрева в сильные морозы. В низинах, где возможно, заглубляем трубы ниже линии промерзания грунта.
— Амбициозно, — произнес Кудряшов, поправляя очки. — Но материалоемко.
— Согласен, — кивнул я. — Поэтому предлагаю начать с узкоколейной железной дороги. Это позволит нам оперативно доставлять необходимые для строительства трубопровода материалы.
Я указал на свободное место на карте:
— Здесь разместим базу стройматериалов. На первом этапе вывоз нефти будем осуществлять в железнодорожных цистернах по узкоколейке. Затем, когда заработает трубопровод, будем использовать ее преимущественно для доставки грузов и людей.
Лапин раскрыл амбарную книгу:
— По моим подсчетам, для строительства узкоколейки потребуется не менее трехсот тонн рельсов, шестьдесят тысяч шпал, пятнадцать тысяч костылей…
— У нас уже есть предварительная договоренность с военным ведомством о выделении полевой железной дороги из резервов, — перебил я. — Глушков подтвердит.
Бывший красный командир кивнул:
— Верно. Тридцать километров декавильки и два паровоза узкой колеи обещают выделить. Но нужно официальное распоряжение наркомата.
— Телеграмма уже отправлена, — заверил я. — Теперь о хранилищах нефти.
Следующий чертеж демонстрировал схему нефтехранилища, состоящего из нескольких резервуаров.
— Нам необходимо построить шесть резервуаров по тысяче кубометров каждый. Это обеспечит запас на случай перебоев с транспортировкой. Конструкция — сварной металлический корпус с внутренним антикоррозийным покрытием и системой обогрева.
Островский с сомнением покачал головой:
— Сварку при таких морозах выполнить крайне сложно. Потребуются специальные навесы с отоплением, дополнительное оборудование…
— Придется решать эту проблему, — твердо сказал я. — Без полноценных хранилищ мы не сможем наращивать добычу.
Обсуждение становилось все более оживленным. Каждый вносил предложения, задавал вопросы, указывал на потенциальные сложности. Я внимательно слушал, делая пометки на полях чертежей.
Наконец, перешли к самому важному, к строительству постоянного поселка.
— Вот здесь, — я указал на возвышенность в двух километрах от основной буровой, — предлагаю разместить жилой поселок. Место сухое, защищенное от ветров лесным массивом, достаточно удаленное от производственных объектов, чтобы избежать загазованности. Геологические изыскания показали отсутствие карстовых полостей.
Я развернул план поселка:
— Центральная улица с административными зданиями, по обеим сторонам — жилые кварталы. Здесь разместим столовую, клуб, баню. А вот тут, на небольшом удалении — больничный городок. Что скажете, Мария Сергеевна?
Зорина внимательно изучила схему:
— Место для больницы выбрано удачно. Но нужно предусмотреть отдельный инфекционный корпус и аптечный склад. И обязательно водопровод — без чистой воды медицинское учреждение работать не сможет.
— Учтем, — кивнул я. — Строительство жилья предлагаю начать с общежитий барачного типа. Затем постепенно переходить к индивидуальным домам для семейных.
— А где взять строительные материалы? — спросил Лапин. — По моим подсчетам, только для первой очереди потребуется не менее тысячи кубометров леса, двухсот тонн цемента, пятидесяти тонн кровельного железа…
— Лес будем заготавливать здесь же, создадим собственную лесопилку, — ответил я. — Кирпич и цемент придется завозить из Бугульмы, но как только проложим узкоколейку, это перестанет быть проблемой.
Глушков поднял руку:
— А что с электроснабжением? Без электричества ни нормального жилья, ни производства не наладишь.
Это был ключевой момент, к которому я готовился особенно тщательно. Развернув последний чертеж, я указал на схему небольшой электростанции:
— Предлагаю нестандартное решение. Мы ежедневно сжигаем на факелах тысячи кубометров попутного газа. Это не только потеря ценного сырья, но и экологическая проблема. Предлагаю построить небольшую теплоэлектроцентраль, работающую на попутном газе.
В палатке воцарилась тишина. Идея выглядела настолько новаторской, что даже Рихтер, повидавший многое, удивленно поднял брови.
— Это… возможно? — нарушил молчание Островский.
— Более чем, — я начал показывать детали схемы. — Вот здесь устанавливаем газовые котлы с паровыми турбинами небольшой мощности. Пар вращает турбины, вырабатывающие электричество, а отработанное тепло используем для обогрева зданий. Двойная экономия.
— А как быть с сероводородом в газе? — спросил Рихтер.
— Гавриил Лукич разрабатывает систему предварительной очистки, — кивнул я в сторону химика. — Не так ли?
Островский, наконец осознавший перспективы, энергично закивал:
— Да, я экспериментировал с железными опилками в качестве абсорбента. Сероводород связывается, образуя сульфид железа. Остается относительно чистый метан, пригодный для сжигания.
— Таким образом, — продолжил я, — мы решаем сразу несколько задач: получаем электроэнергию для промысла и поселка, обеспечиваем отопление зданий и утилизируем попутный газ.
— А оборудование? — практично поинтересовался Лапин.
— Часть можно получить со складов резервного фонда наркомата, — ответил я. — Остальное придется изготавливать на месте или заказывать на уральских заводах.
Обсуждение продолжалось более трех часов. Каждый пункт плана подвергался тщательному анализу, выявлялись слабые места, предлагались альтернативы. К концу совещания на столе образовалась гора исписанных листов — результат коллективной работы всей команды.
— Товарищи, — подвел я итог, когда основные вопросы были проработаны. — План амбициозный, но реализуемый. Предлагаю четко распределить обязанности.
Я зачитал список ответственных за каждое направление:
— Рихтер — проектирование и строительство нефтепровода. Лапин — поставки материалов и оборудования. Кудряшов — геологическое обеспечение строительства. Глушков — организация строительства узкоколейки и охрана объектов. Валиулин — поддержание стабильной добычи нефти. Островский — создание антикоррозионных покрытий и системы очистки газа. Зорина — проектирование медицинских учреждений и контроль санитарных условий.
Я обвел взглядом усталые, но решительные лица:
— Каждый из вас получит уточненный план работ к завтрашнему утру. Нам надо действовать слаженно, помогать друг другу. Только так мы сможем превратить этот временный лагерь в настоящий промышленный центр.
Когда совещание закончилось и люди начали расходиться, я задержал Рихтера:
— Александр Карлович, на пару слов.
Когда мы остались вдвоем, старый инженер с хитрой улыбкой посмотрел на меня:
— Знаете, Леонид Иванович, я много повидал на своем веку. Строил заводы в Сибири, нефтепромыслы в Баку, доки в Архангельске… Но такого размаха в таких диких условиях еще не встречал.
— Слишком амбициозно? — спросил я.
— Амбициозно, — согласился он. — Но выполнимо, если действовать с умом. — Он помедлил, поглаживая седеющую бороду. — И знаете, что самое удивительное? Люди верят в эти планы. Верят в вас.
— В нас, — поправил я. — Без команды я никто.
Рихтер понимающе кивнул и направился к выходу, но у самого полога обернулся:
— Кстати, хотел спросить… Эта идея с электростанцией на попутном газе. Откуда она?
Я на мгновение замер, подбирая слова:
— Читал об экспериментах в этом направлении. В Америке, кажется, что-то подобное пробовали.
— Хм, — Рихтер задумчиво потер подбородок. — Не слышал. Но идея действительно блестящая. Превратить проблему в решение… — Он тихо хмыкнул. — Интересный вы человек, Леонид Иванович. Полный сюрпризов.
Когда инженер вышел, я остался один среди чертежей и карт. За брезентовыми стенами палатки слышались голоса рабочих, скрип полозьев по снегу, металлический лязг инструментов — обычные звуки промысла.
Я убрал карты в планшет, аккуратно свернул чертежи. Вышел наружу, отправился смотреть места будущего строительства.
После обеда мы встретились с инженерами, чтобы обсудить детали проекта.
На карте, расстеленной над наспех сколоченным столом, красной чертой пролегала трасса будущего нефтепровода. Тридцать километров через болота, перелески и овраги до железнодорожной станции в Бугульме. Линия, тонкая на бумаге, в реальности должна была превратиться в стальную артерию, по которой потечет нефть второго Баку.
— Первый участок, пять километров, начнем от основной скважины, — я водил карандашом по карте, показывая Рихтеру и вновь прибывшему инженеру-трубопроводчику Савину маршрут. — Здесь поставим промежуточную насосную станцию.
Савин, невысокий плотный мужчина с гладко выбритым лицом и пронзительными серыми глазами, критически рассматривал схему.
— Уклон слишком большой, Леонид Иванович, — он постукивал по карте карандашом. — Придется ставить дополнительные компенсаторы на спусках. А это лишний металл, дополнительные сварные швы.
— Другого маршрута нет, — возразил я. — Обходить возвышенность — значит удлинять трассу вдвое.
— Тогда предлагаю изменить конструкцию, — Савин развернул свой чертеж. — Компенсаторы лиры в местах наибольшего уклона, а между ними промежуточные анкеры. Так удержим трубу на склоне даже при температурных колебаниях.
Рихтер с интересом изучал предложенную схему:
— Разумно. Но останется проблема с коррозией внутренних стенок.
— Над этим работает Островский, — я указал на схему химической лаборатории, где последние дни не гас свет. — Его первые образцы защитных покрытий уже проходят испытания.
Мы обсуждали технические детали, когда в палатку вошла Зорина. Порыв ветра растрепал ее русые волосы, а щеки раскраснелись от мороза. Она держала медицинскую сумку, видимо, только что вернулась с обхода.
— Прошу прощения, товарищи, — она остановилась у входа. — Леонид Иванович, нужно обсудить план прививок для строительных бригад. С увеличением численности рабочих возрастает риск эпидемий.
— Конечно, Мария Сергеевна, — я почувствовал, как сердце делает предательский кульбит. — Александр Карлович, продолжайте с товарищем Савиным. Я присоединюсь через полчаса.
Когда мы с Зориной вышли на морозный воздух, между нами повисло странное напряжение. После того утреннего разговора прошел всего день, но каждая встреча словно отдаляла нас друг от друга.
Девушка держалась подчеркнуто официально, избегала оставаться наедине. Что случилось, мы же вроде не ссорились?
— Мне действительно нужно обсудить план прививок, — произнесла она, направляясь к медпункту. — С прибытием новых рабочих риск тифа и дизентерии возрастает.
— Разумеется, — кивнул я, пытаясь поймать ее взгляд. — Но, может быть, сначала выпьем чаю? День выдался холодным.
— У меня много работы, Леонид Иванович, — она впервые за эти дни прямо посмотрела на меня, и в ее глазах читалась какая-то настороженность.
— Маша, что случилось? — спросил я, когда мы поравнялись с пустой бытовкой, где никто не мог нас услышать. — Ты избегаешь меня.
Она остановилась, поправила выбившуюся из-под шапки прядь волос:
— Ничего не случилось. Просто… я слышала некоторые разговоры.
— Разговоры? — я непонимающе нахмурился.
— О вашей… репутации в Москве, — она опустила глаза. — Приехала новая медсестра Полякова. Она работала на Горьковском автомобильном заводе, где вы тоже руководили, знает многих.
Я почувствовал, как холодок пробежал по спине, и вовсе не от мороза. Возможно, моя репутация, оставляла желать лучшего.
Отрывочные сведения из писем, документов и случайных разговоров складывались в образ человека, небрежно относящегося к женщинам. Представляю, какие там слухи ходили о нас с Варварой.
— Маша, послушай…
— Не нужно объяснений, — она покачала головой. — Ваша личная жизнь — это ваше дело. Просто… я не хочу становиться очередным увлечением, о котором забудут, когда экспедиция закончится.
Снежинки, крупные и пушистые, начали падать с серого неба, оседая на ее ресницах. Я хотел объяснить, что тот Краснов и я — совершенно разные люди, но как доказать это девушке?
— Я не тот человек, о котором ты слышала, — только и сказал я. — Люди меняются, Маша.
— Возможно, — в ее голосе слышалось сомнение. — Но сейчас главное — работа. Нам нельзя отвлекаться.
С этими словами она направилась к медпункту, оставив меня стоять под падающим снегом с тяжелым чувством в груди. Сложно строить отношения, когда прошлое другого человека довлеет над тобой.