Глава 25 Московские вести

Промозглый февральский воздух пробирал до костей, несмотря на прорезиненный плащ и меховую подкладку. Конец зимы в здешних краях выдался капризным. То оттепель, превращающая дороги в непролазное месиво, то внезапные заморозки, сковывающие землю ледяной коркой.

Я стоял на небольшом деревянном помосте, сооруженном для лучшего обзора, и наблюдал за укладкой очередного участка нефтепровода.

Рабочие в телогрейках и ватных штанах аккуратно устанавливали трубу в траншею. Бригадир Тимофеев, рыжебородый великан, командовал процессом, перекрикивая шум работающей техники. Его зычный голос разносился далеко по окрестностям:

— Опускай плавно! Левый край держи! Не перекашивай!

Позади меня кто-то осторожно покашлял. Обернувшись, я увидел Глушкова. В его руках белел конверт.

— Леонид Иванович, телеграмма из Москвы, срочная, — произнес он с необычной для него тревогой в голосе.

Я вскрыл конверт, быстро пробежал глазами текст. От Головачева, моего секретаря в московской конторе: «СРОЧНО ПОЗВОНИТЕ ПРОБЛЕМЫ В НАРКОМАТЕ ТЧК».

Такая лаконичность насторожила. Головачев обычно детализировал сообщения, а тут всего несколько слов. Значит, опасается писать открытым текстом. Это серьезно.

— Что-то случилось? — Глушков, заметив мое напряжение, подошел ближе.

— Возможно, — я сложил телеграмму и спрятал в карман. — Продолжайте работы. Мне нужно вернуться в штаб.

По дороге к поселку я мысленно перебирал возможные проблемы. Двенадцать километров нефтепровода уже проложены, темпы хорошие, несмотря на погодные условия. Строительство поселка идет по графику, мини-ТЭЦ работает исправно. Добыча нефти растет, качество подтверждено лабораторными анализами. Что могло пойти не так?

Поселок встретил меня кипучей деятельностью. Вдоль центральной улицы выросли два новых общежития улучшенной конструкции, достраивалось административное здание с башенкой.

Рядом с электростанцией рабочие монтировали новые линии электропередач. До чего же преобразилось это место за несколько месяцев! От временных бараков, с которых все начиналось, почти ничего не осталось.

В штабе проходила утренняя планерка. Рихтер, мой главный инженер и первый заместитель, обсуждал с начальниками участков план работ на день.

— Леонид Иванович, — обернулся он, заметив мое появление, — как раз собирались обсудить изменения в графике укладки труб. Из-за позавчерашней оттепели грунт на четырнадцатом километре оказался слишком подвижным. Кудряшов предлагает…

— Прошу прощения, — перебил я, — продолжайте без меня. Мне нужно срочно связаться с Москвой.

Рихтер удивленно приподнял бровь, но ничего не сказал. За месяцы совместной работы мы научились понимать друг друга с полуслова. Он молча кивнул и вернулся к обсуждению, а я направился к небольшому зданию переговорного пункта.

Связь с Москвой работала нестабильно, особенно в непогоду. Пришлось ждать почти час, пока телефонистка соединит меня с нужным номером. Наконец в трубке раздались гудки, и после нескольких переключений я услышал знакомый голос Головачева:

— Контора Краснова, добрый день.

— Семен Артурович, это я. Получил вашу телеграмму. Что происходит?

— Леонид Иванович! — в голосе Головачева слышалось облегчение. — Хорошо, что вы позвонили. У нас тут… — он замялся, подбирая слова, — странное оживление вокруг нашего проекта.

— Конкретнее.

— Мышкин докладывает, что в ВСНХ создана специальная комиссия по нефтяным месторождениям. Официально — для оценки эффективности разработки. Фактически… — он снова сделал паузу, — Студенцов активизировался. Собирает документы о наших финансовых операциях, особенно интересуется договорами с Татмашпромом.

Я почувствовал, как внутри все напряглось. Студенцов. Именно его я опасался больше всего. Умный, хитрый противник, методично идущий к цели.

— Что еще?

— Запрашивают в архиве вашу документацию по…

Связь прервалась. Я несколько раз пытался дозвониться снова, но телефонистка только разводила руками. Линия перегружена, попробуйте позже.

Выйдя из переговорного пункта, я остановился, глядя на панораму промысла. Вдалеке виднелись буровые вышки, окутанные легким паром.

Ближе к поселку растянулась вереница труб, ожидающих укладки. Недавно запущенная мини-ТЭЦ уверенно дымила двумя трубами, обеспечивая электричеством весь поселок.

Сколько сил вложено во все это! И теперь, когда появились первые серьезные результаты, когда высокосернистая нефть оказалась даже лучше, чем я предполагал, появляются желающие забрать плоды нашего труда.

Внезапно я ощутил чье-то присутствие за спиной. Обернувшись, увидел Зорину, закутанную в теплый платок.

— Что-то случилось? — спросила она, встретившись со мной взглядом. — У вас такое лицо…

— Москва, — коротко ответил я. — Похоже, кто-то проявил слишком большой интерес к нашему месторождению.

Она понимающе кивнула. За эти месяцы Маша стала не просто близким человеком, а надежным союзником, понимающим все нюансы нашей работы.

— Серьезно?

— Пока не знаю. Связь прервалась в самый неподходящий момент.

Мы медленно пошли по направлению к штабу. Вокруг кипела привычная жизнь промысла. Проезжали грузовики с оборудованием, спешили по делам рабочие, из столовой доносились аппетитные запахи.

— Думаете, придется ехать в Москву? — тихо спросила Зорина.

— Надеюсь, что нет. По крайней мере, не сейчас. Слишком много работы здесь, — я кивнул в сторону нефтепровода. — Нужно закончить основную ветку до конца марта, пока не начались весенние паводки.

Планерка уже закончилась, когда мы вернулись в штаб. Рихтер ждал меня в кабинете, раскладывая на столе чертежи.

— Леонид Иванович, мы пересмотрели график. Если перебросить третью бригаду на четырнадцатый километр, сможем компенсировать отставание. Но тогда придется отложить подготовку площадки для насосной станции.

— Насосная подождет, — решил я. — Важнее запустить основную ветку нефтепровода. Это сейчас наш приоритет.

Рихтер поднял на меня вопросительный взгляд:

— Что-то произошло?

Я колебался секунду, но решил быть откровенным. Рихтер заслужил доверие, и в случае моего отъезда именно на него ляжет основная нагрузка.

— Возможно, у нас проблемы в Москве. Активизировались наши конкуренты, собирают информацию о нашей деятельности.

— Интересуется финансовой стороной? — проницательно спросил Рихтер.

— Именно. Особенно нашими договорами с Татмашпромом.

Главный инженер понимающе хмыкнул. Нестандартная схема, по которой мы обменивали сверхплановую нефть на строительные материалы, формально не нарушала никаких правил, но и не вписывалась в бюрократические рамки.

— Нужно ускорить работы, — продолжил я. — Чем быстрее запустим нефтепровод на полную мощность, тем сложнее будет остановить проект.

Рихтер задумчиво потер бородку:

— Можно перевести бригады на круглосуточную работу. С освещением проблем нет, энергии хватает. Но потребуются дополнительные средства на оплату.

— Выделим из резервного фонда. Сейчас каждый день на счету.

Наш разговор прервал стук в дверь. Вошел дежурный:

— Леонид Иванович, к нам прибыл товарищ Сергеев из финансового отдела ВСНХ. Говорит, для плановой проверки.

Мы с Рихтером переглянулись. Плановая проверка в конце февраля, в самый разгар работ? После телеграммы из Москвы это выглядело слишком подозрительно.

— Где он? — спросил я.

— В приемной ожидает.

— Пригласите.

Через пару мгновений в кабинет вошел невысокий худощавый мужчина лет сорока, в строгом костюме и с потертым портфелем. Его цепкий взгляд быстро охватил помещение, задержавшись на развешанных по стенам картах и схемах.

— Сергеев Михаил Андреевич, старший инспектор финансового отдела ВСНХ, — представился он, протягивая документы. — Командирован для проверки финансово-хозяйственной деятельности промысла.

Я бегло просмотрел предписание. Все официально, с нужными печатями и подписями. Вот только среди поручителей мелькнула фамилия заместителя Студенцова.

— Чем можем помочь, товарищ Сергеев? — спросил я, возвращая документы.

— Мне потребуются все финансовые отчеты за последние четыре месяца, — ответил инспектор. — Особенно интересуют договоры с поставщиками и подрядчиками, а также документация по реализации нефтепродуктов.

Так и есть. Его интересуют именно те операции, о которых говорил Головачев. Совпадение исключено.

— Конечно, — я кивнул. — Рихтер, попросите Лапина подготовить все необходимые документы. И выделите товарищу Сергееву рабочее место.

Когда за инспектором закрылась дверь, я подошел к окну. За стеклом ветер гнал поземку по расчищенным дорожкам поселка.

День клонился к вечеру, и рабочие возвращались с объектов. Вдалеке мерно стучал движок насосной станции, перекачивающей нефть в хранилища.

Это уже новая фаза борьбы за наше месторождение. Теперь уже не с природой и техническими трудностями, а с системой, с бюрократией, с конкретными людьми, желающими присвоить плоды нашего труда.

За спиной Сергеева маячил расплывчатый силуэт Студенцова. Это вполне в его стиле. Дождаться, пока я сделаю всю грязную работу. Разведаю месторождение, заложу основы, по факту, принесу месторождение на блюдечке.

А теперь можно и отобрать. Надо же, какой хитромудрый. В двадцать первом веке рейдеры у нас действовали точно так же, ничего не изменилось.

Я достал из ящика стола блокнот и начал составлять список необходимых действий. Нужно укрепить документацию, подготовить детальные отчеты, оповестить ключевых сотрудников, особенно Котова и Лапина, ответственных за финансы. Еще придется отправить кого-то в Москву для разведки ситуации.

Самое важное не дать застать себя врасплох. Слишком многое поставлено на карту. Слишком многие поверили в этот проект, вложили в него душу и силы. Я не имею права подвести их.

Кто-то снова постучал в дверь.

— Войдите, — отозвался я, не отрываясь от записей.

В кабинет заглянул Глушков:

— Леонид Иванович, там вас к телефону. Снова Москва.

Я поспешил в переговорный пункт, надеясь, что на этот раз связь продержится дольше. Предстояло многое обсудить с Головачевым и Мышкиным. А главное — разработать стратегию защиты от надвигающейся угрозы. Мы слишком далеко зашли, чтобы отступать.

К вечеру февральский мороз усилился. За окнами штабного здания порывистый ветер швырял колючий снег в стекла, словно пытался прорваться внутрь. Я плотно задернул шторы и повернулся к собравшимся.

В моем кабинете, недавно перенесенном из временной палатки в новое административное здание, собрались ключевые сотрудники промысла.

Рихтер занял привычное место у чертежного стола, задумчиво поглаживая бородку. Лапин, начальник снабжения и финансовой части, нервно постукивал карандашом по толстой амбарной книге. Глушков стоял у двери, привычно занимая позицию, позволяющую контролировать вход. Зорина устроилась в углу на жестком стуле, прямая и собранная, как всегда на деловых встречах.

Массивная настольная лампа с зеленым абажуром отбрасывала теплый круг света на разложенные документы, оставляя периферию комнаты в полумраке. Потрескивала паровая печь, распространяя по помещению живительное тепло.

— Итак, товарищи, — начал я, опираясь ладонями о столешницу. — Ситуация складывается тревожная. После разговора с Москвой картина прояснилась. Мышкин сообщает, что в наркомате создана специальная комиссия по оценке эффективности нефтяных месторождений.

— Плановое мероприятие? — уточнил Лапин, обеспокоенно грызя кончик карандаша.

— Если бы, — я покачал головой. — По всем признакам, за этим стоят люди из «Азнефти». Они запрашивают в архивах документацию по нашим операциям, особенно интересуются договорами с Татмашпромом и схемами реализации сверхплановой нефти.

Рихтер тихо присвистнул:

— Так вот откуда инспектор ВСНХ… Не было никакой плановой проверки, верно?

— Верно. Сергеев — человек южан, прислан как разведчик. Ищет зацепки для атаки.

Лапин побледнел и нервно сглотнул:

— Леонид Иванович, с документами у нас все в порядке, я лично проверял. Но эта схема с обменом нефти на стройматериалы… Формально придраться сложно, но при желании…

— При желании к чему угодно можно придраться, — резко перебил его Глушков. — Вопрос в том, что будем делать?

В наступившей тишине отчетливо слышалось, как завывает ветер за окном и потрескивает печь. Я подошел к висящей на стене карте месторождения, изучая пометки, сделанные геологами.

— Студенцов метит на наше место, — задумчиво произнес я. — Южнефть давно положила глаз на новые месторождения. Теперь, когда мы доказали перспективность района, они хотят оттеснить нас и взять разработку под свой контроль.

— Но это невозможно! — возмутилась Зорина, подавшись вперед. — Ведь именно наша команда открыла месторождение, наладила добычу. Какие у них основания?

— Была бы воля, основание найдется, — мрачно заметил Рихтер. — Скажут, что нецелевое использование государственных ресурсов, или вспомнят про частную инициативу в стратегической отрасли…

Я кивнул:

— Именно. Мышкин сообщает, что Студенцов уже готовит почву, намекая в наркомате на «непролетарские методы управления» и «рецидивы частного предпринимательства».

Мы все понимали, чем грозят подобные обвинения. В конце двадцатых политический климат менялся стремительно. То, что еще год назад считалось допустимым, сейчас могло стать поводом для серьезных проблем.

Зорина подошла к столу, задумчиво перебирая лежащие на нем отчеты:

— Что конкретно их интересует?

— Наши договоры с Татмашпромом, — ответил я. — То, как мы обменивали сверхплановую нефть на строительные материалы. А еще кооперативная схема организации работ, которую я предлагал внедрить.

Лапин нервно перелистал амбарную книгу:

— С первым пунктом все чисто. Мы действовали в рамках постановления о хозрасчете. Все документы оформлены по правилам, счета сходятся.

— А со вторым? — прищурился Глушков.

— Кооперативная схема осталась только в проекте, — я обвел взглядом собравшихся. — Не утверждена, не внедрена. Придраться не к чему. Но Студенцову это не помешает раздуть из нее идеологическую проблему.

Рихтер задумчиво потер переносицу:

— Что предлагаете?

Я расправил на столе карту нефтепровода:

— Во-первых, ускорить работы. Сейчас наш главный козырь это реальные результаты. Чем больше нефти мы дадим государству, тем сложнее будет отстранить нас от руководства промыслом.

— Перейти на круглосуточную работу? — уточнил Рихтер.

— Да. Задействуйте все резервы. Основная цель — запустить нефтепровод до весеннего паводка. Если получится, сможем увеличить поставки втрое.

Главный инженер кивнул:

— Технически возможно. Потребуются дополнительные ресурсы, но справимся.

— Я выделю средства из резервного фонда, — подтвердил Лапин. — Людей можно привлечь из соседних деревень, там много желающих на сезонную работу.

— Хорошо, — я продолжил, обводя пальцем другие участки карты. — Второе, надо усилить охрану ключевых объектов. Особенно скважин и нефтехранилищ. На всякий случай.

— Уже распорядился, — отозвался Глушков. — Удвоил посты, ввел пропускной режим на территорию промысла.

— Третье: подготовить безупречную документацию. Лапин, проверьте еще раз все финансовые отчеты. Ни единой ошибки, ни одной непонятной цифры.

Начальник снабжения решительно кивнул:

— Сделаю. К утру подготовлю полный комплект документов для проверяющих.

Я повернулся к Зориной:

— Мария Сергеевна, на вас особая задача. Подготовьте подробный медицинский отчет о состоянии здоровья работников промысла. Особенно отметьте улучшения после введения в строй новой столовой, бани, жилых помещений с центральным отоплением.

— Понимаю, — кивнула она. — Покажем, что забота о людях наш главынй приоритет.

— Именно. И еще один момент, — я обвел взглядом собравшихся. — В ближайшее время нас могут посетить разные комиссии, проверяющие, представители партийных органов. Проинструктируйте своих подчиненных, чтобы никаких конфликтов, полное содействие, максимальная открытость.

Все согласно кивнули.

— А что с Сергеевым? — спросил Глушков. — Как быть с ним?

— Обеспечьте ему полный доступ ко всей документации, — ответил я. — Пусть проверяет, что хочет. Но следите, чтобы не совал нос туда, куда не следует. И узнайте, что конкретно его интересует, какие документы запрашивает, на чем делает пометки.

Глушков понимающе усмехнулся:

— Сделаем. Поручу Антипину приглядывать за ним. Вроде как для помощи.

Я кивнул и вернулся к столу:

— Теперь о Москве. Мышкин там собирает информацию. Но этого недостаточно. Нужны активные действия.

Рихтер задумчиво почесал бороду:

— Вам придется ехать в Москву?

Я помедлил с ответом. Этот вопрос мучил меня весь день.

— Пока нет. Сейчас я нужнее здесь. Но если ситуация обострится… — я не закончил фразу, все и так поняли. — Сначала соберем больше информации. Отправим Головачеву подробный отчет о текущем состоянии промысла, особенно о запасах нефти и перспективах добычи. Пусть использует эти данные для поддержки нашей позиции.

— А если потребуется ваше личное присутствие? — настаивал Рихтер.

— Тогда оставлю промысел на вас, — твердо сказал я. — Вы справитесь.

Зорина подошла к печи, протянув руки к теплу:

— Думаете, дойдет до серьезного противостояния?

— Уверен в этом, — мой голос прозвучал жестче, чем хотелось бы. — Для столичных нефтяников это не просто производство, это личное. Они не остановятся, пока не получат контроль над месторождением.

Лапин нервно пригладил редеющие волосы:

— Какие у него шансы? С его связями в наркомате…

— Шансы есть у всех, — отрезал я. — Но у нас есть свои козыри: реальные результаты, поддержка Орджоникидзе, высокое качество нашей нефти, необходимое для оборонной промышленности.

— И Ипатьев, — добавил Рихтер. — Его авторитет в научных кругах огромен.

— Именно. Поэтому сейчас нельзя давать поводов для критики и наращивать производство. Остальное приложится.

За окном порыв ветра швырнул горсть снега в стекло с таким звуком, словно кто-то бросил пригоршню мелких камней. Все невольно обернулись на шум.

— Погода портится, — заметил Глушков. — Скоро может разыграться настоящая буря.

— В такой снегопад работы придется приостановить, — обеспокоенно произнес Рихтер.

— Ничего, — твердо ответил я. — Не первая буря, не последняя. Переждем и продолжим. Главное не останавливаться.

— На сегодня все, — я подвел итог. — Завтра с утра жду отчеты о первых результатах. Действуем быстро и слаженно.

Когда все разошлись, я остался один в кабинете. За окном бушевала метель, а передо мной лежала карта промысла с отмеченными скважинами, нефтепроводом, хранилищами, всем, что мы создали за эти месяцы буквально на пустом месте.

Столько труда вложено, столько препятствий преодолено… И теперь Студенцов хочет все это забрать, используя бюрократические интриги.

Не выйдет. Я слишком хорошо знаю, что поставлено на карту. Борьба только начинается, и я не собираюсь отступать. Слишком многие поверили в этот проект, слишком важным он стал для всех нас. И для страны.

Поймав себя на том, что уже битый час смотрю на одну и ту же точку на карте, я погасил лампу и направился к выходу. Завтра предстоит трудный день, нужно хоть немного отдохнуть.

Снаружи бушевала метель.

Загрузка...