Черное золото (СИ)

Глава 10 Логистика

На следующее утро я отправился проверить, как идет оборудование полевого госпиталя. Большую армейскую палатку разделили пологами на несколько отсеков. В первом разместили приемный покой, во втором — процедурную, в третьем — палату.

Госпиталь начали создавать еще до случая с отравлением. Я выделил часть средств из фонда обустройства промысла. Большую армейскую палатку, привезенную из Бугульмы, печи-буржуйки, кровати и постельные принадлежности.

Плотники соорудили прочный деревянный настил, приподнятый над промерзшей землей. Стены утеплили двойным слоем брезента с соломенной прокладкой между ними.

Два дня артель плотников во главе с Кузьминым сколачивала внутренние перегородки, устанавливала полки и шкафы. Лапин организовал доставку медицинского оборудования со складов в Бугульме. Глушков отрядил двух конных для постоянной связи с районной больницей.

Палатку разделили на несколько отсеков. В первом приемный покой с дежурным фельдшером. Во втором процедурная с металлическими инструментальными столиками. В третьем палата на шесть коек. Отдельно оборудовали небольшую аптеку, где Зорина хранила медикаменты под замком.

Когда все было готово, я зашел посмотреть, как получилось. Сама Зорина руководила обустройством, раздавая короткие команды помощницам:

— Здесь поставьте стол для инструментов. Кислородные баллоны ближе к койкам. И проследите, чтобы печка не дымила!

— Мария Сергеевна, можно вас на минуту? — окликнул я.

Она обернулась, и в глазах мелькнуло плохо скрытое раздражение:

— Что еще? У меня и без ваших советов дел хватает.

— Я насчет нейтрализующих растворов…

— Неужели и в медицине разбираетесь? — в ее голосе прозвучал неприкрытый сарказм.

— В Баку видел интересный способ, — спокойно продолжил я. — Раствор тиосульфата натрия с добавлением…

Она хотела что-то возразить, но замерла, вслушиваясь в перечисление компонентов:

— Постойте… Это же может сработать. Но откуда вы знаете?

— Старые записи земских врачей, — улыбнулся я. — У них большой опыт лечения отравлений сероводородом.

Зорина быстро записывала состав в блокнот, хмурясь все меньше:

— А пропорции? И как часто применять?

Следующий час мы провели, обсуждая детали лечения. Ее профессиональный интерес явно перевешивал первоначальное недоверие.

К вечеру в госпитале появились первые пациенты, те самые бурильщики с легким отравлением. Зорина лично готовила растворы, проверяя каждую дозу.

Я зашел проведать больных на следующий день. Молодой Ходыкин уже сидел на койке, с аппетитом уплетая кашу. Пожилой Сулов еще покашливал, но цвет лица стал заметно лучше.

— Ваш рецепт творит чудеса, — тихо сказала Зорина, встретив меня у входа. В ее глазах появился новый, заинтересованный блеск. — Осложнений нет, дыхание восстанавливается быстрее обычного.

— Это ваша заслуга, — ответил я. — Без правильного применения любой рецепт бесполезен.

Она улыбнулась, наверное, впервые за все время нашего знакомства:

— Знаете, я, кажется, слишком поспешно вас осудила.

В этот момент в палатку вбежала встревоженная сестра:

— Мария Сергеевна! У Валиева снова начался кашель!

— Иду! — Зорина метнулась к пациенту, но у входа обернулась: — Зайдите вечером. Обсудим дальнейшие улучшения.

Я смотрел, как она склоняется над больным, уверенно и спокойно делая свое дело. Что-то неуловимо изменилось в наших отношениях. Под маской строгого врача проступали новые, более теплые черты.

Вскоре госпиталь работал как хорошо отлаженный механизм. Зорина обучила персонал новым методам, создала четкие инструкции, организовала круглосуточное дежурство. Теперь промысел имел надежную медицинскую защиту.

А наши вечерние обсуждения становились все длиннее. Как-то, когда основные работы в госпитале закончились, мы сидели с Марией Сергеевной в ее маленьком кабинете, отгороженном от общего помещения. Тихо потрескивала буржуйка, на столе дымились кружки с травяным чаем.

— Как вы оказались здесь, в татарской глуши? — спросил я.

Она задумчиво помешала ложечкой чай:

— После медицинского института могла остаться в Москве. Профессор Преображенский предлагал место в клинике… — она улыбнулась каким-то воспоминаниям. — Но я решила ехать туда, где труднее. Где действительно нужна.

— А семья?

— Отец преподавал химию в гимназии, мать работала акушеркой. Они… не пережили тиф. Несколько лет назад. — Она помолчала. — С тех пор моя семья — это пациенты.

В ее голосе прозвучала застарелая боль, но тут же сменилась привычной деловитостью:

— К нам еще должны привезти рентгеновский аппарат. Старый, списанный, но для начала сойдет…

— Мария Сергеевна, — мягко прервал я, — вы же не только врач. Наверняка у вас есть какие-то увлечения?

Она смутилась, но потом улыбнулась:

— Люблю театр. В студенческие годы даже играла в любительской труппе. Офелию, представляете? — Она тихо рассмеялась. — А еще собираю гербарии. Здешние степные травы удивительны, у них столько целебных свойств…

Я слушал ее рассказ, наблюдая, как теплеют обычно строгие глаза, как оживляется лицо. Под маской сурового врача скрывалась тонкая, чувствующая душа. В такие минуты Мария преображалась, видно, что она совсем еще молоденькая и неопытная.

В дверь постучали. Это пришла ночная сестра принимать дежурство. Мария Сергеевна мгновенно преобразилась, снова став собранной и деловитой. Но теперь я знал, что это лишь внешняя оболочка, защитный панцирь, помогающий справляться с тяжелой работой.

— Завтра проверим работу вентиляции в процедурной, — сказала она, поднимаясь. — И нужно обсудить запас противоядий…

— Конечно, — кивнул я. — Вечером?

— Вечером, — она чуть улыбнулась и вышла проверять пациентов.

Впрочем, много времени на сердечные дела у меня не оставалось. События все время развивались.

Телеграмма от Ипатьева пришла морозным утром. Я как раз просматривал отчеты по добыче, когда в штабную палатку вбежал запыхавшийся связной из Бугульмы.

— Срочная телеграмма из Москвы! — он протянул сложенный листок.

«Образцы получил тчк Результаты анализов превзошли ожидания тчк Особенно заинтересовала система очистки от серы тчк Метод перспективный тчк Срочно вышлите подробное описание технологии тчк Ипатьев».

Первая мысль — молодец, Валиулин. Значит, доставил все вовремя.

Я перечитал текст несколько раз. За скупыми словами телеграфного стиля чувствовалось искреннее удивление маститого ученого.

Островский примчался через несколько минут, едва заслышав новость:

— Что пишет Владимир Николаевич? Как оценил результаты?

Я протянул ему телеграмму. Химик жадно впился в строчки, его тонкие пальцы подрагивали от волнения.

— Надо готовить полный отчет, — возбужденно заговорил он. — Я уже собрал все данные по катализаторам. И результаты хроматографии.

— Погодите, Гавриил Лукич, — остановил я его. — Давайте соберем всех. Нужно обсудить дальнейшие шаги.

Через час в штабной палатке собралось техническое руководство. Рихтер разложил чертежи очистной установки, Островский подготовил таблицы с результатами анализов. Даже Зорина пришла, отложив дела в госпитале. Глушков тоже заглянул ненадолго.

— Товарищи, у нас важные новости из Москвы, — начал я. — Ипатьев подтверждает эффективность нашего метода очистки нефти.

По палатке пронесся одобрительный гул. Островский просто сиял от гордости.

— Но это только начало, — продолжил я. — Теперь нужно подготовить подробный отчет. Не только о технологии очистки, но и обо всей системе работы с сероводородом.

Рихтер делал пометки в блокноте:

— Включим схемы улавливающих установок. И систему индикации утечек.

— И медицинские протоколы, — добавила Зорина. — Результаты применения новых методов лечения очень показательны.

— А я подготовлю полное описание катализаторов, — Островский торопливо писал. — С графиками изменения концентрации серы.

— Отлично, — кивнул я. — На подготовку отчета три дня. Потом отправим специальным курьером в Москву.

Когда все разошлись, я еще раз перечитал телеграмму. Одобрение Ипатьева дорогого стоило. Теперь можно было готовить представление и для Орджоникидзе. С серьезной научной поддержкой наши шансы значительно возрастали.

В палатку снова заглянул Островский:

— Леонид Иванович! У меня новая идея по улучшению катализатора. Надо бы тоже ее добавить.

Я улыбнулся. Признание мэтра окрылило нашего химика, придало новый импульс его экспериментам. А значит, можно ждать новых открытий.

За стенами палатки слышался привычный шум промысла. Гудели паровые котлы, стучали молотки, скрипели полозья саней, подвозящих материалы.

Три дня пролетели в напряженной работе над отчетом. В штабной палатке допоздна горели керосиновые лампы. Рихтер чертил схемы, Островский готовил графики анализов, Кудряшов обрабатывал геологические данные.

Я собирал все материалы воедино, выстраивая четкую картину открытия. Высокое пластовое давление, мощный нефтеносный горизонт, масштабы предполагаемой залежи, все это говорило о крупном месторождении. А наши технические решения доказывали способность его освоить.

— Посмотрите, Леонид Иванович, — Кудряшов разложил геологические разрезы. — По характеру пород и давлению можно оценить размеры структуры. Она простирается минимум на тридцать километров!

Рихтер оторвался от чертежей:

— А если учесть мощность пласта и пористость… Запасы могут быть колоссальными.

— И что важнее всего, мы решили проблему сероводорода, — добавил Островский, показывая результаты очистки. — Такая нефть уже пригодна для переработки.

Зорина принесла медицинские отчеты:

— Система защиты персонала полностью отработана. Можем гарантировать безопасность промысла.

К вечеру третьего дня отчет обрел законченный вид. Сто двадцать страниц четкого технического текста, десятки чертежей, таблицы анализов, геологические схемы. Неопровержимые доказательства большого открытия.

— Что скажете? — я протянул финальную версию Рихтеру.

Старый инженер внимательно просмотрел документы:

— Очень убедительно. Особенно там, где показана связь высокого давления с масштабами залежи. И решение проблемы сероводорода как доказательство нашей технической готовности.

Утром следующего дня отчет отправился в Москву с надежным курьером. А мы вернулись к повседневным заботам промысла.

Я стоял на буровой площадке, глядя, как первые лучи солнца окрашивают низкие облака в розовые тона.

За эти недели мы создали главное — команду. Команду людей, готовых решать самые сложные задачи. Каждый на своем месте: Рихтер с его инженерным гением, Островский с научной дотошностью, Зорина с врачебным талантом, Кудряшов с геологической интуицией…

От размышлений меня отвлек знакомый голос:

— О чем задумались, Леонид Иванович?

Зорина поднялась на площадку, кутаясь в теплую шаль.

— О будущем, Мария Сергеевна. О большом будущем этого места.

Она посмотрела вдаль, где над степью вставало солнце:

— Знаете, я тоже верю, что оно будет большим. Мы все верим.

Снизу донесся гудок. Начиналась утренняя смена. Промысел оживал, начиная новый день работы.

Я надеялся, что теперь проблем станет меньше. Но уже на следующий день я проснулся от непривычной тишины.

За брезентовыми стенками палатки не слышалось обычного утреннего шума — звона котелков у полевой кухни, скрипа полозьев, громких голосов рабочих. Только глухой гул буровой да едва различимое потрескивание печки-буржуйки нарушали безмолвие.

Выглянув наружу, увидел причину тишины. С неба крупными хлопьями падал снег, укрывая промысел белым покрывалом.

Первый настоящий снегопад в этом году. Термометр на стене вагончика-лаборатории показывал минус двенадцать.

В штабной палатке уже топилась печка. Над столом покачивалась керосиновая лампа. В такую погоду даже утром требовалось освещение. Я достал вчерашние сводки, собираясь наметить план работы, как в дверь просунулась голова связного из Бугульмы.

— Срочная телеграмма, товарищ Краснов! — парнишка в заснеженном тулупе протянул желтый бланк.

Текст заставил нахмуриться: «Продовольственный обоз застрял в Нижней Солманке тчк Дорога перекрыта снежными заносами тчк Ждем указаний тчк».

В палатку вошел Глушков, стряхивая снег с папахи:

— Плохие новости, Леонид Иванович. Охотники видели волчьи следы у самого лагеря. Целая стая, не меньше десятка.

— А что с запасами продовольствия?

— На складе осталось муки дней на пять, крупы на неделю. С мясом совсем туго.

Я взглянул на карту. Нижняя Солманка — маленькая татарская деревушка в тридцати верстах. По летней дороге день пути, но сейчас туда трудно пробиться. Если вообще возможно.

— Собирайте совещание, — распорядился я. — Всех руководителей служб через час в штабной палатке.

Глушков козырнул и вышел. А я склонился над картой, прикидывая варианты. Можно попробовать объездной путь через Карабаш, там дорога идет по возвышенности, меньше заносов. Но крюк изрядный, почти в сорок верст.

К началу совещания снегопад усилился. Рихтер пришел в неизменном потертом пальто, Островский кутался в лабораторный халат поверх телогрейки. Зорина, румяная от мороза, присела у печки. Лапин что-то горячо обсуждал с Кудряшовым. Глушков присел у входа, закурил папиросу.

— Положение серьезное, товарищи, — начал я, развернув карту. — Главный продовольственный обоз застрял. Запасы на исходе. К тому же появились волки.

— В Бугульме сообщают о банде, — прервал Глушков. — Трое вооруженных напали на крестьянские сани недалеко от Карабаша.

По палатке пронесся встревоженный гул. Ситуация складывалась хуже некуда.

— Что предлагаете? — я обвел взглядом хмурые лица.

Рихтер постучал карандашом по карте:

— Нужно организовать санный обоз. Легкие сани пройдут там, где застряли тяжелые подводы.

— Местные татары могут помочь, — добавил Лапин. — У них отличные лошади, привычные к зимним дорогам.

— А как с охраной? — подал голос Кудряшов. — Если банда действительно промышляет на дорогах…

Зорина невольно поежилась:

— В госпитале почти не осталось перевязочных материалов. И лекарства на исходе.

— Ясно, — я выпрямился. — Глушков, поезжайте в Бугульму. Договоритесь с военкоматом насчет охраны. Лапин, организуйте переговоры с татарскими старостами о санях. Остальным поручаю провести полную ревизию складов. Каждый мешок муки, каждую банку консервов на учет.

Когда все разошлись, я еще раз просмотрел тревожную телеграмму. За стенами палатки продолжал падать снег, отрезая нас от большой земли. Промысел оказался в кольце природных и человеческих угроз.

Глушков выехал из лагеря еще затемно. Старенький «форд», урча мотором, с трудом пробирался по заснеженной дороге. За рулем сидел опытный водитель Захар, молчаливый бородач в потертом тулупе. На заднем сиденье примостился молодой переводчик Ахметзян, без которого нельзя обойтись в татарских деревнях.

Первая остановка — Нижняя Солманка. Низкие избы, занесенные снегом, едва виднелись в утренних сумерках. Возле мечети собрались старейшины, предупрежденные гонцом накануне.

— Нужны крепкие сани и надежные возчики, — говорил Глушков, пока Ахметзян переводил. — Платим хорошо, мукой и керосином.

Аксакалы степенно поглаживали седые бороды, переговариваясь по-татарски. Наконец старший произнес:

— Десять саней дадим. И возчиков надежных. Только охрана нужна, в лесу шайтан-юллар гуляют.

«Разбойники на дорогах» — перевел Ахметзян шепотом.

До Бугульмы добрались только к полудню. Город встретил их заснеженными улицами и морозной тишиной. Первым делом в военкомат, двухэтажное кирпичное здание с красным флагом.

Военком, пожилой латыш Берзиньш, внимательно выслушал Глушкова:

— Понимаю важность промысла. Но людей мало. Могу выделить трех бывших красноармейцев и десяток винтовок.

— Этого недостаточно, товарищ Берзиньш.

— Зато есть толковый командир, Василий Прохоров. Служил в ЧОН, опытный.

В милиции повезло больше. Начальник, молодой энергичный Сабуров, сразу проникся ситуацией:

— Дам пятерых конных. И наган вам выпишу, товарищ Глушков. Только документы оформим.

К вечеру Глушков встретился в чайной с будущим начальником охраны. Прохоров, коренастый, с цепким взглядом серых глаз, производил впечатление надежного человека.

— Как думаете организовать охрану? — спросил Глушков, разливая горячий чай.

— По-военному, — Прохоров достал потрепанный блокнот. — Головной дозор, боковое охранение, арьергард. По правилам, нельзя растягивать обоз.

В гостинице 'Заря'Глушков составлял подробный отчет Краснову.

За окном мела поземка, ветер гудел в печной трубе. День выдался результативным: десять саней от татар, восемь охранников от военкомата и милиции, договоренность с купцом Хайруллиным о муке и крупе.

Утром следующего дня Глушков объехал окрестные деревни — Березовку, Спасское, Карабаш. Везде договаривался о санях и возчиках, прощупывал возможности для закупки продовольствия.

К его удивлению, крестьяне охотно соглашались помогать. Слухи о нефтяном промысле уже разошлись по округе.

В Карабаше старый охотник Мухаметшин, прославленный волчатник, вызвался поработать проводником:

— Все тропы знаю. И волчьи повадки. Проведу обоз безопасно.

К вечеру второго дня Глушков вернулся на промысел. Краснов ждал в штабной палатке:

— Докладывайте, Николай Петрович.

Глушков разложил подробный план:

— Всего двадцать саней. Восемь вооруженных охранников под командой Прохорова. Проводник из местных. Первый обоз можем отправить через два дня.

— А с продовольствием что?

— Договорился с купцом Хайруллиным. Мука, крупа, сушеное мясо. Цены высокие, но другого выхода нет.

Краснов задумчиво рассматривал карту:

— Хорошо поработали, Николай Петрович. Важнее всего обеспечить безопасность обоза.

За окном снова начался снегопад. Глушков подошел к окну. На фоне сумеречного неба четко вырисовывалась буровая вышка. Где-то в темноте протяжно завыл волк. Зима только начиналась.

Впрочем, безопасность обоза с самого начала оказалась под угрозой.