Черное золото (СИ)

Глава 16 Развитие

На следующее утро я собрал расширенное совещание. Кроме технического руководства пригласил Глушкова, хорошо знавшего военное ведомство, и Лапина, отвечавшего за снабжение.

— Товарищи, — начал я, разворачивая карту. — Ситуация с доставкой грузов становится критической. Гужевой транспорт не справляется с объемами.

Лапин согласно кивнул:

— Только для доставки леса и камня требуется не меньше сотни подвод ежедневно. А где взять столько лошадей? И фураж для них?

— Есть предложение, — я указал на железнодорожную ветку. — Нужно строить полевую железную дорогу до промысла.

Глушков оживился:

— Декавильку? У военных должны быть запасы такой дороги на складах. Надо обосновать государственную важность месторождения. Тем более, если учитывать, что мы добываем топливо в том числе и оборонной промышленности.

— Точно! — поддержал Рихтер. — Легкие рельсы, переносные секции. Даже конной тягой можно возить в разы больше грузов.

— А что с жильем? — спросил Кузьмин. — После карстовых провалов половина палаток остались непригодны.

— И тут есть решение, — я достал еще один чертеж. — Армейские сборные бараки. Использовались еще до японской войны. Легкие, теплые, быстро монтируются.

— Знаю такие, — кивнул Глушков. — На военных складах должны быть. Даже бумажные варианты имелись.

Следующий час мы обсуждали детали. Решили направить Глушкова в Казань, договариваться с военными о выделении полевой железной дороги и бараков. Рихтер взялся за проектирование трассы с учетом особенностей грунта.

— Только надо провести новые изыскания, — предупредил Кудряшов. — После истории с карстами нужно тщательно проверить каждый метр пути.

К вечеру план реконструкции поселка был готов. Новые бараки решили ставить на возвышенности, подальше от опасных зон. Проект узкоколейки предусматривал объезд всех выявленных карстовых полостей.

— А с сернистой кислотой что делать будем? — спросил Островский. — Для получения серной нужно дополнительное оборудование.

— Пока организуем производство сернистой, — ответил я. — Ее можно использовать для отбеливания шерсти и шелка. Местные артели заинтересуются.

Через неделю пришло согласие военного ведомства. Нам выделяли двадцать километров полевой железной дороги и тридцать сборных бараков из резерва. Глушков уже организовывал доставку.

Теперь дело пойдет, подумал я, глядя на разгрузку первых секций рельсов. С такой поддержкой можно всерьез браться за развитие промысла.

А еще через день я получил телеграмму. К нам едут ревизоры. Вернее сказать, комиссия из центра. Проверить, как тут идут дела.

Пусть едут. Мы их давно ждали.

На станции Бугульма царила утренняя суета. Паровоз, окутанный клубами пара, медленно подкатывал к заснеженному перрону. В морозном воздухе стоял характерный запах угольного дыма.

Я поправил тяжелый тулуп, всматриваясь в окна вагонов. Рядом переминался с ноги на ногу Рихтер, то и дело протирая запотевшие очки. Его седая борода покрылась инеем. Мороз стоял под тридцать градусов.

Состав наконец остановился. Из первого вагона на промерзшие доски перрона начали спускаться члены комиссии.

Впереди шел грузный мужчина в добротном пальто с каракулевым воротником, заместитель начальника нефтяного отдела ВСНХ Курбатов. За ним худощавый, с восточными чертами лица представитель «Азнефти» Джафаров и еще несколько человек. Замыкали группу двое военных инженеров в новеньких шинелях.

— Товарищ Курбатов, — я шагнул вперед. — Приветствуем вас в Бугульме.

— А, Краснов, — Курбатов протянул массивную руку. — Надеюсь, нас не зря дернули в такую даль?

Джафаров, поеживаясь от мороза, окинул скептическим взглядом заснеженный перрон:

— В Баку сейчас плюс десять. А тут… как вы вообще бурите в таких условиях?

— Пройдемте в станционное здание, — предложил я. — Там все обсудим. Чай уже готов.

В натопленной дежурке пахло углем, свежезаваренным чаем и пирогами. Начальник станции Федулов расстарался, на столе красовался пузатый самовар, тарелки с нарезанным салом, свежий хлеб.

— Значит так, товарищи, — Курбатов расстегнул пальто. — Задача у нас простая: проверить ваши громкие заявления о крупном месторождении. Лично товарищ Орджоникидзе интересуется.

— Мы готовы к проверке, — спокойно ответил я. — Транспорт ждет. Через два часа будем на промысле.

— На санях повезете? — Джафаров недовольно поморщился.

— Грузовики не пройдут по заснеженным дорогам. Сани надежнее.

Пока комиссия завтракала, я мысленно прокручивал план демонстрации. Надо показать не только результаты, но и всю сложность условий, в которых мы работаем. Пусть своими глазами увидят, чего стоит добывать нефть при таких морозах.

За чаем в станционной дежурке я внимательно разглядывал членов комиссии. Каждый из них представлял определенную силу, от которой зависела судьба нашего открытия.

Курбатов Николай Петрович, заместитель начальника нефтяного отдела ВСНХ, держался с неторопливой основательностью бывалого управленца. Грузный, с крупными чертами лица, он то и дело промокал платком покрытый испариной лоб.

Я слышал, что до революции работал инженером на бакинских промыслах Нобеля, потом примкнул к большевикам. Теперь руководил развитием новых месторождений.

— В четырнадцатом году я как раз занимался разведкой в здешних краях, — басовито рассказывал он, прихлебывая чай. — Но тогда геология считала этот район бесперспективным.

Рядом с ним примостился щуплый, желчного вида Джафаров Мамед Керимович, главный инженер «Азнефти». Нервные пальцы постоянно теребили пуговицу потертого пиджака. В его цепких черных глазах читалось плохо скрываемое недоверие.

— У нас в Баку такие фонтаны каждый месяц случаются, — бросил он с заметным акцентом. — Пара сотен тонн в сутки — это не показатель.

Военных инженеров оказалось трое. Перцовский Дмитрий Андреевич, начальник технического отдела Артиллерийского управления, высокий седой мужчина с безукоризненной выправкой. Рядом Изваров Сергей Ильич, специалист по броневой стали, и молодой военинженер Малахов Алексей Павлович из химической службы.

— Нам особенно интересен состав вашей нефти, — негромко заметил Малахов. — Говорят, сера зашкаливает?

Чуть поодаль расположились два представителя Госплана. Сухопарый Студеницкий Петр Александрович, похожий на земского учителя, и его молодой помощник Корзинкин Игорь Михайлович, выпускник Промышленной академии.

— Нас интересуют перспективы развития района, — пояснил Студеницкий, протирая ладони. — Инфраструктура, рабочая сила, снабжение.

Замыкал комиссию неприметный товарищ Бессонов из особого отдела, молчаливый человек в сером пальто. Он больше слушал, изредка делая пометки в блокноте.

— Что ж, товарищи, — Курбатов отставил пустой стакан. — План работы такой. Сначала осмотр буровой и хранилищ, потом проверка документации, затем итоговое совещание.

— И обязательно отберем пробы нефти, — добавил Джафаров. — В Баку есть прекрасная лаборатория для анализа.

Я заметил, как при этих словах Зворыкин и Северцев переглянулись. Военным явно не нравилась идея отправки образцов в Баку.

— Все необходимые анализы можно провести в нашей полевой лаборатории, — спокойно возразил я. — Островский покажет результаты.

За окном дежурки послышался звон бубенцов. Прибыл санный поезд. Пять крепких розвальней, застеленных сеном и тулупами, готовы принять московских гостей.

Лошади нетерпеливо фыркали. Пора отправляться на промысел. Я поднялся:

— Прошу, товарищи. Сани готовы, — я распахнул дверь. — До промысла путь неблизкий. Надо выезжать.

Комиссия, кутаясь в одолженные тулупы, начала рассаживаться по саням. Я занял место в передних, рядом с Курбатовым.

— Н-но, родимые! — крикнул старший возница, и санный поезд тронулся в путь.

Впереди ждали сложные дни проверки. Но я уже понял, что главную битву придется вести не с морозом и технологиями, а с предубеждениями и ведомственными интересами этих людей.

Санный поезд медленно продвигался по заснеженному тракту. Морозный ветер гнал по полям поземку, наметая вдоль дороги высокие сугробы. Солнце, похожее на тусклый медный пятак, едва пробивалось сквозь низкие серые облака.

— И далеко еще? — поежился Джафаров, кутаясь в тулуп.

— Верст двадцать осталось, — ответил я, разглядывая однообразный зимний пейзаж. Голые татарские деревеньки изредка мелькали вдалеке черными пятнами на белом снегу.

— В такой глуши… — покачал головой Студеницкий. — Как же вы собираетесь организовывать масштабное производство? Ни дорог, ни жилья, ни рабочих рук.

— Рабочие найдутся, — возразил я. — В окрестных деревнях много крепких мужиков. А дороги проложим, не впервой.

Джафаров насмешливо фыркнул:

— У нас в Баку все под рукой — и порт, и железная дорога, и квалифицированные кадры. А тут… дикое поле.

Сани резко тряхнуло на ухабе. Курбатов, дремавший под тулупом, встрепенулся:

— А что с электричеством? Паром работаете?

— Пока паровые машины. Но уже ведем переговоры с Казанью об электрификации района.

Изваров, до того молчавший, вдруг подался вперед:

— Скажите, а правда, что у вас сероводород в нефти под тридцать процентов?

— Увидите сами, — уклончиво ответил я. — В нашей лаборатории полно образцов.

Очередной порыв ветра швырнул в лицо колючую снежную крупу. Лошади, опустив морды, упрямо тащили сани против ветра. Бубенцы под дугами звенели все глуше.

Дорога пошла под уклон, спускаясь в широкую лощину. Здесь ветер дул еще сильнее, забираясь под тулупы острыми ледяными иглами.

— Волки тут не беспокоят? — встревоженно спросил Корзинкин, вглядываясь в темнеющий впереди перелесок.

— Случается, — признал я. — Но у нас хорошая охрана.

— Охрана от волков? — насмешливо протянул Джафаров. — Прямо как в средние века…

— От волков. И от банд, — жестко ответил я. — Тут вам не Баку, товарищ Джафаров.

Разговор прервался. Сани въехали в густой ельник. Заснеженные лапы елей нависали над дорогой, осыпая проезжающих холодной пылью. Лошади осторожно ступали по узкой колее, пробитой в глубоком снегу.

— Однако… — пробормотал Студеницкий, когда особенно мощный порыв ветра качнул верхушки деревьев. — Как же вы тут зимой работаете?

— Работаем, — коротко ответил я. — Потому что должны.

Лес внезапно расступился, открывая широкую поляну. Вдали показались очертания буровой вышки, окутанной белыми клубами пара.

— Приехали, товарищи, — объявил я. — Добро пожаловать на промысел.

Сани одна за другой втягивались в ворота. Члены комиссии, разминая затекшие ноги, с любопытством оглядывались.

Джафаров что-то быстро записывал в блокнот, Малахов принюхивался к характерному запаху сероводорода, Бессонов внимательно осматривал охрану у ворот.

Этим скептикам надо доказать значимость нашего открытия. И сделать это надо так, чтобы ни у кого не осталось сомнений.

После приезда членов комиссии разместили в новом бараке, специально подготовленном для важных гостей. Лапин расстарался, натопили жарко, застелили топчаны свежим сеном, укрыли ватными одеялами. В углу установили рукомойник с теплой водой.

— Час на отдых, товарищи, — объявил я. — Потом начнем осмотр.

Курбатов, кряхтя, стянул обледеневший тулуп:

— Пожалуй, не помешает согреться. А то в этих санях все кости промерзли.

Студеницкий уже раскладывал на столе бумаги, готовясь делать записи. Малахов настраивал какие-то приборы для замеров. Бессонов просто сидел в углу, внимательно наблюдая за всеми.

Ровно через час я вернулся за комиссией. Начали с осмотра буровой. Поднимались на площадку по обледенелым ступеням, цепляясь за поручни.

— Высота вышки тридцать два метра, — докладывал я. — Конструкция усиленная, с учетом морозов и ветровых нагрузок.

Перцовский внимательно осматривал крепления:

— А почему такие мощные растяжки? Обычно достаточно более легких.

— При фонтанировании давление доходило до четырехсот атмосфер. Обычные не выдержали бы.

Джафаров скептически хмыкнул, но промолчал. Зато Изваров одобрительно кивнул. Военный инженер явно оценил запас прочности.

На площадке управления Валиулин демонстрировал работу превентора:

— Вот здесь модифицированная система уплотнений. А тут паровой привод вместо электрического.

— Почему паровой? — перебил Курбатов.

— Из-за угрозы взрыва газа, — пояснил я. — Электрические искры при такой концентрации сероводорода слишком опасны.

От хранилищ поднимался густой пар. Система обогрева работала на полную мощность. Кузьмин показывал конструкцию:

— Двойные стены, между ними соломенная засыпка. Сверху вентиляция для отвода газов.

— Примитивно, — поморщился Джафаров. — В Баку у нас стальные резервуары.

— Зато наши не промерзают, — спокойно парировал Кузьмин. — И обошлись впятеро дешевле.

Малахов достал пробирки, начал отбирать пробы нефти. Его поразил темный цвет и специфический запах:

— Никогда такой не видел. Высокое содержание серы?

— Точные данные у Островского в лаборатории, — ответил я. — Но предварительно около двадцати процентов.

— Двадцать⁈ — встрепенулся Изваров. — Это же… — он осекся, но я понял: военного инженера заинтересовали промышленные перспективы такой нефти.

Бессонов методично фотографировал все объекты, делая пометки в блокноте. Особенно его интересовала система охраны. Караульные вышки, патрульные дороги, оружейная комната.

К концу осмотра все промерзли, несмотря на тулупы. Даже Джафаров перестал язвить, мечтая поскорее вернуться в тепло барака.

— Ну что ж, — подвел итог Курбатов. — Для начала неплохо. Теперь хотелось бы взглянуть на документацию и результаты анализов.

Я кивнул:

— Прошу в штабную палатку. Там все готово.

Первый этап проверки прошел успешно. Но главные сражения еще впереди.

От хранилищ к установке очистки вела утоптанная в снегу тропинка. Пар от трубопроводов окутывал все вокруг белесой дымкой.

— Прошу сюда, товарищи, — я указал на приземистое строение, похожее на кузницу. — Здесь начинается процесс очистки.

Внутри помещения было жарко. Островский, в распахнутом халате, колдовал над рядом стеклянных колб. На стенах висели графики и таблицы.

— Начинаем с отстойников, — показывал я схему. — Нефть проходит через систему известковых ловушек, где происходит первичная очистка от сероводорода.

— Известь? — недоверчиво переспросил Джафаров. — Слишком примитивно.

— Зато эффективно, — возразил Островский. — Смотрите.

Он открыл кран. В стеклянный цилиндр полилась черная маслянистая жидкость.

— Это сырая нефть, — пояснил химик. — А теперь…

Он добавил какой-то раствор. Нефть начала светлеть на глазах.

— Потрясающе, — пробормотал Малахов, принюхиваясь. — Запах сероводорода почти исчез.

— Дальше идет катализация, — продолжал Островский, но осекся под моим взглядом. — То есть, процесс доочистки на железных опилках.

— Опилки? — Джафаров снова скривился. — В Баку такое не пройдет.

— Зато у нас проходит, — спокойно ответил я. — Результаты анализов перед вами.

Изваров впился глазами в цифры:

— Невероятно! Снижение содержания серы в четыре раза!

Курбатов с интересом разглядывал установку:

— А производительность какая?

— Пока пятьдесят тонн в сутки. Но это только опытный образец.

Студеницкий что-то быстро записывал в блокнот. Малахов отбирал пробы очищенной нефти. А Бессонов… Бессонов вдруг задал неожиданный вопрос:

— А где храните серу?

— Пока сжигаем на факелах, — ответил я. — Но уже проектируем установку для получения серной кислоты.

— И правильно делаете, — негромко заметил Изваров. — Такое сырье не должно пропадать.

Он в который раз многозначительно переглянулся с Малаховым. Военные инженеры явно оценили промышленный потенциал нашей нефти.

Островский тем временем демонстрировал последнюю стадию очистки:

— А здесь происходит финальная обработка щелочным раствором. Обратите внимание на цвет и прозрачность конечного продукта.

В пробирке действительно плескалась почти прозрачная желтоватая жидкость, ничем не напоминавшая исходную черную массу.

— М-да, — протянул Курбатов. — Впечатляет. Хотя установка, конечно, кустарная…

— Зато работает, — твердо сказал я. — А усовершенствовать всегда успеем.

Джафаров все еще хмурился, но возразить было нечего. Цифры в протоколах анализов говорили сами за себя.

Когда комиссия направилась к выходу, я заметил, как Бессонов опять сфотографировал схему очистки на стене. Что ж, пусть. Нам скрывать нечего.

В штабной палатке жарко. Рихтер развесил на стенах чертежи и карты. На столе разложили геологические разрезы и таблицы с результатами бурения.

— Итак, товарищи, — начал я, показывая на карту. — Предлагаем начать разработку месторождения с этого участка. Здесь уже подтверждены запасы.

— Подтверждены? — перебил Джафаров. — Одна скважина — это не подтверждение. Нужно пробурить минимум десяток разведочных.

— И потерять год? — возразил Курбатов. — Стране нужна нефть. Сейчас, а не потом.

Рихтер развернул схему расположения скважин:

— Мы предлагаем другой подход. Вот здесь и здесь ставим эксплуатационные скважины. А параллельно ведем разведочное бурение по сетке.

— С такими дебитами можно и подождать, — Джафаров постучал карандашом по графику добычи. — В Баку одна скважина дает больше.

— Зато здесь интересное качество, — вмешался Малахов. — Избыточное содержание серы дает возможности для побочных продуктов.

— Вот именно, — поддержал его Изваров. — Продуктов, необходимых для оборонной промышленности.

— Товарищи, давайте вернемся к технической стороне, — прервал я начинающийся спор. — Смотрите: вот все данные геологической разведки.

Кудряшов, до того молчавший, развернул записи:

— По характеру пород и структуре пластов можно уверенно говорить о крупном месторождении. Вот результаты анализа керна.

— В теории все красиво, — не сдавался Джафаров. — А на практике? Где инфраструктура? Где квалифицированные кадры?

— С кадрами решим, — спокойно ответил я. — Уже организовали курсы подготовки буровиков. Из местных крестьян получаются отличные рабочие.

Студеницкий поднял голову от бумаг:

— А транспортировка? До железной дороги тридцать верст.

— Проложим узкоколейку. Проект уже готов. Кстати, согласован с военными. Мы уже начали прокладывать.

— Узкоколейку? — Джафаров снова скривился. — При таких морозах? Да она встанет на полгода!

— Не встанет, — вмешался Рихтер. — Я разработал специальную систему обогрева путей.

Спор разгорался. Джафаров упирал на опыт Баку, требовал традиционных методов разработки. Курбатов колебался, понимая необходимость быстрого освоения, но опасаясь рисков. Военные инженеры настаивали на скорейшем запуске добычи.

— Товарищи, — я постучал карандашом по графику. — Давайте смотреть фактам в лицо. Мы нашли крупное месторождение с уникальной нефтью. Да, условия сложные. Да, нужны нестандартные решения. Но результат того стоит.

Бессонов, все это время молча сидевший в углу, вдруг подал голос:

— А что с безопасностью? Высокое содержание сероводорода, риск взрывов…

— У нас разработана комплексная система защиты, — ответил я. — От противогазов до автоматических газоанализаторов. Хотите посмотреть?

Курбатов поднял руку:

— Так, товарищи. Давайте по порядку. Краснов, изложите ваш план освоения. Подробно, с цифрами и сроками.

Я развернул подробную схему. Следующий час ушел на детальное обсуждение каждого этапа. Спорили о количестве скважин, схемах расположения, методах бурения. Даже Джафаров постепенно увлекся, забыв о своем скептицизме.

К вечеру мы решили основные вопросы. Отбились по всем пунктам.

Осталось главное. Утвердить план в высших инстанциях. Но я видел: первый шаг сделан. Комиссия, при всех разногласиях, признала значимость нашего открытия.