Октябрьское утро выдалось морозным и ясным. Иней серебрил жесткую степную траву, а в низинах клубился туман. С вершины холма открывался вид на всю округу. Бескрайние просторы, редкие перелески, извилистая лента реки Зай.
Я поднялся задолго до рассвета. Сегодня начинаем бурение первой скважины. В памяти всплыли кадры из будущего. Здесь раскинется огромное нефтяное месторождение. А пока только одинокая буровая вышка на пустынном холме.
Рихтер уже колдовал возле оборудования. Его длинные пальцы в потертых рабочих перчатках ощупывали каждое соединение, проверяли каждый болт.
— Первым делом запуск парового привода, — бормотал он, протирая испачканное лицо. — Надо очень плавно поднимать давление.
Лапин собрал первую бригаду буровиков. Восемь человек, все опытные, с Баку и Грозного. Остальных еще предстояло обучить.
— Так, орлы, слушай сюда! — его зычный голос разносился по всей площадке. — Первая смена — Петров и Ахметзянов на лебедке, Сорокин на тормозе, Никифоров с Ибрагимовым на трубах.
Зорина проводила обязательный инструктаж. В белом халате поверх теплой телогрейки она казалась неуместной среди бурового оборудования, но говорила уверенно и четко:
— При малейших признаках удушья — немедленно наверх! Противогазы всегда держать под рукой. И без перчаток к трубам не прикасаться, можно обморозиться.
К буровой подошел Кудряшов с планшетом геологических карт:
— По моим расчетам, первый водоносный горизонт встретим на глубине около ста метров. Надо быть готовыми.
Я знал, что настоящие сокровища лежат гораздо глубже, на отметке более полутора тысяч метров. Но пока об этом молчал.
Островский настраивал приборы в полевой лаборатории. Через брезентовые стенки палатки доносилось его недовольное бормотание:
— Ареометр опять барахлит… И термометр после тряски придется калибровать заново…
Глушков организовал усиленную охрану. По периметру площадки расхаживали часовые с винтовками, а конный патруль регулярно объезжал окрестности.
— Банды в последнее время активизировались, — доложил он. — Да и местные могут пошалить.
Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая морозное небо в розовые тона. Бригада заканчивала последние приготовления. Рихтер в который раз проверял главный привод.
— Можно начинать, Леонид Иванович, — он вытер вспотевший лоб. — Все системы готовы.
Я окинул взглядом площадку. Тридцатиметровая буровая вышка четко вырисовывалась на фоне светлеющего неба. Возле нее суетились люди, похожие на муравьев. Где-то в глубине под нашими ногами залегали пласты девонской нефти. Оставалось только добраться до них.
— Хорошо, Александр Карлович. Давайте команду запускать паровой котел.
Пока рабочие суетились, я с еле заметной улыбкой вспомнил, как мы выбирали это место.
Накануне вечером Кудряшов разложил на столе геологические карты:
— По всем признакам, Леонид Иванович, надо бурить вот здесь, на северном склоне, — его палец указал точку на карте. — Там выходы битуминозных пород…
Рихтер склонился над картой, поблескивая стеклами пенсне:
— Согласен. И с точки зрения установки оборудования там удобнее. Грунт тверже.
Я внимательно разглядывал карту, делая вид, что оцениваю предложение. На самом деле я точно знал, что на северном склоне бурение будет пустой тратой времени. Нужно как-то направить их внимание на южный склон, где располагался основной купол будущего месторождения.
— А что если посмотреть вот здесь? — как бы между прочим указал я точку на южном склоне. — Рельеф местности напоминает бакинские структуры.
Кудряшов недоверчиво хмыкнул:
— Там почвы рыхлые, возни больше…
— Зато, — я сделал паузу, — посмотрите на эти трещины в коренных породах. Очень похоже на те разломы, что описывал Губкин в своих работах.
Это сработало. Упоминание Губкина, главного авторитета в нефтяной геологии, заставило Кудряшова задуматься. Он снова склонился над картой:
— А ведь верно… И если прикинуть общую структуру…
— К тому же, — добавил я, — там мы не помешаем местным жителям. Помните уговор насчет пастбищ?
Рихтер пожал плечами:
— С технической точки зрения место не хуже других. Придется только укрепить фундамент.
Так, осторожно подталкивая специалистов в нужном направлении, я добился своего. Место для первой скважины выбрали именно там, где я знал — путь к нефти будет короче. И никто даже не заподозрил, что решение было предопределено.
Сейчас прозвучал протяжный гудок парового котла. Рихтер медленно поворачивал вентиль, наращивая давление. Стрелка манометра дрожала, постепенно переползая по шкале.
— Десять атмосфер… Двенадцать… — бормотал он, не отрывая взгляда от прибора. — Пятнадцать — рабочее давление!
Огромный маховик начал вращаться, приводя в движение всю буровую систему. Лебедка натянула стальной трос, первое долото медленно поползло вниз.
Лапин командовал бригадой:
— Петров, следи за оборотами! Сорокин, тормоз придерживай плавно!
Над площадкой разносился лязг металла и шипение пара. Бур вгрызался в промерзшую землю, выбрасывая первые комья глины.
— Готовьте буровой раствор! — крикнул Рихтер.
Но тут возникла первая проблема. Раствор, замешанный по стандартному рецепту, оказался слишком густым.
— Что за черт? — Островский склонился над пробой. — Вязкость намного выше расчетной.
Он быстро достал из планшета потрепанную записную книжку Ипатьева:
— Так и есть! При такой температуре глина ведет себя иначе. Нужно срочно менять состав.
Пришлось остановить бурение. Островский колдовал над растворами, добавляя какие-то реагенты. Его руки, покрасневшие от холода, быстро смешивали компоненты.
— Александр Карлович! — позвал он Рихтера. — Взгляните на новый состав.
Старый инженер внимательно изучил пробу:
— Годится. Теперь должно пойти.
Бурение возобновилось. Я следил за работой бригады. Каждый знал свое дело. Петров и Ахметзянов ловко управлялись с лебедкой, Сорокин умело регулировал тормоз, не давая буру уходить слишком быстро.
— Пять метров прошли! — доложил Никифоров, записывая показания в буровой журнал.
Кудряшов внимательно изучал первые образцы породы:
— Пока все как ожидалось. Суглинки, глина… Но вот эти включения… — он задумчиво разглядывал какие-то темные прожилки.
К вечеру мы прошли первые пятнадцать метров. Для начала неплохо.
— Меняем долото! — скомандовал Рихтер. — И проверьте муфты на буровых трубах!
Начиналась пересменка. Бригада Петрова уступала место ночной смене. Уставшие люди растирали замерзшие руки, грелись у полевой кухни.
Зорина раздавала горячий чай с какими-то травами:
— Пейте, от простуды помогает. И обязательно переоденьтесь в сухое.
Я поднялся на буровую площадку. Вечерело. Степной ветер усиливался, пронизывая насквозь.
Рихтер не уходил с площадки:
— Останусь проконтролировать ночную смену, — сказал он. — Что-то не нравится мне вибрация на валу. Надо последить.
В свете керосиновых фонарей буровая вышка отбрасывала причудливые тени. Ночная смена заступила на вахту.
Я отправился дальше. Не успел дойти до своего шатра, как меня перехватила Зорина и потащила поужинать. Но я не успел насладиться трапезой.
Ужин в штабной палатке прервал встревоженный голос Кудряшова:
— Леонид Иванович! Срочно взгляните на эти образцы!
Геолог разложил на столе куски породы, поднятые с глубины двадцати метров. В свете керосиновой лампы тускло поблескивали кристаллы известняка.
— Видите эти каверны? — Кудряшов указал на характерные пустоты в образцах. — А теперь посмотрите сюда, — он достал пробу бурового раствора. — Раствор разбавлен сильнее, чем должен. Где-то там внизу вода размыла породу.
Рихтер отложил недоеденный ужин:
— Карстовые пустоты?
— Именно, — Кудряшов развернул геологический разрез. — Судя по всему, целая система. И чем глубже, тем больше вероятность провалов.
Я срочно собрал техническое руководство. Через десять минут в палатке уже сидели Рихтер, Кудряшов, Лапин и Островский. На столе дымились кружки с крепким чаем. Зорина отступила в уголок.
— Ситуация серьезная, — Кудряшов водил карандашом по чертежу. — Известняки изъедены подземными водами. Любая вибрация может спровоцировать обвал.
— А если сместить точку бурения? — предложил Лапин.
— Бесполезно, — покачал головой геолог. — Карст распространен по всей площади. Придется как-то проходить.
Рихтер молча курил, глядя на образцы породы. Его длинные пальцы машинально поглаживали седую бородку.
— У меня есть идея, — наконец произнес он. — В Баку мы сталкивались с похожей проблемой. Тогда применили особую технологию проходки с одновременным креплением стенок.
Он быстро набросал схему в блокноте:
— Смотрите: спускаем трубы сразу за долотом. И закачиваем специальный цементный раствор в затрубное пространство. Получается что-то вроде тоннеля в неустойчивой породе.
— А раствор не размоет? — усомнился Островский.
— Для этого нужен особый состав, — Рихтер протянул ему исписанный лист. — Вот рецептура. Твое дело, Гавриил Лукич, подобрать добавки для быстрого схватывания.
Островский углубился в изучение формул:
— Хм… Интересно. Если добавить хлористый кальций… И ускорить реакцию…
— Сколько труб понадобится? — деловито осведомился Лапин.
— Много, — вздохнул Рихтер. — Придется заказывать дополнительно. И нужны специальные башмаки для цементажа.
Я слушал их обсуждение. Это только начало проблем. Карст действительно осложнит бурение.
— Действуйте, — распорядился я. — Александр Карлович, готовьте подробный план работ. Лапин, организуйте доставку труб из Бугульмы. Островский, приступайте к разработке раствора.
Ночь опустилась на лагерь. На буровой шла смена вахты.
Где-то в степи тоскливо завыли волки. А мы продолжали совещаться, решая, как преодолеть первое серьезное препятствие на пути к большой нефти.
Оставалось надеяться, что опыт Рихтера и химические таланты Островского помогут нам пройти этот сложный участок. В памяти всплыли кадры из будущего. Здесь действительно много карстовых полостей. Но мы справимся. Должны справиться.
Спать я лег далеко за полночь. Но поспал немного.
Около трех часов ночи меня разбудил топот сапог и крики снаружи. Выскочив из палатки, я увидел, как с буровой площадки бегут люди. В воздухе стоял характерный запах тухлых яиц.
— Газ! — донесся чей-то испуганный возглас.
На площадке царила паника. Молодые рабочие в страхе покидали свои места. Только опытный бурильщик Петров оставался у пульта управления.
— Тихо! — громовой голос Лапина перекрыл общий шум. — Всем сохранять спокойствие!
Рихтер уже поднимался по лестнице буровой вышки, на ходу разматывая страховочный трос. В свете фонарей виднелось облако газа, медленно расползающееся над площадкой.
— Перекрывайте устье! — скомандовал он. — И запускайте аварийную вентиляцию!
К этому времени подоспела Зорина с медицинской сумкой. Двое рабочих, надышавшихся газом, сидели на земле, тяжело кашляя.
— В медпункт их, быстро! — распорядилась она. — И всем остальным надеть противогазы!
Рихтер, закрепившись наверху, осматривал систему:
— Так, понятно… Вентиляция не справляется. Нужно срочно усилить отвод газов.
Его руки быстро работали с инструментами. Вскоре над устьем скважины появилась дополнительная труба с отводом в сторону.
— Теперь газ будет уходить вверх, а не стелиться по площадке, — пояснил он, спускаясь. — Но это временное решение. Нужна полная модернизация системы.
В медпункте Зорина колдовала над пострадавшими:
— Ничего страшного, легкое отравление, — успокоила она меня. — Но без противогазов теперь никого на площадку не пускать.
К буровой подошел встревоженный Кудряшов:
— Это сероводород, — констатировал он. — Значит, мы вскрыли какую-то газовую линзу. И похоже, это только начало.
Рихтер уже набрасывал схему модернизации:
— Нужны дополнительные вытяжные трубы. И систему принудительной вентиляции придется усилить. И надо установить датчики газа на разных уровнях.
— Александр Карлович, сколько времени потребуется на переоборудование? — спросил я.
— Сутки минимум. Но иначе нельзя, а то следующий выброс может быть сильнее.
Я посмотрел на часы. До рассвета оставалось около трех часов.
— Хорошо. Останавливаем бурение до полного переоборудования системы. Лапин, организуйте доставку материалов из Бугульмы. Зорина, проведите дополнительный инструктаж по технике безопасности.
Ночной ветер разогнал газовое облако. На востоке небо начинало светлеть.
В памяти всплыли кадры из будущего. Мощные системы газовой защиты на современных буровых. Но сейчас, в 1930-м, все приходилось создавать с нуля, учась на собственных ошибках.
Дойдя до палатки, я завалился спать. Проснулся на рассвете. Откинул полог, посмотрел наружу.
Утро выдалось пасмурным. Низкие тучи цеплялись за верхушку буровой вышки, моросил мелкий дождь.
Я быстро умылся, привел себя в порядок. Позавтракал на ходу. Отправился на буровую.
На площадке кипела работа. Бригады монтировали новую систему вентиляции.
Рихтер руководил модернизацией, не отходя от места работ ни на минуту:
— Вытяжную трубу выше! И угол наклона увеличьте градусов до сорока. Газ должен уходить вверх при любом ветре.
Лапин уже организовал доставку оборудования. Телеги с материалами прибывали из Бугульмы одна за другой. Грязные от осенней распутицы лошади тяжело вытаскивали груз на холм.
Я прошелся по лагерю. Осмотрелся. Все работали, никто не сидел без дела. Отдыхала только ночная смена.
В штабной палатке Зорина проводила инструктаж:
— Противогаз всегда должен быть под рукой. При малейших признаках газа — немедленно надеть! И запомните сигналы тревоги: один длинный гудок — надеть противогазы, два коротких — срочная эвакуация.
Островский настраивал газоанализаторы:
— Установим датчики на трех уровнях, — объяснял он помощникам. — При концентрации сероводорода выше допустимой сразу включится сигнализация.
К полудню основные работы завершились. Рихтер лично проверял каждый узел новой системы:
— Теперь нужно испытать. Пустим малую струю пара, посмотрим, как работает вентиляция.
Испытания прошли успешно. Струи пара уходили точно вверх, не стелясь по площадке. Можно возобновлять бурение.
— Бригады готовы? — спросил я у Лапина.
— Готовы. Разбил людей на новые смены. В каждой теперь обязательно двое опытных бурильщиков. И дежурный наблюдатель за газовой обстановкой.
Кудряшов изучал последние образцы породы:
— Судя по всему, газовая линза небольшая. Но глубже могут быть и другие. Надо быть готовыми.
В два часа дня мы снова запустили буровую. Рихтер внимательно следил за показаниями приборов:
— Давление в норме… Вибрация допустимая… Газоанализаторы чистые…
Бурение возобновилось, но теперь все работали с удвоенной осторожностью. Каждый понимал, что от соблюдения правил безопасности зависят жизни людей.
К вечеру мы пробурили еще пять метров. Глубина достигла тридцати метров. Ничтожно мало по сравнению с той глубиной, где нас ждала настоящая нефть. Но каждый метр давался непросто.
— Как оцениваете ситуацию? — спросил я у Рихтера.
— Теперь должны справиться, — он протер запотевшие очки. — Главное, люди поняли, что с газом шутки плохи. А технически… — он похлопал по новой вытяжной трубе, — теперь мы готовы к сюрпризам.
В сгущающихся сумерках буровая вышка казалась еще выше. Ночная смена заступала на вахту, вооруженная теперь не только инструментами, но и средствами защиты. Тяжелый день подходил к концу.
Каждый метр проходки давался все труднее. Карстовые пустоты требовали постоянного укрепления стенок скважины. Газовые линзы могли встретиться в любой момент. Но мы учились преодолевать трудности. Учились работать в сложных условиях. Учились добывать нефть.