Следующие дни превратились в непрерывную череду организационных мероприятий. Прибывали новые специалисты, доставлялось оборудование, размечалась трасса нефтепровода.
Савин развернул полевую мастерскую, где проводились испытания труб и соединений. Рихтер колдовал над чертежами насосных станций. Кудряшов с бригадой геологов исследовал грунты по трассе, выявляя опасные участки.
— Здесь болото, — докладывал он, указывая на карте проблемные места. — Зимой промерзло, но весной поплывет. Придется делать свайное основание.
— Понадобится лес, много леса, — отмечал Лапин, подсчитывая материалы. — Надо начинать заготовку сейчас, пока морозы.
Я выделил отдельную бригаду лесорубов под руководством опытного уральского плотника Ермолаева. Двадцать крепких мужиков отправились в тайгу рубить сосны и лиственницы для будущих опор трубопровода.
На третий день прибыл первый эшелон с трубами. Разгружали вручную, укладывая штабелями вдоль расчищенной просеки, начало будущей трассы узкоколейки.
— Сталь хорошая, уральская, — одобрительно постукивал по трубам Савин. — Но для нашей сернистой нефти этого недостаточно.
Островский, перепачканный какими-то химикатами, притащил ведро с густой темно-коричневой массой:
— Вот, испытайте покрытие. Смесь бакелитовой смолы с асбестовым наполнителем. При нагревании полимеризуется, образуя прочную защитную пленку.
Савин скептически осмотрел субстанцию, но согласился испытать ее на двух пробных отрезках трубы.
— Сначала на малых образцах проверим, — проворчал он. — А то как бы трубы не забить вашей химией.
— Проверяйте сколько угодно, — пожал плечами Островский. — Но это покрытие выдержало двухнедельное воздействие концентрированной серной кислоты без видимых повреждений.
К вечеру пятого дня после совещания первые пятьсот метров трассы были размечены вешками. Бригада землекопов начала рыть траншею там, где грунт поддавался. В скальных местах пришлось применить динамит. Глухие взрывы разносились по промыслу, распугивая таежное зверье.
На шестой день произошло сразу два события: пришла телеграмма о выделении нам двух сварочных аппаратов от Уралмаша и случилась первая серьезная авария на разметке.
Один из геодезистов, не заметив промоины под снегом, провалился по пояс в ледяную воду. Его быстро вытащили, но к вечеру поднялась температура. Пришлось вызывать Зорину.
Она появилась в бараке, где разместили заболевшего, с медицинской сумкой и решительным выражением лица.
— Воспаление легких, — диагностировала она после осмотра. — Нужно срочно в тепло и лекарства.
Я распорядился выделить печь-буржуйку для обогрева и отправил нарочного в Бугульму за медикаментами.
— Как он? — спросил я, когда мы вышли из барака.
— Жить будет, если не будет осложнений, — ответила Зорина, снимая перчатки. — Но работать сможет не раньше чем через две недели.
Мы стояли на морозе, окруженные заснеженными елями. Из трубы барака вился дымок, окрашенный в розовый цвет заходящим солнцем. Момент казался подходящим для разговора.
— Маша, — начал я. — Насчет того, что ты слышала…
— Леонид Иванович, — она подняла руку, останавливая меня. — Я не имею права осуждать вас. Но и не хочу торопиться. На промысле достаточно сплетен и без того.
— Я не тот человек, которым был в Москве и в Нижнем Новгороде, — произнес я, четко выговаривая каждое слово. — Здесь, среди болот и нефтяных вышек, я нашел настоящего себя. И в этом настоящем ты занимаешь особое место.
Она внимательно посмотрела мне в глаза, словно ища подтверждение искренности:
— Время покажет, — наконец произнесла она. — А сейчас мне пора. Нужно подготовить перевязочные материалы.
Когда она ушла, я остался стоять в одиночестве, глядя на темнеющее небо. Иногда прошлое становится самым серьезным препятствием в настоящем.
На седьмой день прибыли первые секции полевой узкоколейной железной дороги — декавильки. Небольшие рельсы, шпалы, крепежные элементы — все аккуратно упаковано и пронумеровано.
Глушков, имевший опыт прокладки полевых железных дорог еще в Гражданскую, руководил разгрузкой и сортировкой.
— Отличный комплект, товарищ Краснов, — докладывал он, поглаживая щетину на подбородке. — Рельсы трехдюймовые, для паровоза легкого типа вполне подходят. И шпалы металлические, на деревянных подкладках, для наших условий самое то.
— Сколько времени займет сборка первого километра? — спросил я, разглядывая аккуратные секции.
— При хорошей организации и погоде — дня три-четыре, — прикинул Глушков. — Но нужна подготовленная трасса с утрамбованным полотном. Иначе весной все поплывет.
Я распорядился перебросить часть землекопов с трассы нефтепровода на подготовку полотна для узкоколейки. Приоритеты приходилось менять на ходу, реагируя на поступление материалов и оборудования.
К обеду получил радостное известие от Островского. Его защитное покрытие выдержало все испытания.
— Посмотрите, Леонид Иванович, — химик протягивал мне два образца трубы. — Этот, с покрытием, пролежал в нашей нефти неделю. Ни следа коррозии. А контрольный уже начал разъедаться.
— Отлично, — я внимательно осмотрел образцы. — Сможем наладить производство в нужных объемах?
— При условии поставки компонентов — да, — кивнул Островский. — Но нужна специальная установка для нанесения покрытия. Лучше на заводе, до доставки труб.
— Сделаем запрос в наркомат, — решил я. — А пока будем покрывать вручную, хотя бы критические участки.
Вечером того же дня получил тревожное сообщение от Кудряшова:
— На пятом километре трассы обнаружена карстовая полость, — докладывал геолог, раскладывая на столе схемы разрезов. — Глубина залегания от трех до пяти метров. Протяженность около двухсот метров.
— Обойти можно? — спросил я, изучая карту.
— Можно, но это удлинит трассу на километр, — Кудряшов показывал альтернативный маршрут. — Придется делать два дополнительных поворота.
Я взвесил все «за» и «против»:
— Безопасность важнее. Корректируем маршрут. Нельзя рисковать трубопроводом, особенно с учетом наших агрессивных условий.
Перед сном я заглянул в медпункт, надеясь увидеть Зорину, но встретил только новую медсестру Полякову, полную женщину лет сорока с недоверчивым взглядом.
— Мария Сергеевна у больного, — сухо сообщила она, поджав губы. — Что-то передать?
— Нет, ничего, — я повернулся, чтобы уйти, но услышал за спиной:
— Не отвлекайте ее понапрасну, товарищ начальник. У нее и без того работы много.
Я молча вышел, понимая источник настороженности Зориной. Сплетни распространяются быстрее нефти.
Следующий день выдался особенно напряженным. С утра пришла телеграмма из наркомата:
«УСКОРЬТЕ СТРОИТЕЛЬСТВО НЕФТЕПРОВОДА ТЧК ТРЕБУЕТСЯ НЕФТЬ ДЛЯ ОБОРОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ТЧК ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ РЕСУРСЫ ВЫДЕЛЕНЫ ТЧК ЖДЕМ РЕЗУЛЬТАТОВ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ».
Ну вот. То присылают комиссию для проверки, то требуют ускорить добычу.
Но сроки! Месяц! По самым оптимистичным прикидкам мы могли осилить первый участок не раньше чем через два месяца.
Я собрал экстренное совещание технического руководства:
— Товарищи, ситуация осложняется. Наркомат требует ускорить работы, но у нас критическая нехватка ресурсов.
— Можно попробовать параллельное строительство, — предложил Савин. — Разбить трассу на участки и вести работы одновременно.
— Для этого нужны дополнительные бригады сварщиков, — возразил Рихтер. — А у нас всего четыре квалифицированных специалиста.
— Тогда предлагаю сосредоточиться на первоочередных задачах, — я развернул уточненный план. — Первое — завершить строительство начального участка узкоколейки, чтобы обеспечить доставку материалов. Второе — построить насосную станцию у основной скважины. Третье — проложить первый километр трубопровода как демонстрационный участок.
— А остальная часть трассы? — поинтересовался Кудряшов.
— Продолжим изыскания и подготовку траншеи, — ответил я. — Но основные силы бросим на приоритетные направления.
К вечеру план был скорректирован, бригады переформированы, материалы перераспределены. Предстояла напряженная работа, граничащая с подвигом.
Выйдя из штабной палатки, я увидел Зорину, спешащую куда-то с медицинской сумкой. Она заметила меня, слегка замедлила шаг, но не остановилась.
— Мария Сергеевна, — окликнул я. — На минуту.
Она неохотно подошла:
— Что-то срочное, Леонид Иванович?
— Наркомат требует ускорить строительство, — сказал я. — Придется увеличить нагрузку на людей. Нужно усилить медицинский контроль.
— Понимаю, — кивнула она. — Организую дополнительные обходы в бригадах.
Она повернулась, чтобы уйти, но я осторожно взял ее за руку:
— Маша, дай мне шанс объясниться. Не как начальнику промысла, а как человеку.
Она помедлила, затем тихо произнесла:
— Хорошо. Я подумаю, как нам с вами быть дальше.
Это маленькое обещание согрело сильнее, чем жарко натопленная буржуйка.
Еще через пару дней я раскладывал на столе обновленные планы нефтепровода, когда в штабную палатку без стука вошел Глушков. Его обычно невозмутимое лицо выглядело встревоженным.
— Леонид Иванович, к нам гости. Представители бугульминского райисполкома, партячейки и профсоюза. Четыре человека, едут на розвальнях. Будут через полчаса.
— Неожиданный визит, — я отложил чертежи. — Заранее не предупреждали?
— Никак нет. Охрана на въезде доложила. Говорят, едут разбираться насчет самовольного использования земель и вырубки леса.
Я кивнул, мысленно готовясь к непростому разговору:
— Соберите Рихтера, Лапина и Кудряшова. Организуйте чай, что-нибудь к столу.
Глушков козырнул и вышел. За брезентовой стеной палатки слышались обычные звуки промысла: скрип полозьев, перестук буровых механизмов, голоса рабочих. Мы набирали темп, и любые задержки могли обернуться провалом плана.
Через двадцать минут в палатку вошли Рихтер с Лапиным. Главный инженер выглядел помятым, словно его оторвали от важной работы. Начальник снабжения деловито раскладывал на отдельном столике вяленую рыбу, хлеб и открывал жестяную банку консервов.
— Что будем делать, Леонид Иванович? — Рихтер нервно поглаживал бороду. — У нас все разрешения от наркомата, но с местной властью согласований действительно маловато.
— Будем договариваться, — ответил я, доставая из сейфа папку с документами. — Демонстрировать открытость и подчеркивать выгоды для района.
Звук подъезжающих саней заставил нас прерваться. Глушков ввел в палатку четверых мужчин, румяных от мороза, в тяжелых тулупах, обсыпанных снежной крупой.
Первым вошел крепкий мужчина лет пятидесяти с квадратным подбородком и цепким взглядом из-под кустистых бровей — председатель райисполкома Сабуров Павел Тимофеевич. За ним — худощавый татарин средних лет с аккуратно подстриженной бородкой, представитель комиссии по землепользованию Фаизов Галим Ахметович.
Третьим — молодой человек с комсомольским значком и папкой бумаг под мышкой, секретарь партячейки Бугульминского района Столяров Виктор Павлович. Замыкал процессию грузный мужчина с пышными усами — председатель районного профсоюза нефтяников Карпов Степан Егорович.
— Добро пожаловать, товарищи, — я вышел вперед, протягивая руку. — Краснов Леонид Иванович, руководитель промысла.
Рукопожатия были сухими, официальными. Гости настороженно оглядывали палатку, заставленную картами, чертежами и образцами оборудования.
— Располагайтесь, — я указал на места за столом. — Чай уже готов, погрейтесь с дороги.
— Нам не до чаев, товарищ Краснов, — Сабуров остался стоять, расстегивая тулуп. — У нас серьезные вопросы.
— Тем более стоит обсудить их в комфортной обстановке, — я сохранял доброжелательную улыбку. — Уверяю, мы открыты для диалога.
Неохотно, но гости расселись. Лапин разлил чай по кружкам, пар поднимался в прохладном воздухе палатки. Сабуров первым нарушил молчание:
— Товарищ Краснов, до нас дошли сведения о масштабном строительстве нефтепровода и узкоколейки через земли нашего района. Однако никаких согласований с местными органами власти произведено не было.
— А также о бесконтрольной вырубке лесов, — добавил Фаизов с сильным акцентом. — Крестьяне из деревни Куакбаш жалуются, что ваши рабочие рубят лес, не спрашивая разрешения.
Молодой Столяров подался вперед:
— Кроме того, нарушается трудовое законодательство. Рабочие трудятся по двенадцать часов, без должной организации партийно-массовой работы. Профсоюзная ячейка отсутствует.
— И условия труда не соответствуют нормам, — завершил Карпов, поглаживая пышные усы. — Жилье временное, медицинское обслуживание примитивное.
Я выслушал все претензии, не перебивая. Затем медленно отпил чай из кружки, собираясь с мыслями.
— Товарищи, — начал я спокойно, — ваша озабоченность понятна. Однако позвольте внести ясность. Во-первых, наш промысел действует на основании постановления Совнаркома и под контролем наркомата тяжелой промышленности. Вот соответствующие документы.
Я выложил на стол папку с бумагами, скрепленными печатями.
— Во-вторых, о вырубке лесов. Мы действуем строго в пределах выделенных участков. Взгляните на карту, — я развернул перед ними схему лесных наделов. — Красным отмечены зоны, согласованные с Главлесхозом республики.
Фаизов недоверчиво изучал карту:
— А почему местное лесничество не в курсе?
— Копии документов направлялись и в районное лесничество, — вмешался Рихтер, доставая дубликаты бумаг. — Вот квитанции об отправке. К сожалению, связь в зимних условиях не всегда надежна.
Сабуров нахмурился:
— Допустим, формальности соблюдены. Но вы не считаете нужным ставить в известность местные власти о своих планах? Мы узнаем о строительстве нефтепровода от крестьян, а не от вас.
— В этом вы абсолютно правы, товарищ Сабуров, — я покаянно кивнул. — Здесь мы действительно допустили оплошность. В условиях авральной работы не уделили должного внимания информированию местных органов власти. Приношу свои извинения.
Этот маневр немного смягчил атмосферу. Сабуров, похоже, не ожидал такого признания ошибки.
— Что касается условий труда, — продолжил я, — то они действительно тяжелые. Но временные. В наших ближайших планах строительство постоянного поселка со всей необходимой инфраструктурой.
Я развернул план будущего поселка с жилыми домами, столовой, клубом, школой и больницей.
— Мы начинаем с нуля, в тайге, в экстремальных условиях. Но цель оправдывает временные трудности. Страна нуждается в нефти, товарищи. Особенно сейчас, когда индустриализация в разгаре.
Столяров, разглядывая план, спросил:
— А где будет размещаться партийный комитет? И помещение для собраний?
— Вот здесь, — я указал на здание в центре поселка. — Предусмотрен клуб с залом на двести мест для собраний и политзанятий. Рядом помещения для партийного и профсоюзного комитетов.
Карпов хмыкнул:
— На бумаге все гладко. А на деле?
— На деле мы уже подготовили площадку под первые капитальные строения, — я кивнул Рихтеру, и тот развернул график строительства. — К весне планируем завершить первую очередь жилых домов. Но для ускорения работ нам нужна помощь района.
— Какая именно помощь? — насторожился Сабуров.
— Рабочие руки, строительные материалы, содействие в организации снабжения, — я перечислял, загибая пальцы. — Взамен промысел готов обеспечить постоянной работой не менее трехсот жителей района с достойной оплатой. Кроме того, инфраструктура, которую мы создаем, будет служить всему району.
Фаизов скептически покачал головой:
— А как насчет татарских деревень? Ваша стройка затрагивает их интересы.
— Мы готовы привлекать к работе всех желающих, независимо от национальности, — твердо сказал я. — Более того, предлагаем заключить соглашение о поставках дров и продовольствия из окрестных деревень для нужд промысла.
Я перешел к конкретным цифрам:
— Нам требуется ежемесячно не менее двадцати кубометров дров, тонна мяса, пять тонн картофеля и овощей. Платить будем по государственным расценкам, но без посредников, напрямую поставщикам.
Глаза Фаизова заинтересованно блеснули:
— Это существенно помогло бы крестьянам.
— А что с партийно-политической работой? — не унимался Столяров. — Необходимо организовать ячейку, наладить агитацию…
— Полностью поддерживаю, — я повернулся к молодому партийцу. — Более того, предлагаю выделить помещение под красный уголок уже сейчас, не дожидаясь строительства клуба. И буду признателен за помощь в организации политзанятий.
Столяров явно не ожидал такой поддержки и слегка растерялся:
— Э… конечно. Мы направим инструктора.
— А профсоюзная организация? — подал голос Карпов.
— Организуйте выборы профкома в ближайшее время, — предложил я. — Мы обеспечим все условия. Более того, профсоюз должен участвовать в распределении жилья и путевок в дома отдыха, когда начнем их получать.
Карпов удовлетворенно кивнул, поглаживая усы.
Я почувствовал, что напряжение ослабевает. Пора переходить к конкретике:
— Товарищи, предлагаю заключить официальное соглашение между промыслом и районом. Подробно прописать взаимные обязательства, сроки, ресурсы. Это позволит избежать недоразумений в будущем.
Сабуров с минуту обдумывал предложение, затем медленно кивнул:
— Разумно. Но сначала хотелось бы осмотреть стройку, увидеть условия работы своими глазами.
— С удовольствием проведу экскурсию, — я поднялся из-за стола. — Покажу буровые, временный поселок, трассу будущего нефтепровода. Заодно увидите масштаб и значимость проекта.
Через десять минут мы уже шагали по заснеженной территории промысла. Я намеренно вел гостей сначала к действующим скважинам, чтобы впечатлить их реальными результатами.
— Вот она, наша гордость, — я указал на основную скважину, где из превентора контролируемой струей текла темная нефть, наполняя временное хранилище. — Дебит — сорок тонн в сутки. И это только начало.
Глаза Сабурова расширились при виде нефтяного потока:
— Впечатляет. И сколько таких скважин планируете?
— Не менее двадцати на первом этапе, — ответил я. — А в перспективе — несколько сотен по всему месторождению.
— И все будут давать столько нефти? — недоверчиво спросил Карпов.
— Некоторые даже больше, — я показал на геологическую карту, которую предусмотрительно взял с собой. — По оценкам наших специалистов, это крупнейшее месторождение в стране.
Эта фраза произвела должное впечатление. Даже скептически настроенный Фаизов с уважением посмотрел на карту.
Дальше мы осмотрели временный поселок. Я не скрывал проблем: тесноту бараков, отсутствие полноценной столовой, примитивную баню. Но тут же показывал размеченную территорию будущего постоянного поселка, где уже велась подготовка фундаментов для первых домов.
— К весне первые семьи смогут переселиться в нормальное жилье, — пообещал я. — А пока делаем что можем в таежных условиях.
У трассы будущего нефтепровода мы встретили бригаду землекопов под руководством колоритного бригадира Тимофеева, бородатого великана в потертом полушубке. Он степенно поздоровался с районным начальством и подробно, со знанием дела, объяснил технологию рытья траншеи в промерзшем грунте.
— Трудно, конечно, — гудел его бас. — Но справляемся. Норму перевыполняем. Кормят хорошо, платят вовремя.
Эти простые слова произвели на Карпова большее впечатление, чем все мои аргументы. Профсоюзный лидер одобрительно кивал, что-то записывая в блокнот.
Завершили экскурсию у строящейся узкоколейки, где рабочие укладывали первые секции рельсов на подготовленное полотно.
— Дорога жизни, — пояснил я. — По ней будем доставлять все необходимое для промысла и вывозить нефть до завершения строительства трубопровода.
Сабуров внимательно наблюдал за работой:
— А местных привлекаете?
— Конечно, — я указал на группу татар, работавших на укладке шпал. — Вон, бригада из Куакбаша. Бригадир Ахметзянов, толковый мужик, до революции на железной дороге работал.
Фаизов с интересом посмотрел в указанном направлении и даже обменялся несколькими фразами по-татарски с рабочими.
Когда мы вернулись в штабную палатку, настроение делегации заметно изменилось. Сабуров уже не выглядел таким суровым, Карпов разговорился с Рихтером о технических деталях строительства, а Столяров увлеченно составлял план политзанятий.
— Что ж, товарищ Краснов, — подвел итог Сабуров, снова усаживаясь за стол. — Масштаб работ действительно впечатляет. И значение для района, безусловно, огромное. Но процедуры надо соблюдать.
— Абсолютно с вами согласен, — кивнул я. — Предлагаю следующее: мы предоставляем всю необходимую документацию в райисполком и получаем официальное разрешение на проведение работ. Одновременно заключаем соглашение о сотрудничестве. Выгода будет взаимной.
— Разумный подход, — Сабуров повернулся к коллегам. — Какие мнения, товарищи?
— Необходимо срочно организовать партячейку на промысле, — заявил Столяров. — И проводить регулярные политзанятия.
— Согласен, — я кивнул. — Глушков, подготовьте списки коммунистов и сочувствующих. Выделите помещение под красный уголок.
— Профсоюзную организацию тоже надо создать, — напомнил Карпов. — И наладить культурно-массовую работу.
— Безусловно, — поддержал я. — Лапин, найдите гармонь и организуйте художественную самодеятельность. Для начала хотя бы стенгазету и хор.
— А как насчет привлечения местного населения? — поинтересовался Фаизов. — Особенно из татарских деревень?
— Составим список необходимых специальностей, — ответил я. — И объявим набор через сельсоветы. Платить будем по тарифным ставкам, без задержек.
Сабуров удовлетворенно кивнул:
— Хорошо. Подготовьте документы к завтрашнему дню. Я отправлю нарочного. А на следующей неделе пришлем комиссию для более детальной проверки.
На том и порешили. Напряжение окончательно спало, и даже суровый Карпов расщедрился на улыбку, когда Лапин предложил по второй кружке чая.
Перед отъездом Сабуров отвел меня в сторону:
— Послушайте, Краснов. Я ведь не против развития района. Наоборот, всеми руками за. Но нужно соблюдать порядок. Мы тут власть представляем, понимаете?
— Понимаю, Павел Тимофеевич, — искренне ответил я. — И признаю свою ошибку. Слишком увлекся технической стороной, упустил организационную. Исправимся.
— То-то же, — Сабуров похлопал меня по плечу. — Работайте. Но в следующий раз сначала согласовывайте, потом делайте.
Когда сани с районным начальством скрылись за поворотом заснеженной дороги, Рихтер покачал головой:
— Ловко вы их, Леонид Иванович. Думал, остановят работы.
— Не остановят, — я усмехнулся. — Они прекрасно понимают значимость промысла для района. Просто хотели показать свою важность. И правильно, между прочим.
— А партячейка? — с сомнением спросил Глушков. — И профсоюз?
— Организуем в кратчайшие сроки, — решительно ответил я. — Это не помеха, а помощь в работе. Через профсоюз можно решать вопросы со снабжением, через партячейку — выбивать ресурсы у вышестоящих организаций.
— А с татарами? — Лапин вопросительно поднял брови. — Они неохотно идут на стройку.
— Заинтересуем, — я хлопнул его по плечу. — Повысьте оплату для тех, кто приводит родственников. И организуйте питание с учетом их обычаев, без свинины.
Рихтер с уважением посмотрел на меня:
— Далеко вы смотрите, Леонид Иванович.
Я пожал плечами:
— Просто понимаю, что без поддержки местного населения и властей нам не справиться. Один в поле не воин, даже если за тобой наркомат.
Вечером того же дня ко мне зашла Зорина с медицинским отчетом. Впервые за долгое время она улыбнулась:
— Слышала, вы успешно отбились от районного начальства.
— Не отбился, а договорился, — поправил я, жестом приглашая ее присесть. — Враждовать с местными властями — последнее дело.
— Мудрый подход, — она положила на стол папку с отчетом. — Кстати, у меня хорошие новости. Заболеваемость снизилась на двадцать процентов. Профилактические меры дают результат.
— Это ваша заслуга, Мария Сергеевна, — искренне сказал я.
Она слегка покраснела:
— Просто делаю свою работу.
— Как и все мы, — я указал на карту промысла, испещренную пометками. — Начинаем превращать временный лагерь в постоянный поселок. Кстати, нужно ваше мнение о размещении больницы.
Она с интересом посмотрела на план:
— Можно?
— Конечно.
Зорина склонилась над картой, и я почувствовал легкий аромат ее волос — простое земляничное мыло, такая редкость в таежных условиях.
— Вот здесь, на возвышенности, будет лучше всего, — она указала точку на карте. — Хорошая вентиляция, удаленность от промышленной зоны, но достаточная близость к жилым кварталам.
— Согласен, — я сделал пометку. — Что еще нужно предусмотреть?
— Отдельный изолятор для инфекционных больных, — она задумчиво изучала план. — Аптечный склад. И обязательно водопровод с горячей водой.
Мы увлеченно обсуждали детали будущей больницы, почти касаясь друг друга плечами. Напряжение последних дней постепенно уходило, и я заметил, что она уже не сторонится меня как прежде.
— Маша, — решился я наконец. — Насчет того разговора…
Она подняла глаза:
— Я слышала, как вы говорили с Сабуровым. «Признаю ошибку, исправлюсь». Хороший подход.
— Это относится не только к работе, — тихо сказал я. — Люди меняются, Маша. Иногда кардинально.
Она помедлила, затем осторожно коснулась моей руки:
— Знаете, я, пожалуй, готова дать шанс. И себе, и вам.
Это был маленький, но важный шаг навстречу. Битва за инфраструктуру продолжалась, но теперь на этом фронте наметился прорыв.