Глава 4

Извержение земляного Везувия прекратилось, явив нам одно из немыслимых проявлений демонических сил, насланных на наши земли Ведьминым ковеном.

Заслоняя мертвенный свет звезд и сияние серебристого месяца, над нами выросла огромная чудовищная гротескная тень.

Вырвавшееся из-под земли существо продолжало издавать странные, скребуще-чавкающие звуки, словно и не останавливало свою долгую и упорную работу по перемалыванию земли и рытью туннеля. Оно застыло, дробно похрустывая и распространяя убойный запах аммиака.

Чёрная, как падший грех, громадная туша, раскачивалась, как маятник, пытаясь удержаться в вертикальном положении. Мне она напомнила невероятную, раздавшуюся до размеров тираннозавра креветку, покрытую чёрной, лоснящейся кожей, блестящей от покрывающей её слизи. Сложно даже было сказать, какая среда обитания была привычна для этого монструозного создания, поворачивающего свою головогрудь справа налево, и разевающего кошмарную пасть. Его передние многосуставчатые лапы в количестве аж четырех штук, снабжённые зазубринами, судорожно подёргивались. Пасть, раскрываясь все больше, казалось, была готова проглотить двухгодовалого быка, двойной ряд челюстей непрерывно сокращался, словно в безумном хороводе, порождая те самые звуки.

Чудище раскачивалось, по его усеянному пластинами телу шли судороги, будто оно пыталось вытащить застрявшие в земле хвост или задние лапы, и перейти в наступление. Хитроумная землеройная машина оказалась на редкость отвратительной тварью, которую и в кошмарном сне было бы сложно представить.

Я еще раз тоскливо покосился на свой испачканный в крови меч. Хорошее оружие, прекрасно сбалансированное, прямо по руке, удобное, и дьявольски острое. Вот только, думается, против этой пятиметровой махины, весящей далеко за пару тонн, и боевой клинок Часового показался бы жалким перочинным ножичком. Сюда бы дирижабль с пушкой на борту!

Приветствуя своего старшего товарища радостным воем, те из гулей, что еще не пали под мечами и топорами защитников Кленовки, с утроенной яростью набросились на людей. И снова засвистела сталь, раздались крики, смачные звуки врезавшегося в тела оружия и треск одежды, раздираемой когтями охочих до человеческого мяса людоедов.

Для меня время снова замедлилось. Грифон, едва не выжегший мне спину, затих. Мол, я своё дело сделал, предупредил, что класс опасности выше среднего, а дальше ты, парень, уж сам как-нибудь… Да и ладно, я уже и привык! Староста и его бойцы, видно, что не раз уже оказывающиеся на передовой, встав спиной к спине, довольно успешно отбивались от клыкастых шустряков. Два нюхача были мертвы. Направляющий их монстр тоже. Рядом со мной замер Игнат, в замызганной кровью кольчуге и задиристо взъерошенной бородой. Митяй с Захаром, затянутые в проклёпанную буйволиную кожу и направившие на выползшего на поверхность землеройного гиганта свои клинки, не выказывали ни капли испуга. Этим людям можно было доверить свои тылы. Такие не подведут.

Ну а я постараюсь не подвести их. Моя голова стала работать в каком-то невероятно ускоренном, экстренном режиме. И это помимо того, что тело, словно и впрямь начиная получать сигналы от глубоко заточенной внутри меня генетической памяти, реагировало на них, пробуждая боевые навыки настолько естественно, словно я всю жизнь этим занимался. Неужели то, что я окончательно примирился со своим нынешним положением, принял ту жизнь, которой мне предстоит жить дальше, поспособствовало в этом? Я действительно становился Алексеем Бестужевым, плотью от плоти своего погибшего отца Александра, капитана Часовых Тринадцатой Стражи.

Я смахнул выступивший над бровями пот. Ночка была довольно прохладной, но никому из оказавшихся здесь людей холодно не было, ручаюсь. Моргнув повторно, я снова вынырнул в обычном временном ритме. И кажется, я догадался, что нужно делать дальше. Идея, конечно, безумная, сумасшедшая и достойная всякого осуждения и порицания у мудрых отцов-командиров. Но мне она показалось единственно верной. Что ж, если уж и геройствовать, то на всю катушку! Хотел бы я сейчас посмотреть на физиономию капитана Ярослава Кречета и выслушать все, что он обо мне думает. Ха!

— Игнат, мужики, живо на помощь местным! Этого ублюдка беру на себя, — не терпящим возражения тоном отрывисто бросил я, чуть нагибаясь и не отводя обострившегося зрения от монстра. Похожая на мутированное земноводное существо гигантских размеров тварина все пыталась, потягиваясь, освободиться от хватки земли. Но то ли за что-то зацепилась, то ли так же обессилела, прорывая этот, на незнамо сколько миль протянувшийся туннель, как и ее соратники…

Как бы нам ни было, а пока наша родная русская землица держала это страшилище вполне надёжно. И в этом был шанс. Кто знает, насколько шустра эта пародия на божье творение, освободи она все свои бесчисленными конечности!

— Ты что задумал? — Игнат выпучил глаза, видимо, решив, что ему послышалось. — Совсем сбрендил, мальчишка…

Резко обернувшись, я обжёг своего воспитателя таким взглядом, что даже этот огромный, поперёк себя шире мужчина, способный разбить о невероятного обхвата грудь десятивёдерную дубовую бочку, отшатнулся.

— Дядя Игнат, помогите нашим людям, — ох и наслушаюсь потом от него всякого, насчёт того, что поздно меня воспитывать, поскольку уже в кровати не помещаюсь, да на счёт хорошего ремня, и прочего брюзжания… Игнату я был готов всё простить. Ему — готов. Но не сейчас. И он это понял. Улыбнувшись с какой-то печальной, затаённой гордостью, он кивнул и заревел на Митяя с Захаром:

— Что замерли, как столбы стоеросовые⁈ Не слыхали, что Алексей Саныч приказал⁈ А ну за мной!

И уже более не отвлекаясь ни на что иное, я резко бросился вперёд, разгоняясь, как гоночный болид. Я отдался на волю инстинктов, не задумываясь о последствиях своей сумасшедшей выходки. Пусть тело само делает так, как посчитает нужным. Ну а я буду лишь направлять этот сильный и тренированный комплект мышц и сухожилий.

Протрубив в третий раз, уродливая землеройка с тяжёлым буханьем шлепнулась оземь, да так, что вздрогнули крыши ближайших домов. Я, нисколько не уменьшая скорости, в мгновение ока подскочил к чудовищному хитиновому монстру. Готов уверить, что со стороны казалось будто я двигаюсь, как смазанная жиром молния. Быстро, резко, не совершая никаких лишних движений. Я не просто так носил звание Часового. По крайней мере на этот промежуток времени я стал им.

Ловко уклонившись от пропоровших передо мной стылый воздух гигантских зазубренных конечностей твари, я рванул прямо на нее, сжимая в правой руке меч и чуть пригнув голову. Нет, рубить и колотить я и не думал, вряд ли смогу повредить природную броню этого монстра. Цель я преследовал совсем иную. Пользуясь тем, что страховидла, лежа на земле, извиваясь, пыталась вырвать тело из цепко держащего ее земляного разлома, я напряг ноги, оттолкнулся и, словно подброшенный разжатой тугой пружиной, взлетел в воздух! Э-э-э-х! Готово!

Совершив затяжной прыжок, я приземлился прямо ей на загривок, в том, самом месте, где огромная лоснящаяся головогрудь переходила в соединение с сегментным, покрытым черной осклизлой шкурой туловищем. Я немного поскользнулся, ощущая, как под подошвами сапог сокращаются и пульсируют мышцы чудовищного создания. Пригнувшись, и удерживая равновесие я, перехватив меч, побежал вверх по ее уродливой гротескной морде.

Чудовище, почувствовав неожиданное и определённо нежелательное вторжение, бешено стало дрыгаться и вертеться, да так, что я с трудом удерживался на нём. Опустившись на колени, я затянутой в кожаную перчатку рукой зацепился за какой-то хитиновый отросток. Взревев, тварь резко выпрямилась, опять вздымаясь в полный рост и вытягиваясь свечой. Чтобы не упасть, я со всего маху вонзил клинок в сочленение между защитными пластинами в основании её шеи и повис в воздухе, держась обеими руками за меч! Под мои ногами оказались почти пять метров пустоты. А затем, рванувшись, тварь наконец освободилась и, порыкивая, по инерции отбежала от провала в земле, таща за собой длинный, сегментный хвост и шустро перебирая дюжиной пар мохнатых, толстых и многосуставчатых ножек. Здоровущая Годзилла, ничего, не скажешь! От кончика хвоста до навершия заострённой, покрытой роговыми наростами головы, добрых десять метров.

Крутанувшись на деревенской площади, тварь задела хвостом один из ближайших срубов. Крепкий приземистый домик выдержал, хоть и жалобно заскрипел, а вот часть покрытой дубовой гонтой крыши просто снесло, во все стороны брызнули щепки и обломки досок. Издав низкий, пробравший до печёнок вопль, огромная землеройка, снова повернула свою лоснящуюся тушу. На этот раз гигант разнёс вдребезги коновязь и закрывающий колодезный сруб дощатый грибок. Вверх взлетели оснащённые природными пилами лапы-щупальца монстра и клацнули в опасной близости от меня. Ублюдок захотел меня уполовинить! Наверняка я ему казался неприятной и раздражающей занозой. Ага, держи карман шире.

Я подтянулся, ловко запрыгнул чуть выше и, потащив за собой меч, зацепился на самом, если можно так выразиться, верху его морды. Рыкнув так, что волна вонючего спертого воздуха из его пасти пронеслась по всей улице, тварь снова бухнулась на брюхо, чуть приподнимая головогрудь. Если она рассчитывала таким образом от меня избавиться, то сильно просчиталась. Я, оседлав её башку, держался крепко. Рядом со мной зиял чудовищный провал безостановочно клацающей пасти, размерами превышающей акулью раз в пять. Проглотить взрослого человека для этой животины вовсе не было непосильной задачей.

Но я уже определил себе цель. Еще с земли я заметил, что на первый взгляд у твари нет слабых мест. Даже ее подбрюшье было защищено сегментными пластинами и прочной на вид чёрной лоснящейся шкурой, обтягивающей ее тушу как кевлар. Плюс дополнительные роговые наросты и щитки. Эта махина словно была предназначена для проживания под землёй, преодоления препятствия и рытья туннелей. Но оно было зряче. В отличие от многих исключительно подземных и ночных животных. Это не простой крот. И у этой твари по бокам башки, скрытые в кожистых складках, располагались залитые чернотой глаза, напоминающие злобные буркала глубоководного спрута. Вот его глазоньки меня и заинтересовали.

Я не знал, способны ли ему повредить мушкетные пули или же стрелы, угоди они в его бельма, но что-то мне подсказывало, что почти добрый метр острой стали ему точно не придётся по нраву.

Зацепившись, как следует, я поудобнее перехватил меч, чуть откинулся назад и в сторону, удерживаясь на макушке взбешенного моими действиями монстра, и со всего маху вонзил клинок в его левый, отливающий черным стеклом выпуклый глаз. И не просто вонзил, а вложил в удар всю силу, одним резким отточенным движение. Вбивая ему в голову клинок практически на всю длину, уперев крестообразную гарду в обрамлявшие глазницу роговые наросты. Изнутри содержимое черепа огромной твари оказалось очень мягким и податливым. Меч даже не встретил сопротивления. Глаз существа лопнул, как гнилая виноградина, а монстр, вытянувшись как камышина, едва не взвился в воздух и, раззявив пуще прежнего кошмарную пасть, издал продолжительный, полный нестерпимой боли и злости вопль, от которого я чуть не оглох.

Будь мой меч подлиннее, как двуручник, даю гарантию, что пробил бы верхнюю часть башки монстра насквозь и острие выскочило бы из второй глазницы. Но и так получилось лучше некуда. Из-под уродливой твари будто выбили опору. Она еще ревела, но уже как-то неуверенно. В каком-то ломаном, дёрганом движении землеройка нагнулась и пошатнулась вправо, влево, растерянно крутя головогрудью. И бессильно щёлкая двойным рядом зубов. Ее зазубренные лапы повисли как плети. А половина мохнатых ножек вдруг подломилась и монстр тяжело грохнулся оземь, вновь вызвав что-то навроде миниатюрного землетрясения. Я только и успел что клацнуть челюстями, крепко держась одной рукой за залитую зловонной жижей рукоять меча, а второй за хитиновый нарост. Длинный сегментный хвост нервно забился, как выброшенная на лёд рыбина. Но туловище уже отказывалось служить, и гигант распростёрся на земле неподвижным кулем.

Его пасть наконец сомкнулась, из бездонной глотки потоком чёрной дымящейся жижи хлынула кровь. Второй глаз медленно закрылся и тварь замерла. И только хвост да несколько пар задних лап продолжали судорожно сокращаться, словно еще не понимая, что их хозяин издох.

Я спрыгнул с поверженного чудища и потянул меч из глазницы. На мои сапоги ливанул еще один поток вонючей мерзости, но я уже не обращал на такие мелочи внимания. С мечом наголо я уже бежал в самую гущу схватки между кленовцами и лающими как гиены гулями. Наверно, мое появление на сцене было уже ненужным актом. Я только и успел, что развалить надвое одного из последних людоедов, который, припадая на раненую ногу, вереща, пытался вцепиться мощными челюстями в бедро ближайшего ко мне селянина. А тот, самозабвенно на пару с соседом заколачивая в землю топорами уже бездыханную тварь, ничего вокруг себя не замечал.

Переступив через плюхнувшиеся мне под ноги половинки тощего жилистого тела, я осмотрелся. Битва закончилась. На моих глазах староста деревни раскроил лысую башку последнего гуля своим коротким мечом-тесаком и, торжествующе взревев, вскинул окровавленный меч в небо. Оставшиеся на ногах люди поддержали его дружным кличем. Игнат, отдуваясь, вытирал свой клинок о какую-то тряпку. Подбежав ко мне, он цепко меня оглядел и, посмотрев в сторону темнеющей неподалёку исполинской туши затихшей землеройки, покачал головой:

— Э-э-э… Алёшка, ты в следующий раз, когда такие хитромудрые планы составлять будешь, хоть предупреждай, лады? А то как-то нехорошо получается. И мне не даёшь на деле сосредоточиться и сам там не пойми чем занимаешься!

— Я тоже рад, что ты остался в живых, дядя Игнат, — ухмыльнулся я, хлопая его по плечу. Управляющий, усмехнувшись в бороду, шутливо ткнул меня в живот.

— Ну ты-то сильно нос не задирай, пострел… Хотя, конечно, да… Такого колосса завалить, да ещё простым мечом…

Пожав плечами, я скривился. Напряжение боя стало потихоньку отпускать. Заныли от перенесённых нагрузок мышцы. Ну, да это все ерунда. Пара часов отдыха и мое тело даже не вспомнит обо всех акробатических трюках, что я недавно тут выдавал… К нам с Игнатом важной походкой подошёл Панас. Его широченное мясистое лицо было забрызгано дурно пахнущей монстрячей кровью.

— Вот и справились то, а, господа хорошие? И ужо не в первый раз справляемся, — староста несколько самодовольно осмотрелся. Увидев порушенные землеройкой постройки, досадливо поморщился. — Да, начудили тут нам твари, начудили. Никогда ещё посреди деревни не приходилось за мечи браться!

Игнат, засовывая вытертый клинок в ножны, сказал:

— Никогда… Нечисть то умнеет и умнеет, а Алексей? Кто бы мог предугадать, что они на такую хитрость способны…

Я же вспоминал прорытые в лесистых горах туннели. Представил себе чудовище наподобие того, что уложил, только раз в пять крупнее, и покрылся холодным потом. Ха-ха. Невесёлая картина вырисовывается. Ведьмины твари ищут новые способы проникновения на наши территории. И похоже, успешно. Староста же продолжал похваляться.

— И без Часовых управились, скажешь нет, а, Игнат? Когда еще корабль прилетит, а мы то уж и отбились. Да и людёв с живностью явно поспешили выводить… Сколько хлопот то теперь!

Повернувшись к Панаму, я громко, так, чтоб услышали и остальные приходящие в себя после драки люди, сказал:

— И на второй раз и на третий я бы отдал точно такие распоряжения. Вы встретили чудищ грудь в грудь, худо-бедно вооружённые и готовые. А теперь представь, что было бы, выберись эта свора из-под земли ночью, когда вы все спали бы! Думаешь, дозорные со сторожевых башенок, которые смотрят исключительно наружу, успели бы чего заметить? А когда бы тревогу забили и поздно было бы! Те же гули разбежались бы по всей деревне. А вон тот уродливый жирдяй? А эта каракатица, что я ухандокал⁈ Скажи спасибо, что тварей оказалось не так уж и много. Скорее всего это пробный разведотряд… Если дальше не поубавишь своей самоуверенности, Панас, рано или поздно в Кленовку придёт беда. А рядом не окажется никого, кто бы смог вовремя помочь. Запомни мои слова, дважды повторять не буду. Я понятно объясняю?

Излишне крикливый, шумный, любящий похвалиться староста все же последним дураком не был. От моего холодного тона он поёжился, а бросив взгляд на мою огромную, залитую кровью чудовищ фигуру, быстро прикусил язык.

— Да понятно, понятно, Алексей Саныч, нешто не понятного тут… Сморозил я дурость, как пить дать сморозил. Старею ужо…

Игнат звучно лупанул огромной ручищей старосту по спине, от души, не сдерживая сил, отчего бедный Панас, едва не клюнув носом, вздрогнул всем дородным телом.

— А вот наматывай на свой седой ус, заплесневелый ты сухарь! Наследник Александра вернулся. А это значит, что живы будем, не помрем. И что-то мне подсказывает, что ждут нас большие перемены…

Загрузка...