Нет, это никуда не годится. Но отступать — ещё хуже. Отступать — некуда, там в полный рост маячит кирдык от гиподинамии и всего сопутствующего, а в восемнадцать лет это не смешно.
Это я начал день с пробежки по улицам. Пробежал одну улицу и полтора переулка, и надо мной ржал каждый встречный. Но удручало не это, а собственная немощность: всего пятнадцать минут вполне щадящей нагрузки — а пот градом, сердце в ушах и дрожь в коленках. Выполз на бережок, плюхнулся на траву и приходил в себя, бездумно глядя на реку.
— Господин газетчик! Господин газетчик! — ко мне бежал сухопарый дядька в застиранных джинсах и полинялой футболке. Образ дополняли высокий лоб, старательно зачесанные на лысину три волосины, массивные очки на носу и общая пропитость организма. Сразу видно, интеллигенция. — Господин газетчик, уделите мне пять минут времени, будьте добры!
Учитывая размеры города Тарусы и пребывание его в разряде земщины, то есть вне основных информационных потоков и соцсетей, осведомленность незнакомца о статусе моей персоны никакого удивления не вызвала: здесь все друг друга знают, а скорость передачи информации по закаленной столетьями сети ОБС даст фору любому оптоволокну.
— Меня зовут Фёдор Иванович. Слушаю вас, сударь. Добрый день.
— Ох, простите… Здравствуйте. Никаноров Модест Платонович, историк и краевед.
— Очень приятно. Трудитесь историком?
— Не совсем. Э-э-э… Я, видите ли, библиотекарь. Но очень увлечен историей родного края. Но дело не в этом! У меня к вам огромная просьба. Фёдор Иванович, подписать нашу петицию!
— Какую петицию? Я, знаете ли, всего второй день в городе.
— Петицию о том, чтобы воспретить купцам Нешкваркину и Пенькову строить торгово-развлекательный центр в историческом месте!
— Хм, занятно, — протянул я, чтобы сказать хоть что-то: пока ровным счетом ничего не понимал. — А что за место и почему оно историческое?
— Это место, на котором в тринадцатом веке стоял двор первого тарусского князя Юрия Михайловича! Это… это как Кремль в Москве отдать под ярмарку!
— Ну, допустим. И как вы себе видите ваши действия?
— О, очень просто. Я написал петицию, и уже сорок шесть горожан ее подписали. Когда ее подпишет весь город, мы подадим ее государю! И он не допустит поругания, он сделает всё, как мы хотим!
— Ох. А если не сделает?
— То есть, как это? Это ж недвусмысленно выраженная воля народа!
— Милейший… — я лихорадочно вспоминал, как зовут моего собеседника. Вспомнил. — Милейший Модест Платонович! Скажите, а вы Государство Российское ни с каким другим, часом, не перепутали? У нас всё же монархия, а не демократия какая-нибудь. В земщине есть, конечно, элементы самоуправления, но так у проблемы вашей и уровень местный, земский. Царю в этакое и вникать как-то… Мелковато, я бы сказал. Надо с этой вашей петицией обращаться к местным властям.
— Не выйдет, — поник активист. — Они там все друг с другом…
— И вообще, — перебил я его. — Что это за потребительская позиция? «Дорогой наш царь-батюшка, подай нам, сирым и убогим, сделай по нашему хотению»… Да с чего бы вдруг? Нет, драгоценный вы мой краевед. Как историк, вы обязаны знать, что нытье с челобитьем результата не приносит.
— Но что ж тогда? — опешил он.
— Вам дорог этот двор? Что там сейчас, кстати?
— Пустырь, бурьяном поросший, — вздохнул историк.
— А почему там пустырь? Что, на пустыре написано, что он исторический? Если не написано — как купцу узнать, что он на что-то там святое и значимое руку поднимает? А облагородить и ввести в оборот поросший бурьяном пустырь — дело вполне себе богоугодное, не так ли? Так вот, если там всё так ценно и исторично, почему на месте двора до сих пор нет тематического парка о стародавних временах? Почему никто не знает, какое у нас в Тарусе есть замечательное место? Вот что я вам скажу, Модест Платонович. У вас есть цель — это похвально. Но ее не надо выпрашивать — это слабая позиция, обреченная на провал. За мечту надо непременно бороться! Вот это — позиция уже сильная. Представьте проект образовательно-развлекательного исторического парка. Обоснуйте его. Посчитайте примерную смету. А вот когда градоначальство пошлёт вас со всем этим в… в общем, далеко — вот тогда у вас появится повод лезть выше. Но не со слёзной «петицией», а с готовым проектом, обладающим ценностью на уровне, как минимум, губернии.
— Ох… — кажется, он сейчас заплачет. — Как всё сложно…
— Поверьте моему житейскому опыту, — представляю, как мощно звучит эта фраза в устах жирного безусого пацана, — только борьба, только бесстрашная активная позиция позволяет добиваться цели. Так что жду от вас серию очерков об этом самом князе и его замечательном дворе. По улицам меня ловить не надо, приносите в редакцию. Засим позвольте откланяться, — и не дав потрясенному краеведу вставить хоть слово, коротко кивнул ему и пошел домой.
Как же легко и приятно быть нонконформистом, жаждущим борьбы! Особенно, если перед тобой не маячит грантодатель со своими хотелками, а в тылу не голосит жена, у которой прошлогодняя шуба успела безнадёжно морально устареть. Так, срочно позавтракать — и на работу.
С квартирным хозяином, надо сказать, мне сильно повезло. В том смысле, что Никанор Семёнович, довольно преклонных лет обыватель города Тарусы, оказался честным и принципиальным алкоголиком. Честным — потому что никогда не скрывал образа жизни, к коему стремился всей душой. Принципиальным — потому что никогда не пил дома. Эта привычка сохранилась у него со времен семейной жизни. Супруга его, правда, устав быть вдовой при живом муже, лет десять как бросила его и вернулась в родную деревню под Козельском. Но Никанор Семёнович, несмотря на этакий удар судьбы, принципам геройски не изменил и продолжил напиваться где попало, домой приходя исключительно в трезвом виде. Я со своей полутысячей денег избавил его от длительной абстиненции и подарил надежду на весьма продолжительное светлое будущее, так что, по расчетам, домой наш лендлорд вернется в аккурат через месяц, к следующему платежу за аренду жилплощади.
Поэтому завтракал я в гордом одиночестве, домовой на глаза показываться не спешил. Ну и ладно.
Одежный магазин я сообразил посетить ещё вчера, так что носил теперь нормальные джинсы, белую футболку безо всяких провокационных надписей, и был гораздо более похож на жителя земщины, чем на фанатеющего от орков неформала, каким впервые ступил на тарусский берег. В таком нейтральном виде и прибыл на работу в редакцию.
— Доброго дня, Фёдор Иванович, — приветствовала меня ответственный секретарь Екатерина Матвеевна, сухая строгая дама слегка за шестьдесят. И не преминула ввернуть шпильку: — А вы не торопитесь на работу.
— Торопиться следует медленно, дабы не пропустить что-либо важное, о чем придется потом сожалеть и горевать, — ответил я.
— Это кто так сказал? — Заинтересовалась ответсек. — Я, знаете ли, коллекционирую афоризмы.
— Это я сказал, так что можете честно указать: Фёдор Нетин, редактор «Тарусских вестей». Так, к делу. Сейчас вычитаю имеющиеся материалы, а после обеда начнем вёрстку.
— Хорошо. Вот, возьмите ещё — срочные новости из губернии. Оригиналы у вас в многозадачнике, — она указала на типичного вида компьютер, — в папке «почта».
— Спасибо, — кивнул я, сел за стол, включил комп и погрузился в чтение распечаток срочных новостей.
«Отдел безопасности движения полицейского управления сервитута Калуга. Согласно постановлению городского головы, с сего дня на территории сервитута полностью запрещено использование средств индивидуальной мобильности, в основе механизма передвижения использующих полёт. Данное решение продиктовано участившимися случаями травматизма, особенно среди несовершеннолетних».
Похоже, калужским самокатчикам (или самолетчикам?) крупно не повезло, и теперь у них печалька. Ладно, смотрим дальше.
«Торговая палата зарегистрировала купеческое партнерство „Нешкваркин и Пеньков сотоварищи“. Как следует из учредительных документов, целью партнерства является создание сети современных торгово-развлекательных центров в земщине по всей территории губернии».
Смотри-ка, попиратели исторических пустырей взялись за дело всерьёз. Модесту впору посочувствовать — в «сотоварищах» там вполне могут отыскаться персоны неуязвимые.
«Управление милиции города Алексин. Поздним вечером 11 июля со стороны реки Ока на городской причал было совершено неспровоцированное нападение силами двух оживших мертвецов типа „утопленник“. По счастливой случайности, в означенное время на причале совершал действия рыболовного характера гусарский полковник в отставке Азаров, пиромант по специальности. Отражая атаку, г-н Азаров испепелил обоих нападавших вместе с причалом. Ветеран боевых действий дождался прибытия наряда милиции и чистосердечно поведал о происшествии. Его слова полностью подтверждаются данными камеры видеонаблюдения. Действия полковника Азарова признаны необходимой и достаточной самообороной, он пожалован почетной грамотой от Управления. Причал городские власти обещают восстановить в кратчайшие сроки. Дело о поиске неустановленного пока некроманта находится на контроле в Сыскном приказе».
Ого! А ведь это мои утопленнички. В смысле, те самые, что едва не довели нас с Нафаней давеча до инфаркта. А что до неведомого некроманта… Да, я бы тоже был рад узнать, кто у нас на Оке такой веселый парень, что утопленников на раз поднимает. Бодрые, помнится, были ребята, бррр!
Но новости, конечно, в номер ставить надо — после очистки от «действий рыболовного характера» и аналогичных оборотов. Правда, чтобы это сделать, сперва предстоит освоить редакционный «многозадачник», то есть, компьютер незнакомой системы. И ведь никому не скажешь, мол, выручайте, попаданец я, ваших компов прежде в глаза не видывал…
Ничего, справился. И освоил, и новости отредачил, и, под запал, всё остальное, что было как бы подготовлено моей предшественницей — ох, до чего ж уныло пишет, скулы сводит каждую секунду… Не беда, победил и это, и с удивлением понял, что прошло едва три часа. Вот что значит истосковаться по любимой работе!
Тут как раз настало время обеда, и газетные труженики потянулись к холодильнику, куда с утра сложили принесенную из дома еду. Так как мне нечего пока было приносить с собой, потратился в близлежащем трактире, где всего за полторы деньги отведал комплексный «деловой обед»: тарелку солянки, недурственную котлету с гречневой кашей, и стакан вечного во всех мирах компота из сухофруктов, который здесь патриотично именовался «взваром».
После обеда секретарь Начальника Всего Сущего без всякой торжественности и прочего пафоса вручила мне редакционное удостоверение и стилизованный свиток с выдержками из «Уложения о летописцах», в коем регламентировались мои служебные права и немного обязанности. А потом я зашел в каморку к верстальщику — сутулому эльфу неопределенного возраста по имени Деанор Гилтониэлян, и у него пропал до вечера. Как ни бились, но проклятый номер оказался тришкиным кафтаном. И без еще двух, а лучше трех материалов сдавать его было нельзя.
Отпустив наконец Деанора, сел у себя и призадумался. Дано: в город я прибыл буквально позавчера, в этот мир — пять дней назад. Обо всем, что тут — не только в городе Тарусе, или даже Государстве Российском — вообще на всей Тверди! — происходит, понятие имею, мягко говоря, весьма приблизительное. Внимание, вопрос: из какого пальца мне до завтрашнего вечера высосать еще три материала, имея в виду, что кроме меня, ненаглядного, в редакции контентной частью не занимается вообще никто?
Теперь подумаем: а чего в текущем номере точно нет? Во-первых, нет никаких материалов про строительство, благоустройство и прочие непременные радости любого современного мне горожанина. Справедливости ради, ничего похожего я пока в Тарусе и не видал, но это ж не значит, что ничего нет? С утра повнимательнее пройдусь по городу, благо, он весьма невелик, наверняка найду что-нибудь.
Второе. Очень не помешает интервью с любым рядовым жителем на тему «раньше-то оно было вона как, ну а нынче-то так и вовсе». Это тоже на завтра, а горожанина поймаю, пока буду искать благоустройство.
Ну, и печаль очкастого Модеста — спасибо ему, вовремя подкинул. Первую ласточку в серии публикаций «а вот бы нам тут парк, да не простой» придется запускать самостоятельно. Но для этого нужно хотя бы посмотреть на исторический пустырь — благо, он честно помечен на большой карте маленькой Тарусы, что висит на редакционной стене. И это хорошо бы успеть сегодня, и даже сейчас — а то стемнеет скоро, ничего не увижу. Так что ходу.
В параллельно-перпендикулярной крохотной Тарусе я едва не заблудился. Выйдя из здания редакции на Серпуховской площади, должен был повернуть налево, на Кирпичную, но все перепутал и ушел вправо, на Тарусскую. В процессе сообразил, что что-то пошло не так, и повернул еще правее, на Овражную — в противоположном конце которой, к слову, снимал свой угол у алкаша. Проломившись, задыхаясь, в стремительно сгущающихся сумерках через мощный орешник, вышел точно, куда надо. Даже если б усомнился, не разглядев чудь дальше главный ориентир — городское кладбище, попавшаяся на глаза фанерная табличка удостоверяла, что я таки на искомом месте:
CHASNAYA TIRITOREYA!
PENKOVA KUPTSA SOBSVENNOST!
AHRANIYAET WATAGA HMURAVA!
Ага, то есть пустырь уже выкуплен, и Модест мне попался поздновато… Впрочем, поборемся ещё.
— Хмурый, ять! Гад буду, ска, к нам мясо пришло! — послышался чей-то голосок.
— Отлично, нах. Парни, ять, за работу!
Меня стремительно окружили невесть откуда повыскакивавшие снага. Мелкие, тощие, но вооруженные чем попало, и было их много.
— Мясссо…. Миасссооо… — приговаривали они, и стало ясно, как божий день, что сейчас меня здесь не только убьют, но и сожрут — а ведь я и недели новой жизни не прожил еще, обидно.
Плотоядно ухмыляясь, зеленые гоблины сжимали кольцо. Отбиваться было нечем, и тогда я решил попробовать их напугать. Приняв зловещую позу с растопыренными руками, я нараспев принялся читать неудобьсказуемые стихи Феофана Прокоповича, запомнившиеся с университетских времён, стараясь, чтобы голос звучал не испуганно, но угрожающе:
— Подвигну мертвых, адских, воздушных и водных,
Соберу духов к тому же зверей иногородных,
И совокупно прийдут змеи страховидны,
Гады, смоки, полозы, скорпии, ехидны;
Совлеку солнце с неба, помрачу светила,
День в нощь претворю: будет яве моя сила… *
*Я не уверен, что на журфаке МГУ изучают Прокоповича, но вот в Литературном институте имени Горького трагедокомедии «Владимир», откуда взята эта популярная цитата, уделяют некоторое время, что даёт великовозрастным шалопаям, кои там обучаются, возможность щегольнуть перед дамами труднопроизносимыми и ещё более трудно понимаемыми виршами.
В этот момент что-то мощно ударило меня по голове и одновременно раздался хоровой вопль, исполненный неподдельного ужаса.
Что прекрасно, так это то, что на сей раз я определенно не умер. И, похоже, поедание «мяса» тоже отменяется. Голова раскалывалась, в глазах все плавало, а меня при этом кто-то тряс за плечо.
— Хозяин, вставай, — скрипел чей-то голос. — Мы всех порвали. Всех, честно. Вставай, хозяин. Дальше-то что?
— Нафаня, — пробормотал я, — найди кого… домой меня тащить… Овражная, десять, — и снова отрубился.
Следующее пробуждение состоялось дома: я лежал в кровати, ничего не болело, по потолку мельтешили тени мотыльков, атаковавших керосиновую лампу — с предсказуемым результатом, — а привычный голос моего личного домового вещал прямо в ухо запредельную бредятину и отборнейшую дичь.
— … насколько я понимаю, мой добрый сеньор, инициация случилась в момент, когда вы спасали тонущую девушку. Отсюда и те два утопленника, которых вы подняли. И нам решительно стоит поблагодарить все высшие силы за то, что вы пока только пустоцвет, иначе всё кладбище этого милого городка уже разбредалось бы по окрестностям.
— Какая инициация, какое кладбище? Нафаня, что ты несёшь⁈
— Инициация первого, насколько могу судить, порядка. Вы, мой добрый сеньор, уже третий день маг-пустоцвет, да ещё и по фамильной специализации. Клянусь чем угодно — ваш безумный отец теперь отдал бы всё на свете, чтобы снова сделать вас наследником.
— Да пошёл он… Постой! А что за фамильная специализация?..
— Князья Ромодановские испокон веку были некромантами, — пояснил Нафаня. — Как мне рассказывали, исключения случались, но весьма редко…
— Мама, роди меня обратно! — я рывком сел в постели, попутно отметив, что ничего не болит. — Я что, некромант⁈
— Ну, да…
— Да с чего ты всю эту хрень взял⁈
— Ну, посмотрели бы вы для начала на тех, кто принес вас несколько часов назад, — невозмутимо ответил Нафаня. — Впрочем, насколько могу судить, они всё еще в сенях.
— Ох, Федя-Федя, твою же ж аристократическую матушку, — со вздохом встал, вдел ноги в тапочки, прихваченные еще в княжеской усадьбе, открыл дверь в сени.
Да-с. Я, конечно, Нафане поверил, и потому предполагал, что там увижу. Но готов, на самом деле, не был, и едва в штаны не навалил: в сенях стояли четыре типичных зомби, словно только что из фильма соответствующего жанра. Спасибо, хоть не пахли вообще никак.
— Хозяин! — мертвецы мне явно обрадовались. — Что прикажешь, хозяин?
— Прикажу… — боже, как бы с ума-то не сойти⁈ — Прикажу… приказываю! Тихо, не привлекая внимания, вернуться в обход города к предыдущему месту упокоения. На глаза не показываться никому, ни на кого не нападать. Дойдя до цели, захорониться обратно и ждать моих дальнейших указаний. Ясно? Исполнять!
Мертвецы вразнобой кивнули и вышли вон. Этой ночью в городе Тарусе до самого рассвета истошно выли все собаки.
В 4 главе действие переместилось в Тарусу, и задержится там на немалое количество глав. В связи с этим пора пояснить, что описываемая Таруса с современным прекрасным городом имеет не слишком много общего. Прежде всего потому, что земская Таруса на Тверди существенно меньше земного города. Писалась она на основе карты, которую вы найдете в разделе «Дополнительные материалы». Мне неизвестны ни ее уважаемый автор, ни какую эпоху она отображает — но в романе Таруса нарисована именно такой.